Проблема детерминации индивида в современной философской антропологии

Философская антропология возникла в своем современном виде вследствии серьезной трансформации европейского духа. «Антропологический поворот», изменивший культурный облик европейского человечества, создавший саму историческую возможность существования современного человека, выразился также в поисках новых способов его самоосмысления и культурной идентификации. Системный кризис европейской цивилизации на рубеже XIX и XX столетий, а также социальные катаклизмы всего нынешнего века привели к разрушению фундаментальных основ традиционной жизни и потере ощущения стабильного гарантированного бытия индивидуума. Но кризис сыграл также и конструктивную роль — расчистил пространство для преобразования всей структуры европейского бытия, заставив в то же время задуматься о поиске подлинных оснований и выстраивании его новых приоритетов.

Современная философская антропология оказалась таким образом с момента своего появления связана с кризисным состоянием европейской культуры. Неслучайно одно из ранних определений ее предмета и функций, данное Бернхардом Грейтхойзеном, гласило: антропология как человеческое самоосмысление выполняет задачу диагностики и фиксации симптоматики культуры, в том числе, и ее аномальных проявлений. При этом, однако, по мнению всех ведущих представителей антропологической традиции, ее главной целью является нахождение способов позитивного развития человека на основе самопознания.

Большинство представителей научного сообщества сегодня признают факт кризиса традиционной методологии классических гуманитарных дисциплин. Этим в большой степени, на наш взгляд, объясняется отсутствие серьезных результатов исследований в последний период времени. Вместе с тем отечественная культура и гуманитарные науки испытывают сильное влияние новейших идей и методов познания, возникающих в России и проникающих из-за рубежа, причем их внедрение в научный оборот происходит хаотически, бессистемно. Необходимо, на наш взгляд, провести своеобразную «инвентаризацию» всей совокупности методологических принципов и техник, используемых гуманитарными науками, с тем, чтобы освободиться от тех из них, которые стали анахронизмом в современной культурной ситуации. С другой стороны, следует сохранить и расширить эвристические возможности использования классических методологических приемов, сохранивших реальное гносеологическое значение, включив их при этом в контекст общемирового идейного развития гуманитарных наук и активно используя в селективном прагматическом духе новые идеи и теоретические подходы там, где это оправданно.

Потребность в новых концептуальных подходах, могущих объяснить человеку характер его сегодняшнего бытия и зафиксировать реальное положение человека в мире очевидна. Европейское человечество находится в ситуации методологического бессилия и неспособности рационального перспективного проектирования будущего. Страх перед будущим, его принципиальная непредсказуемость провоцируют фундаментальную антропологическую неуверенность человека как рода. Рубеж веков и тысячелетий — хронологический континуум, в котором не приходится ждать позитивных в глобальном смысле событий. Историческая (генетическая) память человечества заставляет его насторожиться и замереть в тревожном ожидании.

Мы слышим разговоры о необходимости «лишь» выживания, о спасении, о разнообразных способах и формах защиты от угроз.

Этого кажется недостаточным. Исторический оптимизм не может не верить в витальную энергию возрождения. Культура должна овладеть искусством и техникой обнаружения в кризисном развитии, слабости и болезни ростки будущей стабильности, силы и здоровья, а также определенное очищающее действие форм негативного существования. Для этого европейская культура, как представляется, должна изменить отношение к феноменам негативного ряда — таким, в частности, как кризис и болезнь.

Парадоксальным образом страны, пережившие наиболее глубокий социальный, экономический, политический и другие взаимосвязанные формы кризиса, впоследствии демонстрировали удивительно динамичное развитие, создавали более современные институты, управленческую и трудовую культуру, в то время как державы, одержавшие убедительную победу в мировой войне, сохранившие и развивавшие сложившуюся экономическую и политическую систему и, казалось бы, способные получить максимальные выгоды от мирового доминирования, показывали скорее пример более или менее «затухающего прогресса» .

Парализующее индивидуальную человеческую и социальную активность преимущественно психологическое воздействие кризиса обычно существенно доминирует над его объективным содержанием. Неслучайно циклически повторяющиеся в истории человечества социальные кризисы всегда быстрее заканчивались в тех случаях, когда наличествовало осознанное желание народа выйти из тупиковой ситуации и одновременно велась реальная рациональная работа в экономической, социальной и других областях.

