Народы Закавказья в поликультурном пространстве Республики Мордовия

Актуальность темы

исследования. Крупные геополитические изменения, военно-политические столкновения, межэтнические конфликты, экономические кризисы привели к интенсификации миграционных потоков по всему миру. Не стала исключением и Россия, выступившая центром притяжения мигрантов из новых независимых государств. В Приволжском Федеральном округе, в Республике Мордовия в условиях интенсивно развивающейся экономики, активного строительства (жилищного, спортивного, промышленного, дорожного), участия в крупных инфраструктурных и инновационных проектах, а также в связи с современными общероссийскими тенденциями рождаемости и смертности, старения населения, миграционный приток отвечает потребностям региона. Миграция и связанные с ней задачи регуляции, контроля, адаптации мигрантов с каждым годом захватывают все больше сфер государственного управлениямассовые переселения и смешение людей, представляющие разные страны и культуры, несут не только новые возможности для общества в целом, но и многие риски и вызовы для принимающего социума. Так, миграционный приток значительно усложняет этнический ландшафт Приволжского Федерального округа, для которого исторически свойственна «этническая пестрота национального расселения, наличие значительного числа национально-смешанных поселений"1.

Проблемы регуляции миграционных процессов и их последствий служат сюжетом острых дискуссий, инструментом политической борьбы в регионах, что актуализирует локальное изучение миграционной ситуации. Между тем, перспективы существования этнических групп в инокультурных и иноэтнических средах еще далеко не осмыслены, при том, что проблема адаптации мигрантов при интенсивности перемещения в Россию народов из других стран СНГ, в том числе из государств Закавказья (в последнее время в научной литературе все чаще применяется равнозначный и более корректный.

1 Иванов В. П. Расселение и численность чувашей в России: историческая динамика и региональные особенности: Историко-этногр. исслед.: Дис.. докт. ист. наук. Чебоксары, 2005. С. 4. термин Южный Кавказ) требует безотлагательного осмысления и практических решений. По официальным данным, каждый десятый, прибывающий в Россию из-за ее пределов, входит в число мигрантов из стран Южного Кавказа. Страны бывшего СССР за последние 20 лет испытали на себе особенно сложную модель человеческой мобильности, включая миграцию внутри региона, в/из региона, вынужденные и добровольные перемещения, и ситуации, когда сами люди не перемещались, однако их гражданство менялось. Особую злободневность приобретает проблема взаимоотношений принимающего социума и выходцев с Кавказа (как из российских регионов Северного Кавказа, так и из стран Южного Кавказа) в связи с выраженной мигрантои кавказо-фобией, в том числе в среде молодежи, практикуемым СМИ «языком вражды», актуализацией проблемы межэтнических отношений не только в крупных российских городах, но и в провинции. Но, как бы ни были сложны и многоаспектны эти отношения, они базируются на давних исторических связях и имеют большие перспективы в будущем. Основной вектор продолжающейся постсоветской миграции из Южного Кавказа направлен в РоссиюКавказ, как Северный, так и Южный, — одна из ключевых сфер геополитических интересов России. Следовательно, главный ресурс этой сферы, — человеческий, необходимо изучать, анализировать в динамике и в конкретных условиях локальных сообществ, чтобы владеть внутрии внешнеполитической ситуацией в регионе и стране в целом, не допуская проявлений экстремизма и ксенофобии. Исследования в межэтнической сфере могут способствовать сохранению мира и добрососедства между народами3, а научное обоснование факторов и условий адаптации мигрантов актуально с точки зрения создания системы действенного контроля над последствиями этого процесса4.

— у.

Красинец Е. Нелегальные мигранты из государств Закавказья на юге России (по материалам обследования в Ростовской обл.) // Кавказ — Россия: миграция легальная и нелегальная. Ер., 2004. С. 133.

3 Минеева Е. К. Становление Марийской, Мордовской и Чувашской автономий в 20−30-е гг. XX в.: автореф. дис.. докт. ист. наук. Чебоксары, 2008. С. 3.

4 Кузьменко Н. И. Адаптация иноэтнических групп к новым социально-экономическим условиям в доминирующем русском этносе // Per. исслед. 2010. № 1 (27). С. 65.

Широкое общественное признание того факта, что народы Закавказья, представители которых проживают в многонациональной среде российских регионов, внесли весомый и уникальный вклад в мировую и российскую цивилизацию, будет способствовать эффективному межкультурному диалогу, снятию межэтнической напряженности, формировании в социуме атмосферы межнационального и межконфессионального согласия. Как известно, «уже на стадии своего зарождения российская нация, как и сама государственность, стала складываться как полиэтничная и реально сформировалась на базе синтеза восточных и западных традиций"5. Представители народов Кавказа, проживающие на территории многонациональной Мордовии, являются частью этнического ландшафта региона и формирующейся общероссийской гражданской идентичности. Построение толерантной национальной и религиозной политики невозможно без учета анализа исторического опыта и конкретных этноконфессиональных реалий, свидетельство тому — «горький урок межнациональных трений в постсоветскую эпоху, в котором конфессиональный фактор имеет свою составляющую"6. Региональные исследования, посвященные трансформациям традиционной этнической культуры в условиях иноэтнической среды актуальны также с точки зрения активизации работы землячеств, национальных общественных организаций и региональных национально-культурных автономий, направленной на безболезненную и эффективную адаптацию и мягкую интеграцию мигрантов в принимающее локальное сообщество.

Объектом исследования являются представители народов Закавказья (Южного Кавказа), проживающие на территории Республике Мордовия, в подавляющем большинстве случаев являющиеся мигрантами первого (режевторого и третьего поколений) из Республики Армения (АрмССР), Республики Азербайджан (АзССР), Грузии (ГССР).

5 Медведев Д. А. «Уже на стадии своего зарождения.» // Вестн. российской нации. 2010. № 3.С. 2.

6 Таймасов Л. А. Христианское просвещение нерусских народов и этноконфессиональные процессы в Среднем Поволжье в последней четверти XVIII — начале XX века: Дис.. докт. ист. наук. Чебоксары, 2004. С. 4.

Предметом исследования стали условия и факторы адаптации мигрантов из Закавказья в социокультурной и полиэтнической среде Республики Мордовия, трансформация различных аспектов материальной и духовной культуры в условиях иноэтнического и инокультурного окружения.

Хронологические рамки исследования охватывают период с начала 1980;х по конец 2000;х гг. Именно в этот период на территории Республики Мордовия было сформировано ядро диаспор выходцев из Закавказья, хотя отдельные представители закавказских этносов проживали в регионе и раньше — с 1940;60-х гг. Для воссоздания более полной картины традиционной этнической культуры мигрантов дополнительно были привлечены материалы по традиционной этнографии Закавказья. В целом, Мордовия, в отличие от Москвы, С.-Петербурга, Кубани, Ставрополья, Ростовской и Нижегородской обл., не принадлежит к числу российских регионов, где бы исторически проживали выходцы из Закавказья. Наиболее бурный миграционный приток из Закавказья, последовавший с конца 1980;х гг., был обусловлен политическими трансформациями и социально-экономическими потрясениями, межэтническими столкновениями и актуализацией этноконфессиональной идентичности, массовым ухудшением качества жизни людей. Хронологически миграционные волны из Закавказья в РМ распадаются на две крупные неоднородные группы: 1) немногочисленные «советские» мигранты, поддержанные институционально- 2) постсоветские мигранты (вынужденные переселенцы и экономические (трудовые) мигранты последнего десятилетия). События, связанные с переселением и адаптацией на новом месте жительства, четко зафиксированы в памяти информантов, что позволило проводить интервью и рефлексию со значительной эмоциональной вовлеченностью последних.

Территориальные рамки исследования охватывают Республику Мордовия — многонациональный субъект РФ в Приволжском федеральном округе со «средними» по России социально-экономическими характеристиками, относительно молодой закавказской составляющей населения, растущей за счет современного миграционного притока. Для наиболее полного выявления факторов адаптации и изменений в традиционной этнической культуры мигрантов из Закавказья в социокультурном ландшафте многонациональной Мордовии, автором были исследованы районы, в наибольшей степени затронутые миграционным притоком из стран Закавказья, в том числе, в ряде случаев — с компактным расселением мигрантов из Закавказья. Это гг. Саранск, Рузаевка, Ардатовр-ны республики — Ардатовский, Болыпеиг-натовский, Болыпеберезниковский, Зубово-Полянский, Ичалковский, Кочку-ровский, Краснослободский, Лямбирский, Ромодановский, Рузаевский, Ста-рошайговский, Теньгушевский, Чамзинский и др.

Степень разработанности проблемы. Анализ историографии показывает, что до настоящего времени комплексное изучение факторов и стратегии этнокультурной адаптации армянских, азербайджанских, грузинских и езид-ских мигрантов, трансформации их этнической культуры и идентичности в условиях инокультурного окружения, сравнительный анализ этих процессов в исследуемом регионе не проводились, несмотря на наличие серьезного корпуса работ по традиционной этнографии, истории и культуре закавказских этносов, в том числе публикаций, касающихся отдельных аспектов адаптации мигрантов из Закавказья в ряде регионов Российской Федерации.

Различные аспекты изучаемой темы позволяют разбить историографический обзор на несколько ключевых блоков. Первый из них — изучение собственно миграционной проблематики. Важно отметить, что специальные эт-носоциологические, в том числе региональные, исследования миграционной тематики, посвященные происходящим в результате вживания в инокультур-ную среду трансформациям вещного мира, системы питания, семейного уклада, празднично-досуговой культуры, повседневных практик межэтнического диалога, начались относительно в недавнем прошлом, несмотря на то, что миграция населения, этот важнейший фактор этнической эволюции и трансформации, прослеживается на протяжении всей истории народов мира. Эксперты ведущих научных центров РФ (Центр стратегических и политических исследований, Институт этнологии и антропологии РАН, Центр демографии.

Института социально-политических исследований РАН, Институт социологии РАН, Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН) сосредоточены, главным образом, на масштабах и характере миграционных потоков в РФ, институционально-правовой базе, восприятии мигрантов принимающим социумом, проблемах нелегальной миграции, в первую очередь, в мегаполисах. Теоретические и социоправовые аспекты миграционной проблематики на постсоветском пространстве рассматриваются в монографиях J1.JI. Рыбаковского, В. И. Переведенцева, Н. В. Павлова, Т. В. Полосковой, A.B. То-пилина, JI.M. Дробижевой, H.H. Зинченко, В. И. Мукомеля, Т. Н. Юдиной, С. Е. Метелева, H.A. Ворониной, статьях В. А. Тишкова, Д. Г. Сердюкова, М.А. п.

Лаврентьевой, И. В. Гуськовой. Весьма взвешенной представляется позиция экспертов ООН относительно тенденций международной миграции, изложенная в докладе Глобальной комиссии ООН «Миграция во взаимосвязанном мире"8. Ряд интересных с научной и практической точки зрения теоретических и прикладных исследований миграции в Приволжском федеральном округе был инициирован в начале 2000;х гг. аналитической группой «Государство и антропоток» (С. Артоболевский, И. Валлерстайн, Г. Витков.

7 Рыбаковский Л. Л. Миграция населения: прогнозы, факторы, политика. М., 1987; Переведенцев В. И. Методы изучения миграции населения. М., 1996; Павлов Н. В. и др. Государство и диаспоры: опыт взаимодействия. М., 2001; Топилин А. В. СНГ: демографический потенциал, миграция, рынок труда. М., 2002; Дробижева Л. М. Социальные проблемы межнациональных отношений в постсоветской России. М., 2003; Зинченко Н. Н. Миграция населения: теория и практика международно-правового регулирования. М., 2003; Мукомель В. И. Миграционная политика в России: Постсоветские контексты. М., 2005;, Юдина Т. Н. Социология миграции. М., 2006; Метелев С. Е. Международная трудовая миграция и нелегальная миграция в России. М., 2006; Воронина Н. А. Миграционное законодательство России: состояние, проблемы, перспективы. М., 2010; Тишков В. А. Антропология российских трансформаций // ЭО. 2000. № 1. С. 3−19- Его же. Этнология и политика. Научн. публицистика. М., 2001; Его же. Закон о гражданстве, миграции и межэтнические отношения // Бюл. сети этнолог, мониторинга и раннего предупр. конфликтов. 2002. № 41. С. 6−7- Сердюков Д. Г. Динамика трудовой миграции в Россию в 2000;2009 гг. // Народонаселение. 2010. № 2. С. 105−108- Лаврентьева М. А., Гуськова И. В. Влияние миграции в России на формирование трудовых ресурсов // Стратегии устойчивого развития регионов России. Новосибирск, 2011. С. 274−277.

Миграция во взаимосвязанном мире: докл. Глобальной комиссии ООН по междунар. миграции // Этнодиалоги. 2006. № 1 (24). С. 41. екая, С. Градировский, Ж. Зайончковская, М. Кутутзов и др.)9- «Антропоток» — ситуативное понятие, описывающее перемещения и ассимиляцию определенных масс населения по территории (пространственный антропоток) и статусный рост представителей определенной социальной группы (социальный антропоток). Визитная карточка многих этнографов, по мнению российского исследователя А. Е. Загребина, — «умение писать правду или максимально приближенные к правде вещи"10 — вполне применима к данному направлению прикладной этнологии. Практические аспекты локальной миграционной ситуации, побудительные мотивы и последствия вынужденной миграции, «теневая» занятость, квотирование, соотношение нагрузки на социальную инфраструктуру, рисков роста экстремизма и криминализации, экономико-демографических выгод от активного миграционного прироста, были всесторонне рассмотрены в сборниках «Вынужденные мигранты: интеграция и возвращение" — «Вынужденные мигранты и государство" — «Специальные программы легализации иммигрантов: мировой опыт" — «Миграция. Актуальные проблемы адаптации и интеграции" — «Миграция и ВИЧ в России" — «Трудовая миграция: мифы и реальность"11. Большинство изложенных в них практических рекомендаций российских и зарубежных ученых (В.А. Ионцев, Дж. Апап, М. И. Абелла, В. И. Попов, X. Кнаке-Вернер, Г. С. Витковская, Ф. М. Семенов, А. Рубцова, Е. А. Омельченко и др.) касаются стратегий адаптации трудовых мигрантов в мегаполисах и реакции принимающего общества.

К различным аспектам адаптации и интеграции мигрантов обращается все больше исследователей. Отметим труды Г. В. Старовойтовой, Ф. Б. Березина, П. В. Кузнецова, Н. М. Лебедевой, J1.M. Дробижевой, A.A. Реан,.

Государство и антропоток [Электронный ресурс]. URL: http://www.antropotok.archipelag.ru/ (дата обращения: 03.02.2009).

10 Загребин А. Е. Этнографическое изучение финно-угорских народов России в XVIIIначале XX вв.: история, теория и практика: автореф. дис.. докт. ист. наук. — Чебоксары, 2009. С. 17. Вынужденные мигранты: интеграция и возвращение. М., 1997; Вынужденные мигранты и государство. М., 1998; Специальные программы легализации-иммигрантов: мировой опыт. М., 2006; Миграция. Актуальные проблемы адаптации и интеграции. М., 2007; Миграция и ВИЧ в России. М., 2008; Трудовая миграция: мифы и реальность. М., 2009.

Г. У. Солдатовой, В. Г. Крысько, И. М. Кузнецова, Н. И. Кузьменко и С. Д. Гуриевой, в которых ученые анализируют этнопсихологические аспекты адаптации к инокультурной среде12, создают своего рода «ментальные.

13 карты", отображающие стереотипы в данной сфере как у принимающего мигрантов общества, так и у ученых-этнологов. Однако эти работы скорее ставят проблемы, и не в полной мере раскрывают этнографические реалии межкультурного диалога мигрантов из Южного Кавказа и принимающего социума. Актуальная проблематика последних лет — интеграция детей мигрантов в социум средствами образования. В этом направлении успешно работают Г. Бургмер, Е. А. Омельченко, Ю. А. Горячев, JT.A. Миллер, К. В. Воробьева, A.B. Снегуров, И. А. Орехова, И. А. Лысакова, В. В. Гриценко, Н.Е. Шустова14, предлагая не только теоретическое осмысление данной проблематики, но и практические рекомендации школьным педагогам.

Современная этнополитическая ситуация на Южном Кавказе, ее ми.

Старовойтова Г. В. Этническая группа в современном советском городе. Л., 1987; Бере-зин Ф. Б. Психическая и психофизиологическая адаптация человека. Л., 1987; Кузнецов П. В. Адаптация как функция развития личности. Саратов, 1991; Лебедева Н. М. Социальная психология этнических миграций. М., 1993; Дробижева Л. М. Национализм, этническое самосознание и конфликты в трансформирующемся обществе // Национальное самосознание и национализм в РФ начала 1990;х гг. М., 1994. С. 16−47- Лебедева Н. М. Социальная психология этнических миграций. М., 1993; Реан А. А. К проблеме социальной адаптации личности // Вестн. СПбГУ. 1995. № 3. Сер. 6. С. 74−79- Солдатова Г. У. Психология межэтнической напряженности. М., 1998; Крысько В. Г. Этническая психология. М., 2002; Кузнецов И. М. Адаптация к этнокультурному многообразию // Жизнь национальностей.

2010. № 3. С. 48−57- Кузьменко Н. И. Адаптация иноэтнических групп к новым социально-экономическим условиям в доминирующем русском этносе // Per. исслед. 2010. № 1 (27). С. 65−73- Гуриева С. Д. «Этническое меньшинство» в современных условиях эпохи глобализации // Совр. исслед. соц. проблем. Вып. 2. Красноярск, 2011. С. 228−231. 1.

Загребин А. Е. Указ. соч. С. 17.

14 Бургмер Г. Н. Педагогические интеграционные процессы специфика проблем интеграции школьников из мигрантской среды // Миграция. Актуальные проблемы адаптации и интеграции. М., 2007; Горячев Ю. А. и др. Интеграция мигрантов средствами образования: опыт Москвы. М., 2008; Орехова И. Языковые стратегии интеграции детей мигрантов в российское образование // Этнодиалоги. 2008. № 1 (27). С. 103−110- Воробьева К. Уровень толерантности у подростков: влияние семьи // Этнодиалоги. 2008. № 2 (28). С. 213 224- Миллер Л. Социокультурный аспект психологической безопасности в школе // Там же. С. 179−186- Снегуров А. и др. Векторы позитивности: опыт локального исследования // Этнодиалоги. 2010. № 1 (31). С. 178−189- Лысакова И. А. Полиэтничные школы — новая реальность Петербурга // Этнодиалоги: альманах. 2010. № 2 (32). С. 163−174- Гриценко В. В., Шустова Н. Е. Социально-психологическая адаптация детей из семей мигрантов. М.,.

2011. С. 15−16. грационный потенциал, положение нацменьшинств, конфликтогенность, со-цио-политологический анализ современных закавказских диаспор в мире отражены в публикациях А. Б. Крылова, Т. В. Полосковой, Н. В. Павлова, И. Маммадова, В. В. Гаврилова, Н. Е. Шеповой и ряде тематических сборников15, позволяющих рассматривать диаспоры выходцев из Закавказья в контексте мировых этнических процессов, роста этносепаратизма и экстремизма.

Повседневная практика адаптации и выживания мигрантов в полиэтническом микросоциуме через призму конкретных человеческих судеб раскрывается в любопытном исследовании американских антропологов У. Ленера и Дж. Слоан (W. Lehner, J. Sloan)16. Монография, построенная на скупо прокомментированных нарративах — записях интервью, подводит читателя к простому выводу: идеальные теоретические модели адаптации и интеграции не выдерживают столкновения с индивидуальным опытом «живых людей». По М. Салинзу, адаптация — проявление и биологической, и культурной эволюций — общей и специфической, сходное определение дает антрополог Т. Парсонсзначимы теоретические штудии С. А. Арутюнова, Р. Линтона, Р. Рэдфилда и М. Херсковица, Н. М. Лебедевой в области аккультурации17. Весьма ценная с методологической точки зрения статья С. И. Рыжаковой, построенная на латышском этноматериале, поднимает.

