Идеи К. Леонтьева в культуре Серебряного века

Обоснование научной проблемы. Актуальность исследования.

В последние годы чрезвычайно возрос интерес к русской культуре рубежа Х1Х-ХХ столетий, который сейчас принято называть эпохой Серебряного века. Интерес этот вызван, не в последнюю очередь, тем, что данный яркий период русской культуры, в силу идеологической «конъюнктуры, долгие годы был вне поля зрения исследователей, фактически, он находился под запретом. Длительное время бытовало искаженное представление о творчестве не только русских философов-идеалистов, но также поэтов-символистов и художников кон. XIX — нач. XX вв., которое рассматривалось крайне предвзято.

Необходимо отметить, однако, что сейчас эпоха Серебряного века в обыденном сознании зачастую представляется в образе некой идиллии, периода гармоничной целостности и безмятежного миросозерцания, который был насильственно уничтожен после Октябрьского переворота узурпировавшими власть большевиками. Между тем, трудно назвать еще какой-нибудь период в русской культуре, который, подобно эпохе Серебряного века, был бы столь внутренне противоречив и неоднороден.

При более пристальном рассмотрении этот период русской культуры представляет собой на редкость многоликую картину, где противоречиво сочетаются творческие индивидуальности, подчас противоположные по своим устремлениямкогда наряду с декларациями абсолютной творческой автономности звучат призывы вывести художественное творчество за рамки «чистого искусства». В эпоху Серебряного века, в сознании ее творцов стираются границы между искусством и жизнью, религией и политикой, общественным сознанием и индивидуальным творчеством, направленным на создание новых ценностей и норм, на пересмотр устоявшихся традиций и принципов. Идет процесс освобождения искусства от той, во многом служебной, роли, которую оно прежде выполняло в русском обществе, озабоченном разрешением наболевших социальных проблемотстаивается идея полной самодостаточности искусства, и, вместе с тем, именно это искусство претендует стать некой новой реальностью, основой нового миросозерцания. Все эти, зачастую, взаимоисключающие тенденции, составляющие основное отличие периода конца XIX — начала XX вв. от любого другого периода как отечественной, так и мировой культуры, необходимо учитывать для понимания всего того сложного и противоречивого культурного целого, каким является эпоха Серебряного века.

В этот период, как никогда ранее в культуре России, была продемонстрирована та «всемирная отзывчивость» русской души, о которой говорил Ф. М. Достоевский. Эпоха Серебряного века черпала вдохновение во всех культурных эпохах, далеких и близких, во всех стилях искусства, необычайно сильно было внимание к новейшим течениям западноевропейской мысли. Вместе с тем, тогда же был возрожден интерес к традициям отечественной культуры, к поэзии Пушкина, Тютчева, Фета, к творчеству Достоевского и Владимира Соловьева, которых представители Серебряного века считали своими предшественниками. Еще одно исключительно важное «открытие» эпохи Серебряного векатворчество Константина Николаевича Леонтьева (1831 — 1891).

Имя К. Леонтьева, при жизни фактически неизвестного современникам, в эпоху Серебряного века упоминается так же часто, как имена Вл. Соловьева и Достоевского. Его идеи, сделавшие его столь непопулярным при жизни, оживленно обсуждаются на рубеже Х1Х-ХХ вв. И, хотя в этот период политические, религиозные, эстетические взгляды К.

Леонтьева получают далеко неоднозначную оценку, мы все же можем утверждать, что именно в эпоху русского культурного ренессанса К. Леонтьев получил заслуженное признание как один из самых крупных и оригинальных русских мыслителей XIX в., во многом опередивший свое время.

Отсюда, на наш взгляд, вырастает серьезная научная проблема, положенная в основу настоящей диссертации, трудность разрешения которой связана с тем, что отношение творчества К. Леонтьева к культуре Серебряного века носит парадоксальный характер: многие идеи, высказанные им еще в середине XIX столетия, очень близки общему умонастроению культуры рубежа веков, однако, никто из представителей русского духовного ренессанса, за исключением, пожалуй, В. В. Розанова, никогда не говорил о прямом влиянии К. Леонтьева на свое творчество. В нашем исследовании мы пытаемся проследить связь духовных исканий эпохи Серебряного века с творчеством К. Леонтьева, который, как нам представляется, в значительной мере предвосхитил многие идеи, получившие законченное выражение в русской культуре на рубеже XIXXX вв.

