Философское мышление и историко-философские концепции: поиски единства в экзистенциально ориентированной философии XX в

Актуальность темы

и степень разработанности проблемы. История философии традиционно относится к наиболее значимым областям философского знания, а теоретические проблемы историографии философии, их решения теснейшим образом связаны и, более того, находятся в зависимости от характера интерпретации природы философского знания. Особую актуальность в осмыслении этого комплекса взаимосвязанных проблем представляет, на наш взгляд, освоение творческого наследия М. Хайдеггера, К. Ясперса, Ж. П. Сартра, X. Ортеги-и-Гассета, М. К. Мамардашвили, определивших во многих отношениях существо экзистенциальной ориентации в философии XX в. Анализ их идей и концепций, предпринятый в настоящем исследовании, ставит своей задачей выявление единства философского опыта данных мыслителей, единства, не отменяющего исследование существенности различий между ними, проявляющих себя, прежде всего, в трактовке взаимосвязи культуры и философии в контексте анализа историко-философских парадигм и обсуждения проблемы социокультурной обусловленности мышления. Первостепенная важность указанного философского опыта заключается, на наш взгляд, в том, что он позволяет критически осмыслить методы традиционных историко-философских подходов и развить представление об альтернативных стратегиях, способных к обновлению и расширению их возможностей. Так, к примеру, в экзистенциально ориентированной философии решительно проявляет себя конкретно-личное начало, уклоняющееся от типологических определений. В силу этого в историко-философском подходе, в методах истории философии по-новому должна быть акцентирована и осмыслена, наряду с собственно исторической направленностью, их феноменологическая составляющая.

Актуальной проблемой в области историко-философских исследований является также поиск той методологической основы, которая была бы способна интегрировать разнородные исследовательские принципы в одно целое. И в этом отношении обращение к анализу указанного философского опыта позволяет с уверенностью распознать такую основу в герменевтике. Использование автором диссертационного исследования концепции Х.-Г. Гадамера обусловлено тем обстоятельством, что именно с ее помощью становится разрешимой проблема корреляции процедур понимания в актах формирования историко-философского знания.

В качестве проблемы отечественной и зарубежной историографии предметное и методологическое своеобразие историко-философского познания сохраняет актуальность и в настоящее время. Это обусловлено его сложностью и разнообразием исследовательских целей и интересов. История философии в ее смысловой целостности сравнительно редко становится предметом систематизированной рефлексии.

В поле нашего внимания находятся как классические1, так и современные исследования. Одни из них посвящены анализу форм и принципов мышления, составляющих предметную сферу философии, и методологии историко-философского познания3, другие — изучению экзистенциальной философии XX в. По преимуществу именно содержание этих последних работ и служит в диссертации материалом для анализа герменевтических и феноменологических интенций, отличающих экзистенциальное видение философской традиции4.

1 Прежде всего, речь идет о работах, обусловивших концептуальный образ современного философского мышления и характер его имманентной предметности (см.: Декарт Р. Размышления о первой философии. // Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1994; Кант И. Критика чистого разума // Соч.: В 8 т. Т. 3. М., 1994; и др.), а также методологические основания истории философии (см.: Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии: В 3 кн. СПб., 1993;1994).

См.: Гуссерль Э. Философия как строгая наука. Новочеркасск, 1994; Ортега-и-Гяссет X. Что такое философия? М., 1991; Хайдеггер М. Бытие и время / Пер. В. В. Бибихина. М., 1997; Ясперс К.

Введение

в философию. Мн., 2000; Jaspers К. Philosophic. Bd. 1: Philosophische Weltorientierung. Berlin, 1973; и др.

3 См.: Випдельбапд В. Prolegomena // История древней философии. Киев, 1995; Он же. История философии. Киев, 1997; Гадамер Г.-Г. История понятий как философия // Актуальность прекрасного. М., 1991; Хайдеггер М. Кант и проблема метафизики / Пер. О. В. Никифорова. М., 1997; Ясперс К. Всемирная история философии: Введение. СПб., 2000; Jaspers К. Die grossen Philosophen. Miinchen, 1957; и др.

Больное О. Ф. Философия экзистенциализма. СПб., 1999; Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. М., 1988; Сартр Ж. П. Экзистенциализм — это гуманизм // Сумерки богов / Сост. и общ. ред. А. А. Яковлева. М., 1989; Jaspers К. Existenzphilosophie. BerlinLeipzig, 1938; Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Время и бытие: Ст. и выступл. / Пер. В. В. Бибихина. М., 1993; Он же. Пролегомены к истории понятия времени / Пер. Е. В. Борисова. Томск, 1998; Heidegger М. Phanomenologische Interpretatationen zu Aristoteles // Gesamtausgabe. II. Abteilung: Vorlesungen. Band 61. Frankfurt a/M, 1994. S. 1−155- Jaspers K.

Интерес к изучению проблемно-методологических сопряжений, возникающих на границе таких тематических областей, как история философии, природа мышления и экзистенциально-феноменологический тип философствования, проявляли разные поколения зарубежных философов и исследователей. Здесь можно отметить работы М. Ф. Алькье, Ф. Р. Анкерсмита, X. Аренд, М. Геру, Ж. Делёза, Ф. Коплстона, К. Лёвита, М. Мерло-Понти, Ф. А. Олафсона, А. Рено, П. Рикёра, Р. Рорти, Ю. Хабермаса, Фр.-В. фон Херманна, Г. Шпигельберга и других.

В рамках отечественной историографии, по крайней мере, с начала 60-х годов также осуществляется широкий спектр исследований в области истории философии и связанных с нею проблем природы и методологии историко-философского познания1. Предлагаемые решения опираются в основном на возможности диалектико-материалистической интерпретации. Осмысление исторического становления философии и ее современного состояния было существенно ориентировано на систему научно обоснованных знаний. История философии, выступая в рамках такой установки объектом логико-теоретического и проблемно-категориального анализа, представляет собой результат реконструкции систем и учений прошлого.

Со второй половины 60-х годов, в отечественных исследованиях намечается отход от абсолютизации единства мирового историко-философского процесса и складываются предпосылки для разработки идеи «полиформизма». Она предполагала рассмотрение реалий традиции с учетом конкретно-исторического.

Philosophie. Bd. 2: Existenzerhellung. Berlin, 1973; Riedel M. Verstehen oder Erklaren?: Zur Theorie und Geschichte der hermeneutischen Wissenschaften. Stuttgart, 1978; и др. Библиографический обзор исследований экзистенциальной философии см.: Deutsche Existenzphilosophie: Bibliographische Einfiihrungen in das Studium der Philosophie / Hrsg. v. I.M. Bochenski. Nr. 23. Bern, 1953.

1 Обзор становления методологии обобщающих исследований по истории философии, включая и более ранние этапы формирования советской философской науки, приводится, в частности, в работах З. А. Каменского: Проблема целей и форм историко-философского исследования в советской философии // Историко-философские исследования: Проблемы методологии. Свердловск, 1988; История философии как наука в России XIX — XX вв. М., 2001. контекста их формирования1. Подобная концептуализация в той или иной мере предпринималась в работах Ц. Г. Арзаканяна, А. С. Богомолова, М. В. Желнова, Б. В. Емельянова, З. А. Каменского, М. А. Кисселя, П. В. Копнина, К.Н. Любути-на, И. С. Нарского, А. И. Новикова, Т. И. Ойзермана, В. В. Соколова и других.