15 Крылов А. Б. Сепаратизм: истоки и тенденции развития. М., 1995; Полоскова Т. В. Современные диаспоры. Внутриполитические и международные аспекты. М., 1999; Павлов Н. В. Государство и диаспоры: опыт взаимодействия. М., 2001; Маммадов И. Армяно-азербайджанский конфликт: история, право, посредничество. М., 2007, Гаврилов В., Ше-пова Н. Нетрадиционные войны на постсоветском пространстве. М., 2009; Этнические и региональные конфликты в Евразии. Кн. 1. Центр. Азия и Кавказ. М., 1997; Социально-политическая ситуация на Кавказе: история, современность, перспективы. М., 2001; Россия и Кавказ: История, религия, культура. СПб., 2003; Российский Кавказ. Книга для политиков. М., 2007;Социокультурные и политические проблемы высокогорных районов Кавказа. Карачаевск, 2010; Предотвращение межэтнических и межконфессиональных столкновений как одна из важнейших задач современной цивилизации. Пенза, 2011.

16 Lehner W., Sloan J. Crossing The Blvd: Strangers, Neighbors, Aliens In A New America. N.Y., 2003.

17 Sahlins M. Cosmologies if Capitalism: The Trans-Pacific Sector of the «Word-system» // Culture. Power. History. Princeton, 1994. P. 235- Парсонс Т. О социальных системах. М., 2002; Арутюнов С. А. Процессы и закономерности вхождения инновации в культуру этноса // СЭ. 1982. № 1. С. 8−21- Его же. Культуры, традиции и их развитие и взаимодействие. Lewiston, 2000; Лебедева Н. М.

Введение

в этническую и кросс-культурную психологию. М., 1998. проблему терминологии, аутентичности и «регистров истинности» в современной этнологической науке, традиции и ее адаптации18. На вопросы изу- ' чения локальной культурной специфики в диаспоре (на чувашском этнографическом материале) особое внимание обратила Е.К. Минеева19. Проблему социокультурной адаптации невозможно рассматривать вне сферы этнического самосознания, его трансформации, двойственности, дробности, а также решения задачи становления общероссийской гражданской идентичности, в том числе в среде мигрантов. В качестве теоретической основы диссертантом были использованы раскрывающая проблему этнической самоиденти.

9П фикации монография В. Ю. Хотинец и посвященные преломлению темы эт-ничности в свете миграционного обмена публикации J1.M. Дробижевой, В.Р.

Филиппова, В. В. Пименова, Р. Г. Абдулатипова, В. В. Степанова, В. А. Тишко.

21 ва, A.A. Алаудинова, Э. Я. Галоян, Р. Рунаева и И. Хусейна .

Весьма показательными в сравнительном плане оказались публикации о современных региональных общинах закавказских мигрантов: это труды Ж. Ананяна и В. Хачатуряна, С. Айвазяна, Г. Цверианишвили, Н. Чавчанидзе и К. Вашакидзе, Г. Кемоклидзе, Т. Меликли, статьи А. Абрамяна, С. Лазаревой,.

1 Я.

Рыжакова С. И. Хлебные мантры" и «японские чаши» у латышей. К вопросу о проблемах аутентичности и «регистрах истинности» в современной этнографии // ЭО. 2006. № 1. С. 109−128.

19 Минеева Е. К. Чувашская диаспора в трудах исследователей конца XX — начала XXI вв. // Вестн. Чувашского университета. 2006. №. 6. С. 58−73.

Хотинец В. Ю. Этническое самосознание. СПб., 2000.

7 1.

Дробижева Л. М. Национальное самосознание: база формирования и социально-культурные стимулы развития // СЭ. 1985. № 5. С. 3−16- Национальное самосознание и национализм в РФ начала 1990;х гг. М., 1994; Суверенитет и этническое самосознание: идеология и практика / Под ред. Л. М. Дробижевой. М., 1994; Пименов В. В., Филиппов В. Р. Массовые этнологические исследования. Методы и техника. М., 1995; Абдулатипов Р. Г. Национальные отношения и политика общественного согласия // Этнополит. вестн. 1995. № 2. С. 15−35- Его же. Российская нация (этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях). М., 2005; Степанов В. В., Тишков В. А. Кем себя считают россияне: региональный аспект // Вестн. рос. нации. 2010. № 3. С. 112−153- Алаудинов А. А. Идентичность в зеркале науки: основные подходы к определению сущностных черт и типов // Там же. С. 196−205- Галоян Э. Я. Об этнической идентичности в контексте формирования культуры межнационального общения // Предотвращение ме-жэтн. и межконфес. столкновений как одна из важнейших задач совр. цивилизации. Пенза, 2011; Рунаев Р. Ю., Хусейн И. К вопросу об этнической определенности сознания личности // Совр. исслед. соц. проблем. Вып. 2. Красноярск, 2011. С. 238−240.

О. Лукинской, В. Лунина, Л. Кртян, Э. Сахинова и др. Однако они выступают скорее в качестве источника, фиксирующего этносоциальные реалии, к примеру, роль национальных общественных организаций в жизни диаспоры или трудовые биографии выдающихся членов общины, но не анализирующего их. Именно поэтому особую ценность в свете нашего исследования приобретают немногочисленные пока исследования, посвященные анализу отдельных аспектов процесса адаптации кавказских мигрантов в различных российских регионах, в том числе статьи Г. Витковской (армяне, азербайджанцы, грузины, чеченцы, ингуши, осетины в Воронежской, Орловской, Ростовской, Рязанской и Саратовской обл.), К. Корякина (армяне на Кубани), С. Дамберг и Е. Чикадзе (армяне в С.-Петербурге), Е. Фирсова (армяне в российской провинции), А. Космарского и Н. Шахназарян (армяне на Кубани), Л. Дро-бижевой и Ю. Арутюняна (армяне, азербайджанцы, грузины в Москве), И. М. Кузнецова (азербайджанцы в Москве), Т. А. Титовой (нацменьшинства, в том числе армяне в Казани и Набережных Челнах), К. А. Скрябиной (армяне в Пермском крае), O.A. Щербининой (армяне в Серпухове), A.B. Федоровой (армяне в Оренбуржье) .

Ананян Ж., Хачатурян В. Армянские общины России. Ер., 1993; Айвазян С. М. История России. Армянский след. М., 1997; Цверианишвили Г. Очерк истории грузинской общины в Сочи. Сочи, 2000; Чавчанидзе Н., Вашакидзе К. Грузины в России. Саранск, 2000; Ке-моклидзе Г. Грузинский акцент Ярославля. Я., 2001; Меликли Т. Азербайджанский «Очаг» в Москве. М., 2004; Абрамян А. Российским армянам тяжело воспринимать себя как диаспору // Ноев ковчег. 2006. № 04 (97). С. 7- Лазарева С. «Барэв дзэс» часто слышно в Иркутске // Ноев ковчег. 2006. № 06(99). С. 8- Лукинская О. Диалог культур: АрменияУдмуртия // Изв. Удмуртии. 2007. № 119 (3131). С. 6- Лунин В. Чувашия: как мигранту защитить свои права? [Электронный. ресурс]. URL: http://www.fergananews.com/article.php7icH5103 (дата обращения: 22.09.2011) — Кртян Л Отношения армянской диаспоры и Республики Армения: проблемы и перспективы // Наири. Вып. 5. Н. Новгород, 2010. С. 62−66- Сахинов Э. Министр диаспоры Армении встретилась с армянской общественностью Москвы // Ноев Ковчег. 2011. № 22 (181). С. 13.

23 Арутюнян Ю. В. Армяне-москвичи. Социальный портрет по материалам этносоциоло-гического исследования // СЭ. 1991. № 2. С. 3−15- Его же. Армяне в Москве (по результатам сравнительного исслед.) // Социол. исслед. 2001. № 12. С. 5−22- Витковская Г. С. Кавказские мигранты в России: оценка и факторы адаптации, отношение местного населения // Государство и антропоток [Электронный ресурс]. URL: http://www.antropotok.archipelag.ru/text/ad03.htm/ (дата обращения: 13.04.2009) — Дамберг С., Чикадзе Е. Армяне в обувном бизнесе Петербурга // Тр. ЦНСИ. Вып. 8. Этничность и экономика. СПб., 2000; Корякин К. Условия адаптации и интеграции мигрантов-армян в Краснодарском крае // Полевые исследования ИЭА РАН. М., 2006; Фирсов Е. Инварианты.

Охарактеризуем их подробнее. Наиболее продуктивны российские исследователи спюрка — армянской диаспоры, самой многочисленной и активной в социально-экономическом и национально-культурном ключе. Основные современные направления изучения спюрка — «фрагменты в ненаписанной общей картине жизни российских армян» — детально и взвешенно проанализированы этнологом Е. Фирсовым (Гарвард)24. Можно согласиться с его суждением, что концентрация внимания большинства исследователей (таких, как Ж. Ананян, В. Хачатурян, А. Тер-Саркисянц и др.) на событийной истории локальных групп, «историчность» подхода приводит к невозможности описать всю армянскую диаспору РФ как макросистему.

Так, весьма плодотворна масштабная исследовательская работа по изучению спюрка в России, проведенная проф. А.Е. Тер-Саркисянц. Однако в контексте нашего исследования особую ценность имеют не исторические изыскания автора о региональных диаспорах, а то, что А.Е. Тер-Саркисянцпрактически единственный исследователь, непосредственно («в поле») изучавшая степень сохранности тех или иных элементов национальной специфики (в данном случае — донских армян) и их взаимодейсвтие с общероссийскими, что позволило судить о глубине адаптации армян к иноэтнической среде. Наблюдения А. Е. Тер-Саркисянц выступили дополнительным источником для сравнения роли этнических маркеров в армянской диаспоры в российской провинции // Журн. социол. и соц. антропологии. 2002. Т. V. № 2. С. 113−132- Космарский А., Шахназарян Н. Краснодар — Карабах — Москва: опыт диалогической автоэтнографии // ЭО. 2006. № 1. С. 49−61- Дробижева Л., Арутюнян Ю., Кузнецов И. Выходцы из Закавказья в Москве: кто они? // Демоскоп weekly, бюл. Население и общество. 2007. № 271−272- Титова Т. А. Этнические меньшинства в городах Республики Татарстан: автореф. дис.. докт. ист. наук. — Чебоксары, 2008; Скрябина К. А. Этническое самосознание в диаспоре: на примере армянской диаспоры Пермского края // «Ломоносов — 2010». [Электронный ресурс]. URL: http://www.tssi.ru/lomonosov/2010/ArchEthno.pdf (дата обращения 07.10.2010) — Щербинина О. А. Армянская диаспора России: модели интеграции в принимающее общество // Per. исслед. 2010. № 1 (27). С. 73−80- Кузнецов И. М. Указ. соч.- Надршин Ф. Межвузовская научная конференция «Этническая история и духовная культура армян» // ОГАУ. Оф. сайт [Электронный ресурс]. URL: http://www.orensau.ru/ru/kafedry/2356 (дата обращения: 20.11.2011).

24 Фирсов Е. Ю. Российские армяне и их исследователи // ЭО. 2006. № 1. С. 72.

25 Тер-Саркисянц А. Е. Армяне: История и этнокультурные традиции. М., 1998. С. 256. диаспоре (к примеру, трансформации семейной обрядности или института гостеприимства у донских армян), что нашло отражение в соответствующих параграфах диссертации. Не последнюю роль в появлении ряда полевых исследований спюрка в регионах стала большая, в сравнении, с азербайджанцами «открытость» армян для этнологов-наблюдателей, а также и то, что в некоторых случаях подобные исследования, посвященные истории конкретной местной общины, инициируются и/или поддерживаются самими представителями национальных общественных организаций армян. Так, в Нижнем Новгороде при поддержке Нижегородской армянской общины издается альманах «Наири», в ННГУ планомерно развивается арменоведение, а студенты изучают армянский в качестве второго иностранного языка26.

Какие вопросы в наибольшей степени интересовали названных исследователей? Во-первых, собственно факторы и условия социально-профессиональной адаптации переселенцев из Закавказья, их взаимодействие как с русским местным населением, так и с армянской общиной, история которой в Москве, Петербурге, на Кубани, Дону и в Ставрополье насчитывает не одно столетие. Во-вторых, профессиональную адаптацию, реалии и мифы так называемой «этнической экономики», создаваемой мигрантами, коммуникационную среду общины (наиболее показательны и информативны труды Ю. Арутюняна, В. Воронкова, С. Дамберг, Е. Чикадзе, О. Бредниковой, О. Паченкова, Е. Фирсова и В. Кривушиной, Э. ле Браса, В. и.

Е. Филипповых, К. Корякина, В. Жиромской, О. Щербининой). К примеру,.

26 Из истории армянской общины Нижегородской области // Областная общественная организация «Нижегородская армянская община». [Электронный ресурс]. URL: http://www.arm-rui.ru/index.php (дата обращения: 24.09.2011).

Воронков В. Существует ли этническая экономика? // Тр. ЦНСИ. Вып. 8. Этничность и экономика. СПб., 2000; Дамберг С., Чикадзе Е. Указ. соч.- Бредникова О., Паченков О. «Этническое предпринимательство» мигрантов и мифы мультикультурализма // Мульт-культурализм и трансформация постсоветских обществ. М., 2002; Фирсов Е., Кривушина В. К изучению коммуникационной среды российской армянской диаспоры // Диаспоры. 2004. № 1.С. 6−45- Филиппова Е., Филиппов В. Государство и общество перед лицом социального кризиса // Этнодиалоги. 2006. № 1 (24). С. 133−144- Жиромская В. Б. Этнический состав населения Москвы в XVIII—XX вв. // Москва многонациональная. М., 2007; Корякин К. В. Условия адаптации и интеграции мигрантов-армян в Краснодарском крае //.

К. Корякин (ИЭА РАН) в своем исследовании интеграции армян-мигрантов в Кранодарском крае через призму анализа социально-политической ситуации в крае с точки зрения социальной антропологии уделяет большое внимание региональному законотворчеству в сфере регулирования миграции, политике и директивам местных властей в отношении иммигрантов, «языку вражды» в СМИ, экстремизму и дискриминации в отношении армян, однако собственно этнокультурная адаптация не вошла в фокус внимания исследователя. Весьма показательной с точки зрения сравнения генедерных стереотипов в армянской диаспоре Краснодара и в современном Аскеране (НКР) стала статья Н. Шахназарян и А. Космарского, выстроенная как рефлексия полевых наблюдений первого из авторов. В начале 2000;х гг. Г. А. Пядуховым (Центр миграционных исследований) на примере Саратовской, Пензенской обл. и Республики Мордовия была предпринята попытка анализа многогранной и мифологизированной проблемы преступности мигрантов, в том числе из-За.

28 кавказья. Автору на основании статистики удалось развенчать миф о значительном удельном весе преступлений, совершенными зарубежными мигрантами, на общую криминогенную ситуацию в том или ином регионе. Исследование З. А. Трифоновой (ЧТУ), посвященное миграционной ситуации в соседней с Мордовией Чувашской Республике, анализирует динамику числен.

90 ности в регионе вынужденных переселенцев из Южного Кавказа. Раскрывает соотношение динамики численности выходцев с Кавказа и прогнозирует рост этнической конфликтности в Пермском крае исследование Б. Ихлова30.

Полевые исследования ИЭА РАН. М., 2006; Его же. Проблемы адаптации и интеграции мигрантов-армян в Краснодарском крае // ЭО. 2006. № 1. С. 62−72.

Пядухов Г. А. Незаконные виды деятельности и преступность мигрантов (на примере Саратовской, Пензенской обл. и Республики Мордовия) // ЦМИ. [Электронный ресурс]. URL: http://www.migrocenter.ru/publ/konfer/kavkaz/mkavkaz046.php (дата обращения: 04.01.2011).

Трифонова 3. А. Внутрирегиональные миграции в Чувашской Республике // ЦМИ. [Электронный ресурс]. URL: http://www.migrocenter.ru/science/science0198.php (дата обращения: 30.09.2011).

0 Ихлов Б. Миграции населения в Пермском крае // Татищев.орг [Электронный ресурс]. URL: http://tatishev.org/page.php?id=85 (дата обращения: 19.05.2011).

Отдельные аспекты интеграции в трех закавказских общинах в ряде российских регионов, например, в Оренбурге и Чувашской Республике, изучали корреспонденты Сети этнологического мониторинга и раннего преду.

3 1 преждения конфликтов (EWARN). В частности, их интересовал доступ кавказцев к власти в регионе, их влияние на этнополитическую обстановку, эт-ностереотипы принимающего социума. Социологическое исследование, проведенное в армянской общине Серпухова в 2009 г. О. Щербининой, посвящено социально-экономическим аспектам адаптации, транснациональным связям в диаспоре, в то время как этнокультурная.

32 адаптация вновь осталась «за кадром» .

Этноконфессиональную идентичность выходцев из Закавказья, трансформацию их этнокультурных запросов и реакцию на них принимающего населения исследовали этнологи Т. А. Титова, К. А. Скрябина, И. М. Кузнецов, Г. С. Витковская. Последнего из названных авторов также интересовали контр-стрессовые факторы при принятии решения о переселении, субъективная и объективная оценка степени успешности адаптации, потенциальная конфликтогенность кавказских общин в изучаемых регионах. Труд Г. С. Вит-ковской помог диссертанту сформулировать ряд методических положений при формировании структуры глубинного этнографического интервью и опросников. Отдельные аспекты сохранности этнической культуры армян и этнические гетеростереотипы русских и татар в отношении армянского населения Татарстана, во многом совпадающие в современном российском социуме с набором стереотипов в отношении «кавказцев» вообще, исследовала казанский этнолог Т. А. Титова. Преобладание этнической идентичности над региональной и конфессиональной в армянской диаспоре Перми установлено К. А. Скрябиной. И. М. Кузнецов в своем исследовании стратегий адаптации.

Амелин В. Этнические общины и мигранты: Оренбургская обл. // Сеть этнологического мониторинга и предотвращения конфликтов. [Электронный ресурс]. URL: http://eawarn.ru/pub/Bull/WebHome/6902.htm (дата обращения: 07.11.2009) — Бойко И., Харитонова В. Этнические общины и мигранты: Чувашская Республика // Там же. URL: http://eawarn.ru/pub/Bull/WebHome/6905.htm (дата обращения: 07.11.2009).

32 Щербинина О. А. Указ. соч. С. 74. азербайджанцев Москвы предлагает использовать в качестве маркера интеграции мотивацию информантов — их желание связать с Россией свое будущее или сиюминутные выгоды экономической конъюнктуры.

Весьма ценным в научном плане нужно признать сборник трудов российских социологов (Г. Витковская, Е. Красинец, Д. Полетаев, Е. Тюрюкано-ва), принявших участие в исследовании незаконной миграции из государств Закавказья под эгидой московского отделения Международной организации по миграции (МИПМ MOM) в начале 2000;х гг. в 12 российских регионах. В фокусе внимания авторов — пути формирования диаспорных сообществ, отношение старожилов к новоприбывшим нелегальным мигрантам, пути и мотивы легализации. Мощный плюс доклада Д. Полетаева, — полевые исследования, проведенные в С.-Петербурге, Саратове, Улан-Удэ, Хабаровске и Владивостоке, включающие опросы как самих нелегальных мигрантов, так и экспертов (чиновников миграционных ведомств, работников правоохранительных органов, ученых, лидеров общин). Е. Тюрюканова исследовала незаконный рынок рабочей силы в Москве, а Е. Красинец проанализировал данные полевого обследования нелегальных мигрантов из Закавказья в Ростовской области — своего рода «буферной зоне» между Северным Кавказом и другими российскими регионами, центре притяжения мигрантов из стран ближнего и дальнего зарубежья34. Названные труды позволяют оценить ключевые тенденции, масштабы и характеристики нелегальной миграции на территории России, однако не дают ответа на вопрос, каким образом происходит этнокультурная адаптация и интеграция мигрантов из Южного Кавказа в регионе, избранном диссертантом.

33 Кавказ — Россия: миграция легальная и нелегальная / Под ред. А. Искандаряна. Ер., 2004.

34 Полетаев Д. Некоторые аспекты пребывания в регионах Росси нелегальных мигрантов из Кавказского региона // Кавказ — Россия: миграция легальная и нелегальная. Ер., 2004. С.55−101- Тюрюканова Е. Мигранты из республик Кавказа на неформальном рынке труда в Москве // Там же. С. 102−132- Красинец Е. Нелегальные мигранты из государств Закавказья на юге России (по материалам обслед. в Ростовской обл.) // Там же. С. 133−160.

В Республике Мордовия первыми исследовали проблемы этнокультурной адаптации мигрантов из Закавказья (на примере выходцев из Азербайджана) и Центральной Азии А. Ф. Мельник, Е. П. Илькаева, Т. В. Гармаева под.

