Поэтическое творчество Дениса Давыдова (рассматриваем как поэта)

Литературная известность поэта-гусара, бездумного храбреца и безудержного гуляки, как-то слилась с партизанской славой Давыдова и превратилась в своеобразную легенду — пожалуй, оправданную с точки зрения чисто поэтической, но не выдерживающую проверки биографией Дениса Васильевича. Даже «сослуживец» характеризует литературные занятия Давыдова в эмоционально-приподнятом тоне:

" Большая часть стихов его пахнет биваком. Они были писаны на привалах, на дневках, между двух дежурств, между двух сражений, между двух войн; это пробные почерки пера, чинимого для писания рапортов… Стихи эти были завербованы в некоторые московские типографии тем же средством, как некогда вербовали разного рода бродяг в гусарские полки: за шумными трапезами, за веселыми пирами, среди буйного разгула" .

За примерами далеко ходить не надо:

Стукнем чашу с чашей дружно, Нынче пить еще досужно…

или Ни полслова, дым столбом, Ни полслова, все мертвецки Пьют и преклонясь челом Засыпают молодецки.

Или так:

Ради бога, трубку дай Ставь бутылки перед нами, Всех наездников сзывай Закрученными усами…

Невольно складывается впечатление, что автор был неисправимым, бесшабашным гулякой. Однако на сей счет имеется объективное свидетельство Вяземского: «Не лишним будет заметить, что певец вина и веселых попоек в этом отношении несколько поэтизировал. Радушный и приятный собутыльник, он на самом деле был довольно скромен и трезв. Он не оправдывал собою нашей пословицы: пьян да умен, два угодья в нем. Умен он был, а пьяным не бывал». Столь же преувеличены были слухи о любовных победах Давыдова, хотя, как герой войны, человек обаятельный и остроумный, он в самом деле пользовался успехом у женщин (в него была влюблена, например, не слишком скрывая это, Ольга Сергеевна Пушкина).

Пушкин, лично познакомившийся с гусарским поэтом зимой 1818−1819 года в Петербурге, через всю жизнь пронес восторженное увлечение «Денисом-храбрецом». И даже всерьез утверждал, что именно Давыдову был обязан тем, что не поддался в молодости влиянию модных поэтов (Жуковского и Батюшкова) и «почувствовал возможность быть оригинальным» .

Где друзья минувших лет, Где гусары коренные, Председатели бесед, Собутыльники седые?

Деды, помню вас и я, Испивающих ковшами И сидящих вкруг огня С красно-сизыми носами!

На затылке кивера Доломаны до колена, Сабли, ташки у бедра, И диваном — кипа сена.

Трубки черные в зубах;

Все безмолвны, дым гуляет На закрученных висках И усы перебегает.

Ни полслова… Дым столбом…

Ни полслова… Все мертвецки Пьют и, преклонясь челом, Засыпают молодецки.

Но едва проглянет день, Каждый по полю порхает;

Кивер зверски набекрень, Ментик с вихрями играет.

Конь кипит под седоком, Сабля свищет, враг валится.

Бой умолк, и вечерком Снова ковшик шевелится.

А теперь что вижу? -

Страх! И гусары в модном свете, В вицмундирах, в башмаках, Вальсируют на паркете!

Говорят, умней они…

Но что слышим от любого?

Жомини да Жомини!

А об водке — ни полслова!

Где друзья минувших лет, Где гусары коренные, Председатели бесед, Собутыльники седые?

Герой Давыдова не просто стал лицом историческим, он делал эту историю, спасал Россию и Европу от Наполеона и уже поэтому имел все права на внимание к своим мыслям и чувствам. А чувства эти были кипением страстей, буйством молодой жизненной энергии, чего явно не хватало меланхолической лирике Жуковского. «Я был молод, как ты, но пламеннее тебя вдвое. Что я говорю вдвое? Во сто раз; во мне играли страсти более, чем в других моих товарищах» , — писал Давыдов сыну Василию в 1837 году.

Война 1812 года заставила всех задуматься о внутренних основах русской жизни и судьбах конкретных людей, от общего перейти к частному, а это в свою очередь породило новую поэзию, взывавшую к лирическому сопереживанию. Все это уже принесло небывалый успех знаменитой поэме Жуковского «Певец во стане русских воинов» (1812), произведении переходном от оды к элегии. Но Давыдов пошел дальше и черты новой романтической героики удачно и новаторски объединил в поэтической автобиографии русского человека на войне, смелого, веселого, свободного, живущего сегодняшним днем и романтикой боя: «Война та же поэзия». Батюшков и Ф. Н. Глинка в своей военной лирике более конкретны, лучше передали реалии военного быта и боя, повседневный трагизм жизни русского солдата, горечь потерь и послевоенных разочарований.

Но запомнился и полюбился всем именно давыдовский симпатичный, не без юмора (поэт не побоялся для его характеристики использовать «низкий» жанр скабрезной ирои-комической поэмы в духе В. И. Майкова и В. Л. Пушкина) обрисованный образ бесшабашного гусара-партизана, который двигался во времени, развивался вместе со своим создателем, становился глубже и серьезнее. Ибо от ранних «зачашных песен» Давыдов пришел к грустным и философическим военным элегиям «Полусолдат» (1826) и «Бородинское поле» (1829). Его герой весел, мудр и свободен, стал примером и поэтическим образцом для Языкова, Бенедиктова и более всего для безбоязненного и язвительного Лермонтова, не только создавшего свою гусарскую поэзию, но и оставившего замечательные слова дружеского привета, словно к Давыдову обращенные:

Столетья прошлого обломок, Меж нас остался ты один, Гусар прославленных потомок, Пиров и битвы гражданин.