Представление о специфике диалектически ориентированного изучения исл тории философии дают работы Т. И. Ойзермана. Считая проблемы историко-философской науки философскими, автор рассматривает историю философии как процесс предметного самоопределения философии, что позволило говорить и о неустранимой двойственности амплуа историка философии: будучи историком, он одновременно должен стремиться к пониманию содержательных особенностей философских учений и характера их взаимосвязей. В силу этого историко-философская наука оказывается специфическим способом исследования — философией философии или метафилософией.

В 80−90-х гг. исследование историко-философской проблематики дистанцируется от использования принципов диалектико-материалистической методологии, хотя она и обнаруживает способность к самотрансформации. Характерным примером является концепция «истории философии как науки» З.А. Каменско-го3.

Об актуализации концептуальных предпочтений, свободных от догматизма диалектико-материалистической критики, можно говорить, по-видимому, только с конца 80-х гг., когда появилась возможность достаточно широко обсуждать концептуальные основы историко-философского знания4. Впрочем, усло.

1 Библиографическое описание работ (вышедших в свет до начала 80-х гг.), методологической основой которых служил диалектический материализм, систематизировано А. С. Богомоловым и Т. И. Ойзерманом (см.: Советская литература по теории и методологии историко-философского исследования // Основы теории историко-философского процесса. М., 1983. С. 273−285).

2 В частности, см.: Проблемы историко-философской науки. М., 1969; Главные философские направления: Теоретический анализ историко-философского процесса. М., 1971; Философия как история философии. СПб., 1999.

См.: История философии как наука. М., 1991; Культурно-исторические типы или единство историко-философского процесса // Вопросы философии. 1995. № 2.

4 Примером в этом смысле может служить Всесоюзная конференция «Мировоззренческие и методологические проблемы истории философии» (1986). вия «методологического поворота» сложились ранее. В 1970;е годы в процессе анализа историко-философских феноменов формируется ряд подходов, имеющих выраженную герменевтическую ориентацию. Здесь находят воплощение социально-культурологические, диа-логические и экзистенциально-феноменологические принципы интерпретации. Благодаря этому, обретают соответствующую концептуальную оформленность, в частности, позиции М. К. Петрова, B.C. Библера и М. К. Мамардашвили.

Так, в рамках полемики по вопросам методологии историко-философского познания М.К. Петров1 отмечал необходимость корреляции всемирно-исторической и локально-европейской моделей генезиса философии, неприемлемость сквозных принципов и прерогатив единства над специфичностью исторических версий философии. В концепции B.C. Библера история философии рассматривалась как философия по преимуществу. Она существует и осуществляется на границе философских позиций, где и рождается феномен мышления. Ранние работы М.К. Мамардашвили3, посвященные анализу метода истории философии и проблемы преемственности, подготавливают почву для экзистенциального понимания природы философского познания, взятого в его исторической перспективе.

В последние годы в рамках экзистенциально-феноменологической и близких ей трактовок мышления и историко-философских проблем проводится множество исследований. Здесь следует отметить работы А. В. Ахутина, В.В. Бибихи-на, Е. В. Борисова, Т. В. Васильевой, И. С. Вдовиной, П. П. Гайденко, В.Д. Губи-на, A. J1. Доброхотова, Т. Б. Длугач, В. В. Калиниченко, B.C. Малахова, А. А. Ми.

1 Предмет и цели изучения истории философии // Вопросы философии. 1969. № 2- см. также: Язык и предмет истории философииПроблема знания в истории философии и др., в кн.: Историко-философские исследования. М., 1996.

2 См.: История философии как философия (К началам логики культуры) // Историко-философский ежегодник. М., 1989; Что есть философия // Вопросы философии. 1995. № 1- Быть философом // АРХЭ: Ежегод. культуро-логического семинара. Вып. 2. М., 1996.

3 См.: Некоторые вопросы исследования истории философии как истории познания // Вопросы философии. 1959. № 12- Исторический метод в «Истории философии» Гегеля // Вестник истории мировой культуры. 1960. № 3- К проблеме метода истории философии // Вопросы философии. 1965. № 6- и др. хайлова, А. В. Михайлова, И. А. Михайлова, В. И. Молчанова, Н.В. Мотрошило-вой, Е. В. Ознобкиной, Ю. В. Перова, В. А. Подороги, Э. Ю. Соловьева, А.Г. Чер-някова и других. Обзор отечественной историографии, анализ работ, имеющих методологическую значимость, подтверждают стремление исследователей видеть единство в многообразии, несмотря на различия исходных интенций. Подобное стремление отнюдь не предполагает достижение некоего предметно-методологического синтеза, но ставит целью понимание реалий и потенций философской традиции.

В диссертации объектом герменевтической рефлексии является феномен преемственности, ее порождающие «механизмы». Конституция преемственности получает определенность на стыке предметного аспекта (философского мышления) и историко-философских подходов. Ориентиром же выступает видение традиции с позиций экзистенциально ориентированной философии.

Цель и задачи исследования

Основная цель — определить специфику философского мышления, связанную с экзистенциальным пониманием историко-философской традиции. При этом выявляются две задачи, направленные на описание, во-первых, модусов утверждения экзистенциальности в качестве самоопределения философской мысливо-вторых, способов прояснения отношения к текстам, раскрывающим экзистенциальную природу философского мышления и, в частности, характер понимания философии в ее истории. Возможность понимания прошлого философии обусловлена особенностями герменевтических процедур, оказывающих влияние и на специфику предмета — многообразного содержания традиции, находящего свое выражение в оригинальных философских текстах. Работая с текстами, мы должны эксплицировать их основоположения, которые могут быть представлены как в конкретных высказываниях, так и в повествовании, настроенном на поддержание целостности смысла и логики изложения.

В рамках предлагаемой позиции герменевтическая составляющая историко-философского обращения к прошлому, ориентированного экзистенциальным образом, выявляет также и специфику традиционных историко-философских подходов. В нашей работе они представлены существенно различными концепциями Гегеля и неокантианцев, в частности В. Виндельбанда и Э. Кассирера. В русле этих подходов, в определенном смысле противостоящих экзистенциальному (но и дополняющих его), история философии, как правило, рассматривается в качестве процесса развития философского знания. Процессуальность так понятой истории философии требует теоретической реконструкции и взаимосвязанного с ней критического анализа различных направлений и их соотнесенности друг с другом.

Таким образом, основываясь на том, что временное отстояние прошлых событий мысли предполагает определенную герменевтику, а содержание истории философии, включая опыт сознания в качестве имманентного основания философствования, делает необходимой феноменологическую работу, мы ставим целью осмыслить существо той предметно-методологической альтернативы традиционным историко-философским подходам, которая была явлена в XX в. экзистенциально ориентированным типом философствования. Согласно этой альтернативе история философии должна быть направлена на экспликацию конституирующих оснований философского мышления и традиции, позволяя им реализоваться в качестве условия философствования в настоящем. На наш взгляд, подобной альтернативой исторической истории философии является историко-философская позиция экзистенциальной философии. Активно практикуя специфически ориентированные герменевтические и феноменологические процедуры в историко-философском исследовании, она способна предложить существенное расширение возможностей методов истории философии. Следовательно, познавательные средства истории философии могут получить своеобразное приращение путем приведения герменевтических, феноменологических и собственно исторических установок к единому предметно-методологическому выражению, определяемому нами в качестве «экзистенциальной ориентации» в историко-философском подходе. В диссертации она представлена позициями М. Хайдеггера, К. Ясперса, Ж. П. Сартра, X. Ортеги-и-Гассета, М. К. Мамардашвили.