35 руководством проф. Л. И. Никоновой. Позже Отдел археологии и этнографии НИИ гуманитарных наук при Правительстве РМ продолжил свою работу по изучению закавказских мигрантов, выпустив ряд статей и монографий («Традиционная культура армян в поликультурном пространстве Республики Мордовия», «Зерна граната: о традиционной культуре азербайджанских и грузинских мигрантов в полиэтническом пространстве Республики Мордовия»)36, подготовив «кавказский» блок в энциклопедии «Народы Мордовии».

В третий крупный историографический блок вошли комплексные и специальные исследования традиционной этнографии закавказских этносов, необходимые для объективного анализа трансформаций различных аспектов этнической культуры мигрантов в условиях инокультурной среды в компаративистском ключе. Так, комплексные сведения по этнографии Закавказья содержатся в ставшем классическом этнографическом труде «Народы Кавказа" — ряде справочников и этнографических атласов, информационно.

37 просветительских пособий. Истории и этнографии народов Закавказья посвящены, соответственно, армянам — исследования Э. Маркаряна, А. Тер

35 Никонова Л. И. Азербайджанские дети в Республике Мордовия // Какорея. Из истории детства в России и др. странах. М. Тверь, 2008. С. 283−287- Ее же. Близкий сосед лучше дальнего родственника // Центр и периферия. 2008. № 4. С. 68−73- Ее же. Диалог культур в процессе адаптации мигрантов из Центральной Азии в Республике Мордовия. Саранск, 2007; Никонова Л. И., Мельник А. Ф. Народы Закавказья в Республике Мордовия (на примере азерб. диаспоры) // Гастарбайтерство. Факторы адаптации. М., 2008. С. 276−308- Их же. Этнокультурная адаптация мигрантов Закавказья в Республике Мордовия (на примере азерб. диаспоры). Саранск, 2007; и др.

36 Никонова Л. И., Шевцова А. А. Традиционная культура армян в поликультурном пространстве Республики Мордовия. Саранск, 2011; Никонова Л. И., Мельник А. Ф., Шевцова А. А. Зерна граната: о традиционной культуре азербайджанских и грузинских мигрантов в полиэтническом пространстве Республики Мордовия. Саранск, 2011.

37 Народы Кавказа. Т. 2. М., 1962; Страны и народы. Т. 19. М., 1984; Народы мира. М., 1988; Народы России. М., 1994; Народы и религии мира. М., 1999; Вачнадзе М., Гурули В. История Грузии Х1Х-ХХ вв. Тб., 2003; Цуциев А. А. Атлас этнополитической истории Кавказа (1774−2004). М., 2006; Народы России: атлас культур и религий. М., 2008; Обычаи и традиции общения в культуре народов Кавказа. М., 2010.

Саркисянц, Л. Мелик-Шахназаряна, С. Тер-Нерсесян, Д. Лэнга38- азербайджанцам — труды А. Алекперова, Г. Сарабскогоколлективная монография,.

39 подготовленная АН Республики Азербайджан — грузинам — очерк Ш. Мес-хиа, сочинение грузинского историографа В. Багратиони, труды Н. Волковой, Г. Джавахишвили, Ю. Анчабадзе, Н. Браилашвили, Н. Асатиани, О. Мими-ношвили, М. Вачнадзе, Д. Лэнга40. Особенно отметим классический труд Анчабадзе и Волковой, раскрывающий живописную панораму многонационального Тбилиси и подробно характеризующий каждую национальную общину города. Весьма перспективным можно признать исследование армянского этнополитолога Л. Мелик-Шахназаряна, выявившего истоки специфического «культурологического иммунитета» армян Армении и спюрка, его специфический этнорегиональный компонент. Тбилисские этнографы О. Миминошвили и Н. Браилашвили в своих работах представили живую иллюстрацию бытования традиционных элементов этнической культуры грузин на современном этапе, познакомили с автостереотипами и менталитетом этнографических групп грузин (мегрелов, сванов, кахетинцев, пшавов и др.). Известный английский кавказовед Д. Лэнг в своих трудах обращает особое внимание на конфессиональную составляющую культуры армян и грузин, выдвигая гипотезу об «этносе-религии». Труды А. Алекперова и А. Тер-Саркисянц можно считать классическими этнографическими работами, выстроенными в полном соответствии с принципами структурализма, последовательно излагающими сведения по традиционной этнографии этносов и со.

Маркарян Э. Культура жизнеобеспечения и этнос. Ер., 1983; Тер-Саркисянц А. Армяне: История и этнокультурные традиции. М., 1998; Мелик-Шахназарян Л. Характер армянского народа. Ер., 1999; Тер-Нерсесян С. Армения. Быт, религия, культура. М., 2008; Лэнг Д. Армяне: Народ-созидатель. М., 2009.

Алекперов А. Исследования по археологии и этнографии Азербайджана. Б., 1960; Са-рабский Г. Старый Баку. Б., 1982; Азербайджанцы: истор.-этногр. очерк. Б., 1998. 0 Месхиа Ш. История Грузии. Тб., 1968; Багратиони В. Картлис Цховреба. Т. I—IV. Тб., 1973; Волкова Н., Джавахишвили Г. Бытовая культура Грузии Х1Х-ХХ вв.: традиции и инновации. М., 1982; Анчабадзе Ю., Волкова Н. Старый Тбилиси. Город и горожане в XIX в. М., 1990; Браилашвили Н. Этнография Грузии. Грузия, какой я ее помню. Тб., 1990; Асатиани Н. История Грузии ХШ-ХУШ вв. Тб., 2002; Миминошвили О. Этнографическое путешествие по Грузии. Тб., 2003; Вачнадзе М. История Грузии (с древнейших времен до 1801 г). Тб., 2004 Лэнг Д. Грузины: Хранители святынь. М., 2008. временные исследователям этнографические реалии. В коллективной монографии «Многонациональный Петербург» опубликованы три содержательных очерка по истории закавказских общин в Петербурге41.

Весьма ценными в контексте диссертационного исследования явились труды по отдельным аспектам традиционной этнографии исследуемых народов. Так, при изучении трансформации материальной культуры мигрантов на новом месте жительства в условиях иноэтнического окружения, разнообразные сведения о традиционном жилище и поселении закавказских этносов мы почерпнули, в частности, из публикаций Г. Бунатова, Г. Лежава и М. Джан-диери, К. Чачашвили, И. Джафарзаде, В. Беридзе, Н. Буниатова и Ю. Ярало-ва, Г. Ализаде, В. Арутюняна и С. Сафаряна, С. Лисициана, А. Габуния, Г. Джапаридзе, М. Насирли, Л. Сумбадзе, К. Каракашлы, А. Паняна, Н. Брегад-зе, Т. Чиковани, М. Гегешидзе, 3. Дидебулидзе, Л. Керимова, А. Мелия, Э. Керимова, В. Азатяна и О. Маркарян, Н. Зарандия и Э. Паина, Г. Джавадова, А. Мехтиева, В. Степанова, Т. Саникидзе, Ф. Агамалиева42. Практически все авторы видят тесную связь типов и видов жилища и вмещающего ландшафта.

41 Многонациональный Петербург: История. Религии. Народы. СПб., 2002.

42 Бунатов Г. Из поверий, предрассудков и народных примет армян Эчмиадзинского уезда // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис, 1893. Вып. XVIIЛежава Г. Архитектура горных районов Грузии. М., 1940; Чачашвили К. Государственный ист.-этногр. музей г. Тбилиси // СЭ. 1946. № 2. С. 215−216- Джафарзаде И. М. Этнографическая работа в АзССР // СЭ. 1946. № 2. С. 216- Беридзе В. Архитектура Грузии. М., 1948; Буниатов Н., Яралов Ю. Архитектура Армении 1-Х1Х вв. М., 1950; Ализаде Г. К изучению народного зодчества Азербайджана // Изв. АН АзССР. 1951. № 3. С. 83−95- Арутюнян В., Сафарян С. Памятники армянского зодчества. М., 1951; Лисициан С. Очерки этнографии дореволюционной Армении: хозяйство и материальная культура // Кавк. этнографич. сб. Т. 26. М., 1955; Габуния А. Народное творчество Грузии. Тб., 1958; Джапаридзе Г. Корнелий Санадзе. Тб., 1958; Насирли М. Сельские поселения и крестьянские жилища Нахичеванской АССР. Б., 1959; Сумбадзе Л. Грузинские дарбази. Тб., 1960; Каракашлы К. Материальная культура азербайджанцев северо-восточной и центральных зон Малого Кавказа. Б., 1964; Панян А. Новый быт колхозников села Мргаван Арташатсхого района АрмССР // СЭ. 1967. № 2. С. 130−139- Брегадзе Н. Горное земледелие Западной Грузии. Тб., 1969; Чиковани Т. Классификация и генезис закавказского жилища со сту-пенчато-венцеобразным перекрытием // Хозяйство и материальная культура народов Кавказа в Х1Х-ХХ вв. М., 1971; Гегешидзе М. Этническая культура и традиции. Тб., 1981; Дидебулидзе 3. Культурные взаимовлияния народов Грузии и Центрального Предкавказья. Тб., 1983; Керимов Л. Азербайджанский ковер. Т. 2. Б., 1983; Мелия А. Музей народного зодчества и быта Грузии // СЭ. 1983. № 2. С. 114−122- Керимов Э. А. Очерки истории этнографии Азербайджана и русско-азербайджанских этногр. связей (ХУШ-Х1Х вв.). Б.,.

Вопросы сохранности традиционной системы питания через призму традиционной системы жизнеобеспечения этносов Южного Кавказа рассматривались в исследованиях Г. Читая, К. Каракашлы, Н. Брегадзе, Д. Павлиа-швили, Н. Алхазова, Ц. Каландадзе, С. Арутюнова и Ю. Мкртумяна, И. Нариманова, А. Мамедова, Т. Шиошвили, Н. Мехузла43. Значительный интерес представляют как теоретические выводы, так и практические сведения, изложенные Н. Григулевич в статьях и монографии «Этническая экология питания. Традиционная пища русских старожилов и народов Закавказья"44. В сборнике ИЭА РАН «Хлеб в народной культуре» опубликованы весьма ценные в научном плане статьи Л. Соловьевой, С. Арутюнова и Ю. Мкртумяна, Г. Шагоян, всесторонне, на широком сравнительном этнографическом материале анализирующие бытование комплекса обрядов и представлений, связанных с хлебом45. В 2008 г. ИЭА РАН выпустил построенную по тому же принципу коллективную монографию «Хмельное и иное: напитки народов мира», где были представлены статьи, основанные на полевых материалах А.

1985; Азатян В., Маркарян О. Армянские ковры. Ер., 1986; Зарандия Н., Паин Э. К проблеме сохранения наследия народного зодчества // СЭ. 1986. № 4. С. 14−25- Джавадов Г. Обычай взаимопомощи у азербайджанцев в XIX начале XX в // СЭ. 1986. № 5. С. 100−109- Мехтиев А. Деревянное зодчество Азербайджана. Б., 1987; Степанов В. Изучение народных способов организации жилой среды (на примере сельских поселений АзССР) // СЭ. 1988. № 5. С. 79−85- Саникидзе Т. Уплисцихе. Тб., 2005; Агамалиев Ф. Клубный день // Баку. 2008. № 5. С. 120−122.

43 Каракашлы К. Материальная культура азербайджанцев северо-восточной и центральных зон Малого Кавказа. Б., 1964; Брегадзе Н. Горное земледелие Западной Грузии. Тб., 1969; Павлиашвили Д. Плодоводство в Восточной Грузии (по этногр. данным). Тб., 1962; Алха-зов Н. Азербайджанская кулинария. Б., 1963; Каландадзе Ц. К истории культурных взаимосвязей народов Закавказья // СЭ. 1972. № 5. С. 30−39- Арутюнов С., Мкртумян Ю. Система питания.

Введение

и классификация // Культура жизнеобеспечения и этнос. Ер., 1983; Нариманов И. Культура древнейшего земледельческо-скотоводческого населения Азербайджана. Б., 1987; Мамедов А. Туристскими тропами Азербайджана. Б., 1988; Атлас кулинарной мудрости. Киев, 1990; Шиошвили Т. Гость — посланник Бога // Где посеяны зубы дракона? М., 2003; Лучшие рецепты армянской кухни. Р.-на-Д., 2003; Мехузла Н. Вина Грузии. М., 2003.

44 Григулевич Н. Этническая экология питания. Традиционная пища русских старожилов и народов Закавказья. М., 1996; Ее же. Роль зерновых и зернобобовых культур в адаптации народов Закавказья и русских переселенцев // Хлеб в народной культуре. М., 2004.

45 Соловьева Л. Хлеб в повседневной и обрядовой жизни грузин // Хлеб в народной культуре. М., 2004; Арутюнов С., Мкртумян Ю. Вершина хлебопечения — лаваш // Там жеШагоян Г. Традиционное «забивание быка» и современное «разрезание торта» на армянской свадьбе // Там же.

Тер-Саркисянц, Л. Соловьевой и Н. Григулевич46. Всплеск массового интереса к кавказской кухне отражен в ряде научно-информационных публикаций последних лет47. В 2009;10 гг. вышли труды Е. Киладзе, раскрывающие эт-нолокальные особенности грузинской кулинарной традиции48.

История традиционного кавказского костюма, его этнорегиональные вариации и связь с системой жизнеобеспечения этносов, их этнокультурными эстетическими предпочтениями рассматривались А. Пираловым, Ш. Амира-нашвили, А. Габуния, Г. Гулиевым, Н. Гватуа, С. Давтян, С. Каландадзе, О. Лордкипанидзе, Н. Авакян, 3. Тараян, С. Ходжаш, Л. Маргошвили, Ю. Гаго-шидзе, А. Патриком, Э. Торчинской, А. Саламзаде, Н. Калашниковой, В. Дмитриевым, Э. Кулихан, Ю. Карповым, А. Тер-Саркисянц49. Особенно ин.

46 Тер-Саркисянц А. Напитки в армянской культуре // Хмельное и иное: напитки народов мира. М., 2008; Соловьева J1. Напитки в грузинской культуре: повседневность и праздники // Там жеГригулевич Н. Абхазия — страна виноградной лозы // Там же.

47 Тер-Саркисянц А. Армянский хлеб // Этносфера. 2006. № 1. С. 24−25- Балаш О. Свет несет добро // Этносфера. 2006. № 1. С. 20−23, Пальчева А., Глобенко Е. Наследница древней Агапы // Нескучный сад. 2007. № 9. С. 32−36, Мартиросян А. Великий шелковый плод // Ереван. 2007. № 9. С. 82−83, Отарашвили Г. Чудо грузинских трав // АиФ Тбилиси. 2008. № 27 (304). С. 26, Грузинская кухня: лучшие рецепты. М. — Н. Новгород, 2009, Грузинская кухня: пряная, богатая, мудрая. М., 2010, Мжаванадзе Т. Грузинская домашняя кухня. М., 2010, Никонова J1. Борщ с азербайджанским акцентом // Этносфера. 2010. № 3. С. 36−39, Армянская кухня. М., 2010.

48 Киладзе Е. Пурмарили: блюда грузинской кухни. Чел., 2009; Ее же. Практическая энциклопедия грузинской кухни: история, традиции, рассказы, рецепты. Чел., 2010.

49 Пиралов А. Краткий очерк кустарных промыслов Кавказа. Тифлис, 1900; Амиранашви-ли Ш. История грузинского искусства. Т. 1. М., 1950; Габуния А. Народное творчество Грузии. Тб., 1958; Гулиев Г. Азербайджанские вышивки // СЭ. 1959. № 2. С. 18−24- Его же. Об азербайджанской набойке // СЭ. 1964. № 2. С. 132−138- Гватуа Н. История костюма. Грузинский женский костюм XIX н. XX в. Тб., 1967; Давтян С. Армянская вышивка. Ер., 1972; Каландадзе С. «Талавари» — народный костюм хевсуров // СЭ. 1972. № 6. С. 112−118- Лордкипанидзе О. Культура древней Колхиды. Тб., 1972; Азербайджанская национальная одежда. М., 1972; Авакян Н. Об ареалах народного костюма армян (XIX — н. XX в.) // Кавк. этногр. сб. Вып. VI. М., 1976; Тараян 3. Семантические качества армянского орнамента. Ер., 1978; Ходжаш С. Эребуни. М., 1979; Маргошвили JI. Одежда горянки Центрального Кавказа. Тб., 1980; Маргошвили JI. Культурно-исторические взаимоотношения между Грузией и Чечено-Ингушетией. Тб., 1990; Гагошидзе Ю. Украшения грузинской женщины. Тб., 1981; Патрик А. Армянский костюм с древнейших времен до наших дней. Ер., 1983; Торчинская Э. Женская традиционная одежда народов Азербайджана и азербайджанцев Дагестана по собранию Гос. музея этногр. народов СССР // Отражение этнических процессов в памятниках бытовой культуры. JL, 1984; Саламзаде А. Шеки. Б., 1988; Калашникова Н. Народный костюм (семиотические функции). М., 2002; Дмитриев В. Коллекции по культуре народов Кавказа и Крыма // РЭМ. СПб., 2001; Кулихан Э. Мода и национальный колорит // Dence jinan. 2002. № 3. С. 44—45- Карпов Ю. Женский лик Кавтересны труды отечественных исследователей (Н. Калашникова, В. Дмитриев, Ю. Карпов), анализирующих вклад кавказской цивилизации в российскую культуру и семиотику костюма. Уникально собрание рисунков кавказских костюмов, принадлежащих перу М. Тильке и хранящихся в Музее Грузии им. Джанашиа50. В 2009 г. в Казани в сб. «Истоки и эволюция художественной культуры тюркских народов» были опубликованы статьи стамбульских этнологов — А. Маммадовой и В. Пашаевой, откуда нами были почерпнуты сведения о семантике традиционного азербайджанского костюма и связанной с ней обрядности51. В целом костюм народов Кавказа в свете взаимовлияющих.

52 факторов охарактеризован в очерке Л. Рославцевой .

Сведения о традиционной духовной культуре народов Закавказья, в частности, семейном укладе, влиянии семейной общины на систему ценностей, имущественной, нормативно-ценностной культуре содержатся, в том числе, в исследованиях Н. Торнау, Г. Чурсина, Е. Маркова, Дж. Багирова, М. Косвена, В. Бардавелидзе, Э. Карапетян, А. Алекперова, Р. Харадзе, Д. Вардумян и Э. Карапетян, М. Гегешидзе, Н. Волковой и Г. Джавахишвили, М. Дадашзаде, С.

Бахия, А. Аббасова, 3. Харатян. Современные трансформации патриархальказа // Россия и Кавказ. СПб., 2003; Тер-Саркисянц А. Армянский национальный костюм // Этносфера. 2006. № 11. С. 42⁷.

50 Геладзе Т. Макс Тильке. Костюмы народов Кавказа: каталог. Тб., 2007.

51 Маммадова А. Место и значение тюбетейки в национальном культурном одеянии Азербайджана и Татарстана XIX в // Истоки и эволюция художественной культуры тюркских народов. Казань, 2009; Пашаева В. О некоторых древнетюркских мотивах в азербайджанских вышивках // Там же.

Рославцева J1. Декоративно-прикладное искусство народов Кавказа XVIII—XX вв. М., 2009.

Торнау Н. Изложение начал мусульманского законоведения. СПб., 1850- Марков Е. JI. Очерки Кавказа (1887 г.). — Нальчик, 2011; Чурсин Г. Очерки по этнологии Кавказа. Тифлис, 1913; Багиров Дж. Детские игры и народные обряды в селении Шихлы Казахского р-на Азербайджана // СЭ. 1936. № 4−5. С. 186−192- Косвен М. Пережитки матриархата у народов Кавказа // СЭ. 1936. № 4−5. С. 216−218- Бардавелидзе В. Древнейшие религиозные верования и обрядовое графическое искусство грузинских племен. Тб., 1957; Карапетян Э. Армянская семейная община. Ер., 1958; Алекперов А. Исследования по археологии и этнографии Азербайджана. Б., 1960; Харадзе Р. Грузинская семейная община. Т. 1. Тб., 1960; Вардумян Д., Карапетян Э. Семья и семейный быт колхозников Армении. Ер., 1963; Гегешидзе М. Этническая культура и традиции. Тб., 1978; Волкова Н., Джавахишвили Г. Указ. соч.- Дадашзаде М. Духовная культура азербайджанского народа в средние века. Б., 1985; Бахия С. Абхазская «абипара» патронимия: грузино-абхазские этнографические параллели. Тб., 1986; Аббасов А. Образ жизни в новых городах Азербайджана. Б., 1987; Ханого семейного уклада армян, в том числе в диаспоре, исследованы А. Тер-Саркисянц54. Компаративистские очерки семейно-брачного уклада на Кавказе подготовлены Я. Смирновой55. Весьма полезными в плане изучения традиционного семейного уклада азербайджанцев и современных реалий оказались статьи Д. Арапова, Н. Пчелинцевой и С. Касумовой, Л. Никоновой и А. Мельника56. Тендерные стереотипы в спюрке и в Армении проанализированы.