Особый интерес представляет попытка определить, какие из идей К. Леонтьева вызывали наибольший интерес мыслителей Серебряного века, возможно даже, оказали непосредственное влияние и получили дальнейшее развитие в эпоху русского культурного ренессанса, какие из них и по сей день не утеряли свою остроту.

Особенную актуальность этой проблеме придает возможность именно сегодня объективно и непредвзято посмотреть не только на творческое наследие этой яркой эпохи русской культуры, но и на всю историю России за последние сто лет. Несомненно, и К. Леонтьев, и мыслители Серебряного века (не только философы, но и поэты) во многом предугадали судьбу России, дали дальновидные прогнозы ее социального, политического, культурного и духовного развития. Сейчас, подводя итоги XX в., в рамках нашего исследования особенно важно проанализировать, какие из гипотез, высказанных около ста лет назад, подтвердились, какие проблемы, затронутые этими яркими русскими мыслителями, все еще требуют к себе пристального внимания.

Степень научной разработанности проблемы.

На сегодняшний день в исследовательской литературе нет работ, предлагающих ответ на вопрос о месте К. Леонтьева в культуре Серебряного века. Вместе с тем, исследовательская литература и сами источники содержат достаточно большой материал, посвященный как творчеству К. Леонтьева, так и общей картине русской культуры кон. XIXнач. XX вв. Таким образом, назрела необходимость логического завершения этой, на наш взгляд, исключительно важной культурологической проблемы.

Различные аспекты творческого наследия К. Леонтьева привлекали многих мыслителей русского культурного ренессанса. Огромная заслуга в популяризации идей К. Леонтьева, несомненно, принадлежит В. В. Розанову. Он неоднократно обращался к творчеству К. Леонтьева, посвятил ему несколько работ, наиболее значительными из которых являются «Эстетическое понимание истории» (1892) и «О Константине Леонтьеве» (1917). Несмотря на противоречивость оценок, В. В. Розанов оставил в своих работах, пожалуй, наиболее тонкую психологическую характеристику К. Леонтьева. Именно В. В. Розанов просил Вл. Соловьева подготовить статью о К. Леонтьеве для Энциклопедического словаря Брокгауза — Ефрона в 1895 г. В 1903 г. В. В. Розанов издал свою переписку с К. Леонтьевым, снабдив ее обширными комментариями. Письма эти являются ценным материалом для изучения проблемы данного исследования.

Первой серьезной работой, посвященной религиозным взглядам К. Леонтьева, была богословская диссертация K.M. Аггеева «Христианство и его отношение к благоустроению земной жизни. Опыт критического изучения и богословской оценки раскрытого К. Н. Леонтьевым понимания христианства» (Киев, 1909). Работа эта ценна тем, что автор использовал неопубликованные ранее тексты К. Леонтьева, на которые затем часто ссылались исследователи его творчества начала XX в.

Большое внимание религиозному аспекту творчества К. Леонтьева уделяет в своей «Истории русской философии» В. В. Зеньковский. Он, однако, не учитывает всех внутренних противоречий его религиозных взглядов. То, что в «церковном» христианстве К. Леонтьева есть черты нехристианские, отмечали митр. Антоний (Храповицкий), о. Г. Флоров-ский, H.A. Бердяев, С. Н. Булгаков, В. В. Розанов.

О социально-политических взглядах К. Леонтьева писали H.A. Бердяев, П. Н. Милюков, С. Трубецкой, Д. С. Мережковский, П. Б. Струве, С. Л. Франк. Подход П. Н. Милюкова и С. Трубецкого H.A. Бердяев называет «типически либеральным и малоинтересным подходом к Леонтьеву». Отношение самого H.A. Бердяева к К. Леонтьеву не оставалось неизменным. В начале века, в работе «К. Леонтьев — философ реакционной романтики» (1905) H.A. Бердяев весьма настороженно относится к его консерватизму, защите самодержавия и официальной церкви. В эмиграции H.A. Бердяев несколько смягчил тон своих оценок, выдвинув в книге «Константин Леонтьев (очерк из истории русской религиозной мысли)» (1926) на первый план религиозные искания К. Леонтьева. В «Философии неравенства» (1922) он вновь обращается к К. Леонтьеву, утверждая необходимость элитарной культуры.