Цель исследования достигается решением следующих задач: во-первых, определением конституирующих оснований философского мышления и метафизических предпосылок экзистенциальной ориентации в философии XX в.- во-вторых, выявлением феноменологических и герменевтических условий преемственности историко-философской традиции в аспекте ее экзистенциального виденияв-третьих, экспликацией экзистенциальных и концептуальных оснований этого типа историко-философской рефлексиив-четвертых, характеристикой предметно-методологического своеобразия экзистенциально ориентированной философии и ее историко-философских установок в целом, интегрируемых в рамках «истории философии как метафизики».

Методологической основой служит ориентация на особый тип историко-философского исследования, развернутая характеристика которого является целью нашей работы. Этот тип исследования осуществляется посредством приведения к единству имманентной интерпретации экзистенциальной философии, феноменологической дескрипции (понимаемой как аналитическая процедура) и исторической реконструкции.

Ключевую роль в диссертации выполняют принципы философской герменевтики Гадамера. Они дают возможность различать основоположения экзистенциальной и критической интерпретации, реализованные соответственно в экзистенциально ориентированной философии и, к примеру, в неокантианском движении.

Историко-философские концепции, будучи и выражением предметно-методологической целостности философского опыта, невозможно рассматривать без учета его социокультурной детерминации и состояния науки. Это требует культурно-философского и компаративистского анализа.

Совокупность подходов и принципов формирует методологическую последовательность исследования. Она состоит из следующих этапов: историография предметного поляреконструкция проблемыпредлагаемые решения проблемыинтерпретация теоретических положений и их обоснование фактами традицииконцептуализация итогов.

Важной методологической установкой исследования является также достижение того единства исторического и собственно философского в историко-философском знании, которое, позволяя исполниться этому знанию в его подлинности, реализуется, по нашему убеждению, как раз в методологической парадигме истории философии как метафизики.

Основные результаты и их научная новизна. В диссертации впервые в отечественной историографии предпринято систематическое исследование структуры и характера историко-философского познания, осуществляемого с позиций экзистенциально ориентированного типа философствования.

Анализ установок применительно к прошлому выявляет имманентный характер антиномического отношения философского мышления и форм его концептуализации в русле традиционных историко-философских подходов. Данное противоречие обнаруживает конфликт двух измерений познания: конечности, выражающей его экзистенциальную природу, и всеобщего характера логических принципов. Это одна из фундаментальных антиномий, которые в итоге приводят к апории, имеющей значение общей формы реализации преемственности в истории философии.

Апория преемственности репрезентирует множество противоречий внутри традиции и в ее описании. К ним можно отнести противоречия между философским мышлением и историко-философским подходомметодологическими формами истории философии как философии и истории философии как историиперсонифицированной природой философского опыта и деперсонифици-рованным концептуализмом философского знанияпринципами самоорганизации исторической составляющей историко-философского подхода — дискретным рядом событий мысли и перманентным логическим горизонтом историко-философского процессатрадицией и современностью.

В диссертации обосновывается необходимость расширения методологических возможностей подходов в истории философии, выделения в ее структуре доминант, соответствующих специфике предмета. В качестве их объединяющего основания рассматривается экзистенциальная ориентация как особый тип философствования, предметно-методологическим средоточием которого служит существование, осмысленное в качестве онтологического факта. Данная форма обращенности к прошлому позволяет преодолеть характерное для традиционных подходов стремление к объективации многообразного содержания традиции, к созданию непротиворечивых конструктов, иррелевантных конкретно-личной природе мышления.

Научная новизна и основные результаты исследования представлены в следующих итоговых положениях:

1) проведена демаркация предметно-методологической специфики экзистенциализма и экзистенциальной философии в целом. Она принимает во внимание меру вовлеченности философов, представляющих эти позиции, в решение онтологической проблемы и понимание ими экзистенции. Если экзистенциализм, особенно на этапе формирования, ориентирован на осмысление ситуативности человеческого существования, то экзистенциальная позиция как таковая направлена на рассмотрение факта неотделимости человеческого бытия и философствования;

2) при анализе преемственности используется концепт «апория». С его помощью определяется воздействие, оказываемое на традицию феноменом конечности. В диссертации обосновывается, что именно конечность устанавливает экзистенциальную взаимосвязь познания и существования, обусловливая форму равновесия исторической преемственности и континуальности самой философии, предметность которой конституирована опытом сознания и понимания. Это, в свою очередь, дает возможность говорить о феноменологических и герменевтических основаниях преемственности;

3) в функции методологического самоопределения традиционного историко-философского подхода акцентирована идея концептуализации. Формируя метод исторической реконструкции, она нивелирует конкретно-личный характер мышления, приводит к чрезмерной объективации его содержания и как следствие к иррелевантности предмета и метода в истории философии. В качестве выхода в диссертации предлагается экзистенциальная переориентация историко-философского подхода;

4) в противоположность трактовке «история философии как история» (в неокантианстве и др.) в диссертации обосновывается иная трактовка — «история философии как метафизика». Согласно ей факты и оценки в историко-философском знании должны браться и осмысливаться как выражение и свидетельство онтологической природы мышления и существования. Такая «онтоло-гизация», элиминируя фактор исторической временности, позволяет воспринимать разновременные события как данные актуально в пределах герменевтического опыта. Так, фундаментальная онтология Хайдеггера (в частности, аналитика Dasein), утверждающая соответствие бытию сущего в качестве основной интенции человеческого существования и сущности самой философии, может рассматриваться в функции методологической основы истории философии как метафизики;

5) обосновано утверждение, согласно которому изначальным (необходимым) условием решения историко-философской задачи служит преодоление ирреле-вантности предмета и метода, а завершающим (достаточным) условием — достижение целостной предметно-методологической выраженности. Первое условие реализуется в традиционных историко-философских концепциях, практикующих реконструкцию в качестве основного метода исследованиявторое условие, расширяя возможности историко-философского подхода, устанавливает (посредством приведения к истоку мысли и существования) взаимное согласование экзистенциального, феноменологического и исторического исследований в фокусе переживания прошлого;

6) в рамках методологического компромисса, достигаемого благодаря последовательной реализации первого и второго условий, сама взаимосвязь типов исследований остается актуальной проблемой. Если феноменологическая составляющая предполагает переживание событий мысли и его дескриптивное описание, то экзистенциальная составляющая конституирует феномен ориентации, оставаясь в пределах предметности мышления, т. е. предполагая обоснование философии прежде всего из нее самой, взятой «онтологически» — в аспекте вневременной отнесенности ее содержаний к факту человеческого существования и как бы локализованной в нем;

7) экзистенциальная ориентированность восприятия как составляющая историко-философского подхода есть актуально данное состояние. В нем взаимосвязь переживаний удерживается внутренней сущностью конкретных событий мысли. Данность прошлого в переживании, имея абсолютный характер, есть экзистенциальное со-бытие. В его средоточии и находит свое разрешение имманентная антиномия «часть — целое», конституирующая апорию преемственности в истории философии;

8) экзистенциальная ориентация выстраивает «онтологию» традиции, наделенную значением способа существования философии в ее истории. Она конституирует искомую методологическую альтернативу традиционной истории философии в качестве истории философии как метафизики. Именно эта методологическая форма релевантна бытию философской традиции и является тем способом, с помощью которого происходит поиск единства философского мышления и историко-философских концепций в рамках экзистенциально ориентированной философии XX в.