57 в книге французского антрополога Ж.-П. Ришар до. При изучении трансформаций семейной обрядности в жизни переселенцев из Закавказья мы использовали сведения, содержащиеся в труде М. Ковалевского, где вскрываются наиболее интересные проблемы адатного права, с наследием которых на Кавказе сталкиваются по сей день, статей Г. БунатоваГ. Чурсина, Дж. Ба-гирова, Р. Касимовой, Ю. Анчабадзе, научном отчете А.Е. Тер-Саркисянц об.

58 экспедиции 2004 г. в Армению. Монография А. Хисматуллина и В. Крюковой выявляет зороастрийские языческие корни современной похоронно-поминальной обрядности мусульман59. Статьи Г. Шагоян, П. Вайля, Д. Гуратян 3. Берущие и дающие (армянские обозначения брачной пары в фольклорно-этногр. контексте)// Историко-этногр. исслед. по фольклору. М., 1994.

54 Тер-Саркисянц А. Основные тенденции развития современной сельской семьи у армян // Кавк. этногр. сб. Вып. VII. М., 1980; Тер-Саркисянц А. «Основные тенденции развития современной семьи и семейных обрядов у донских армян (по материалам полевых исслед. 1990;х гг.) // Итоги полевых исследований. М., 2000.

55 Смирнова Я. Трудовые роли и статусы женщины в традиционных обществах народов Кавказа // ЭО. 1997. № 4. С. 48−60- Ее же. Брак по сговору на Кавказе: формы и эволюция //ЭО. 2006. № 6. С. 165−169.

56 Арапов Д. Мусульманский брак в правовой системе Российской империи // Ислам и право в России. Вып. 2. М., 2004; Пчелинцева Н., Касумова С. У кого детей много, тот счастлив от Бога // Этносфера. 2008. № 8. С. 14−15 — Никонова Л., Мельник А. Близкий сосед лучше дальнего родственника // Центр и периферия. 2008. № 4. С. 68−73.

57 Ришардо Ж.-П. Армяне, чего бы это ни стоило. М., 2008.

58 Ковалевский М. Закон и обычай на Кавказе. СПб., 1850. репринт: Майкоп, 2006; Буна-тов Г. Из поверий, предрассудков и народных примет армян Эчмиадзинского уезда // СМОМПК. Вып. XVII. Тифлис, 1893- Чурсин Г. Праздник выхода плуга у горских народов Дагестана. Культ железа у кавказских народов // Изв. Кавказ, историко-археол. ин-та. Тифлис, 1927; Багиров Дж. Указ. соч.- Касимова Р. О соотношении морфологического типа населения и распространении «бешика» в Азербайджане // СЭ. 1969. № 2- Анчабадзе Ю. Прекрасный обычай гостеприимства // СЭ. 1985. № 4. С. 112−114- Мусульманские праздники и обряды. М., 2002; Тер-Саркисянц А. Е. Научный отчет об экспедиции 2004 г. в Республику Армения // Полевые исследования ИЭА РАН. М., 2004.

59 Хисматуллин А., Крюкова В. Смерть и похоронный обряд в исламе и зороастризме. СПб., 1997. сейновой, Г. Каджришвили иллюстрируют бытование архаических элементов традиционной обрядности на Кавказе в наши дни60. Современные тенденции выбора партнера в межнациональных браках, в том числе в среде мигрантов, изучали социологи С. Корнеева и Л. Шепелева61.

Традицию и трансформацию календарной обрядности, религиозных праздников и досуговых практик в Закавказье в советский и постсоветский период исследовали Дж. Рухадзе, Н. Брегадзе, Г. Читая, Э. и Г. Джавадовы, И. Нариманов, Е. Петросян, Д. Месхидзе, Д. Арапов, Р. Метревели, Б. Кудава, Б. Балджи, В. Бобровников, С. Манвелян, Г. Мирзоян, А. Тер-Акопян, Л.

Абрамян и др. В свете того, что в Республике Мордовия компактно проживает несколько групп курдов-езидов, мигрировавших на территорию РФ из Закавказья, полезными для нашего исследования оказались сведения по истории, общей этнографии и тендерных этнокультурных особенностях курдов,.

60 Шагоян Г. Традиционное «забивание быка» и современное «разрезание торта» на армянской свадьбе // Хлеб в народной культуре". М., 2004; Ее же. Мемориализация землетрясения в Гюмри // Антропологический форум. 2010. № 11. С. 328−369- Вайль П. Армения. Праздник // Гео. 2007. № 9. С. 208−223- Гусейнова Д. Мистерия «та'зие» в контексте культуры Азербайджана // Истоки и эволюция художественной культуры тюркских народов. Казань, 2009; Каджришвили Г. Лишь бы теща не испортила радость // Москва — Тбилиси. 2011. № 8. С. 8.

61 Корнеева С. Межнациональные браки в современной России: взгляд социолога // Этно-диалоги. 2009. № 1. С. 189−199- Шепелева Л. Религия и брак — понятия объединяющие //.

Национальный акцент. М., 2010.

Начало христианства в Закавказье и на Кавказе // Сб. свед. о кавк. горцах. Вып.II. Тифлис, 1869- Рухадзе Дж. Грузинский народный праздник. Тб., 1966; Брегадзе Н. К вопросу о характере одного из грузинских народных календарных праздников «Теодороба» // Материалы по этногр. Грузии. Т. XV. Тб., 1970; Рухадзе Д., Читая Г. Праздник и традиция в Грузии // Культура. 1984. № 2. С. 60−72- Джавадов Э. Ю., Джавадова Г. Д. Народный земледельческий календарь и метеорология азербайджанцев в XIX начале XX в // СЭ. 1984. № 3. С. 128−134- Нариманов И. Культура древнейшего земледельческо-скотоводческого населения Азербайджана. Б., 1987; Петросян Е. Армянская Апостольская Святая Церковь. Краснодар, 1998; Месхидзе Д. К интерпретации эротического характера грузинского народного праздника берикаоба // Народные игры и игрушки. СПб., 2000; Мусульманские праздники и обряды. М., 2002; Арапов Д. Ю. Система государственного регулирования ислама в Российской империи. М., 2004; Метревели Р., Кудава Б. Летопись нашей Родины. Тб., 2004; Балджи Б. Судьбы шиизма в постсоветском Азербайджане // ЭО. 2006. № 2. С. 75−87- Бобровников В. О. Этнография ислама на Кавказе // ЭО. 2006. № 2. С. 3−9- Манвелян С. Хачтары // Ереван. 2007. № 9- Мирзоян Г. Хранители верности // Ереван. 2007. № 9. С. 102−107- Тер-Акопян А. Армянский язык сын языка богов. М., 2007; Бодбийский монастырь. Сигнаги, 2007; Буланова О. Новруз: начало года как начало жизни // Страна содружества. 2011. № 3. С. 5. заключенные в публикациях X. Абовяна, М. Руденко, М. Баязиди, В. Никитина, классическом этнографическом труде курдоведа Т. Ф. Аристовой. Особый интерес представляет впервые предпринятое Национальным музеем Грузии издание альбома по материальной культуре курдов-езидов63.

Весьма показательной в сопоставительном и общеисторическом ключе нам представляется этнографическая литература, посвященная Северному Кавказу, доказывающая, что этническая культура народов Закавказья развивалась не изолированно. Для разработки теоретической базы и, фрагментарно, как сравнительный материал, нами привлекались труды Ц. Н. Бжания, Ш. Д. Инал-Ипа, С. Т. Званба, В. Бигвава, Б. А. Калоева, A.A. Ярлыкапова, В. О. Бобровникова, Ш. Казиева и И. Карпеева, В. А. Дмитриева, J1.P. Сюки-яйнена, H.A. Дубовой, JT.A. Чибирова, Н. М. Емельяновой и М.Х. Экзекова64.

Итак, анализ историографии показывает, что предпринятая работа стала первым комплексным этнографическим исследованием факторов и стратегии этнокультурной адаптации, трансформации этнической культуры и идентичности в условиях инокультурного окружения в закавказских диаспорах Республики Мордовия, а также первым опытом сравнительного анализа этих процессов как между кавказскими диаспорами в Мордовии, выявления мор

Абовян X. Курды в сб. газ. «Кавказ». Тифлис, 1848- Баязиди М. М. Нравы и обычаи курдов. М., 1963; Никитин В. П. Курды. М., 1964; Аристова Т. Ф. Курды Закавказья: ист,-этногр. очерк. М., 1966; Руденко М. Б. Курдская обрядовая поэзия. М., 1982; Пирбари Д., Пашаева J1. и Надирадзе Э. Nimuneyen kultura medeni уа kurdi ji Muzeya Neteweyi ya Gur-cistane (Образцы курдской материальной культуры из Гос. музея Грузии). Тб., 2007.

64 Бжания Ц. Н. Из истории хозяйства и культуры абхазов. Сухуми, 1973; Инал-Ипа Ш. Д. Вопросы этнокультурной истории абхазов. Сухуми, 1976; Званба С. Т. Абхазские этнографические этюды. Сухуми, 1982; Бигвава В. Современная сельская семья у абхазов. Тб., 1983; Калоев Б. А. Осетинские историко-этногр. этюды. М., 1999; Ярлыкапов А. А. Ваххабизм на Кавказе // Социально-политическая ситуация на Кавказе. М., 2001; Бобровников В. О. Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право, насилие. М., 2002; Казиев Ш., Кар-пеев И. Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX в. М., 2003, Дмитриев В. А. Кавказ как историко-культурный феномен. Вклад горцев Северного Кавказа в мировую культуру // Россия и Кавказ. СПб., 2003; Сюкияйнен JI. Р. Шариат и «современное» мусульманское право // Ислам и право в России. Вып. 2, М., 2004; Дубова H.A. и др. Социально-культурные и демографические особенности современного абхазского сельского населения // Полевые исследования ИЭА РАН. М., 2006; Северный Кавказ в составе Российской империи М., 2007; Чибиров JI. А. Традиционная духовная культура осетин. М., 2008; Емельянова Н. М., Экзеков М. X. Книга путешественников. Сев. Кавказ и Закавказье. СПб., 2011. довской специфики по сравнению с другими российскими регионами. Диссертационное исследование призвано раскрыть этнокультурные механизмы миграционного и адаптационного поведения выходцев из Южного Кавказа, оценить миграционную емкость региона и потенциальную конфликтоген-ность закавказских диаспор, достичь более глубокого понимания сути происходящих сегодня интенсивных миграционных процессов из постсоветских государств в РФ, оказать действенную помощь как мигрантам, так и принимающему социуму, «инокультурному большинству», ведь успех интеграции мигрантов зависит от активного участия всех заинтересованных сторон.

Цель исследования состоит в комплексном этнологическом изучении закавказских диаспор (армян, азербайджанцев, грузин, курдов-езидов) Республики Мордовия на современном этапе. В соответствии с целью в диссертации поставлены следующие задачи:

• обобщить опыт отечественной и зарубежной историографии и сформировать источниковую базу по теме;

• проанализировать новый полевой этнографический материал о диаспорах армян, азербайджанцев, грузин и курдов-езидов в Республике Мордовия;

• охарактеризовать миграционную ситуацию в исследуемом регионе, выявить и сопоставить факторы социально-профессиональной и этнокультурной адаптации мигрантов из Закавказья в социокультурной и полиэтнической среде Республики Мордовиявыявить бытование сети «этнической экономики» в регионе;

• рассмотреть динамику численности народов Закавказья в Мордовии через призму активных миграционных процессов в Приволжском Федеральном округе и в целом по Россиипроанализировать роль национальных общественных объединений в адаптации мигрантов из Закавказья, дать прогноз развития данных общественных инициатив и изменений в общей этнополитической обстановке в регионе в связи с изменением численности мигрантов из Южного Кавказарассмотреть реакцию принимающего социума на изменение этнического ландшафта региона;

• выявить традиционную составляющую жизненного уклада и трансформацию вещного мира переселенцев в иноэтническом окружениипроследить изменения, связанные с жилищем мигрантов как социокультурным комплексом, системой питания, внешним обликом в сравнении с традиционной культурой мест исхода;

• определить этнические маркеры, позволяющие сохранить и ре-презентовать этническую и этноконфессиональную идентичность в новых условияхвыявить условия трансформации и смены этнической и конфессиональной идентичности, обретения общероссийской гражданской идентичности;

• проанализировать трансформацию традиционных семейного уклада и семейную (свадебный, похоронно-поминальный циклы, этнография детства), показать тендерную специфику семьи, выявить трансформацию тендерных стереотипов в закавказских диаспорах;

• рассмотреть календарную обрядность (сохранение традиционных и включение в календарный цикл новых российских праздников), культуры отдыха мигрантов из Закавказья в новой этнокультурной среде в сравнении с традиционной культурой мест исхода;

• определить локальную, этническую и этнорегиональную специфику и общие черты этнокультурной и социально-профессиональной адаптации различных диаспор кавказских мигрантов в Мордовииспецифику адаптации кавказских мигрантов в сравнении с другими регионами России.

Источниковая база исследования. В качестве источников привлечены статистические материалы (Росстат, Госкомстат РМ, фрагментарно — Госкомстат Республики Азербайджан), опубликованные в открытом доступе документы по национальному составу населения (материалы переписей), первичная документация регистрации граждан, прибывших из зарубежья, интернет-источники (аналитические материалы по экономическому развитию региона, экспертные оценки миграционной ситуации) — периодикаполевые этнографические материалы авторафрагментарно — материалы научных архивов и музейных коллекций. Первичный статистический материал был выбран из документов, опубликованных Росстатом65, его территориальным отделением в Мордовии66, органами власти Республики Мордовии67. Из них были извлечены данные по миграционному движению региона в контексте миграционной ситуации в стране в целом, проанализирована экономико-демографическая ситуация, определяющая миграционную привлекательность и емкость региона, качественные показатели миграционного притока (возраст, пол, образование, владение языками, семейно-брачный статус адаптан-тов и т. п.), рассчитаны таблицы и диаграммы.

65 Азербайджан и Россия. 2006. М., 2006; Демографический ежегодник России. 2010. М., 2010; Население России. М., 2004; Национальный состав и владение языками, гражданство: итоги Всерос. переписи населения 2002 г. Т. 1. М., 2004; Предварительные итоги Все-рос. переписи населения 2010 г. М., 2011; Регионы России. Основные социально-экон. показатели городов. 2010. М., 2010; Российская диаспора в странах СНГ и Балтии. М., 2004; Российский стат. ежегодник. 2010. М., 2010; Россия в цифрах. 2010. М., 2010; Строительство в России. 2010. М., 2010; Численность и миграция населения РФ в 2010 г. М., 2011; Численность населения РФ по городам, поселкам городского типа и районам на 01.01.2010 г. М., 2010.

66 Аналитическая записка: Внешние экономические связи Республики Мордовия. Саранск, 2003. № 14- Миграция населения Республики Мордовии: офиц. изд. (Миграция населения РМ за 1999 г. Саранск, 2000. № 182- Мордовия: стат. ежегодник. Саранск, 2004; Национальный состав населения Республики Мордовия // Итоги Всерос. переписи населения 2002 г. Саранск, 2005; Показатели социального развития отдельных республик и областей РФ. Саранск, 1995; Прогноз численности населения Республики Мордовия до 2026 г.

906. Саранск, 2006. fi 1.

Основные показатели деятельности Центра занятости населения г. Саранска. Саранск, 1999; Современная демографическая ситуация в РФ // Росстат [Электронный ресурс]: URL: http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstatsite/main/population/demografy/# (дата обращения 26.08.2011) — Инф. стат. материалы о социально-экономическом положении регионов 2011 г // Росстат [Электронный ресурс]: URL: http://www.gks.ru/bgdStg/2-kw/45%20mordov.htm (дата обращения 29.08.2011) — Россия и страны СНГ в 2010 г. // Росстат [Электронный ресурс]: URL: http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat/rosstatsite/ sta-tisticJournals/docl 140 096 250 328 (дата обращения 25.08.2011) — Современный облик Мордовии // Сайт органов Гос. власти РМ [Электронный ресурс]: URL: http://www.e-mordovia.ru/combo/view/2 (дата обращения 21.08.2011 г.) — Социально-экономическое положение РМ в 2010 г // Сайт Торгово-промышленной палаты РМ [Электронный ресурс]: URL: http://www.tpprm.ru/?cat=mord&sub=2 (дата обращения 14.08.2011 г.) — Аналитическая информация о состоянии трудовых ресурсов и миграционной ситуации в РМ // Гос. комитет РМ по труду и занятости населения [Электронный ресурс]. URL: http://www.zanrm.ru/humanresources.html (дата обращения 20.11.2010) — Солодовникова В. Ю. Анализ структуры миграционного оборота в РМ [Электронный ресурс]. URL: http://sisupr.mrsu.ru/2008;2/pdf/8-Solodovnikova.pdf (дата обращения 20.10.2010).

Первичная документация по регистрации иностранных граждан в органах УФМС по РМ, помогла установить географию исхода и расселения, сроки прибытия и официальные цели пребывания мигрантов из стран Закавказья в районах РМ, постоянное местожительство некоторых из них, сформировать.

68 первичную квотную выборку респондентов. Частично выборка формировалась с помощью известной в этнографии методики «снежного кома», когда каждый из информантов первичной выборки рекомендовал проживающих в Мордовии знакомых ему коэтников, земляков и т. д.

Ключевым источником стали полевые этнографические материалы, собранные в ходе структурных этнографических интервью69, включенного наблюдения, экспертных интервью в 2008;2011 гг. в г. Саранске (Ленинский, Октябрьский, Пролетарский р-ны), других городах республики: Ардатове, Рузаевке, Ковылкино, Краснослободске, а также сельских поселениях районов: Ардатовского (ст. Ардатов, с. Баево, с. Старое Ардатово), Атяшевского (рц с. Атяшево, с. Батушево), Болыпеигнатовского (с. Моревка), Дубенского (с. Ломаты, с. Николаевка), Ельниковского (рц с. Ельники), Зубово-Полянского (рц пгт Зубова Поляна, пос. Теплый стан, пос. Умет), Ичалков-ского (пос. Кемля, с. Лада, с. Рождествено), Кочкуровского (с. Семилей), Краснослободского (с. Слободские Дубровки), Лямбирского (рц с. Лямбирь, с. Атемар, с. Берсеневка, с. Кривозерье, д. Малая Елховка, с. Протасово, с.

68 По запросу в местные органы УФМС РФ по РМ нам были предоставлены для ознакомления следующие документы: Журнал ин. граждан, поставленных на миграционный учет в Территориальном пункте УФМС РФ по РМ в Чамзинском р-не на июнь 2008 г.- Журнал учета и регистрации ин. граждан и лиц без гражданства, прибывших по визам. Зубово-Полянский р-нЖурнал регистрации граждан Атюрьевского р-на. 2004;2009 гг.- Журнал учета и регистрации ин. граждан, прибывших по паспортам образца 1974 г.- Журнал регистрации ин. граждан по месту пребывания Тер. пункта УФМС России по РМ в Большеиг-натовском р-не. 2008;2009 гг.- Журнал учета и регистрации загранпаспортов. Ельников-ский р-н. 2005;2009 гг.- Журнал учета и регистрации ин. граждан и лиц без гражданства, прибывших по визам (б/г) — Журнал регистрации граждан, прибывших в Ардатовский р-н из Кавк. и Центр.-Аз. регионов (на 26.06.2008).

69 Сбор материала осуществлен по следующей методике: Обращение к истокам: методика ист.-этногр. исслед. региона / Л. И. Никонова, Т. В. Аксенова, Т. Н. Охотина, А. А. Шевцова и др.- НИИ гуманитар, наук при Правительстве РМ. Саранск, 2011; Никонова Л. И., Романова М. Н., Шевцова А. А. Миграция: этнокультурный, социальный, региональный аспекты. План-проспект, вопросы и анкеты ист.-этногр. исслед. / НИИ гуманитар, наук при Правительстве РМ. Саранск, 2011.