П.Б. Струве в своей статье «Константин Леонтьев» (1926) говорил о нем как о единственном из русских мыслителей середины XIX столетия, который в своих работах вскрыл метафизическую природу государства. C.JI. Франк в работе «Русское мировоззрение» писал, что К. Леонтьев, с его гениальным даром предвидения, предсказал коммунистическую революцию в России и ее трагические последствия. С. Н. Булгаков развивал идеи К. Леонтьева о несовместимости идеалов социалистического учения с христианскими идеалами и часто в своих работах обращался к его творчеству.

Ценный материал для изучения проблемы данного исследования представляют также воспоминания и работы, посвященные жизни и творчеству К. Леонтьева, авторов, близко его знавших: Ю.Н. Говорухи-Отрока, A.A. Александрова, Л. А. Тихомирова, Е. Поселянина, И. Фуде-ля.

Фактически все из вышеперечисленных авторов обращают внимание на сходство идей К. Леонтьева с духовными поисками эпохи Серебряного века, видят в нем предшественника русского культурного ренессанса рубежа веков. Сходство это, однако, не более чем констатируется, оно представлено имплицитно, то есть без основательной теоретической разработки. Для более глубокого анализа философского наследия К. Леонтьева, его места в культуре Серебряного века, требовалось время.

В советский период, в 1930;60-е гг. эпоха русского духовного ренессанса фактически была предана забвению или же оценивалась крайне предвзято. Работы, посвященные «Миру искусства», творчеству отдельных писателей и художников, правда, появлялись, но философское, религиозное, социально-политическое наследие эпохи раз и навсегда было объявлено буржуазным, ложным, упадническим.

Еще более печальная участь ожидала творчество К. Леонтьева. После того, как в 1935 г. в «Литературном наследстве» вышла автобиография К. Леонтьева «Моя литературная судьба» с вступительной статьей Н. Мещерякова «У истоков современной реакции», наступило долгое молчание. Имя К. Леонтьева вовсе не упоминалось, как, впрочем, и имена многих других русских мыслителей, в частности, мыслителей Серебряного века, заподозренных в идеологической неблагонадежности.

В 1960;70-е гг. появляются исследования, посвященные анализу некоторых аспектов русской культуры рубежа Х1Х-ХХ вв., в частности, литературному течению символизма и изобразительному искусству этого времени. Среди них необходимо отметить работы Л. Долгополова, Л. Дьяконицына, Н. Лапшиной, Д. Максимова, В. Орлова.

Работы двух последних десятилетий, посвященные культуре Серебряного века, заслуживают особого внимания не только потому, что они обращены к вновь открывшимся фактам и ранее не известным событиям, но и потому, что они характеризуются постановкой новых проблем, наличием эмпирического и теоретического уровней исследования проблем русской культуры кон. XIXнач. XX столетий. Особый интерес представляют для нас исследования С. С. Дмитриева, И. В. Кондакова, И. Корецкой, В. А. Кувакина, А. И. Мазаева, А. Пайман, Л. А. Рапацкой, Д. В. Сарабьянова, В. В. Сербиненко, В. П. Шестакова, А. Эткинда, в которых эпоха Серебряного века рассматривается как целостный культурный феномен, в тесном взаимодействии всех аспектов художественного и философского творчества его представителей.

В 1970;е гг. появляются и первые журнальные статьи, посвященные отдельным аспектам творчества К. Леонтьева — его политическим взглядам и его деятельности как литературного критика: А. Янов «Славянофилы и Константин Леонтьев», П. Гайденко «Наперекор историческому процессу (Константин Леонтьев — литературный критик)», С. Г. Бочаров «Эстетическое охранение» в литературной критике".

В последнее десятилетие происходит второе, после эпохи Серебряного века, «открытие» К. Леонтьева. В январе 1991 г. в Калуге и в ноябре того же года в Москве (ИМЛИ) прошли конференции, посвященные К. Леонтьеву, которые положили начало широкому обсуждению философского наследия забытого мыслителя. Наряду с многочисленными статьями, посвященными жизни и творчеству К. Леонтьева, вышло несколько монографий: А. Ф. Сивак «Константин Леонтьев» (СПб., 1991) — A.A. Корольков «Пророчества Константина Леонтьева» (Л., 1991) — K.M. Долгов «Восхождение на Афон. Жизнь и миросозерцание Константина Леонтьева» (М., 1995).

Ряд статей К. Леонтьеву посвятили Л. Р. Авдеева, Т. М. Глушкова, Л. Лиливяли, Г. Мондри, H.A. Рабкина.