Теоретическая и практическая значимость работы. Выводы и концептуальные положения, связанные, в частности, с проблемами изменения методологической основы и анализом преемственности, могут быть использованы при разработке концепции, методов и категориально-понятийного аппарата историко-философских исследований. В практическом плане, материалы исследования и публикаций могут найти применение при подготовке курсов, посвященных истории и современным проблемам философии, а также программ и методических материалов к лекционным и практическим занятиям по иным областям философского знания.

Апробация работы. Диссертация обсуждена на кафедре современных проблем философии философского факультета РГГУ и рекомендована к защите. Результаты исследования опубликованы в виде монографий: Онтология мысли:

Введение

в философию М. К. Мамардашвили. — Сургут: Сургутский гос. ун-т, 1999. — 104 е.- Апория преемственности: История философии. — М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2005. — 479 с.

Основные положения диссертации обсуждались на научных конференциях и семинарах (Республиканская научно-теоретическая конференция «Человек в философско-культурологическом измерении». Нижневартовский госпединститут, 1998; Международный научно-религиоведческий Конгресс «Религия, человек, общество». Курганский госуниверситет, 1998; «Историко-философская персоналия: Методологические аспекты». РГГУ, 1999; II Всероссийская конференция «Культура как способ бытия человека в мире». Томский госуниверситет, 2000; «История философии: история или философия». РГТУ, 2000; Республиканская школа-семинар докторантов. ЕкатеринбургНижневартовск, 2000; «История философии и история культуры». РГГУ, 2001; Межвузовская конференция «История философии и герменевтика». РГГУ, 2002; Межвузовская конференция «История философии и социокультурный контекст». РГГУ, 2003; и др.), нашли отражение в тезисах докладов, выступлений и статьях в различных научных изданиях.

Материалы диссертации были использованы для написания учебных пособий, апробированы в практике преподавания курсов философии для студентов и аспирантов Сургутского госуниверситета, курсов по выбору и спецкурсов («Экзистенциальная логика историко-философского познания" — «Принуждение к сознанию: феноменологический горизонт философии М.К. Мамардашвили" — и др.), и обсуждались в практике работы научно-теоретического семинара кафедры философии СурГУ.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Опыт описания экзистенциальной ориентации в истории философии требует изучения условий предметно-методологического равновесия, в пределах которого возможно преодоление иррелевантности философского мышления и методологической специфики историко-философского подхода. Экзистенциальная философия предусматривает способ работы с историко-философским материалом, отличающийся от процедур, предполагаемых историческим подходом. Здесь характерным признаком служат стремление элиминировать время и временность как фактор обращенности к прошлым событиям мысли. Фундаментальная онтология Хайдеггера, реализуя свои принципы на «путеводной нити времени», также способствует экзистенциальному пониманию философского прошлого: утверждая время, по сути, в качестве самого бытия, Хайдеггер нивелирует значимость времени как фактора, конституирующего линейность и протяженность исторического. При этом экзистенциальная ориентация, выступая по преимуществу в качестве методологической альтернативы, специфического способа рассмотрения историко-философских содержаний и требуя иного языка, отнюдь не исключает проблематики и предметности традиционных историко-философских подходов. Отсюда при обращении к таким концепциям, как «фундаментальная онтология», важно проследить поведение философской мысли, которая, формируя методологическую специфику экзистенциальной ориентации, устанавливает зависимость между частными решениями и общей направленностью интерпретации. Императивом здесь служат принцип актуализации и большая герменевтическая свобода.

Поскольку в контексте анализа экзистенциальной философии внимание исследователя должно быть обращено не столько к предметной стороне дела, сколько к методологической специфике, проявляющейся также и в отношении к истории философии, то целесообразно учитывать следующие факторы:

1) столкновение различных позиций в понимании предмета философии. В той мере, в которой историк философии является философствующим историком, нежели некоей индифферентной инстанцией, регистрирующей ход событий мысли, он должен стремиться занять определенную позицию в отношении предмета философского познания, устанавливаемого при ответе на вопрос «Что это такое — философия?». Данный вопрос служит инвариантным мотивом, провоцирующим исследовательский интерес самых разных мыслителей. Отвечая на него, они либо оказываются в ситуации самоопределения по отношению к предмету философского поиска, либо вступают в спор, доказывая преимущество собственного понимания предмета и предназначения философии. В то же время проблему содержательного и методологического самоопределения истории философии, в частности для историка философии, можно считать предпо-сылочной по отношению к вопросу «Что это такое — философия?». Но и сами философы вряд ли могут ответить на вопрос, связанный со спецификой философской работы и сущностью ее предмета, не обращаясь к реалиям историко-философской традиции. При этом необходимо различать: с одной стороны, обращение исследователя к прошлому с целью уяснить ситуацию в настоящем, например собственное решение той или иной задачис другой стороны, обращение к прошлому ради него самого. Здесь мы сталкиваемся с достаточно серьезной проблемой. Можно ли, используя содержания историко-философской традиции, понять настоящее посредством обращения к прошлому? Данный вопрос касается, прежде всего, полномочий интерпретации в контексте историко-философского подхода. В этом случае проявляет себя одно из наиболее существенных отличий экзистенциальной ориентации в истории философии (ее специфика состоит в применении принципов экзистенциальной философии к реалиям философского прошлого) от истории философии, понятой традиционным образом, как исторически ориентированный подход. Экзистенциальное видение потому и представляется некой «девальвацией» дисциплины «История философии», располагающей «фиксированными» предметом и методом, что стремится комментировать прошлое в интересах настоящего. Настоящее имплицируется в прошлое уже на стадии рассмотрения содержаний, принадлежащих самому прошлому. Экзистенциальный мыслитель никогда не обращается к прошлому ради него самого, т. е. он не обращается к истории философии ради удовлетворения исследовательского интереса, связанного с реконструкцией событий философской традиции, уже успевших стать историей.

Таким образом, вопрос «Что это такое — история философии?» можно считать предпосылочным вопросу «Что это такое — философия?» как в нововременной рационалистической философии, представленной линиями Декарта и Канта и позднее в неокантианстве, так и в экзистенциально ориентированной философии, предметно-проблемные предпочтения которой заложены Ницше и Кьеркегором [См.: 314. С. 433], а наиболее последовательные решения воплощены в фундаментальной онтологии Хайдеггера и в меньшей степени — в экзистенциализме. Но как бы то ни было, актуальность философского размышления предполагает конфликт с прошлым: пожалуй, только Ницше и Кьеркегор были вполне способны «уничтожить» прошлое во имя настоящего, во имя данной в настоящем возможности мыслить. Хайдеггер, напротив, пытался сделать прошлое настоящим, возобновляя постановку вопроса о Бытии в его изначальной чистоте. Однако действительным образом вернуться в прошлое нельзя — мышление как возможность сосредоточено в настоящем. Вопрошание о Бытии, притязая на подлинность, не может быть неким эмпирическим возвращением к истоку, поскольку подлинность есть измерение настоящего, а не истории.