Татарская Тавла), Ромодановского (рц с. Ромоданово, пос. Атьма, с. Констан-тиновка, пос. Пушкино), Рузаевского (с. Архангельское Голицыно), Старо-шайговского (с. Конопать, с. Рудня, с. Хитровка), Темниковского (пос. Уша-ковка), Теньгушевского (рц с. Теньгушево, пос. Барашево, с. Такушево), Чам-зинского (рц пгт Чамзинка, с. Большие Ремезенки, пгт. Комсомольский). В качестве сравнительного материала нами был привлечен материал, собранный в ходе этнографических экспедиций автора в Армению (марзы Арага-цотн, Вайоц-Дзор, Гегаркуник, Лори, Котайк, Тавуш, г. Ереван, 2005;2008 гг.), Грузию (Гурия, Имерети, Кахети, Квемо-Картли, Мцхета-Мтианети, Са-мегрело, Самцхе-Джавахети, Тушети, Шида-Картли, г. Тбилиси, 2004;2008 гг.), а также архивные материалы и материалы музейных коллекций: в частности, использовалась первичная документация по регистрации иностранных граждан в органах УФМС по РМ, а также материалы Архива Института этнологии и антропологии РАН им. H.H. Миклухо-Маклая, г. Москва (Материалы Армянской группы, собранные А.Е. Тер-Саркисянц в 1970;80-е, 2000;е гг.) — Архива отдела этнографии Института археологии и этнографии HAH Республики Армения (собрание фотографий, рисунков, свода терминов декоративно-прикладного искусства, рукописей С. Давтян, 1950;1960;е гг.) — Архива Тбилисского государственного историко-этнографического музея им. И. Гришиашвили, г. Тбилиси (собрание рисунков и рукописей Н. Браилашвили, 1950;1972 гг.) — Национального музея Грузии им. Джанашиа (собрание рисунков М. Тильке, инв. №№ 61−13/36 — 61−13/63- коллекция образцов материальной культуры) — Центрального государственного исторического архива Грузии, г. Тбилиси (Статистические сведения о народонаселении г. Тифлиса, ряду губерний и областей Кавказского краяпереписка об учреждении комиссии по устройству поселений в Закавказском краеданные камеральных описаний Тифлиса в 1840—1880-х гг.) — Центрального государственного исторического архива Республики Армения, г. Ереван, а именно Материалы о курдах Эчмиадзинского и Сурмалинского уездов Эриванской губернии.

Таким образом, при подготовке исследования были привлечены различные по характеру, структуре и наполнению источники, что позволило решить стоящие перед автором задачи в полном объеме.

Теоретико-методологической базой диссертационного исследования стали теоретико-методологические разработки ведущих отечественных этнологов — С. А. Токарева, Ю. В. Бромлея, С. А. Арутюнова и Ю. И. Мкртумяна, В. А. Тишкова, В. И. Козлова, С. С. Савоскула, С. П. Полякова, A.A. Никишен-кова, Л. М. Дробижевой, JI.T. Соловьевой, П. В. Денисова, Г. Н. Симакова, JI. JL Рыбаковского, В. Д. Димитриева, С. И. Рыжаковой, Н. М. Лебедевой, Л.И.

Никоновой, A.B. Головнева и ряда зарубежных социальных антропологов: М. Элиаде, М. Мосса, А.Р. Рэдклифф-Брауна, Э. Лича, А. ван Геннепа, У.

70 Токарев С. А. Этнография народов СССР. М., 1958; Его же. К методике этнографического изучения материальной культуры // СЭ. 1970. № 4. С. 3−18- Его же. Религия в истории народов мира. М., 1976; Бромлей Ю. В. Современные проблемы этнографии (очерки теории и истории). М., 1981; Арутюнов С. А., Мкртумян Ю. И. Проблемы типологического исследования механизмов жизнеобеспечения в этнической культуре // Типология основных элементов традиционной культуры. М., 1984; Арутюнов С. А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. М., 1989; Его же. Процессы и закономерности вхождения инновации в культуру этноса // СЭ. 1982. № 1. С. 8−21- Его же. Диаспора — это процесс // ЭО. 2000. № 2. С. 74−79- Тишков В. А. Антропология российских трансформаций // ЭО. 2000. № 1. С. 3−19- Его же. Слова и образы в постконфликтной реконструкции // Чечня: от конфликта к стабильности (проблемы реконструкции). М., 2001; Его же. Этнология и политика. Научная публицистика. М., 2001; Его же. Война и культура // Культура Чечни: история и современные проблемы. М., 2002; Козлов В. И. Этническая экология: становление дисциплины и история проблемы. М., 1994; Савоскул С. С. Новая русская диаспора и Россия: Этнополитический аспект отношений // 1996. ЭО. № 2- Поляков С. П. Традиционализм в современном среднеазиатском обществе // Мусульманская Средняя Азия. Традиционализм и XX в. М., 2004; Никишенков А. А. Традиционный этикет народов России. М., 1999; Дробижева Л. М. Национализм, этническое самосознание и конфликты в трансформирующемся обществе // Национальное самосознание и национализм в Российской Федерации начала 1990;х гг. М., 1994; Соловьева Л. Т. Традиции толерантности в культуре народов Кавказа // Толерантность и культурная традиция. М., 2002; Денисов П. В. Религиозные верования чуваш. Чебоксары, 1959; Симаков Г. Н. Общественные функции киргизских народных развлечений в к. XIX н. XX в. Л., 1984; Рыбаковский Л. Л. Миграция населения: прогнозы, факторы, политика. М., 1987; Димитриев В. Д. Вопросы этногенеза, этнографии и истории культуры чувашского народа: сб. ст. Чебоксары, 2004; Рыжакова С. И. «Хлебные мантры» и «японские чаши» у латышей. К вопросу о проблемах аутентичности и «регистрах истинности» в современной этнографии // ЭО. 2006. № 1. С. 109−128- Лебедева Н. М. Социальная психология этнических миграций. М., 1993; Никонова Л. И. Как лечились народы Поволжья и Приуралья. Саранск, 2005; Ее же. Диалог культур в процессе адаптации мигрантов из Центральной Азии в Республике Мордовия. Саранск, 2007; Головнев А. В. Антропология движения (древности Северной Евразии). Екатеринбург, 2009.

Ленера и Дж. Слоан. При интеграции, анализе и интерпретации привлеченного круга источников автор опирался на методологические принципы историзма, системности и научной объективности, предполагающие изучение любого феномена в динамике и конкретных исторических обстоятельствах, опору на научные факты. Исследование проводилось на основе социокультурного подхода, рассматривающего этноисторический процесс через взаимодействие социума и культуры.

Проблематика исследования рассматривается как на ситуативном уровне, позволяющем проанализировать конкретные условия, факторы и обстоятельства этнокультурной адаптации закавказских диаспор в Мордовии, так и на историко-ретроспективном, выявляющим как глубинные трансформации этнической культуры исследуемых этнических общностей, так и истоки сегодняшней ситуации. Автор использовал универсальные общенаучные методы анализа, синтеза, аналогии, систематизации и классификации при доминировании сравнительно-исторического метода, позволяющего рассмотреть исследуемые процессы в компаративистском ключе. Так, сравнивались диаспоры между собойэтническая культура до и после переселениявыявлялось общее и особое в социальной и этнокультурной адаптации выходцев с Кавказа в ряде российских регионов (историко-сравнительный метод в сочетании с ареально-географическим). Этот подход доказал свою эффективность при историко-сравнительном изучении трансформации этничности в инокультур-ной среде в различных этнических общностях, объединенных, тем не менее, единством происхождения — единой историко-этнографической областьювыявлении этнических маркеров, ядра этничности, своего рода «культурологического иммунитета», способного противостоять ассимиляции. Историко-генетический метод позволил проанализировать круг изучаемых явлений и событий во временной последовательностипроследить динамику этнокуль.

71 Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994; Мосс М. Общества. Обмен. Личность. М., 1996; Рэдклифф-Брауна А. Р. Метод в социальной антропологии. М., 2001; Лич Э. Культура и коммуникация: Логика взаимосвязи символов. М., 2001, Геннеп А., ван Обряды перехода: систематическое изучение обрядов. М., 2002; Lehner W., Sloan J. Crossing The Blvd: Strangers, Neighbors, Aliens In A New America. N. Y., 2003. турных процессов в диаспорах, выявить долговременные тренды в этнокультурном и миграционном развитии региона.

При выявлении локальной специфики трансформации вещного мира, семейного уклада, семейной и календарной обрядности мигрантов в иноэт-ническом окружении использовался структурно-типологический метод. С помощью историко-типологического метода были обобщены наиболее характерные черты этнической культуры выходцев из Южного Кавказа, независимо от этнической принадлежности. Сравнительно-типологический метод позволил выявить локальные особенности этнической культуры, в частности, особенностей национального менталитета, тендерных стереотипов, ценностных норм под воздействием инокультурного окружения, смешанных браков и т. д. Для анализа явлений этнокультурной адопции, функциональных и престижных заимствований в быту мигрантов под воздействием инокультурной среды был применен структурно-функциональный метод.

Автор широко использовал популярный в зарубежной социальной ан.

• 72 тропологии устно-исторический метод (oral history), известный в отечест.

73 венной этнологии как биографический или «история повседневности», позволяющий увидеть общественные трансформации и социальные потрясения через призму уникальной судьбы и конкретных мотиваций отдельного человека. Исследование насыщено фрагментами биографической наррации, эмоционально окрашенных воспоминаний информантов и их интерпретацией. Рассказы о былой жизни, непосредственные переживания участников различных событий (землетрясение в Ленинакане и Спитака, конфликты в Сумгаите, Нагорном Карабахе, Абхазии, распад Союза) изустно передаются из поколения в поколение, ложатся в основу семейных преданий, утрачивающих со временем фактологическую основу74. Интерпретативный метод был применен также к анализу визуальных источников (фотографий из семейных.

72 Рзаева О. А. Указ. соч. С. 9−10.

73 Белова А. В. Женская повседневность как предмет истории повседневности // ЭО. 2006. № 4. С. 85−97.

74 Димитриев В. Д. Чувашские исторические предания. Чебоксары, 1993. С. 7. архивов, любительской видеосъемки важных событий жизни информантов, собственной фотосъемки), что позволило «расшифровать скрытые или та-буируемые смыслы, в том числе и подлежавшие неосознанному умолча.

13 нию", семантику невербальной коммуникации. Подобный системный, комплексный подход в этнологическом исследовании позволяет повысить достоверность извлекаемой информации, перейти от факта — этнографически запечатленного события к феномену — «мотвационно-деятельностной схеме» человека или группы людей.

При сборе полевого этнографического материала были применены традиционные методы: опрос, анкетирование, структурное интервьюирование, неконтролируемое включенное наблюдение по специальной исследовательской программе. Сбор первичной вербальной информации осуществлялся при опросе, как с опорой на подготовленный вопросник, так и в ходе непосредственной беседы. Структурное интервьюирование информантов по авторской программе оказалось особенно ценным для выявления трансформации этнокультурных характеристик в сфере обрядности, вещного мира, семейного уклада, тендерных стереотипов, нормативно-ценностных установоканализа общих тенденций этого процесса. У ряда ключевых информантов были взяты предполагающие высокую эмоциональную вовлеченность, искренность и рефлексию глубинные интервью (биографические, лейтмотив-ные, проблемно-ориентированные), с последующими уточнениями интересующих автора вопросов у других, менее значимых информантов. Расшифрованные диктофонные записи и атрибутированные фотоматериалы легли в основу значительного по объему корпуса полевых материалов, доступного для интерпретации, рефлексии и научного осмысления.

Поскольку объектом исследования стали региональные диаспоры, формирующиеся по большей части из миграционного притока, автор широко.

75 Егорова О. В. Этнография детства чувашей Волго-Уралья во 2-й половине XIX — 1-й трети XX вв.: традиционная родильная обрядность и социализация ребенка: автореф. дис.. докт. ист. наук. Чебоксары. 2010. С. 12.

76 Головнев А. В. Указ. соч. С. 26−27. использовал методы количественного анализа для обработки и репрезентации полевых и разрозненных статистических материалов. Одновременно характеристика трансформации традиционных черт этнической культуры в диаспорах дана в описательном, индуктивном ключе. Широкий спектр современных методов научного исследования дает возможность получить целостную картину этнокультурной адаптации мигрантов из Южного Кавказа в Республике Мордовия. Предметно-тематическое и методологическое многообразие позволяет наиболее полно реализовать исследовательские задачи, проанализировать динамику и логику структурных изменений традиционной этнической культуры армянской, азербайджанской и грузинской диаспор в Республике Мордовия при сохранении доминирующего ядра этничности.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые представлен опыт сравнительного комплексного этнологического изучения растущих, продолжающих свои институционализацию и формирование из миграционного притока закавказских диаспор в Республике Мордовия. Автором изучены и проанализированы факторы адаптации народов Закавказья в социокультурной среде региона, рассмотрена динамика численности народов Закавказья на территории Мордовии через призму миграционных процессов в России и Приволжском федеральном округе, тесно увязанные с экономическим развитием региона и в сравнении с другими регионами Российской Федерации.

В научный оборот впервые введен и проанализирован полевой этнографический материал, собранный автором в районах Мордовии о трансформации этнического ландшафта этого поликультурного региона посредством миграционного притока армян, азербайджанцев, грузин и курдов-езидов. Последняя этноконфессиональная группа, компактно расселенная в двух р-нах республики, не была зафиксирована переписью 2002 г.- автором положено начало ее этнографического изучения.

Последовательно, в компаративистском ключе (сравнивались диаспоры между собойэтническая культура до и после переселенияразличные диаспоры выходцев с Кавказа в ряде российских регионов) изучены изменения, а именно адаптация, адопция, трансформация, инновация и пр., происходящие в материальной и духовной культуре представителей народов Закавказья в ино-этническом и инокультурном окружении, а именно в жилище как социокультурном комплексе, системе питания и жизнеобеспечения, этнокультурных предпочтениях, связанных с одеждой, внешним видом, семейном укладе и внутрисемейных отношениях (брачность, детность, разводимость, вступление в межэтнические и межконфессиональные браки, изменения тендерных стереотипов, воспитание детей, родственные узы), традиционной семейной и календарной обрядности, современных досуговых практиках. В диссертационном исследовании показаны степени сохранения, репрезентации и трансформации этноконфессиональной, гражданской и региональной идентичности информантов, роли национальных общественных и земляческих организаций в сохранении этнокультурной самобытности и удовлетворении этнокультурных запросов выходцев из Закавказья в Мордовии, институциональной поддержке властей этнокультурных инициатив как факторе сохранения позитивной полиэтничности региона в связи с социальной мобильностью в современных условиях и новой социально-экономической реальностью.

Автором рассмотрены уровни взаимовлияния (культуртрегерства) различных этнических групп, проживающих на территории региона, выявлены общие черты и различия в факторах адаптации и сохранности этнокультурного своеобразия различных закавказских общин как способа противостоять ассимиляции. Даны прогнозы этнокультурного развития национальных общественных организаций выходцев из Закавказья в регионе.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Трудовая миграция из постсоветских государств отвечает экономическим потребностям региона, причем миграционный тренд в Мордовии в целом повторяет общероссийский. Связанный с позитивными трансформациями и свидетельствующий о стабильном развитии экономики миграционный приток из Закавказья меняет этнический ландшафт региона.

2. В поликультурном пространстве РМ особую значимость приобретают факторы адаптации переселенцев из Закавказья, ключевыми из них являются наличие социально-этнической сети контактов («этническая экономика»), знание русского языкавладение востребованной специальностьюналичие достойных вакансий на рынке трудавозможность дать детям хорошее образованиеличностные характеристики адаптанта. Миграционные волны из Закавказья в РМ распадаются на две крупные группы: 1) «советские» мигранты, поддержанные институционально- 2) постсоветские мигранты (как вынужденные переселенцы, так и экономические мигранты). Особую роль в процессе адаптации играет фактор культурной дистанции между регионом исхода и регионом вселения. Фиксируется ряд этнических и этнорегиональ-ных различий в степени значимости и эффективности факторов адаптации, как между диаспорами в регионе, так и в сравнении с другими регионами.

3. Закавказские общины Мордовии, начавшие формирование с 1960;х гг., продолжают расти главным образом за счет миграционного притока, причем наиболее интенсивно он осуществляется у армянской диаспоры, наименее — у грузинской. Качественные показатели миграционного притока из Закавказья в РМ в целом соответствуют общероссийским, но имеется и своя специфика. Для представителей народов Закавказья, проживающих в РМ, характерна тендерная диспропорция и неравномерное расселение по территории региона (наиболее привлекательны Саранск, Рузаевка, ряд развитых и приграничных районов). Определенная адаптационная специфика имеется и у особой этноконфессиональной группы мигрантов, компактно расселенных в Ичалковском и Ромодановском р-нах республики, и не учтенных переписью — курдов-езидов, выходцев из Армении.

4. Выходцы из Закавказья обладают выраженным этнокультурным своеобразием. В инокультурной среде традиционная этническая культура подверглась трансформации, характер и интенсивность которой значительно варьируются в зависимости от этнической принадлежности, региона исхода, социального статуса, образования, возраста и побудительных мотиваций адаптанта. Во всех закавказских диаспорах фиксируются четкие этнокультурные различия, выступающие в роли этнических маркеров.

5. Жилище закавказских мигрантов в Мордовии не является традиционным для этих народовоно сложилось под непосредственным и косвенным влиянием иноэтнического окружения, иного вмещающего ландшафта, доступности и распространенности стройматериалов на новом месте жительства. В наибольшей степени сохранились отдельные элементы этнической культуры в обустройстве жилища и интерьера сельских жителей.

6. Традиционная система питания под воздействием инокультурного окружения, универсальной городской культуры, магазинной торговли, медленно меняется. Но в своих праздничных и ритуализированных вариантах кухня продолжает играть роль этнического маркера, сохраняя и репрезентуя этническую идентичность группы мигрантов в инокультурном окружении.

7. Народный костюм — наименее «стойкая» составляющая народной культуры. Однако при всеобщем переходе на унифицированный городской повседневный костюм, у большинства информантов сохранились обусловленные традицией этнокультурные эстетические представления о «приличном» и «неприличном», «красивом» и «некрасивом». Праздничные (ритуализированные) варианты национального костюма становятся престижными. В быту сельских жителей сохраняются отдельные элементы традиционного костюма (крой, ношение головных уборов и т. п.).

8. В жизни выходцев из Закавказья ключевую роль играет семья. Семьи мигрантов из Закавказья относительно стабильны, причем определенную роль в этом играют традиции, в том числе действующие механизмы ее межпоколенной трансляции. Брак, семья, кровно-родственные узы, забота о стариках, многодетность рассматриваются как большая ценность в жизни человека и общества, сохранилось отрицательное отношение к разводам. Продолжают бытовать тендерные стереотипы, ослабленные в межэтнических браках, которые, в свою очередь, выступают одной из стратегий адаптации.

Тесные родственные связи выступают в роли дополнительного ресурса, облегчающего и ускоряющего процесс адаптации.

9. Основной этномаркирующий стержень семейной обрядности мигрантов из Закавказья остается довольно устойчивым в мононациональных браках. Сохраняются самобытные черты семейной обрядности, выступая в роли этнокультурных маркеров.

10. Семейная и календарная обрядность, определяемая различными религиозными традициями (армянская григорианская церковь, шиитское направление ислама, грузинская православная автокефальная церковь), в наибольшей степени варьируется у закавказских этносов. При сохранении ряда традиционных черт в ряде случаев у армян и грузин наблюдается «дрейф» в сторону православия, у азербайджанцев — в сторону суннитской версии ислама. В жизнь мигрантов из Закавказья полноправно вошли российские государственные праздники. Мигранты, проживающие в крупных городах Мордовии, проявили себя в общегородских и республиканских праздниках, заявили о своих этнокультурных праздниках и памятных датах, что свидетельствует о стремлению к репрезентации своей этнической идентичности. Действующий механизм межпоколенной трансляции этнокультурных знаний позволяет надеяться, что в общинах закавказских мигрантов все же сохранятся представления о таком уникальном пласте этнической культуры, как календарная обрядность.