Этот образ получил свое развитие и объяснение в военных записках Дениса Давыдова. Там появилось множество событий и реалий, дополняющих и поясняющих его поэзию. Гусарский генерал стал не только выдающимся русским поэтом, но и талантливым историком и теоретиком военного дела, членом Военного общества при Гвардейском главном штабе, где его товарищами стали знаменитый Жомини, Толь, Дибич, Бутурлин. Его дневники и записки превратились в политически острую публицистику, содержали смелые и глубокие суждения об историческом смысле великих событий, месте и значении человека в эпоху наполеоновских войн. Но офицерских дневников и военных историков в эпоху Отечественной войны 1812 года и после нее появилось много, а в записках Давыдова надо видеть нечто иное, хотя они, конечно же, опираются на собственные записи, устные и письменные свидетельства очевидцев, официальные документы и частные письма из армии.

Заключение

Говоря сегодня о Денисе Давыдове, мы должны увидеть в нем, его поэзии и прозе все человеческое, слишком человеческое, вплоть до неизбежных, понятных и в чем-то симпатичных слабостей. Белинский о нем сказал: «Вот истинно русская душа — широкая свежая, могучая, раскидистая». Вся Александровская эпоха, простодушная и героическая, отразилась в этом самобытном человеке и его замечательном творчестве. Сам поэт это знал и нам напомнил: «Видел Юпитера — Наполеона с его разрушительными перунами, видел сшибки полмиллиона солдат и 3000 пушек на трех и четырех верстовых пространствах, видел минуты, решавшие, быть или не быть России и независимости вселенной, быть или не быть Наполеону, видел и участвовал в этом, так что оставил по себе память» .

Яркая печать самобытности и талантливости лежала решительно на всем, что делал Давыдов. Это был на редкость щедро и разносторонне одаренный человек. Он бесспорно обладал крупными способностями военачальника и военного теоретика; был вполне оригинальным поэтом, со своим взглядом на мир, со своей художнической манерой; писал превосходную прозу; и, наконец, сам по себе, как личность, как характер, выделялся из общего ряда, был удивительно целен и неповторимо своеобразен.

Лучшие произведения Дениса Давыдова остались в памяти и на языке народа. Энергичная, призывная, заразительная музыка его таланта не постарела за два века. На его стихи сочиняют песни, его образ сохранен в творчестве современных авторов, о нем пишут книги, о нем ставят фильмы.

И хочется закончить словами Ярослава Смелякова:

Утром, вставя ногу в стремя, —

Ах, какая благодать! -

Ты в теперешнее время Умудрился доскакать.

Библиография Беляев Ю. «Венчанный музою поэт…» // Страницы минувшего: Ист. публицистика. М., 1991.

Биографический словарь генералов 1812 года // Российский Архив. М., 1996. Т. VII.

Давыдов Д. В. Военные записки. М., 1982.

Давыдов Д. В. Сочинения. М., 1962.

Жерве В. В. Партизан-поэт Давыдов. СПб., 1913.

Задонский Н. А. Денис Давыдов: Ист. хроника. М., 1962.

Задонский Н. А. Последние годы Дениса Давыдова: Ист. хроника. Воронеж, 1959.

К чести России. Из частной переписки 1812 года. М., 1988.

Попов М. Я. Денис Давыдов. М., 1971.

Пухов В. В. Денис Давыдов. М., 1984.

Рассадин С. Б. Партизан // Рассадин С. Б. Спутники. М., 1983. С. 139.

Сахаров В. И. Страницы русского романтизма. Книга статей. М., 1988.

1812 год: Военные дневники. М., 1990.

1812 — 1814

Секретная переписка П. И. Багратиона. Личные письма генерала Н. Н. Раевского. Записки генерала М. С.

Воронцова. Дневники офицеров русской армии. М., 1992.

См.: Сахаров В. И. Страницы русского романтизма. Книга статей. М., 1988.

Беляев Ю. «Венчанный музою поэт…» // Страницы минувшего: Ист. публицистика. М., 1991. С. 293.

Жерве В. В. Партизан-поэт Давыдов. СПб., 1913. С. 87.

См. биографический словарь генералов 1812 года в кн.: Российский Архив. М., 1996. Т. VII.

Давыдов Д. В. Сочинения. М., 1962. С. 311.

Цит. по: Попов М. Я. Денис Давыдов. М., 1971. С. 92.

Задонский Н. А. Денис Давыдов: Ист. хроника. М., 1962. С. 68.

Давыдов Д. В. Военные записки. М., 1982. С. 174.

Цит. по: Пухов В. В. Денис Давыдов. М., 1984. С. 167.

Там же. С. 170.

Давыдов Д. В. Сочинения. М., 1962. С. 486.

См.: 1. 1812 год: Военные дневники. М., 1990; 2. 1812 — 1814

Секретная переписка П. И. Багратиона. Личные письма генерала Н. Н. Раевского. Записки генерала М.

С. Воронцова. Дневники офицеров русской армии. М., 1992.

См.: К чести России. Из частной переписки 1812 года. М., 1988.

Цит. по: Задонский Н. А. Последние годы Дениса Давыдова: Ист. хроника. Воронеж, 1959. С. 57.

Цит. по: Рассадин С. Б. Партизан // Рассадин С.

Б. Спутники. М., 1983. С. 139.