Итак, несмотря на фундаментальный и в определенном смысле предпосы-лочный характер историко-философской задачи, она является условием, предоставляющим лишь возможность самоопределения предмета и понятия философии. Подобная возможность воплощается в настоящем и никогда — в прошлом. Если учитывать, что прошлое и настоящее — онтологические антагонисты, то отсюда следует, что интерес к истории философии лишен всякого смысла: философствование есть опыт, а всякий опыт (и прежде всего опыт самоопределения философии) вершится в настоящем. Он всегда дан актуально. Это не опровергается и тем обстоятельством, что повседневный язык, не страдая избытком рефлексии, игнорирует данный факт, утверждая: опыт — достояние прошлого, где он только и может храниться. Таким образом, комментарий прошлого в интересах настоящего представляет первое измерение, выражающее «осовременивающий», т. е. актуализирующий, характер историко-философского подхода, свойственного экзистенциально ориентированной философии и противостоящего ретроспективной структуре историческим образом ориентированной истории философии;

2) важен не только сам факт обращенности к прошлому, обусловленный его комментарием как предельно общей формой историко-философской интенции, но и форма интерпретации конкретных философских событий, которую можно считать вторым измерением экзистенциально ориентированного подхода. Так, историческая история философии занимает позицию, предполагающую формальную констатацию и как следствие аутентичную реконструкцию событий мысли. Примером здесь может служить точка зрения неокантианцев, в частности Виндельбанда, утверждавшего, что история философии, как и всякая историческая дисциплина, необходимо должна быть эмпирической наукой, цель которой заключается в том, чтобы в идеях философии видеть не мистические факторы, а «продукты развития, подлежащие объяснению» [См.: 37. С. 5455]. Задача истории философии, по Виндельбанду, — установить понятие философии. Но нужно иметь в виду, что этим ее содержание не исчерпывается, поскольку, оставаясь собственно историей, история философии представляет собой не более чем «эмпирическое констатирование и эмпирическое объяснение» [См.: 37. С. 57]. В этом смысле экзистенциально ориентированная история философии, напротив, требует интерпретации. Однако без истолкования не обходятся также и традиционные историко-философские подходы, с той только разницей, что особое значение приобретает некая внутренняя пропорция истолкования и формально логической реконструкции, имеющая целью выдержать непротиворечивость понимания.

Таким образом, в традиционных историко-философских подходах герменевтический элемент представляет одну из фаз историко-философской реконструкции, чья задача состоит в аутентичном воспроизведении события прошлого, учитывающем замысел автора и воздействие историко-культурного контекста. В свою очередь, в экзистенциально ориентированной истории философии истолкование не столько предполагает воспроизведение события в значении, имевшем место в прошлом, сколько проясняет смысл, всегда устанавливаемый с позиций, внешних содержанию события, и охватывающий прежде всего его встроенность в общую нить историко-философской преемственности. Экзистенциальная интерпретация вольно или невольно модернизирует собственный смысл событий, который, говоря языком Виндельбанда, доводится до сознания исследователя уже в превращенном виде. Подобную процедуру можно определить условно как «герменевтическое расширение» или, по-другому, как акт внеисторической (вневременной) и по сути экзистенциальной «реконструкции». При этом необходимо иметь в виду, что экзистенциальное приращение смысла событий прошлого в отличие от исторической реконструкции является изначальным, конститутивным актом историко-философского подхода;

3) имманентной особенностью экзистенциально ориентированной истории философии служит также принцип трансценденции, методологические потенции которого описаны Хайдеггером в рамках интерпретации первой «Критики» Канта. Рассматривая проблему соответствия природы конечного человеческого существа и открытого ему сущего, философ, с одной стороны, констатирует несоизмеримость конечности человека и сущего, обусловливающего возможность его экзистенции, с другой — отмечает способность человека трансцендировать, преодолевая сущее как причину собственного существования [См.: 287. С. 2324]. Парадоксальность трансценденции, превосходящей власть самого сущего, релевантна способу конституирования историко-философских интуиций, преодолевающих влияние логики и предметности как собственных порождающих оснований.

В рамках позиции Хайдеггера подобный «способ» историко-философской обращенности проясняет себя сам, по мере движения мысли Канта, выступающей здесь предметом экзистенциально-философского анализа. При этом его специфика определяется такими измерениями, как отсутствие претензии на «полноту исчерпывающей интерпретации» и следование «внутреннему движению кантовского обоснования». Описываемый метод может сохранять свою продуктивность и при иных персоналиях, предполагая сведение предметности мышления к воспроизведению имманентного хода мысли. Причем такое измерение, как «следование», по Хайдеггеру, носит частичный характер: это не буквальное или формальное воспроизведение и даже не констатация, но результат некой умеренной интерпретации, или герменевтической работы, характер которой охватывает широкий спектр содержательных и методологических допущений, разрешающих отступление от оригинала, т. е. собственного расклада и формулировок автора. У Хайдеггера — это Кант, вследствие чего философ считает, что необходимо «отступать за» логику и формулировки рассматриваемых суждений с целью оценить оправданность и ограниченность внешней архитектоники кантовской мысли, сохраняя при этом верность исходному пониманию имманентного движения, вполне определимого также и средствами исторической реконструкции. По сути, в данном случае мы имеем интерпретацию, доминирующим мотивом которой служит актуализация предметности мышления, выходящая за собственные пределы реконструируемого события мысли.

Таким образом, очередное, третье, измерение экзистенциальной ориентации, определяющей характер обращения к прошлому философии, имеет целью методологическое равновесие, которое описано в предыдущем случае как обусловленное формой интерпретативного акта. Это равновесие устанавливает соотношение между двумя элементами историко-философского подхода: с одной стороны, процедурой воспроизведения аутентичного авторского замысла, осуществляемой, в частности, посредством имманентной интерпретации структур мысли, с другой — концептуальным доопределением замысла посредством корреляции с неким внешним смыслом, предполагаемым, например, традицией как объективацией целого и ее имманентными законами. Последняя процедура и позволяет говорить о своего рода трансцендирующей интерпретации;

4) данное измерение также подсказано Хайдеггером. Рассматривая кантов-скую «Критику.» как обоснование метафизики, начинающееся вопросом о внутренней возможности онтологии, философ раскрывает эффективность интерпретации в той ее части, где она служит по преимуществу модификацией исходного историко-философского материала и где, уже не смыкаясь с традиционными формами исторической реконструкции и герменевтики прошлого, реализует опыт собственно философской работы, конгениальной субъектам традиции. Эксплицируя стадиальную логику проекта онтологии и пребывая в пространстве, учреждаемом произвольностью собственной интерпретации, Хайдеггер стремится «сохранить общую направленность» кантовской «Критики.» как фактор, способный удержать реальную связь между принципами экзистенциальной герменевтики и предметом рассмотрения и одновременно утверждающий себя в качестве вариации историко-философского метода.

Необходимость данного фактора (в рамках нашего исследования, представляющего четвертое измерение экзистенциального подхода) акцентировал также и Кассирер, считавший, что в некоторых формах конкретно-личного опыта мысли, где существенное значение имеет общая настроенность, «чисто логическая «дискуссия» и «анализ на основе понятий» недостаточны [См.: 103. С. 399]. Причина не только в том, что данная настроенность служит своеобразной репрезентацией целого, делая осмысленной речь о принципиально индивидуальных структурах опыта мысли, но и в том, что она перемещает понятия в особую духовную атмосферу, где они приобретают принципиально иной содержательно-смысловой оттенок, как это произошло, например, с понятиями Канта в контексте хайдеггеровской интерпретации. Так, если в философии Канта, даже при рассмотрении скрытых основ бытия, главенствующим мотивом, по мнению Кассирера, служит ясность как принцип Просвещения, то философия.

Хайдеггера определяется радикально иным образом — подчиняется принципу стиля. Метафизика для Канта, полагает Кассирер, это учение «о первых основах человеческого познания», усматриваемых как его последние принципы, тогда как для Хайдеггера определением основы познания служит трансцендентность, данная в свободе, понятой как без-дна (Ab-grund) существования. В этом смысле понятия, организующие хайдеггеровское вопрошание, приводят, как считает Кассирер, к распаду самой логики и могут быть понятны, лишь «исходя из мира Кьеркегора», но не из «мира кантовских мыслей», где им нет места [См.: 103. С. 400]. Этот тезис определяет своеобразную методологическую альтернативу. Крайние позиции ее, будучи представленными в подходах Канта и Кьеркегора, служат полюсами той общей настроенности, которая в итоге конституирует ре-цептивность хайдеггеровского вопрошания и делает правдоподобной его интерпретацию. При этом особенность альтернативных подходов состоит в том, что, выступая адресом историко-философского обращения, они способны оказывать «обратное» влияние на его предметно-методологическую ориентацию.