Научно-практическая значимость исследования. Изучение растущей закавказской составляющей полиэтнического ландшафта Республики Мордовия необходимо с точки зрения усиливающихся в массовом сознании негативно окрашенных стереотипов относительно иммиграции из Южного Кавказа для прогнозирования рисков социальной и межнациональной напряженности, формирования и коррекции адекватной современным вызовам региональной миграционной и национальной политики, которая способствовала бы всестороннему поступательному развитию региона. Движение к поставленной руководством страны задаче — «созданию полноценной российской идентичности, которая включала бы в себя все наши народы», основанной на понимании того факта, что уже на стадии своего зарождения российская нация, как и сама государственность, стала складываться как полиэт-ничная и реально сформировалась на базе синтеза восточных и западных традиций, в российских регионах происходит с неодинаковой интенсивностью. Мордовская земля — многонациональная и поликонфессиональнаяпредоставляет мигрантам разных национальностей — новым российским гражданам все возможности для реализации этнокультурных потребностей, причем успешность процесса интеграции мигрантов в местное сообщество не в последней мере определяется уровнем знаний принимающего социума о культуре, истории, обычаях и традициях мигрантов. Исследование позволило сформулировать ряд практических рекомендаций, адресованных региональных властям и принимающему социуму в целом. Материалы диссертации могут быть полезны при подготовке лекций, спецкурсов и семинарских занятий по этнологии, этносоциологии, культурной антропологии, культурологии, межкультурной коммуникации и отечественной истории в высших и средних специальных учебных заведениях. Приведенная в исследовании комплексная модель локального исследования мигрантских общин может быть применена в других регионах страны.

Апробация. Основные положения диссертации, ее выводы и теоретические обобщения были изложены в 80 публикациях (общим объемом 54,52 печ. л.), включая 15 статей в изданиях, внесенных в Перечень ведущих рецензируемых научных журналов, утвержденных ВАК при Минобрнауки России для публикации основных положений докторских и кандидатских диссертаций, две монографии, 60 статей по теме диссертации в других научных изданиях и три учебно-методических пособия. Основные положения диссертации обсуждались на международных конференциях: «Система ценностей современного общества» (Новосибирск, 2010), IUAES / AAS / ASAANZ Conference, UWA «Knowledge and Value in a Globalising World: disentangling, dichotomies, querying unities» (Perth, Australia, 2011), «Современные проблемы гуманитарных и естественных наук» (М., 2011), «Социально-политические, историко-правовые и экономические проблемы России в условиях современной глобализации» (М., 2011), «Проблемы и перспективы развития образования в России» (Новосибирск, 2011), «Народы Евразии. История, культура и проблемы взаимодействия» (Пенза — Баку, 2011), «Современные направления научных исследований» (Екатеринбург, 2011), «Актуальные вопросы истории, этнографии и антропологии» (Новосибирск, 2011), «Региональные со-циогуманитарные исследования» (Пенза — Семипалатинск — Прага, 2011), «Предотвращение межэтнических и межконфессиональных столкновений как одна из важнейших задач современной цивилизации» (Пенза — Семипалатинск, 2011), «Социально-гуманитарные и юридические науки: современные тренды в изменяющемся мире» (Краснодар, 2011), «Теория и практика тендерных исследований в мировой науке» (Пенза — Махачкала — Ер., 2011), «Наука и современность — 2011» (Новосибирск, 2011), «Ценности образования в процессе духовно-нравственного воспитания современной молодежи» (Таганрог, 2011), «Актуальные вопросы философии, истории, политологии» (Новосибирск, 2011), «Общество, культура, личность. Актуальные проблемы социально-гуманитарного знания» (Пенза — Витебск, 2011), «Символическое и архетипическое в культуре и социальных отношениях» (Пенза — Прага, 2011), «Наука в современном мире» (М., 2011) — А8К / «Двадцать лет спустя: Реорганизация пространства и переосмысление идентичности» (М., 2011) — IX Конгрессе этнографов и антропологов России (Петрозаводск, 2011), всероссийских конференциях: «Социокультурные и политические проблемы высокогорных районов Кавказа» (Карачаевск, 2010), «Актуальные научные проблемы» (Екатеринбург, 2010), «Этнокультурное образование: опыт и перспективы» (Саранск, 2010), «Языковое пространство города» (Улан-Удэ, 2010), «Современное развитие регионов России: политико-трансформационные и культурные аспекты» (Уфа, 2010), «Современная российская наука глазами молодых исследователей» (Красноярск, 2011), «Инновационные направления в педагогическом образовании» (М., 2011), «Стратегии устойчивого развития регионов России» (Новосибирск, 2011), общероссийских конференциях с международным участием: «Актуальные вопросы современной российской науки и образования» (Красноярск, 2010), «Современные исследования социальных проблем» (Красноярск, 2011), межрегиональной конференции «Чуваши и их соседи: этнокультурный диалог в пространственно-временном континууме» (Чебоксары, 2011), научных чтениях и сессиях: IX этногр. чтениях «Традиционное хозяйство в системе культуры этноса» (СПб., 2010), VI Рябининских чтениях (Кижи, 2011), научной сессии «Актуальные проблемы гуманитарных исследований» (Улан-Удэ, 2011). В 2009;2011 гг. материалы апробированы на курсах повышения квалификации (очная и дистанционная формы) кафедры ЮНЕСКО «Международное (поликультурное) образование и интеграция детей мигрантов в школе» факультета международного образования Московского института открытого образования. 21 октября 2011 года диссертация прошла обсуждение на расширенном заседании отдела этнографии Государственного казенного учреждения Республики Мордовия «Научно-исследовательский институт гуманитарных наук при Правительстве РМ».

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав и девяти параграфов, заключения, библиографического списка, списка сокращений и приложений, включающих схемы, таблицы и авторские тематические фотоиллюстрации. Структурно работа выстроена в соответствии с задачами исследования.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Подводя итоги комплексного этнографического исследования народов Закавказья, проживающих в одном из российских регионов — Республике Мордовия, остановимся на следующих основных положениях:

Экономика и общественная жизни исследуемого региона динамично развиваются. К настоящему времени спонтанный миграционный прилив, спровоцированный распадом СССР, завершен, последовал переход к качественно иному этапу развития, когда обеспечение притока населения требует целенаправленных управляющих воздействий. Иммиграционный тренд РМ повторял общероссийский: и для того и для другого характерен подъем в начале 1990;х, а затем быстрое падение почти до нулевых отметок к 2001 г. Еще в 2003 г. исследователи фиксировали в Поволжье стагнацию, аморфность социально-экономического ландшафта, отсутствие динамичных полюсов роста, непривлекательность для мигрантов. Во второй половине 2000;х ситуация в регионе изменилась: ведется активное жилищное, промышленное, спортивное и дорожное строительство, регион готовится к празднованию 1000-летия единения мордовского народа с народами Российского государстваучастию в крупнейшем инфраструктурном проекте — Чемпионате мира по футболу-2018, что создает новые рабочие места. Через РМ проходят важнейшие транспортные артерии, связывающие Москву с Поволжьем, Уралом и Сибирью, что позволяет части миграционных потоков рассматривать ее как транзитный регион.

Закавказские общины Мордовии, начавшие формирование с 1960;х гг., продолжают расти главным образом за счет миграционного притока, причем наиболее интенсивно он осуществляется у армянской диаспоры, в меньшей степени — у азербайджанскойсамыми медленными темпами растет грузинская община. Качественные показатели миграционного притока из Закавказья в РМ (поло-возрастной состав, образовательный уровень, семейный статус) в целом коррелируют с общероссийскими. Во многом повторяет общероссийский миграционный тренд приток трудовых (экономических) мигрантов в регион из постсоветских государств, в том числе из стран Южного Кавказа, стабильно занимающий по численности второе место после миграции из стран Центральной Азии (лидирует в этом списке Узбекистан). Связанный с позитивными трансформациями и свидетельствующий о стабильном развитии экономики приток трудовых мигрантов отвечает экономическим потребностям региона, дает новые возможности экономического роста, одновременно с новыми вызовами социальной инфраструктуре республики и трансформацией ее этнического ландшафта, определенного изменения возрастной структуры населения, его профессионального и образовательного состава. И все же приемлемый для региона способ восполнения дефицита трудовых ресурсов, — привлечение населения трудоспособных возрастов извне. Миграционная емкость региона потенциально достаточно велика. Нагрузка на социальную инфраструктуру республики, связанная с миграционным притоком из Закавказья, оценивается экспертами как незначительная. Формирование закавказских этноэлит в регионе находится в начальной стадии.

Имеется собственно мордовская специфика у мигрантов из Закавказья по сравнению с другими регионами? Общих черт значительно больше, чем отличий, ведь этническая идентичность в закавказских общинах сильнее региональной и гражданской, что подтверждает полевой материал. Так, например, армянин в Саранске и армянин в Краснодаре — в первую очередь осознает свою принадлежность именно к армянской общине (спюрку), а уже потом говорит о своей региональной идентичности: «житель Мордовии» или «житель Кубани». Специфика прослеживается в таких областях, как отдельные качественные показатели. Так, в Мордовии выше процент закавказских мигрантов, как армян, так и азербайджанцев и грузин, — выходцев из сельской местности и выбирающих в качестве нового места жительства сельскую местность, чем в других российских регионахвыше процент удовлетворенных своей жизнью и работой, не собирающихся уезжать из региона, чем в целом по Россиине так велик, как в целом по стране, тендерный разрыв (особенно показательны в этом плане армяне), что позволяет говорить о том, что все больше закавказских мигрантов выбирает в качестве предпочтительной наиболее перспективную для страны семейную модель миграции. Высокий адаптационный потенциал, характерный для кавказских мигрантов, в Мордовии проявляется в том, что безработных и маргиналов сред них не более 6%, что ниже, чем в целом среди выходцев с Кавказа по России (где не имеет работы каждый 10-й). Как и в целом по России, кавказские мигранты, в отличие от других мигрантов, чаще приезжают в Россию не одни, а с семьей или родственниками (в среднем каждый 2-й), в том числе до 66% армян, около 50% грузин, около 30% азербайджанцев. Мордовская специфика в том, что новоприбывшие трудовые мигранты из Армении, как правило, вначале переезжают в одиночку, и лишь некоторое, иногда значительное время спустя, перевозят семью. Бесплатной родственной помощью при переезде пользуется более 40% кавказских мигрантов, весьма ощутима поддержка родственников в трудоустройстве. Полевые наблюдения в Мордовии говорят о том, что здесь активнее всех пользуются помощью родных и коэтников при переезде и трудоустройстве армяне, а не азербайджанцы, как в других регионах.

Далее, Республика Мордовия, в отличие от Москвы, Санкт-Петербурга, Ростова-на-Дону, Нижнего Новгорода, Ставрополья, Кубани не принадлежит к числу российских регионов, где исторически проживали бы крупные закавказские общины. На территории Мордовии диаспоры выходцев из Закавказских республик СССР стали формироваться лишь с конца 1960;х гг., а массовый приток в республику представителей народов Закавказья связан с известными политическими потрясениями, последовавшими за распадом Советского Союза. Таким образом, закавказские диаспоры в Мордовии молоды, это в основном мигранты первого и второго (реже — третьего) поколений, диаспоры продолжают свое формирование главным образом не за счет естественного прироста, а за счет миграционного притока, в них не завершен процесс легитимизации и оформления отношений с властямиассимиляционные процессы идут относительно недавно, (хотя и успешно), но они не продвинулись так далеко, как у ассимилированных в значительной степени московских армян, азербайджанцев, грузинили веками проживающих на Дону и за это время сформировавших свою этнокультурную специфику донских армян.

Кроме того, можно проследить в различных аспектах материальной и духовной культуры мигрантов из Закавказья в Мордовии чисто мордовские специфические черты, которые нельзя встретить в других российских регионах. Так, например, это особенности жилищного комплекса, появившиеся под воздействием местного населения — мордвы и русских Мордовии — (планировка, расположение и назначение хозяйственных построек в усадьбе, используемые строительные материалы, возведение бань и т. п.) — трансформация системы питания (введение в рацион грибов, речной рыбы, местных ягод, пряных трав, увеличение в рационе доли картофеля при снижении доли употребления других овощей и фруктов, снижение употребления острых пряностей, введение в рацион большего количества местных традиционных блюд, особенно в межнациональных браках, — толстых пшенных блинов по-мордовски, кислого молока по-мордовски, борща, галушек навсемат, зерновых каш и т. п.). Фиксируется некоторое число мигрантов из Закавказья, овладевших мордовским языком (как правило, это члены смешанных семей).

Хронологически и структурно миграционные волны из Закавказья в РМ распадаются на две крупные группы: 1) немногочисленные «советские» мигранты, поддержанные институционально (распределение после вуза или ссуза, служба в армии, направление на учебу) (армяне, азербайджанцы, грузины), отдельная группа — переселенцы из зоны Спитакского землетрясения 1988 г. (армяне) — 2) более весомая в количественном отношении и сложная по структуре группа постсоветских мигрантов, к которой относятся вынужденные переселенцы, побудительной причиной для которых стал распад Союза и последовавшие за ним кризисы (армяне, азербайджанцы, грузины, курды-езиды), а также экономические (трудовые) мигранты последнего десятилетия (в большей степени — армяне и азербайджанцы). Ключевое различие между этими двумя группами — увеличение масштаба притока (в десятки раз) и мо-тивационной базы, когда решающее значение приобретают контр-стрессовые факторы. Нередко «добровольное» решение о переезде на деле оборачивается вынужденной мерой: на родине нет возможности найти работу, прокормить семью. Отметим социальную уязвимость и низкий социально-правовой статус таких мигрантов, их склонность к теневой занятости. Локальный анализ местных закавказских общин в Мордовии позволяет сделать вывод о развитой родственно-земляческой сети «этнической экономики», системе взаимопомощи коэтников, причем если армянская община уже оформилась организационно и институционально в Мордовское отделение Союза армян России, то азербайджанской и грузинской общинам это еще предстоит сделать. Отметим также в среде мигрантов как первого, так и последующих поколений отсутствие патерналистских настроений. К примеру, многие из информантов, могущие по закону и международному праву рассчитывать на получение статуса вынужденного переселенца или беженца (а это один из возможных путей легализации, помимо получения российского гражданства и регистрации по месту жительства или пребывания), никогда не обращались за получением этого статуса со всеми причитающимися льготами и социальными благами и не собираются делать это в будущем. Ряд информантовтрудовых мигрантов из Закавказья в РМ не имеют официальной регистрации (вычислить их общий процент, по понятным причинам, не представляется возможным), причем часть из них и не собирается обращаться за ее получением, хотя большинство опрошенных, не имеющих российского гражданства, желали бы его оформить. Достаточно сложная и дорогостоящая процедура получения российского гражданства, по признанию информантов, осложняется бюрократическими препонами, нежеланием чиновников давать необходимую информацию, в чем информанты в целом видят нежелание российских властей их «легализовывать». Проблема легализации мигрантов имеет не региональный и даже не общероссийский, а глобальный характер и над ее разрешением работает множество ученых и практиков по всему миру. По сути, самый простой путь получить российское гражданство, исходя из практического опыта информантов — брак с российским гражданином / гражданкой.

Отказ от прохождения ежегодной процедуры регистрации по месту жительства превращает мигранта в нелегала со всеми вытекающими печальными последствиями (проблемы с правоохранительными органами, трудоустройством, оформлением гражданства, устройством детей в детсад / школу, получением медицинских услуг и т. п.), хотя формально право лиц, законно находящихся в стране, на свободу передвижения и выбор места жительства закреплено ч. 1 ст. 27 Конституции РФ 1993 г., Законом «О праве граждан на свободу передвижения и выбор места жительства в пределах» Российской Федерации" 1993 г. и международными обязательствами страны.

Специфика межэтнических отношений заключается в их комплексном многоаспектном характере, а этнические элементы в разной степени подвижны и изменчивы. Наиболее устойчивы язык, этническая психология, традиции, обычаи, нормативная культура. По масштабам и глубине проникновения межэтнические культурные контакты принято делить на четыре типа: адаптацию, ассимиляцию, аккультурацию и интеграцию. Прослеживается ряд этнических и этнорегиональных различий в степени значимости и эффективности факторов адаптации. Ключевые факторы, облегчающими адаптацию (ранжированы по мере значимости для информантов) — это: наличие в выбранном для миграции регионе сети этнической экономики — родственников, знакомых, бывших односельчан и т. п. (у всех изучаемых групп ехать «в пустоту» не принято, едут обязательно к кому-то, кто поможет на первом этапе с жильем, работой, оформлением регистрации, прочих документов) — знание русского языкавладение востребованной специальностьюналичие достойных вакансий на рынке трудавозможность дать детям хорошее образование. Полевые данные доказывают значимость субъективных факторов — личных характеристик адаптанта. Особую роль в процессе адаптации играет фактор культурной дистанции между регионом исхода и регионом вселения. В контексте нашего исследования в большей мере это касается выходцев из сельской местности и слабоурбанизированных сред, мигрирующих в города. 65% опрошенных информантов, переселившиеся с конца 1980;х до конца 2000;х гг. в Мордовию — выходцы из слабоурбанизированных сред, сельской местности, что подчеркивают и противопоставляющие себя им немногочисленные уроженцы гг. Еревана, Баку, Тбилиси. В целом немного выходцев из столиц, что соответствует общероссийском тренду. Мордовская спецификав том, что среди кавказских мигрантов в РМ значительно больше выходцев из сельской местности, чем в целом по России, в том числе среди азербайджанцев, среди которых в целом по России в 2 р. меньше выходцев из сельской местности, чем среди грузин и армян. Выходцы из городов хорошо адаптируются в городах, переезд в сельскую местность воспринимается как снижение социального статуса. Выходцы из сел успешно адаптируются как в сельской местности, так и в городах республики. Значим возраст адаптанта: проще адаптироваться не молодым (18−29 лет) мигрантам, а лицам среднего и старших возрастов. Это объясняется тем, что «рожденные в СССР» не воспринимают РФ как «совсем заграницу», чувствуют свою историко-культурную общность со страной, лучше знают русский язык, владеют профессией, следовательно, избегают «культурного шока». Важен тендерный аспект: решение о переезде принимают мужчины, они же выступают «первопроходцами" — женщина чаще следует за мужем (отцом). На новом месте жительства женщины, вопреки традиционной тендерной роли, чаще работают вне дома. Наличие семьи на родине приводит к необходимости высылать деньги, тем самым выводить их из экономики страныпереезд семьи в РМ стимулирует мигранта искать легальный стабильный заработок, решать квартирный вопрос. Для молодых и холостых частой стратегией адаптации становится вступление в брак с местной жительницей (как правило, в такие браки вступают именно мужчины-мигранты) и обретение новых социальных связей, карьерных и деловых перспектив. Наличие детей в семье дополнительно мобилизует, повышает ответственность, ведь зачастую сам переезд осуществляется ради будущего детей. Ключевую роль играет занятость: активное строительство в регионе формирует ситуацию на рынке труда, благоприятную для соискателя. Оказывает влияние на данный фактор профессиональной интеграции позитивные сдвиги в экономике региона, мощные инвестиции в жилищное, производственное, спортивное и дорожное строительство, АПК, запуск новых промышленных производств. Характер вакансий создает условия для привлечения как высококвалифицированных специалистов, покидающих страны СНГ, так и неквалифицированных трудовых мигрантов. При этом важна готовность адаптанта на первом этапе пойти на снижение планки социально-экономических ожиданий (работать не по специальности, на должностях, не требующих квалификации, «за меньшие деньги», в теневой занятости и т. п.). Природно-климатические факторы нового места жительства, как, и «квартирный вопрос», как показало исследование, не играет решающей роли в мотивации переезда. Подавляющее большинство вынужденных мигрантов лишь по прошествии длительного времени получают возможность удовлетворить базовые потребности в еде, жилье, материальном благополучии. Например, многие опрошенные мигранты из стран Закавказья в РМ живут в общежитиях, около 60% снимают комнату (реже — квартиру), 15%) живут у родственников и знакомых. На первом этапе с жильем и трудоустройством помогают внутриэтнические связи, сильные у армян и азербайджанцев. Социальная сеть этнической экономики наиболее действенна у армян. В целом отметим высокий адаптивный потенциал кавказских мигрантов, многие из них нацелены на активное взаимодействие с иноэтническим окружением, ориентируют детей на получение высшего образования и построение карьеры в России. Наиболее приемлемым адаптационным сценарием автору видится интеграционный, не связанный с полным отказом от собственной культуры, этноконфессиональной идентичности, а предполагающий освоение моделей, паттернов и знаковых систем культуры иноэтнического большинства наряду с сохранением собственных самобытных этнокультурных ценностей.

