Учение Аристотеля о возможности и действительности и его значение для исследования природы

И этот принцип самоочевиден, т. е. его не нужно и невозможно доказывать или выводить из какого-либо иного положения. И, в самом деле, до настоящего времени в логике считается закон противоречия в одно и то же время и высшим принципом, и положением, не требующим доказательств. Это имеет огромное значение для положительной науки, ибо, с одной стороны, дает ей исходные пункты, а, с другой стороны, кладет пределы бесконечным вопросам и сомнениям. Аристотель прямо заявляет, «что требовать доказательств для всего есть признак философской невоспитанности. Ибо невозможно все доказывать: такое желание повело бы нас к бесконечному регрессу, так что, в конце концов, всякое доказательство стало бы немыслимым. Если же, повторяет он еще раз, — можно говорить о чем-либо, что никаких доказательств не требует, то едва ли можно указать еще на какой-либо принцип, столь мало требующий доказательств, как закон противоречия». Уже из этого вы видите, что Аристотеля никак нельзя назвать чистым эмпириком.

Он отлично видел, что на основании одних опытных данных мы никак не можем построить прочное здание науки. Но это все-таки не помешало ему высоко ценить опытное знание. Он подробно и обстоятельно излагает теорию индукции, т. е. метод обобщения частных наблюдений. Он знает, конечно, что наблюдение даже и над большим количеством случаев не обеспечивает правильности общего вывода. Например, жители средней Европы, хотя их очень много, могли бы все-таки прийти к ложному выводу, если бы на основании многочисленнейших наблюдений над тем, что бывает только в Европе, они пришли к заключению, что день и ночь всегда продолжаются меньше суток.

В полярных странах, как известно, зимняя ночь и летний день много продолжительнее. Ввиду такого недостатка индуктивного метода Аристотель предлагает в подмогу ему диалектику или вероятные доказательства, которые состоят в сопоставлении существующих мнений. Каждое мнение ведь основывается на чем-либо и сопоставление мнений противоположных до известной степени обеспечивает правильность наших суждений. Конечно, современным научным требованиям аристотелевская теория индукции уже не удовлетворяет. Но он поражает тем, какое огромное количество наблюдений было им сделано и как заботливо эта работа исполнена им. 1; 169]

Заключение

.

Таким образом, в ходе данной работе было выявлено, что носителем возможности является материя. Оформляясь, она переходит из состояния возможности в состояние действительности: «Материя дается в возможности, потому что она может получить форму, а когда она существует в действительности, тогда она уже определена через форму». Но полная действительность — это не действительность вещи, а действительность формы, в форме нет примеси возможности быть и не быть, которая вещи придается материей.

Отсюда относительность любой вещи. Вещь действительна лишь в той мере, в какой она обладает сутью. Говоря, что действительность идет впереди возможности и по определению, по времени, и по сущности, Аристотель отдает приоритет форме перед материей.

Материя в собственном смысле, первая материя, как выражается Аристотель, материя без формы неопределенна и в таком виде, как я говорил, существовать не может, и последняя материя, по учению Аристотеля, существует только в возможности — есть нечто, И так как она лишена всяких определений, то ее мы мыслим только, как некое предельное понятие. Форма же существует не в возможности, а реально. Форма есть сущность всякой вещи, но вместе с тем, по учению Аристотеля, она есть и конечная цель, и сила, эту цель осуществляющая. Часто и по-русски употребляется выражение «аристотелевская энтелехия» в том смысле, что каждая вещь, благодаря своей форме, осуществляет некую определенную цель или, иначе говоря, заключает в себе свой особый смысл. Правда, Аристотель не выдерживал строго своего понятия о материи, как о чистой возможности, осуществляющейся только в форме. В конце концов, ему приходится признать, что материя определяет собой также, в известной степени вещи. Она оказывает, хотя и пассивное, сопротивление формирующему началу, так что приходится говорить о естественной необходимости, а также о случае, т. е. о том, что вещь становится такой, какая она есть, не в силу формирующего, осмысленного начала, а в силу столкновения этого начала с началом чисто механическим.

Отличает форму от материи, возможность от действительности, он разрешает основные вопросы миросозерцания, не прибегал к сверхопытным допущениям и предпосылкам, на которых держится философия Платона, — а для него это было самым важным и существенным. Он получает возможность естественного объяснения и естественных ответов на вопросы о том, как единое может быть множественным, каким образом создаются общие понятия, как многие отдельные вещи образуют один вид, как душа и тело составляют одно целое. И главное, ему удается объяснить возможность возникновения отдельных вещей. Если материя и форма относятся одна к другой, как возможное к действительному, то понятна и их связь: ибо в самой идее о возможном уже заключается утверждение, что оно превратится в действительное. Аристотель под возможностью разумеет не формальную или логическую возможность, но, так сказать, реальную возможность: материя, по самому существу своему, есть то, что подлежит превращению в действительность; она, как говорит Аристотель, имеет естественное стремление к форме и, благодаря этому стремлению, на земле появляется движение и развитие. Форма дает завершение материи, она есть ее энтелехия, подобно тому, как душа есть энтелехия тела, т. е. делает из простой физиологической машины живого человека.

Список литературы

Чанышев А. Н. Философия Древнего мира: Учеб. / А. Н.

Чанышев. — М.: Высш. шк., 2003.

— 703 с.

Целлер Э. Очерк истории греческой философии: Пер. с нем. / Э. Целлер. — М.: Канон, 1996. — 336 с.

Шестов Л. И. Лекции по истории греческой философии / Л. И. Шестов. — М.: Рус. путь, 2001. — 304 с.