Какое бы типологическое определение мы ни избрали, подход Хайдеггера в качестве репрезентации экзистенциальной настроенности историко-философского вопрошания остается обращением к прошлому, по определению, составляющему предмет истории философии. Следование ходу мысли рассматриваемого учения как выражение общей направленности или общей настроенности историко-философского подхода не является случайным — оно продиктовано спецификой предмета исследования. Например, с Хайдеггером, представляющим весьма неудобный «предмет», поступают чаще всего также. По-видимому, абсолютно индивидуальная конфигурация иных предметов мысли уклоняется от стремления подвести ее под существующие стереотипы историко-философской типологии. Невозможность типологического определения не только показывает отсутствие способа обращения с материалом и как следствие неэффективность исторической реконструкции, но и с очевидностью требует методологической альтернативы. В нашем исследовании она представлена экзистенциалъной ориентацией историко-философского подхода, наделенной дескриптивным языком, не нуждающимся в наличии предметных аналогов и способным описывать абсолютно индивидуальные конфигурации мысли. Очевидным «несовершенством» (что и продемонстрировал сам Хайдеггер) экзистенциального обращения к прошлому служит разве что «методологическое насилие» и «искажение» исходной предметности.

В рамках данного подхода (интегрирующего все приведенные выше «измерения») мысль историка философии лишь до времени движется в унисон с автором, но затем отклоняется в надежде высечь искру еще не проявленного смысла, полагаясь при этом на вариативные возможности самого языка описания и аналитическую специфику дескрипции. Задача соответствия, столь актуальная в контексте исторической реконструкции прошлых событий мысли, либо снимается как не существенная, либо не ставится вовсе. Ответственность же за «результат» возлагается на форму обращения с историко-философским материалом, которая конституируется только по ходу аналитики, чье своеобразие у Хайдеггера определяется как «оживляющее освобождение». Метафорический характер подобной методологической формы является релевантным при обращении к целостным, самодостаточным феноменам, или феноменам самодетерминации, репрезентацией которых служит, в частности, «чистый конечный разум», способный открывать сущностное начало из собственной основы. В пределах позиции Хайдеггера данный подход получил определение «метод раскрытия истока», специфика которого выражается философом как «оставление-открытым» [См.: 287. С. 22]. Метод отличается тем, что на первых порах не представляет готовой, завершенной формы исследованияего внутренняя определенность должна возрастать по мере продвижения в область истока, тогда как в русле исторически ориентированного историко-философского подхода основной задачей выступают не методологическая эвристика и стремление установить пределы герменевтического насилия, а определенность предмета исследования, «внешнего» методу.

Содержательно-смысловое единство экзистенциальной философии в целом и в обращении к прошлому философии, безусловно, не может быть исчерпывающим образом определено перечисленными выше факторами, что связано как с ее внутренней неопределенностью, так и с проблемой ретрансляции ее содержаний. Когда мы говорим «экзистенциальная философия.», то, как правило, имеем в виду одну из существующих философий. А поскольку историческим прецедентом здесь является экзистенциализм, то мы попросту отождествляем его с экзистенциальной философией. Однако какова бы ни была подоплека данного отождествления, оно представляется не более чем способом, устанавливающим некие инвариантные черты экзистенциальной ориентации мышления. Отсюда экзистенциализм можно толковать как своего рода совпадение, предполагающее историко-философскую репрезентацию экзистенциальной философии, но при одном допущении — если мы готовы понимать его как частный случай экзистенциально ориентированной философии. На деле проблема заключается не в возможности или основаниях указанного отождествления, а в экзистенциальном характере философии.

Мы уже декларировали приверженность очевидному факту: всякая философия экзистенциальна. С этим действительно можно согласиться. Однако уверенность в экзистенциальном характере философствования вряд ли можно считать достаточным основанием и, тем более, конститутивным условием существования экзистенциальной философии. Нужно по крайней мере показать, что это действительно так. И здесь мы сразу встречаемся с проблемой выразимости и выражения экзистенциальных содержаний, хотя в данном вопросе нам на помощь приходят дескриптивный подход и даже логика, которую Хайдеггер рассматривал как санкцию технической интерпретации мышления, приносящую в жертву само его существо — «бытие как стихию мысли» [См.: 289. С. 193]. Логика, по сути, дает возможность сталкивать между собой различные точки зрения, имеющие в виду природу философского поиска и его обращенность к прошлому. Примером может служить конфронтация неокантианства и экзистенциальной философии. Но ни ресурс дескриптивного подхода, ни переопределение логических процедур, предполагающее утверждение особой экзистенциальной логики, не исчерпывают специфики экзистенциальной философии. Отсюда перед нами — дилемма: с одной стороны, мы уверены, что философия экзистенциальна, с другой — мы не имеем возможности выразить ее содержательно-смысловое единство. И нам не вполне помогают такие приемы, как поиск релевантного «образца» в истории философии, хотя данные «образцы» все же имеют место, например философия Хайдеггера с ее выраженной экзистенциально-онтологической определенностью.

Таким образом, неустранимая противоречивость данных наблюдений, отражающих имманентную интригу экзистенциальной философии (в истоке своем она есть не только стихия бытия, но и особый язык, призванный определять вещи такими, какие они есть), вновь подводит нас к сознанию того, что экзистенциальная ориентация есть выражение апории, репрезентирующей фундаментальную неразрешимость философской мысли в пространстве дискурса. Невыразимость экзистенциальной философии отнюдь не служит свидетельством некоего не-до-разумения, указывая, скорее, на специфику и сущность подлинным образом настроенного мышления как манифестации экзистенциальной природы опыта философствования, озабоченного не собственной непротиворечивостью, а самими вещами. Иначе говоря, известная невыразимость экзистенциальной философии есть определение ее содержательно-смыслового единства: она именно потому и неопределима, что неопределенность ее служит конститутивным признаком природы всякого философского мышления, соответствующего образу своей подлинности. В некотором роде экзистенциальная философия не способна служить репрезентацией фиксированной предметности и в этом смысле как бы не существует, но при этом она проявляет себя как ориентация и тем самым определенность мыслящего существования в его собственной фактичности. Экзистенциальная философия самим фактом подобной ориентации не только выражает методологическую направленность, но и, более всего, целостность философского феномена, охватывающего как традицию в ее историческом становлении, так и всякую самостоятельную мысль. Не случайно она требует особой экзистенциальной логики, улавливающей целостность фигур мысли. Отсюда об экзистенциальной философии нужно говорить как об определении очевидной экзистенциальности философского мышления: экзистенциальная философия — это самоопределение философии как таковой, а именно философии в ее подлинности. Философия в той мере соответствует определению «экзистенциальная», в которой она релевантна определению «философия». Другими словами, философия настолько экзистенциальна, насколько она — философия. Речь должна идти о возможности соответствия, а не о существовании некой особой экзистенциальной философии, интегрирующей избранные качества исторически бывших и существующих философий. В данном случае мы имели бы не философию, а очередной результат реконструкции. Не должна здесь идти речь и об отождествлении экзистенциальной философии и экзистенциализма. Но когда в чьем-то опыте говорится «экзистенциальная философия.» — происходит его корреляция с понятием должной философии. Тем самым «экзистенциальная» есть критерий и предикат подлинности философии и философского опыта. Неопределенность и, наверное, неопределимость данного предиката связана с его предназначением: он определяет философию в ее отношении к Бытию. Способом этой отнесенности служит язык в том смысле, как его понимал Хайдеггер — как дом Бытия и «жилище» человеческого существа.