Этнокультурная адаптация мигрантов в изучаемом регионе осложняется свойственной трансформационным эпохам глубокой «фрагментарной идентичностью», нужна ее гармонизация, иначе этнонациональное и гражданское сознание маргинализируется. При этом постсоветские мигранты из Закавказья имеют все основания гармонично вписаться в «цветущую сложность» российской полиэтничности. У мигрантов в 3-м или 4-м поколении с ослабленной этнонациональной идентичностью сработает «закон Хансена», когда 3-е поколение пытается вспомнить все то, о чем пыталось забыть 2-е поколение, ищет свою идентичность. Практика показывает, что именно по этому пути идет большинство диаспор. Это следует учитывать и местным органам власти. Важно понимать также, что цементирующей основой диаспоры служат носители «национальной идеи», ратующие за сохранение этнической и культурной самобытности своего народа. Большинство современных диаспор самостоятельно финансируют свою деятельность. Думается, в общественной жизни РМ со временем активно заявят о себе национально-культурные объединения (НКО) азербайджанцев и грузин. Автор прогнозирует вероятное открытие в Мордовии филиалов Всероссийского Азербайджанского конгресса и Союза грузин России. Мощный «культурологический иммунитет» закавказских диаспор позволяет надеяться на то, что в будущем они сохранят свое этнокультурное своеобразие. Выявление основных факторов и условий эффективной этнокультурной адаптации мигрантов позволит выработать адекватную миграционную политику в регионе, оказать действенную помощь этой категории населения, прогнозировать риски социальной и межнациональной напряженности.

Для представителей народов Закавказья, проживающих в РМ, характерна тендерная диспропорция и неравномерное расселение по территории региона (наиболее привлекательны Саранск, Рузаевка, ряд развитых и приграничных районов). Система расселения в Мордовии изначально была дисперсной вследствие ландшафтных и исторических особенностей региона. Расселение мигрантов происходит преимущественно в крупных городах (Саранск и агломерация), вблизи крупных транспортных развязок (Рузаевка), на пограничной территории, ближе к Московской трассе и около железной дороги. Значительная часть азербайджанских и армянских мигрантов, как правило, выходцев из сельской местности, выбрали в качестве нового места жительства сельские поселения Мордовии. Так, довольно много армян, азербайджанцев и грузин проживают в Зубово-Полянском р-не. Основная масса горожан сконцентрирована вдоль железной дороги от Зубово-Полянского р-на на западе и Ардатовского — на востоке. Большинство мигрантов предпочитают селиться рядом с ж/д путями и автомагистралями, а также в местах, граничащих с областями: Рязанской (Теньгушевский р-н) и Нижегородской (Темниковский р-н) обл., Чувашской Республикой (Ардатовский р-н) и др. Население региона стремится в крупные города и экономически успешные регионы, где больше возможностей для профессиональной самореализации. Самая крупная из закавказских диаспор — армянская (1310 чел.) — расселена следующим образом: в городах зарегистрировано 813 чел., 529 чел. живут в Саранске, в сельской местности — 497 чел. Расселение происходит и на по-граничье, ближе к Московской трассе, вблизи транспортных центров и ж/д путей, так, популярны Зубово-Полянский, Ичалковский, Ромодановский Ру-заевский р-ны. Азербайджанская диаспора расселена так: в г. Саранске и подчиненных его администрации нас. пунктах проживают 326 чел. (0,1% населения), в г. Рузаевке — 34- популярны также Зубово-Полянский, Лямбир-ский, Теньгушевский р-ны. Грузинская диаспора (395 чел.) расселена следующим образом: 229 чел. живут в городах — Саранске (162 чел.), Рузаевке (30 чел. или 0,1%) населения), г. Ковылкино, Ардатове, в сельской местности (популярны Ичалковский, Зубово-Полянский р-ны) — 166 чел. Неравномерный характер расселения мигрантов свидетельствует о том, что основным источником информации при выборе места жительства остаются личные контакты, наличие социально-этнической сети. Люди направляются не только туда, где существуют относительно благоприятные условия для трудоустройства или решения жилищной проблемы, но и где уже поселились коэтни-ки, что облегчает социально-психологическую адаптацию прибывших мигрантов, снижает социальные издержки и риски, связанные с переселением.

Наиболее многочисленные группы среди опрошенных находят в трудоспособном возрасте (75−85%).

В профессиональном плане мигранты из Закавказья представлены практически во всех сферах деятельности с некоторым преобладанием занятости в сфере строительства (армяне, азербайджанцы, грузины) — оптовой и розничной торговли (азербайджанцы), общепита (армяне, грузины), сфере услуг — ремонт обуви, часов, ювелирных украшений (армяне), медицины (армяне, грузины), госслужба и служба в правоохранительных органах (армяне, азербайджанцы, грузины), предпринимательства (армяне, грузины), сельском хозяйстве — на собственных фермах (азербайджанцы, грузины). В целом эта ситуация близка сложившейся в других российских регионах. Высокий потенциал адаптации к местным экономическим условиям, свойственный кавказским мигрантам в Мордовии, выражается он также и в том, что часто мигранты никак не используют свою профессиональную подготовку: лишь 10% азербайджанцев, около 33% грузин и 25% армян работают на новом месте по специальности, при этом 85% их новая работа устраивает. Преимущество в поиске работы для «белых воротничков» в Мордовии есть у бывших столичных жителей с высшим образованием, имеющих больше шансов на полноценную профессиональную самореализацию. Но в целом успеха в профессионально-экономическом плане (наличие работы, стабильного заработка) достигают не те, кто имел на родине хорошее образование и востребованную специальность, а те, кто на новом месте не гнушается никакой работы, в том числе не престижной для местных жителей. Мешают профессиональной адаптации недостаток социальных связей, отсутствие регистрации. Меняют ситуацию свойственные выходцам из Закавказья тесные семейно-родственные связи, стремление помогать родственникам, землякам, выступающие мощным фактором адаптации. Более урбанизированные мигранты выбирают круг общения не столько по родственному или земляческому признаку, сколько по профессиональному.

Если в крупных российских городах (Москва, Петербург, Ставрополь, Краснодар) уже сложилась «этническая экономика» (сетевая структура общности и этноспецифика хозяйственного менталитета), то в РМ эта система также активно формируется. Развиты помощь землякам в трудоустройстве, кредиты родственникам и знакомым-коэтникам.

Интересен тендерный аспект профессиональной адаптации. Среди горожан высока доля работающих женщин (сопоставима с долей работающих мужчин или несколько ниже последней), что также говорит о довольно успешной социально-профессиональной адаптации в принимающее общество, т.к. подобная историческая ситуация не характерна для исторически-сложившегося типа семейных отношений в Закавказье. Так, информантки (армянки, азербайджанки) нередко отмечали, что хотели бы устроиться на работу. В потоке трудовой миграции традиционно преобладают мужчины — и за счет особого распределения семейных ролей, и за счет более высокого спроса на «мужские» профессии со стороны российского рынка труда. В наши дни доля женщин в миграционном обороте растет во всем мире. Наибольшая тендерная диспропорция отмечается у азербайджанцев и грузин, армянский миграционный поток более сбалансирован в тендерном отношении.

Миграционная картина выглядит достаточно сложно. В известной мере ее отражают данные журналов учета и регистрации иностранных граждан и лиц без гражданства, прибывших по визам. Мигранты из стран Южного Кавказа могут проживать на территории РМ постоянно и регистрироваться временно. В РМ процессы миграции происходят интенсивно, причем общая совокупность входящих и исходящих потоков миграции складывается в отрицательный для республики результат. В то же время фиксируется прирост численности закавказских диаспор Мордовии, в первую очередь именно за счет миграционного потока. Наиболее активно увеличивается армянская община Мордовии, наименее — грузинская. По официальным данным, численность данных этнических групп в регионе составляет доли процента, но сами информанты считают, что численность их этнических общностей в республике занижена, порой в несколько раз.

Учтенная численность закавказских диаспор в изучаемом регионе невелика, составляя в совокупности 0,27% населения (из соседних регионов это вполне сопоставимо с Республикой Чувашия, где общая численность этнических групп с Кавказа составляет 0,3% от общего состава населения) — однако неучтенные нелегальные мигранты увеличивают названный процент в 2,5−3 р. Эксперты отмечают «особость» этнической кавказской миграции в регионах, причем это явление приняло форму достаточно сильного отчуждения, несмотря на то, что кавказцы легко приспосабливаются к местным условиям. В то же время, несмотря на продолжающийся приток трудовых мигрантов из стран Южного Кавказа, соотношение местного населения и кавказских мигрантов таково, что практически исключает межэтнические конфликты. Кроме того, значительная часть диаспор сконцентрирована в Саранске и Рузаевке, где их присутствие не так заметно. Так же, как и население соседней Чувашии, Удмуртии, Нижегородской обл., Пермского края, Оренбуржья, выраженной мигрантофобией жители Мордовии не страдают. Однако при значительном увеличении абсолютной и относительной численности закавказских диаспор в регионе можно прогнозировать усиление межэтнической напряженности. Весомый отток кавказцев из изучаемого региона не наблюдается и не прогнозируется, так как большинство мигрантов социально-экономически адаптированы (имеют работу, жилье, родственно-земляческие связи). Открытым остается вопрос о численности еще одной этноконфессиональной группы выходцев из Южного Кавказа — курдов-езидов, не учтенных переписью 2002 г., а самими информантами в 2009 г. оцененную в 150 чел.

По полевым данным, наиболее успешно процесс адаптации проходит в Мордовии у армянской общины. Облегчают адаптацию такие факторы, как развитая сеть так называемой этнической экономики, когда мигранты осуществляют переезд и первичную социально-экономическую и профессиональную адаптацию, устройство на работу в опоре на широкую сеть этнических и земляческих связей и контактов (например, строительные бригады в районах Мордовии, армянские строительные организации в Саранске — «Ташир С» -строительство торговых комплексов, ООО «Мастер Трек» — строительство детских спортивных площадок и спортивных объектовсфера обслуживания — сапожные, часовые мастерские, установка стальных дверей и пластиковых окон (Саранск, Рузаевка, Ичалки), торговые предприятия (оптовая торговля табачными изделиями в Саранске, розничная торговля продуктами питания в Саранске, Рузаевке, Зубово-Полянском районе), наконец, весьма развитая сфера — частные предприятия общественного питания — кафе кавказской кухни, столовые, закусочные (Умет Зубово-Полянского района, Саранск), пиццерии, рестораны японской кухни (Саранск). Следующий фактор, тесно увязанный с предыдущим, — помощь в первичной адаптации национальной общественной организации, Мордовского отделения Союза армян России (образовано в 2008 г.), возглавляемого известным в республике строителем, Л. Г. Саргсяном, генеральным директором ООО «Ташир-С». Общими для всех трех закавказских общин факторами, облегчающими адаптацию, выступают знание мигрантами русского языкаприемлемые с точки зрения переселенцев в сельскую местность природно-климатические факторы, позволяющие вести хозяйство с приложением примерно равных по сравнению с местом исхода трудозатраттесные родственные узы, позволяющие рассчитывать на помощь родственникова также отсутствие среди мигрантов из Закавказья патерналистских настроений, готовность опираться на собственные силы, не рассчитывая на помощь государства. Дополнительным фактором, облегчающим адаптацию армянских и грузинских мигрантов выступает то, что они не чувствуют себя в чуждом конфессиональном окружении, словами самих информантов, «близость веры».

Зафиксирована в ходе полевых наблюдений еще одна этноконфессио-нальная группа выходцев из Южного Кавказа — курды-езиды, компактно проживающие в Ичалковском и Ромодановском р-нах республики. Перепись 2002 г. не учла ихчасть информантов, уже живущих в регионе на тот момент, не участвовали в переписи, часть — указали национальную принадлежность как «армяне». Переселение езидов в РМ произошло в конце 80-х — начале 90-х гг. Многие езиды в РМ считают армянский язык родным, некоторые владеют также грузинским и курманджи — северным диалектом курдского языка. Владение сорани не зафиксировано. Большинство свободно владеет русским. Информанты четко осознают свое этническое происхождение, подчеркивают конфессиональную специфику, что отражено в этнониме — «езиды» (йезиды, язиды, йезд, эзд), в отличие от курдов, ассоциирующихся с исламом. Дифференцирующим признаком стала именно религиозная принадлежность. У езидов, живущих в России на протяжении нескольких поколений, часто формируется двойственная и тройственная этническая идентичность: они могут называть себя и езидами, и курдами, и русскими, в РМ возможна внешняя этническая идентификация их как армян. Так, «армянами» называют информантов их соседи — мордва и русские, объясняя это их «армянскими» фамилиями «наян», чертами внешнего облика, поведения, организации хозяйства, языка, обрядности, тендерных стереотипов.

Небольшие в количественном отношении группы закавказских мигрантов, тем не менее, обладают выраженным этнокультурным своеобразием, с которым связан значительный, и не всегда позитивно окрашенный интерес местного населения, подогреваемый нагнетанием этнических стереотипов по поводу «кавказцев» в центральных СМИ.

Выходцы из Закавказья обладают выраженным этнокультурным своеобразием. Вещный мир, материальная составляющая этнической культуры в повседневности мигрантов из Закавказья под влиянием иноэтнического и инокультурного окружения, иных природно-климатических, социально-экономических и пространственных условий, претерпели значительную трансформацию. В инокультурной среде традиционная этническая культура подверглась трансформации, характер и интенсивность которой значительно варьируют в зависимости от этнической принадлежности, региона исхода, социального статуса, образования, возраста адаптанта. В наибольшей степени эти изменения коснулись такого важного социокультурного комплекса, как жилище и организации жилого и хозяйственного пространства (в первую очередь это касается переселенцев в сельскую местность), в меньшей степени — системы культуры питания, оказавшейся наиболее устойчивой из всех составляющих материальной культуры. Что касается традиций и инноваций в одежде, эта «внешняя сторона» подверглась унификации и трансформации несколько десятилетий назад, на нее переезд и проживание в инокультурной среде практически не оказал влияния. В трех закавказских общинах фиксируются четкие этнокультурные различия, выступающие в роли этнических маркеров.

Так, под влиянием универсальной урбанистической культуры на новом месте жительства и сельское, и городское жилище неизбежно подверглось значительной унификации, что не могло не сказаться на типах, планировке и оформлении жилища, хозяйственных построек и особенностях интерьера сельских и городских переселенцев из Закавказья в Мордовии. Сходный тип хозяйственных и жилых помещений сельских мигрантов зафиксирован нами у представителей указанных закавказских этносов: азербайджанцев, армян и грузин. При этом нельзя сказать, что данный тип жилища и хозяйственных построек является традиционным для этих народовон сложился под непосредственным и косвенным влиянием иноэтнического окружения (русских, мордвы, татар и других народов РМ), иных природно-климатических условий (четко выраженная сезонность, значительно более низкие среднегодовые температуры, большая продолжительность холодного времени года и т. п.), доступности и распространенности необходимых строительных материалов на новом месте жительства. Еще одна черта, общая для представителей всех трех закавказских мигрантских общностей в Мордовии заключается в том, что в наибольшей степени сохранились отдельные элементы этнической культуры в обустройстве жилища сельских жителей, в меньшей степенижителей крупных городов, живущих в современных многоквартирных домах.

В наибольшей степени национальные обряды при возведении жилища и переезде в новый дом, восходящие в своей основе к ранним историческим эпохам, соблюдаются бывшими сельскими жителями — армянами и азербайджанцами, в меньшей степени — грузинами. Коллективная помощь при строительстве жилища (аналог «помочей») известна всем народам Закавказья, но в Мордовии зафиксирована у армян и азербайджанцев. Также сближают сельские усадьбы азербайджанцев и армян в Мордовии наличие бань, возводимых под влиянием местных жителей, плоские кровли хозяйственных построек, часто — и застекленных веранд. Очень часто и в сельских, и в городских жилищах армян и азербайджанцев можно встретить деревянную мебель работы хозяина дома (полки, низкие табуреты для старших членов семьи, садовую мебель — лавки, стулья, табуреты, круглые низкие столики).

Дома родственников армяне, азербайджанцы, грузины стараются возводить рядом, по возможности, в одном дворе. Для армян и грузин в большей степени, чем для азербайджанцев, характерно повышенное внимание к внешней декоративности жилища (декоративная кирпичная кладка, характерные арочные проемы окон, оформление заборов, водосточных труб). В то время как азербайджанцы, в соответствии с общемусульманской формулой «внутреннего сокровища» уделяют особое внимание интерьеру жилища. Так, азербайджанский дом, даже самый бедный, непредставим без ковра, как на полу, так и на стенах. Часто встречаются ковры и в семьях армянских мигрантов. Интерьер современного грузинского жилища предстает более урбанизированным и европеизированным. Армянские сельские усадьбы отличает также особое внимание к декоративному оформлению колодцев, грузинские — беседок в саду и во дворе, обустройство мангалов и каминов. Практически в каждом армянском и грузинском доме имеются полки с иконами, свечами, вербой, крестами и проч. Но если в «красном (переднем) углу» в семьях грузинских мигрантов значительное место занимают православные иконы, то у армян наряду с православными иконами встречаются религиозные картины, а также небольшие резные каменные, деревянные и керамические крестыхачкары, привезенные с родины. Своеобразие традиционного жилища закавказских мигрантов в городах Мордовии ушло в прошлое. В качестве этнокультурных маркеров фиксируются отдельные детали интерьера: нарды и ковры у армян и азербайджанцев, сосуды ормуды, казаны, пиалы и кумганы у азербайджанцев, хачкары у армян, керамика, чеканка, сосуды канци у грузин.

Наиболее стойкая составляющая традиционной системы жизнеобеспечения народов Закавказья в Республике Мордовия — культура питания. Тем не менее, даже эта сфера медленно трансформируется под воздействием ино-культурного окружения, универсальной городской культуры, магазинной торговли. Но в своих праздничных и ритуализированных вариантах кухня продолжает играть роль этнического маркера, сохраняя и репрезентуя этническую идентичность группы мигрантов в инокультурном окружении. Это характерно для всех трех этнических общностей — азербайджанцев, армян и грузин. Общим для них является и то, что традиционная система питания остается наиболее устойчивой сферой материальной культуры в условиях ино-этнического окружения и всеобщей унификации, что говорит о позитивном восприятии собственных гастрономических специалитетов. Традиционная система питания того или иного этноса формировалась в тесной связи с преобладающим хозяйственно-культурным типом. Близость кулинарных традиций закавказских народов, веками формировавшихся в единой историко-этнографической области, подтверждают и наши полевые исследования. Проживая рядом с другими этносами, мигранты из Закавказья воспринимают от них ряд черт, дополняющих традиционную систему питания. Так, в рацион азербайджанцев и армян вошли грибы, за счет речной рыбы разнообразился рыбный стол, существенно возросло потребление мяса, кондитерских изделий. Но снизилось употребление и разнообразие фруктов, популярных в Закавказье круп, бобовых, кукурузной муки, трав-эндемиков. Частично это компенсируется за счет домашних заготовок ягод и трав, популярных у местного населения. В межнациональных браках жены стараются готовить для своих мужей привычные тем блюда национальной кухни, в то же время вводя в рацион русские и мордовские кушанья.

Роднит все три системы питания на новом месте жительства сохранившаяся преобладающая роль хлеба, без которого немыслима ни одна трапеза (разнообразных видов лаваша: пышного у грузин и азербайджанцев и тонкого у армян). Значительное сходство кулинарных предпочтений армян и грузин заключается также и в том, что их кухня наиболее известна из всех кавказских систем питания за пределами ареала происхождения: многие «престижные» (мясные) блюда армянской и грузинской кулинарии стали популярным продуктом российского общепита. Информанты отмечают специфику: азербайджанская кухня — самая «сладкая», армянская — самая «соленая», а грузинская — самая «пряная». Для культуры питания мигрантов из Азербайджана, Армении и Грузии характерно соблюдение поста, но если мусульмане-азербайджанцы массово «держат Уразу» (особым образом постятся в священный для мусульман месяц Рамадан), то для верующих переселенцев из Армении и Грузии (григориан и православных), постных дней в году — около 160. В роли этнического маркера выступают пищевые запреты и ограничения. Так, свинина и продукты из нее, рыба «без чешуи», алкоголь — запретны («харам») для мусульман. Однако в повседневной жизни в семьях азербайджанских мигрантов нередко эти ограничения соблюдаются лишь пожилые люди. Закавказские езиды также стараются не употреблять свинину. У армян и грузин пищевых запретов как таковых нет, хотя та же свинина не может быть подана на поминальную трапезу.