Вышел также сборник статей «К. Леонтьев, наш современник» (СПб., 1995), в который вошли работы петербургских философов 1990;х г. г. о К. Леонтьеве и статьи его современников B.C. Соловьева, A.B. Королева, П. Е. Астафьева и других о нем. В сборнике также опубликованы работы самого К. Леонтьева и его избранные письма. В 1995 г. также был выпущена антология «Константин Леонтьев: Pro et contra. Личность и творчество Константина Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей», в который вошли работы таких крупных представителей Серебряного века, как Д. С. Мережковский, В. В. Розанов, H.A. Бердяев, С. Н. Булгаков, П. Б. Струве, С. Л. Франк, а также наиболее полная на сегодняшний день биография К. Леонтьева, принадлежащая Ю. Иваску.

В перечисленных выше работах, однако, так и не преодолено отношение к К. Леонтьеву как «одинокому» мыслителю сер. XIX в., в силу нетрадиционности многих своих взглядов так и оставшемуся непонятым современниками. В многочисленных исследованиях о К. Леонтьеве, появившихся в последнее время, фактически не анализируется очевидная близость многих его идей духовным исканиям следующего поколения русских мыслителей — представителей Серебряного века русской культуры.

Учитывая все вышесказанное, автор формулирует следующую гипотезу исследования: поскольку преемственность является одной из всеобщих закономерностей, то даже самые, на первый взгляд, новаторские и модернистские тенденции в любой национальной культуре обусловлены ее предшествующим историческим развитием. В эпоху Серебряного века происходит усвоение художественного опыта европейской культуры, ее новейших достижений в области искусства и философии. С другой стороны, в самой русской культуре существовали собственные традиции, с которыми представители Серебряного века не порывали связь.

Принципиально новый подход к эстетическим, художественным, религиозным, социально-политическим вопросам, рассмотрение их в нетрадиционном контексте, объединение их в зачастую парадоксально сочетаемое, но внутренне единое целое делают К. Леонтьева непосредственным предшественником Серебряного века, в рамках которого шли напряженные творческие искания собственных путей в философии и искусстве.

Цели и задачи исследования.

Основная цель предпринятого в диссертации исследования состоит в том, чтобы определить, в какой степени эстетические, религиозные, политические взгляды К. Леонтьева предвосхитили, а в некоторых случаях — и оказали непосредственное влияние на миросозерцание эпохи Серебряного века.

Для реализации этой цели в исследовании были поставлены следующие задачи:

— выявить исторические и социокультурные предпосылки складывания в России на рубеже XIX — XX вв. нового направления в культуре, названного русским духовным возрождением;

— проанализировать эстетический, религиозный, политический, историософский аспекты философии К. Леонтьева;

— показать близость мировоззрения К. Леонтьева неоромантическому направлению в культуре Западной Европы второй половины XIX в.;

— показать типологическое сходство эстетических, художественных, религиозных, социально-политических взглядов К. Леонтьева с художественно-эстетическими, религиозными течениями Серебряного века;

— определить место философских взглядов К. Леонтьева в культуре Серебряного века и русской культуре в целом.

Объект и предмет исследования.

Объектом данного исследования является русская культура эпохи Серебряного века. Предметом — отражение социально-философских, эстетических и религиозных идей К. Леонтьева в культуре Серебряного века. Осознавая невозможность в рамках одного исследования охватить все богатство и многообразие культуры рубежа XIX—XX вв., мы ограничиваемся анализом эстетического, религиозного и политического аспектов творчества наиболее ярких представителей этого периода, оставляя за рамками исследования некоторые области творчества, в частности, музыку и театр.

Методологическая основа исследования.

Методология диссертационного исследования основана на принципах герменевтики (М. Хайдеггер, Х.Г. Гадамер), которые позволяют обращаться к интерпретации культурных текстов с учетом художественного самосознания авторов. В работе также используется феноменологический метод исследования (Э. Гуссерль, Г. Риккерт), предполагающий изучение культуры, основанное на анализе сознания ее творцов.

Философский подход к изучению феномена культуры рубежа XIX—XX вв. был намечен, прежде всего, самими современниками Серебряного века, о чем свидетельствуют работы H.A. Бердяева, Л. Шестова, П.Б.

Струве и др., в которых раскрывается внутренняя противоречивость эпохи, как положительный, так и отрицательный опыт предельно смелых творческих исканий этого периода.

Для понимания общих закономерностей социокультурного развития России много дали работы A.C. Ахиезера.