Понятие «экзистенциальная философия», по сути, выражает невыразимое: отношение Бытия к человеку и отнесенность человека к Бытию, сбывающуюся как язык в его бытовании и целостности. Предикат «экзистенциальная» одновременно служит определением трансценденции самого языка: язык существует и определяется как и Бытие только посредством самого себя. В этой отнесенности к Бытию как безусловной целостности философия самоопределяется также с помощью языка, позиционируя себя как особая экзистенциальная форма мысли и существования. Если обратиться к опыту М. К. Мамардашвили, полагавшего одним из существенных признаков философии, способность традиции к локализации в одной-единственной актуально данной мысли, то язык, по-видимому, вполне способен осуществить подобную процедуру — локализацию собственной целостности в одном-единственном слове, также представляющем способ отнесенности к Бытию. По Хайдеггеру, мышление есть отнесенность человеческого существования к Бытию: мысль относит к Бытию слово — то, что дано ей самим Бытием. В акте данной отнесенности через слово конституируется связь Бытия и человеческого существования. Способность языка к локализации в слове, понятом как отнесенность нашего существа (экзистенции) к Бытию, служит определением и осуществлением его способности к трансценденции, но рожденной на продолжении противоположного «вектора». Здесь локализация в слове, как оборотная сторона самотрансцендирования языка, есть единственная определенность трансценденции. Насколько невыразима транс-ценденция, мы знаем на примере попытки Сартра приписать с ее помощью феномену гуманизма значение одного из определений нашего пребывания-в-мире. Настолько же невыразима и экзистенциальность философии, представляющая определение ее природы. Предикат «экзистенциальная» является одним из определений подлинности философии, а подлинность невыразима. Особый характер экзистенциальности обусловлен тем, что она стремится определить подлинность философии в самом существенном и сущностном смысле — в ее отнесенности к Бытию через слово, вследствие чего предикат «экзистенциальная» также указывает на онтологизм и философской мысли, и языка.

Стремление обеспечить расширение методологических возможностей историко-философского подхода посредством импликации экзистенциально-феноменологических мотивов должно учитывать собственную специфику привлекаемых методов исследования. При этом необходимо рассматривать метод как таковой с позиций феноменологии — как способ обращения с «сами вещами»: именно сами вещи и гарантируют предметность подлинного исследования. Здесь цель коррекции традиционных представлений о возможностях историко-философского подхода не представляется некой девальвацией, поскольку она ориентирована на фактичность мышления в его истории, и пока экзистенциальная ориентация удерживает связь с реальностью мысли, она будет в чем-то более эффективна, нежели результат обычной исторической реконструкции.

Задавшись целью сформировать представление о действенном методе рассмотрения прошлого, мы должны учесть, что он призван органично сочетать в себе наряду с исторической позицией и те подходы, которые могут ее дополнить, а дополнив, более полно раскрыть не только содержания событий мысли, но и сущее такой реальности, как философская мысль, взятая в модусе ее историчности. Но дело в том, что это сущее представляет проблему, в частности проблему традиции. Однако феноменология, в том числе и в качестве одной из составляющих «интегративного» историко-философского подхода, не занимается проблемами, предполагая лишь самоопределение и определение «самих вещей». Экзистенциальная ориентация также не является репрезентацией предметного содержания (хотя и можно говорить о ее собственном содержательно-смысловом единстве), выражая способ обращения с предметностью особого рода: событиями мысли, имевшими место в прошлом. В свою очередь и формальный характер исторического элемента в исторической истории философии, определяющего ее в качестве подхода, тоже дает возможность рассматривать в значении превалирующего основания не предметное содержание, а именно методологическую направленность.

Таким образом, в рассмотрении прошлого все различие между феноменологическим исследованием, экзистенциальной философией и историческим подходом заключается в вариациях способа обращения с событиями мысли. Здесь, говоря феноменологически, «сами вещи», или предметное содержание, имеют в определенном смысле инвариантный характер, а изменения претерпевает лишь способ их рассмотрения. Можно, конечно, избегая методологической «эклектики», использовать сложившийся спектр подходов и не смешивать особенности экзистенциального, феноменологического и исторического способов обращения с прошлым, но тогда мы должны быть готовы и дальше сталкиваться с отождествлением, например экзистенциализма и экзистенциальной философии. Кроме того, пришлось бы мириться с очевидным конфликтом предмета и метода, содержания и формы в истории философии как дисциплине в силу ограниченности ее предметного поля и прежде всего той его «части», которая, будучи связанной с истоком традиции, по сути, уже исчерпала себя.

У Хайдеггера в «Пролегоменах.» встречается одно наблюдение: «.в философских исследованиях решающую роль всегда играет именно работа по расчистке и раскрытию горизонтов», тогда как «результаты тех изысканий, что проводятся незримо», весьма скудны [См.: 291. С. 75]. Здесь нельзя не признать очевидным обстоятельство: работа, связанная с достаточно зримыми изменениями в восприятии традиционных вещей, просто обречена на критическое отношение. Поскольку движение обнаруживает себя лишь в среде привычных вещей, то двигаться нужно именно в данном, доставшемся нам от традиции предметном поле, по возможности выбирая те способы обращения с вещами или те методы, которые способны открыть нам мысль в ее живом присутствии. Только в этом случае мы можем «схватить» мысль как нечто, не имеющее прошлого и тем самым живое — то, что еще «способно к изменению», в принципе незавершенное и незавершимое. Какой бы способ обращения с реальным мышлением мы ни выбрали, он, как и в обычной жизни, не гарантирует нам результата, ибо жизнь возможна лишь вне гарантий и опоры, в состоянии фундаментального сомнения, в том числе и в его собственной возможности.

История философии (объективированная как традиция, т. е. предметность, за пределы которой мыслящий не может выйти, даже если бы и стремился к этому, и имплицированная в каждом мыслительном шаге в качестве дискурса, т. е. формы рассуждения, ограниченность которой также задана традицией) направляет наше мышление к основополагающей проблеме — бытию сущего, поэтому мы можем утверждать, что она конституируется как метафизика, или «принципиальное познание сущего как такового и в целом» [287. С. 5]. Самообоснование данного способа познания, по Хайдеггеру, означает раскрытие внутренней возможности онтологии. Не только философия сама по себе, но и история философии, иначе говоря, философия в ее истории, объективируют стремление к бытию сущего, раскрывая конституирующую интенцию философии, представляющую традицию обращенности к бытию, другими словами, традицию онтологии. История философии может быть целью только в сложившейся дисциплинарной субординации. В сущности же своей, где она является также и философией (не столько историографией, сколько опытом реального философствования, осуществляемым в собственном историческом измерении), история философии должна служить делу познания бытия. Таким образом, задача нашане выяснение полномочий исторической и систематической философии и не в попытка установить некое предметно-методологическое равновесие истории философии и актуально данного опыта мысли, а приведение философии к бытию, вне обращенности к которому она утрачивает даже то очевидное преимущество, которое сказывается в ее отношении к науке. История философии не является опосредованием опыта мысли, воплощая скорее одну из собственных форм актуально данного мышления, осуществляющегося и в его историческом измерении имманентным образом — как непосредственное философствование.