Традиционный костюм практически исчез из повседневного бытования исследуемых народов. Как и в других регионах мира, национальный костюм под влиянием разного рода факторов, в первую очередь социально-экономических и культурно-бытовых, существенно трансформировался в сторону общеевропейских форм. В то же время старшее поколение, чаще всего пожилые женщины — сельские жительницы все же сохраняют некоторые традиционные установки и этические нормы в отношении одежды. Наиболее стойко сохраняются в повседневной практике этические нормы выбора и ношения одежды в азербайджанских семьях, что обусловлено значительным консерватизмом и патриархальностью семейного быта, нормами исламав то время как в армянских и грузинских семьях (самых «эмансипированных») эти установки значительно слабее. В целом сохраняется подчеркнутое внимание к одежде, общей опрятности, в первую очередь стараются «приодеть» дочерей-подростков, девушек и юношей.

Опрятный внешний вид, отсутствие излишних вольностей в одежде, щеголеватость в костюме молодежи — приветствуется и считается признаком хорошего тона. Оживает мода на празднично-ритуализированные варианты национального костюма. С началом XXI в. народы Кавказа все больше стремились к восстановлению утраченных символов этнической культуры, и одежда в этом смысле стала одним из основных критериев приобщения к традиции. Праздники оказываются непредставимы без национальных костюмов. В диаспоре ему отведено почетная «роль» полноправного участника праздников и концертов. В регионах на общегородских праздниках этнический костюм становится утверждением идей дружбы народов и позитивной многонациональное&trade-.

В жизни выходцев из Закавказья ключевую роль играет семья. Семьи мигрантов из Закавказья относительно стабильны, причем определенную роль в этом играют традиции, в том числе действующие механизмы ее межпоколенной трансляции. Брак, семья, кровно-родственные узы, традиция заботиться о стариках, многодетность рассматриваются как большая ценность в жизни человека и общества, сохранилось отрицательное отношение к разводам. Семейному быту выходцев из Закавказья присущи авторитарная власть старшего мужчины, иерархизованные статусы других членов семьи, выраженная этикетизация внутрисемейного и семейно-родственного общения и т. п., что не могло не отразиться и на современной малой семье. Патриархальность, патрилокальность, четко регламентированное представление о мужских и женских работах по хозяйству, традиционное ограничение сферы занятости женщин домашним хозяйством, приданое невесты, предпочтительность браков по сговору (выбору родителей), отрицательное отношение к разводам, своеобразные отголоски обычая избегания, — все эти черты роднят семейный уклад закавказских народов. Четко фиксируется на полевом материале также и то, что традиции семейных отношений и семейных обрядов у выходцев из Закавказья, проживающих в РМ, устойчиво сохраняются (особенно в несмешанном браке) и подвергаются инкультурации (чаще в смешанных браках), причем последнее может значительно ускорять процесс адаптации.

Сохранились также представления о четко выраженных различиях, выступающих в роли этнических и этноконфессиональных маркеров закавказских этносов. Так, при заключении браков армяне и грузины строго следили за тем, чтобы в брак не вступили родственники до седьмого колена (запрещались и браки между соседями, однофамильцами, «молочными» родственниками). У азербайджанцев и закавказских курдов-езидов, наоборот, приветствовались браки между двоюродными и троюродными братьями и сестрами (кросси ортокузенные). Сегодня молодежь в основном отрицательно относится к родственным бракам, хотя у азербайджанцев и езидов в Мордовии они бытуют. Тесные родственные узы (и более широкий круг родственников, считающихся близкими), характерные для всех закавказских этносов, фиксируются не только нашими информантами из числа мигрантов, но и местными жителями. Среди молодежи отмечена тенденция не регистрировать отношения в межнациональных союзах. Порой молодые мигранты вступают в новые отношения с жительницами Мордовии, переставая при этом помогать жене и детям на родине. Чаще «гражданские» союзы заключают армяне и грузины. С усилением миграционных процессов и укреплением добрососедских межэтнических отношений в Мордовии растет число межнациональных браков, причем чаще в подобные союзы вступают горожане.

Различается и качественный, и количественный состав семей. Без детей семья не считается полноценной, а положение женщины в микро-социуме определяется наличием у нее детей, в особенности сыновей. Чаще встречаются многодетные азербайджанские семьи, чуть реже — армянские, у грузин обычное количество детей в семье — один-два. Малые семьи азербайджанцев в Мордовии нередко «усложняются» по тем или иным причинам (супруги с детьми принимают одного из овдовевших престарелых родителейв семью брата поселяется овдовевшая сестра с детьми). Иногда родители живут у детей поочередно. Сохранилось чувство взаимной помощи старшего и младшего поколений. Армянские и грузинские семьи чаще состоят из брачной пары с детьми. Разводы чаще зафиксированы в семьях армянских и грузинских мигрантов. Как правило, для женщины развод означает ухудшение качества жизни. В сфере женской занятости лидирует грузинская община, где многие женщины имеют высшее или среднее специальное образование, за ней следует армянская (больше занятых в сфере обслуживания, общепита, розничной торговли), в меньшей степени заняты азербайджанки. Ожидания матерей относительно дочерей во всех изучаемых диаспорах связаны с получением образования и карьерой, а не только с замужеством и рождением детей.

Сохраняется, особенно в азербайджанских и армянских семьях, ряд устойчивых тендерных стереотипов, например, о главенствующей роли мужа-отца и подчиненной роли женщины. Зависимость жены от мужа в значительно меньшей степени прослеживается в смешанных семьях. Общекавказская «двойная мораль» прослеживается и в отношении к «семейным проступкам» мужа и жены. Многое зависит и от семейных традиций места исхода мужа. Как правило, выходцы из горных местностей патриархальнее и «жестче» в соблюдении традиций. Четко регламентированное половозрастное разделение труда, бытовавшее на родине мигрантов из Закавказья (особенно это характерно для выходцев из сельских местностей), в Мордовии соблюдается менее строго. В то же время даже в смешанных семьях некоторое разделение соблюдается. В религиозных азербайджанских семьях, в соответствии с общеисламской традицией, воспитание ребенка осуществляется согласно нормами и правилами религии и морали, причем приобщение к ним начинается с первых дней жизни ребенка, главным событием «детского» цикла семейной обрядности российских азербайджанцев выступает суннеттой (обрезание). У армян и грузин главным обрядовым событием в жизни ребенка является крещение, причем нередко в местной православной церкви. И у армян, и у грузин семья рассматривается как большая ценность в жизни человека и общества. Если у армян традиционно высок уровень «семейности», причем вступление в брак обязательно для всех, то среди мигрантов-грузин достаточно много одиноких людей. В целом выходцы из Закавказья создают крепкие и дружные семьи, много внимания уделяют детям, заботятся о стариках, что находит положительный отклик у их новых соседей — русских и мордвы. Низкий уровень разводимости семей мигрантов, довольно большое число семей, где воспитанием детей заняты не только родители, но и дедушки с бабушками, играющими существенную роль в передачи следующему поколению положительных нравственных норм, национального самосознания, этнических традиций, тесные семейно-родственные связи среди мигрантов, позволяют надеяться на то, что семейный институт у переселенцев в Мордовию, останется устойчивым.

Значимая роль семьи в диаспоре связана не только с традиционным высокой семейностью у закавказских этносов, но и с тем, что для адаптации к новой социально-экономической и культурной реальности чрезвычайно востребованы все имеющиеся семейно-родственные связи, поддержка родственников. В ряде случаев для иммигрантов, переезжающих в одиночку, в роли «новой семьи» выступают земляки-коэтники, соседи.

Сложившаяся система обрядности — неотъемлемая часть образа жизни общества, признак его стабильности, без которой невозможно его полнокровное, полноценное существование. Вместе с тем обрядность — это и эффективное средство воспитания. Именно она лежит в основе этнопе даго гики, так как служит механизмом передачи норм поведения, культурных и духовных ценностей от одного поколения к другому. Следуя тому, как принято в обществе, как поступают все, человек исподволь, незаметно для себя усваивает эти нормы. Основной, этномаркирующий, стержень семейной обрядности мигрантов из Закавказья остается довольно устойчивым, выступая в роли этнокультурного маркера. В наибольшей степени это касается не свадебного обряда, подвергшегося наибольшей унификации и европеизации, а родильной и похоронно-поминальной обрядности, по большей части скрытой от глаз стороннего наблюдателя, остающейся личным делом семьи. Под влиянием ряда факторов часть семейной обрядности размывается, особенно в браках между носителями разных культурных и религиозных традиций.

Связанная с исламской традицией семейная обрядность азербайджанцев, на первый взгляд, резко отличает их от армян и грузин. Весьма своеобразны азербайджанский свадебный, «детский», похоронно-поминальный обрядовые циклы. В то же время пристальное изучение обрядности в том виде, в каком она существует в диаспоре, дает основание утверждать, что общих черт по крайней мере не меньше, чем отличий. Так, свадебная обрядность призвана укрепить отношения не только двоих — жениха и невесты, а двух породнившихся родов, будь то азербайджанцы, армяне, грузины. Родильный цикл обрядности направлен на то, чтобы как можно скорее обеспечить молодую чету потомством, чтобы ребенок был здоров, умен и красив, а мать — как можно скорее оправилась от родов. Похоронно-поминальный цикл призван помочь людям преодолеть горе, а душе покойного — достойно отправиться в иной мир, приготовиться к встрече с Богом. Семейная и календарная обрядность закавказских этносов, определяемая различными религиозными традициями (армянская григорианская церковь, шиитское направление ислама, грузинская православная автокефальная церковь), имеет в своей основе мощный пласт архаико-языческих верований, заметных и сегодня. Несколько примеров: почитание соли (азербайджанцы, армяне), железа (азербайджанцы, армяне, грузины), хлеба (азербайджанцы, армяне, грузины), виноградного вина (грузины), угля (армяне, грузины) как мощных обереговжертвоприношение в случае важных жизненных событий (азербайджанцы, армяне), сходные у всех народов приемы свадебной имитативной магии, направленной на скорейшее рождение ребенкаклятвы хлебом и на хлебе (армяне, грузины) — аграрная магия, нередко с эротической подоплекой (армянские Дерендез и Вардавар, азербайджанский Новруз, грузинский Берикаоба). При сохранении ряда традиционных черт в ряде случаев у армян и грузин наблюдается «дрейф» в сторону православия, у азербайджанцев — в сторону суннитской версии ислама. В жизнь мигрантов из Закавказья полноправно вошли российские государственные праздники. Мигранты, проживающие в крупных городах РМ, проявили себя в общегородских и республиканских праздниках, заявили о своих этнокультурных праздниках и памятных датах проведением тематических выставок, встреч, вечеров, что свидетельствует о стремлению к репрезентации своей этнической идентичности.

В ряде случаев наблюдается размывание мусульманской календарной обрядности, связанной с мусульманской традицией в ее варианте народного шиизма, в азербайджанской общине региона, резко выделяющейся на фоне православного большинства. Но и в этом случае наблюдается «дрейф» в сторону суннитской версии ислама. Что касается календарной обрядности армян и грузин, часто можно наблюдать ее «подтягивание» к православию, смещение календарных дат в соответствии с принятыми в русской православной церкви (так, например, Крещение отмечают уже не 6-го, а 18 января и т. д.). Отдельные яркие черты календарной обрядности этих христианских народов все же сохраняются (чичилаки и Берикаоба у грузин, Вардавар у армян и т. п.). В жизнь мигрантов из Закавказья полноправно вошли российские государственные праздники — 23 февраля, 8 марта, 9 мая, 12 июня, 4 ноября. В то же время в смешанных семьях отмечаются и те, и другие праздники. Процесс изживания старинных обрядов идет по классической схеме: обряд / обряд-развлечение / развлечение-обряд / развлечение, содержащее в себе пережитки обрядности / собственно развлечение. На семейные торжества приглашаются друзья и соседи из местных жителей, что в определенном смысле мигрантов из Закавказья в культуртрегеров, распространителей малознакомой для большинства россиян культурно-цивилизационной реальности Закавказья.

Наиболее сохранными представляются семейные и календарные обычаи и обряды у сельских азербайджанцев и армян, в меньшей степени — у азербайджацев и армян — горожан. В значительно меньшей степени сохранилась семейная обрядность у выходцев их крупных городов, в первую очередь у бакинцев, ереванцев, тбилисцев. В то же время на новом месте жительства мигранты-горожане проявили себя в общегородских и республиканских праздниках, заявили о своих этнокультурных праздниках и памятных датах проведением тематических встреч, вечеров и т. п., что свидетельствует о росте этнического самосознания и стремлению к репрезентации своей этнической идентичности. Действующий механизм межпоколенной трансляции этнокультурных знаний, народная и семейная этнопедагогика, позволяют надеяться, что в общинах закавказских мигрантов все же сохранятся представления о таких уникальных пластах этнической культуры, как семейная и календарная обрядность.

Как известно, успешность и эффективность адаптационных мероприятий зависит от заинтересованности всех сторон данного процесса. Это и сами мигранты (взаимодействие по внутриэтническим каналам и с принимающим большинством), местные власти, чьи действия должны быть подкреплены специальной законодательной базой и нормативными документами, и принимающий социум, в котором следует вести планомерную работу по созданию новой культурной парадигмы — взаимного уважения и взаимопомощи, межэтнического и межрелигиозного диалога, опирающейся на многовековые российские традиции добрососедства. Исходя из результатов приведенного выше исследования, можно предложить ряд рекомендаций по созданию и внедрению адаптационных программ для мигрантов из Южного Кавказа.

Во-первых, для более эффективного регулирования миграции необходимо усовершенствовать систему учета и контроля миграционных потоков, усилить полномочия миграционных служб для минимизации нелегальной иммиграции, ввести в практику регулярный мониторинг миграционной ситуации и замеры этнического климата в регионе силами как государственных, так и независимых экспертов.

Во-вторых, для поддержания стабильного социального и этноконфес-сионального равновесия, гармоничного развития социальной инфраструктуры в республике важно развивать партнерские отношения без межведомственных барьеров, повышать информационную прозрачность между подразделениями миграционной службы, руководством муниципальных образований и различных организаций, отвечающих за социально-экономическую ситуацию в регионеучитывать возможности служб занятости, системы здравоохранения, образования, профсоюзов, работодателей, национальных общественных организаций. Так, к примеру, в зависимости от конкретной ситуации следует перераспределять трудовые ресурсы в трудонедостаточные районы республикиизбирать при расселении трудовых мигрантов и вынужденных переселенцев вариант заселения в массиве существующей жилой застройки, т.к. анклавизация мигрантов — путь тупиковый, чреватый ухудшением этнополитической обстановки, ростом преступности.

В-третьих, представляется весьма своевременным создание информационной инфраструктуры трудовой миграции с отлаженными сервисными службами с региональными отделениями, а именно информационно-консультационных центров для экономических мигрантов и вынужденных переселенцев, оказывающих справочные услуги в сфере легализации и оформления необходимых документов, трудоустройства, переобучения, повышения квалификации, жилищно-бытовых вопросов, медицинского обслуживания, образования, обучения детей и взрослых русскому языку, помощь в разрешении спорных вопросов и конфликтных ситуаций и т. д.). Последнее позволит не только обеспечить легитимность, информированность, юридическую и социальную защищенность мигрантов, соблюдение их прав, ускорить социальную и этнокультурную адаптацию, но и сохранить стабильность, межэтнический и межконфессиональный мир в принимающем социуме, повысить экономическую отдачу от иммигрантских трудовых ресурсов, в том числе в виде стабильных налоговых поступлений.

В-четвертых, для объективного представления интересов, арбитража и обеспечения законных прав различных сообществ (как принимающего большинства, так мигрантов — «внешних» и «внутренних»), представляется необходимым укрепление судебной системы и эффективности правоохранительных органов, устранение имеющих место явлений коррупции, недееспособности суда и полиции, приводящих к усилению теневой этнической экономики, а также росту радикализации и экстремизма в принимающем социуме.

В-пятых, автор убежден, что при решении проблем адаптации мигрантов следует ориентироваться не на ассимиляционный, а на интеграционный адаптационный сценарий (модифицированная адаптация), не связанный с полным отказом от собственной культуры и этноконфессиональной идентичности мигрантов, но предполагающий освоение моделей, паттернов и знаковых систем культуры (в том числе языка, основ российской истории, государства и права, норм поведения в российском обществе) иноэтнического большинства наряду с сохранением собственных самобытных этнокультурных ценностей. Представляется необходимым ввести обязательный экзамен на знание базового уровня русского языка для трудовых мигрантоворенти-руясь на опыт системы образования Москвы, вести работу по обучению русскому языку детей и взрослых-мигрантов.

В-шестых, при формировании миграционных квот для повышения экономической отдачи от трудовой миграции и углубления интеграции мигрантов в принимающий социум следует бороться не за количество трудовых мигрантов как дешевой рабочей силы, а за их качество, отдавая приоритет квалификации, конкурентоспособности на рынке труда, наименьшей культурной дистанции между регионом исхода и вселения. Отметим, что мигранты из новых независимых государств, в том числе республик Южного Кавказа, обладают повышенным адаптационным потенциалом и рядом других конкурентных преимуществ.

В-седьмых, следует активнее привлекать к реализации и развитию государственной миграционной политики ресурсы гражданского общества, социального партнерства, религиозные организацииместным властям — поддерживать национально-культурные организации, культурно-просветительские инициативы. Одну из ведущих ролей может и должен сыграть негосударственный сектор, в том числе национально-культурные общественные организации, землячества, национальные центры, заинтересованные в стабильном функционировании этнически-земляческих социально-экономических связей, обустройстве и ускоренной адаптации своих коэтни-ков. Этническая сеть может быть трансформирована во взаимовыгодный ресурс, который может быть использован как мигрантами (снижение затрат на переезд и первичное обустройство, обеспечение занятости, новые социальные возможности, преодоления культурного шока от переезда, чувства отчужденности, дезадаптации, изоляции), так и принимающим обществом (снижение потенциальной криминогенности, приток рабочих рук на рынок труда, налоговые поступления в бюджет, первичная социальная и этнокультурная адаптация, прогнозирование потенциальных миграционных потоков).

В-восьмых, необходимо создание толерантной по отношению к мигрантам социальной, культурной и образовательной среды путем планомерной просветительской работы в системе образования и масс-медиа, направленной на формирование общегражданской российской идентичности с единым культурным кодом и общими для всех ценностямиповышение ответственности СМИ (принятие профессионального Кодекса журналиста, ориентированного на отказ от языка вражды и кавказофобии). Разумеется, ущемления религиозных свобод, дискриминация по этническому, расовому признаку должны жестко пресекаться, но столь же одинаково для всех жителей страны должно быть понимание, что нельзя ставить национальные или религиозные особенности выше интересов государства.

И, наконец, в девятых. Фундаментальный характер национального вопроса в России, на территории которой проживает более 180 этносов и этнических групп, говорящих более чем на 230 языках, осознаваемый руководством страны, внедряет в общество понимание того, что главное условие безопасности и стабильности общества и самого существования российского государства — гражданское, межнациональное и межконфессиональное согласие. Повседневная практика межэтнических и кросс-культурных контактов актуализирует вопросы этнокультурной самобытности, этнической, конфессиональной и общегражданской идентичности представителей различных этнических групп, интересы которых во всей сложности их взаимодействия, на наш взгляд, на государственном уровне должна отслеживать и представлять специально созданная структура, возможно — Министерство по делам национальностей.

Представляется, что данное исследование внесло свой вклад в укрепление межэтнического и межконфессионального диалога в России. Надеемся, что оно обратит на себя внимание региональных властей, поможет объективно оценить создавшуюся в РМ миграционную ситуацию, сформировать эффективные механизмы контроля и мониторинга, особенно в связи с объективными обстоятельствами, сложившимися в республике. Ориентация на страны Южного Кавказа (и другие страны СНГ) как на «предпочтительных миграционных партнеров», обозначенная в новом миграционном законодательстве РФ, вступившем в силу в 2007 г., стало пересмотром стратегической позиции государства, стремлением регулировать и максимально легализовать массовую незаконную трудовую миграцию, повысить миграционную привлекательность страны, снять чрезмерные административные барьеры. Разрабатываемая и проходящая широкое общественное обсуждение в наши дни Концепция государственной миграционной политики должна ориентироваться на реальную ситуацию на местах, учитывать региональные социально-экономические нужды.

Характер и содержание межэтнических взаимоотношений во многом зависят от способности их участников достигать согласия, которое во многом определяется этнической культурой каждой из сторон, этнопсихологией, этнекультурными ценностными нормами и знанием большинства населения этих особенностей. Приведенная выше модель локального этносоциологиче-ского и этнографического исследования мигрантских общин, позволяющая на основе анализа степени сохранности тех или иных элементов национальной специфики и их взаимодейсвтия с общероссийскими, судить о глубине адаптации мигрантов к иноэтнической среде может быть применена в других регионах страны.