Таким образом, автор использовал комплексно-системный' подход к изучению и анализу проблемы исследования, который способствовал ее достаточно всестороннему раскрытию.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. К. Леонтьев был первым русским мыслителем, которому принадлежит попытка теоретического обоснования эстетизма как универсального критерия бытия, что ставит его в один ряд с такими представителями общеевропейского течения эстетизма, как Ж. Ш. Гюисманс, О. Уайльд, Ф. Ницше, оказавшими сильное влияние как на западноевропейскую, так и на русскую культуру рубежа XIX—XX вв.

2. Религиозные взгляды К. Леонтьева были теснейшим образом связаны с его эстетическими воззрениями. Несмотря на то, что сам он неоднократно подчеркивал свою приверженность ортодоксальным догмам православия, к религии он подходил во многом именно с эстетических позиций. Подобные тенденции «религиозного декаданса» были широко распространены в рамках «нового религиозного сознания» на рубеже XIX—XX вв., когда «историческому христианству» сознательно противопоставлялась попытка синтеза христианства и язычества, ожидание новых откровений соединялось с эсхатологическими мотивами, сильны были влияния мистических и оккультических учений, возрос интерес к сектантству.

3. К. Леонтьев первым заговорил об опасности подмены христианского учения верой в возможность достижения на земле всеобщего благоденствия, царства свободы и справедливости путем прогресса и каких бы то ни было социальных переворотов, уничтожающих существующий строй. Подобную точку зрения развили впоследствии так называемые «легальные марксисты», прошедшие путь от увлечения марксизмом до философского идеализма и религиозной философии: С. Н. Булгаков, H.A. Бердяев, П. Б. Струве, C.JI. Франк.

4. Удивительные по своей прозорливости политические прогнозы К. Леонтьева явились следствием глубокого объективного анализа закономерностей и тенденций социокультурного развития России, а не результатом некоего мистического «озарения» свыше. Это позволило ему предсказать ход и результаты социалистической революции и все ее трагические последствия для культуры и государства, что отмечали авторы сборника «Из глубины» (1918), а также многие русские философы, оказавшиеся в эмиграции.

5. Представления К. Леонтьева о России как об особом культурном мире, соединяющем в себе черты, как Запада, так и Востока, нашли отражение в дальнейших разработках проблемы исторического пути России в работах H.A. Бердяева, С. Л. Франка и др.

6. В эпоху Серебряного века одной из основных тем русской религиозной философии (у Л. Шестова, С. Н. Булгакова, В. Ф. Эрна и др.) стала идея К. Леонтьева о несовместимости идеалов экономического прогресса с ценностями духовной культуры.

7. Все идеи К. Леонтьева строятся на, зачастую демонстративно подчеркиваемых, противоречиях этического и эстетического, религии и здравого смысла, философии и обыденного сознания, что, тем не менее, не мешает ему создать целостное, внутренне единое философское учение. В основе его лежит понятие «цветущей сложности» как высшего проявления творческого развития. Идея «Цветущей сложности», пусть и опосредованно, была воспринята культурой Серебряного века не в меньшей степени, чем идея гармонического всеединства Вл. Соловьева.

Новизна полученных результатов.

Впервые К. Леонтьев рассматривается как представитель общеевропейского течения эстетизма, получившего широкое распространение во второй половине XIX в. и представленного такими именами, как О. Уайльд, ЖШ. Гюисманс, Ф. Ницше, О. Бердслей.

Другим аспектом научной новизны исследования является представление религиозных взглядов К. Леонтьева как своего рода религиозного модернизма, далекого от традиционного понимания христианства, что делает его предшественником русского религиозного ренессанса, когда религия рассматривалась как своеобразный вид творчества, призванного переосмыслить, поставить в новый контекст устоявшиеся принципы христианской веры и лишить их атрибутов ортодоксальности и догматизма.

В исследовании впервые предпринята попытка рассмотреть социально-политические взгляды К. Леонтьева через призму его философии, истории и эстетики, что позволило увидеть в нем не только политика крайне консервативного толка, как это было принято долгое время, а мыслителя, одним из первых указавшего на различие понятий «культура» и «цивилизация», обратившего внимание на элитарный характер культуры и иерархическое строение общества.

В целом К. Леонтьев впервые рассматривается не как «одинокий русский мыслитель» сер. XIX в., а как непосредственный предшественник культуры Серебряного века, предвосхитивший, а в некоторых случаях, и оказавший непосредственное влияние на духовные искания следующего поколения русских мыслителей.

Теоретическая и практическая значимость работы.