Историю философии необходимо понимать не только традиционно, что предписано дисциплинарными рамками, историческим и филологическим анализом прошлого, представленного текстами, но существенно шире. История философии в этом смысле есть собственно философствование, имманентным элементом которого служит измерение, объективирующее те метаморфозы человеческой субъективности, которые она претерпевала в качестве субъекта и объекта философской мысли в ее истории. Будучи понятой как онтологический феномен, т. е. экзистенциальным образом, субъективность мыслящего, имевшая место в прошлом, становится открытой и для настоящего актуально данного опыта мышления: как такового — по поводу Бытия и историко-философскогопо поводу традиции. Историческое измерение философского дискурса, понятого экзистенциальным образом, не является неким препятствием, как, например, сложившееся и необратимое прошлое в истории. Напротив, оно служит формой самодостаточного познания и знания философской традиции, выражающих результат историко-логической реконструкции, и способом ее понимания.

История философии, понятая экзистенциальным образом, вовлекает в круг понимания философской традиции как исторически бывшее, так и то, что до сих пор было открыто пониманию, оставаясь проблематичным, еще не проясненным и непонятным. Тем самым экзистенциальная ориентация расширяет предметный круг историко-философского познания, выступая его методологическим приращением, осуществляемым за счет интеграции герменевтических и феноменологических мотивов. Это не значит, что можно говорить о некой феноменологии или герменевтике истории философии, но это предполагает, что продуктивный консерватизм традиционного понимания истории философии как дисциплины и проблемно-предметной сферы должен быть преодолен. Данная процедура необходима, чтобы сохранить историю философии. В противном случае, в качестве сугубо исторической дисциплины, причем располагая ограниченным объемом источников, она будет обречена либо на стагнацию и архаичный герметизм, либо на мистификацию как следствие имплицитного и неконтролируемого увеличения полномочий герменевтической составляющей, которая имеет влияние даже в рамках формального исторического подхода. Только в случае контролируемого приращения методологических возможностей, история философии как дисциплина, будучи систематизированной саморефлексией философской традиции, способна сохранить статус науки и причастность к философской традиции, поскольку задачей первой служит знание конкретного региона сущего, а предназначением второй — познание сущего как такового, т. е. онтология.

Итак, экзистенциальная ориентация философии проявляет себя двояко: во-первых, в предметной направленности, что определяет онтологизм мышления (проблема бытия сущего, аналитика Dasein) — во-вторых, в методологической ориентации, посредством которой конституируется история философии как метод познания философии (расширение методологических возможностей историко-философского подхода посредством импликации феноменологических мотивов и утверждение прерогатив герменевтической составляющей с целью конституирования методологической формы), ориентированный на экспликацию условий возможности философии, ее конституирующих оснований, что, по сути, и сообщает данной ориентации истории философии характер метафизики.

Если исторически ориентированная история философии рассматривает прошлое в качестве объекта исследования, то экзистенциальная ориентация утверждает присутствие традиции как целостного феномена в содержании собственных выводов относительно прошлого философии в качестве конституирующего фактора. Экзистенциальная ориентация истории философии соотносится с бытием традиции, как метафизика — с Бытием сущего. Это подтверждает имманентный онтологизм и метафизический характер мысли о прошлом. Опыт хай-деггеровской интерпретации «Критики.» Канта создает прецедент истории философии как метафизики, выступающей одним из возможных определений историко-философского подхода, основывающегося на принципах экзистенциальной философии. Сутью подобной метафизической ориентации обращения к прошлому служит понимание идеи обоснования как особого сущностного отношения, в котором предмет (у Хайдеггера это само сущее) «выявляет себя в себе самом» [287. С. 6]. Другими словами, это отношение, предоставляющее рассматриваемому феномену возможность самоистолкования, в средоточии которого открывается подлинность события традиции.

Следовательно, применительно к истории философии мы можем определить методологические позиции экзистенциальной философии следующим образом: экзистенциальная ориентация — это самоинтерпретация истории философии. Учитывая, что Дильтей, например, выделял две формы основоположений в качестве собственного основания наук о духе — самоосмысление и опору на метафизику, понимаемую при этом в качестве «науки об общей внутренней взаимосвязи действительности», происходящей из естественного подчинения закону познания [См.: 73. С. 404—405], — можно предположить, что история философии в амплуа метафизики, предметом которой служит бытие философской традиции как целого, есть условие выявления ею собственной сущности в себе самой. Ключевым моментом метафизики как познавательного подхода выступает способность содержать в себе то, что само является основополагающим для познания и его предмета, а именно — определяющие принципы. Данный момент, как полагал Хайдеггер, делает всякое рассмотрение (например, историко-философский подход) метафизикой и ее обоснованием [См.: 287. С. 1−3]. При этом первые принципы, выражая собственное содержание метафизики, служат основанием и обоснованием познавательного подхода и его содержаний.

Порой складывается мнение, что экзистенциальная ориентация, выступая по преимуществу как методологическая форма, остается инвариантной собственному предмету, но даже если это действительно так, необходимость сохранять определенные принципы не утрачивает свою актуальность. Экзистенциальная философия призвана быть философствованием из определенных принципов, среди которых доминирующим является существование, понятое в качестве онтологического факта. Можно даже пойти против очевидности и предположить, что в экзистенциальной философии не существует проблемы сообщаемости и выражения содержаний: она сама и есть выраженность, точнее, форма этой выраженности. Экзистенциальная философия обладает языком выражения собственных содержаний, поскольку сама его и создает. И потому справедливо утверждение: экзистенциальная философия есть язык', или специфический способ мышления, формой существования которого выступает сам язык. Если язык и представляет форму выражения и выраженности, то в экзистенциально ориентированном мышлении он еще и всеобщая форма конституирования философского опыта. Именно отсюда экзистенциальная философия может быть определена как форма выражения философских содержаний, в своем существовании совпадающая с языком.

Экзистенциальная философия, как и всякая другая, есть онтология по преимуществу, что предполагает и онтологическую форму выражения. Исходя из интуиции «язык — дом бытия», мы можем определить экзистенциальную философию как бытие-в-языке. Что касается ее пресловутой неуловимости, то она обусловлена, прежде всего, иррелевантностью воспринимающих средств: язык как онтологическая форма существования и сбываемости мысли неуловим для логики. Вне языка логика бессмысленна, а трансцендировать за его пределы она не способна. Выступая основанием историко-логической реконструкции, логика сообщает ее результатам собственную неспособность к трансценденции, которая в русле экзистенциальной ориентации демонстрирует способность преодоления самой конечности человеческого существования и познания. Мышление, ориентированное экзистенциальным образом, наделено имманентной способностью к рецепции принципов логики. Поскольку формой его сбываемости служит сам язык, то экзистенциальная философия оказывается «пространством», где возможно реальное единство мысли о бытии и бытия мысли в ее истории. Это, быть может, единственная ориентация философского поиска, подтверждающая простую интуицию: философия как в амплуа традиции, так и в значении понятия не нуждается в предикатах (тем более, в таких, как «история»), лишь акцентирующих ее принципиальную апористичность. В качестве предметно-методологической формы экзистенциальная ориентация служит условием самой возможности философского мышления. В ее пределах могут быть соотнесены в принципе любые, как исторические конституированные, так и актуально данные содержания, но форма этой соотнесенности имеет особый характер, укорененный не в концептуальной форме, а в самой сути философской работы и философского мышления.