Теоретическая значимость предпринятого исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы в исследованиях по теории культуры и истории культуры кон. XIX — нач. XX вв.

Материал диссертации может быть использован при построении курса истории и философии русской культуры, культурологии, а также в лекциях по проблемам культуры Серебряного века, взаимовлияний культур Европы и России, спецкурсов по философии, мировой и отечественной литературе, эстетике, искусству Серебряного века.

Апробация результатов исследования.

Отдельные выводы и положения диссертации апробированы в ходе аспирантских семинаров кафедры философии и социологии, аспирантских конференций и диспутов Орловского государственного аграрного университета и Орловского государственного технического университета, отражены в научных публикациях, учебных лекциях, прочитанных автором в Орловском государственном аграрном университете и Орловском государственном техническом университете по курсу «Культурология», обсуждались на конференции «История, Язык, Литератураисконные ценности России: сохранение, реставрация или утрата?» (Орел, 2000 г.).

Структура работы.

Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Критик и литератор начала XX века А. К. Закржевский назвал свою работу, посвященную К. Леонтьеву, «Одинокий мыслитель» (1916). С таким определением были согласны многие представители Серебряного века — H.A. Бердяев, В. В. Розанов, С. Н. Булгаков, Д. С. Мережковский, однако, сами они на рубеже веков писали о К. Леонтьеве не меньше, чем о Ф. М. Достоевском и Вл. Соловьеве — признанных предшественниках русского культурного ренессанса. Такой интерес к творчеству К. Леонтьева ярчайших мыслителей русской культуры конца XIX — начала XX веков, широкая популярность его идей в этот период говорят о многом. Мы можем утверждать, что К. Леонтьев был не «одиноким», а несвоевременным, слишком ранним мыслителем.

В середине XIX века, когда жил и писал К. Леонтьев, «властителями дум» передовой русской интеллигенции были Н. Г. Чернышевский, В. Г. Белинский, Д. И. Писарев, H.A. Добролюбов. К. Леонтьев в своем творчестве (литературной критике, художественных произведениях, статьях, письмах) имел смелость утверждать идеи, абсолютно противоположные тем, что высказывали представители русского революционно-демократического лагеря. Он писал о том, что высокие идеи равенства и справедливости, полные благородного гуманизма, будучи перенесены из социальной сферы в область культуры и искусства, оборачиваются унификацией творчества, усреднением, деградацией искусства. На смену критериям художественности и эстетического вкуса приходят критерии актуальности, злободневности, общественной пользы, что ведет к упадку чувства прекрасного в литературе и искусстве, а затем и в самой жизни.

Уже через несколько лет после смерти К. Леонтьева, при жизни так и оставшегося не услышанным, подобные идеи были высказаны представителями нового поколения русской культуры — эстетами, символистами, декадентами, как их называли на рубеже XIX — XX веков. А. Волынский в ряде статей в «Северном вестнике», Д. С. Мережковский в работе «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», С. Дягилев в первом номере журнала «Мир искусства» провозглашали свой отказ следовать «заветам отцов» — представителям русской радикально-демократической литературной критики 50−60-х годов XIX века, где «сапоги выше Шекспира». Они выступали с призывом служить «искусству для искусства», чистой Красоте, свободной от социально-политических установок, морализаторства, «общественных нужд». Принципы критического реализма, господствовавшие в русском искусстве середины XIX века, признавались молодым поколением «ветхой, запылившейся меркой», мешающей истинному, свободному творчеству.

Мало кто из исследователей творчества К. Леонтьева обращал внимание на то, что поворот к «новому искусству», произошедший на рубеже XIX — XX веков, он предсказал за несколько десятилетий. «Дальше по пути реализма идти нельзя, — писал К. Леонтьев H.H. Страхову еще в 1870 году. — Потребность к повороту изящному, идеальному чувствуется уже давно во всем» /5, С. 228−229/. Этот поворот выразился в бунте против реализма в искусстве и материализма в философии в эпоху, называемую Серебряным веком русской культуры в творчестве поэтов-символистов, художников объединения «Мир искусства», русских философов-идеалистов.

В вопросе о соотношении этического и эстетического начал в искусстве, всегда столь остро стоявшего в русской культуре, молодое поколение делало выбор в пользу последнего. Эстетизм как явление культуры конца XIX — начала XX веков признавал только Красоту за абсолютную истину, только ей готов был служить, что зачастую приводило к отрицанию общепринятых моральных устоев и этических норм. В значительной мере, несомненно, эстетизм был связан с желанием эпатировать, причем желание это было осознанным и чуть ли не декларировалось. Эстеты подчеркивали и провозглашали свое неприятие моральных устоев буржуазного общества, пуританской добродетели, мещанской «добропорядочности». Отсюда вытекал и аристократизм эстетов, их тяга ко всему рафинированному, экзотическому, «нетипичному» как в искусстве, так и в самой жизни.

Родиной эстетизма традиционно считается викторианская Англия. Распространено мнение, что русские символисты, особенно старшее поколение — декаденты, находились под сильным влиянием западноевропейского эстетизма. В самой России, однако, эстеты Серебряного века имели своего предшественника в лице К. Леонтьева. Он был первым русским мыслителем, которому принадлежит попытка теоретического обоснования эстетизма как универсального принципа бытия и знания. К. Леонтьев считал эстетику мерилом более всеобщим, чем этика, политика, религия, так как эстетический критерий приложим не только к сфере деятельности человека, но и к явлениям природы, социальной жизни, даже истории. Он обратил внимание на то, что эстетика, в силу какого-то высшего закона, почти всегда вступает в противоречие с принципами этики и морали, однако от привычек оценивать происходящее с эстетической точки зрения не отказывался никогда. В русской литературе и искусстве середины XIX века, построенной на гуманистических началах, на сочувствии «униженным и оскорбленным», такой подход, несомненно, был новым и чрезвычайно смелым.

Эстетизм К. Леонтьева во многом определил и его отношение к религиозным вопросам. Стало общим местом утверждение, будто христианство он воспринимал исключительно как религию страха и наказания за грехи, что и привело его под конец жизни к тайному монашескому постригу. Однако, как видно из работ самого К. Леонтьева, суровый монашеский аскетизм, «византийское» православие привлекало его, прежде всего, потому, что в нем он видел единственный уцелевший еще оплот всех своих идеалов. Христианство поддерживало самодержавную власть, оправдывало социальное неравенство, и, что важнее всего, являлось сильнейшим аргументом против религии эвдемонизма, все больше и больше распространявшейся как в Европе, так и в России. Целью этой новой веры К. Леонтьев считал всеобщее земное благоденствие, то есть материальное благополучие и довольство, удовлетворение мелких повседневных потребностей, в конечном итоге — всеобщую скуку и всеобщею прозу. Христианское же учение, утверждал К. Леонтьев, хотя и никогда не обещало установления на земле всеобщего благостного мира, а, напротив, предрекало перед концом истории всевозможные бедствия и разрушения, все же являет собой гармоническое сочетание светлых сторон с темными, тот идеал «цветущей сложности», который он считал высшим проявлением жизни. «Истинное христианство тем и божественно, что в нем все есть: и высшая этика, и залоги глубочайшей государственной дисциплины, и всякая поэзия: и поэзия нищего в лохмотьях, поющего Лазаря, и поэзия владыки, сияющего золотом и „честным“ каме-нием», — писал К. Леонтьев /1, С. 337/.

Между тем, необходимо отметить, что при всем своем пиетете к христианству, К. Леонтьев был далек от какого-либо религиозного фанатизма и нетерпимости. К вопросам веры он во многом подходил с эстетических позиций. Известны его симпатии к исламу: «Я Коран читаю с удовольствием. для меня это прекрасная лирическая поэма», — признавался он /1, С. 209/. Он восхищался католицизмом и признавал за ним огромную заслугу в культурном становлении европейской цивилизации, вообще, он готов был допустить любое проявление истинного религиозного чувства, будь-то даже старообрядчество или сектантство, так как любое его проявление все же неизмеримо благоприятнее для «эстетики жизни», чем мирный нигилизм и безрелигиозный гуманизм, который проповедуют современные либералы и реформаторы разного толка.

В эпоху русского религиозного ренессанса эти идеи К. Леонтьева получили дальнейшее развитие. В сборниках «Проблемы идеализма», «Вехи», «Из глубины», в своих отдельных работах философы Серебряного века указали на опасность подмены религиозной веры верой в возможность установить царство Божие на земле путем социальных переворотов, какие бы, на первый взгляд, благородные цели не преследовали революционеры. Бывшие «легальные марксисты» H.A. Бердяев, С. Н. Булгаков, П. Б. Струве и С. Л. Франк указывали на то, что любая социалистическая революция с ее идеалами внешнего изменения общественного строя будет обречена на провал без внутренней, духовной революции, готовящей каждого отдельного человека к жизни в новых условиях экономической свободы и социального равенства.

На первый взгляд у К. Леонтьева довольно мало общего с представителями другого направления «нового религиозного сознания»: Д. С. Мережковским, В. В. Розановым, Л. Шестовым, чьи религиозные взгляды были далеки от религиозного православиязачастую они сами декларировали несопоставимость их с «историческим христианством». Однако, тот факт, что представителей этого течения русского духовного возрождения называли «эстетствующими», заставляет глубже взглянуть на их, возможно и неосознанную, близость к религиозным взглядам К. Леонтьева. Всех этих мыслителей объединяет попытка взглянуть на традиционное христианство с новой точки зрения, разрешить ряд религиозных проблем в новом аспекте. Д. С. Мережковский и 3. Гиппиус были расположены в пользу язычества, утверждали идеал Святой Плоти и некоторое время имели сильно романтизированное представление об Антихристе, В. В. Розанов позволял себе нападки не только на нравы христианской церкви, но и на самое христианство и его основателя, Л. Шестов вообще был далек от всякой ортодоксии. Всех их объединяло главное: для них не могло быть иного пути, кроме как через собственную субъективную творческую интуицию, которой они и следовали, какие бы устоявшиеся нормы им при этом не приходилось переступать.

Подобно этим мыслителям Серебряного века, и К. Леонтьев не побоялся соединить в своих религиозных взглядах языческое упоение красотой жизни, с ее сильными страстями и диссонансами, и христианский идеал смирения и отрешенности от всего мирского. Внешнюю эстетику жизни он считал признаком внутренней жизнеспособности человечества, уменьшение же разнообразия и интенсивности жизни является признаком старения человечества и его близкой гибели. Уже будучи монахом, К. Леонтьев писал В. В. Розанову: «Более или менее удачная повсеместная проповедь христианства должна неизбежно и значительно уменьшить это разнообразие. и христианская проповедь, и прогресс европейский совокупными усилиями стремятся убить эстетику жизни на земле, то есть самую жизнь.». Если же из двух зол, вредящих его эстетическому идеалу, К. Леонтьеву все же приходилось выбирать, то он выбирал веру, хотя бы из «трансцендентного эгоизма», по страху загробного суда, ради вечного спасения души. Прогрессу же, говорил он, «мы должны, где можем, противиться, ибо он одинаково вредит и христианству, и эстетике» /9, С. 177/. Отсюда, на наш взгляд, и вытекает делавший его столь непопулярным при жизни консерватизм К. Леонтьева.

Как отмечают почти все современные исследователи творчества К. Леонтьева, его широкий и глубокий взгляд на развитие общества, культуру и цивилизацию не имеет ничего общего с реакционностью как таковой. Если он консерватор, то его консерватизм направлен на сохранение и развитие всего самого лучшего и самого прочного, что необходимо обществу, государству. Он апеллирует к лучшим формам и типам социальной, политической и культурной жизни /90, С. 181/.

Если возможно применить к К. Леонтьеву определение, данное С. Маковским мирискусникам, то он был «ретроспективным мечтателем». Он не верил в спасительность современного прогресса, ибо сам по себе прогресс в истории весьма относителен, поэтому и вера в него должна быть или относительной, или пессимистической. Подобное отношение к прогрессу было чрезвычайно нетрадиционным для современников К. Леонтьева, оно появилось лишь в XX веке, после потрясений первой мировой войны и революции в России, прежде всего, у мыслителей Серебряного века. «Я ранен не меньше Константина Леонтьева уродством демократического века и тоскую по красоте, которой было больше в столь несправедливом прошлом», — писал H.A. Бердяев в своей поздней работе «Самопознание» /16, С. 290/.

К. Леонтьев любил все сильное, цветущее, прекрасное, жизнь в ее высших и самых развитых формах. Он стремился обосновать социальное неравенство и иерархическое строение общества с точки зрения проявления многообразных форм социального и индивидуального творчества, ибо политику и культуру, считал он, творят отдельные великие, талантливые, гениальные личности, а не серая и безликая масса. Уже в начале XX столетия подобный взгляд на элитарный характер культуры появляется у мыслителей Серебряного века: Л. Шестова, H.A. Бердяева, С. Л. Франка и других.

Таким образом, очевидная близость эстетических, религиозных и социально-политических взглядов К. Леонтьева философским и художественным исканиям Серебряного века делают его непосредственным предшественником этого яркого периода русской культуры.