С другой стороны, в некоторых случаях бросается в глаза чрезмерность и необъяснимая на первый взгляд длительность переходного периода, чрезвычайная отсрочка в преодолении, казалось бы, ненавидимых всеми кризисных явлений, когда наличествуют, по единодушному мнению экспертов, все объективные условия и предпосылки, необходимые для позитивного энергичного развития общества. Конечно, существует много объяснений подобного «застревания» вне рамок истории, но нам хотелось бы обратить внимание на один фактор культурологического и социальнопсихологического свойства. Дело в том, что народы, привыкшие в более благоприятные для себя времена ко всеобщему вниманию и внезапно оказавшиеся в подобном беспомощном состоянии, будучи неспособны при помощи обычных способов вернуть свое привилегированное положение, не могут не испытывать соблазна поддерживать интерес к себе, рассчитывая получить практическую выгоду, при помощи специфических, присущих лишь для самосознания кризисной эпохи, методов. Для этого используется манипулирование страхами (зачастую фиктивного характера) соседних народов. Кроме того, преувеличенные оценки размера и глубины кризиса («ничего подобного у других народов никогда не было!») позволяют объяснить нежелание и неумение реально действовать. Таким образом, народное самосознание в данном случае приводит в действие защитные механизмы, позволяющие обеспечить самосохранение нации и спасти ее от впадения в коллективное безумие.

Традиционная культура ориентирована на нормативные ценности. Социально приемлемо то, что соответствует нормеповедение, сексуальная ориентация, здоровье и т. д. Особенность современности состоит в том, что почти исчезает качественное различие между нормой и патологией, стабильным развитием и кризисом. Благополучные народы твердят о глобальной проблематике, связанной со спидом, наркотиками, массовой культурой, безработицей и бездомностью в «богатых» странах, фактически привыкнув к необычным формам поведения, жизни, еще недавно считавшимся патологическими и пер-версивными. Любая «приличная» культурная форма (философия, искусство, наука и т. д.) не перестает рефлексировать и говорить о собственном кризисе, продолжая при этом эволюционировать и двигаться естественно-историческим путем. Это означает, что кризис на практике уже стал важной структурной формой «нормальной» жизни. С другой стороны, кажется, происходит привыкание к кризису как к норме в странах, объективно переживающих переходный период, возникают такие формы жизни и хозяйственной деятельности, которые свидетельствуют о произошедшей регрессии данного социума. Примером этому является распространение натурального хозяйства, примитивной культуры и средневековых ценностей во многих новых независимых государствах, утрата определенности в жизни. Аналогичным образом уход античности в небытие сопровождался большими катаклизмами и варваризацией, у многих людей возникало чувство безвозвратной гибели подлинного человеческого мира. «В нашу эпоху нет видимого и признанного духовного центра.- писал Николай Бердяев, характеризуя духовную ситуацию своего, не менее кризисного, времени, — Жизненные процессы в наше время осуществляются спонтанно, неофициальными путями. Так и должно быть в эпоху кризисов и переломов» 1.

Медицина также потеряла четкое понимание границ многих серьезных заболеваний, прежде всего, психиатрического ряда. Не существует общепринятого определения ряда широко распространенных сегодня заболеваний, например, шизофрении, ведутся споры по поводу ее природы, причин, симптомов и проявлений, способов лечения и необходимости изоляции. Потеряно реальное различие между больным шизофреником и обычным человеком с невротическими проявлениями доклинической фазы, особенно сложны случаи, когда речь идет о творческой личности. Многие авторы, не только философы, психологи, но также врачи-психиатры утверждают, что творческие люди вообще склонны к подобным проявлениям, граничащим с безумием или прямо связанным с ним. Подобные идеи содержатся в философских концепциях Платона, Артура Шопенгауэра, Чезаре Ломброзо, Карла Ясперса.

При этом в традиционных обществах с их ориентацией на «нормальность» в действительности существенно ущемлялись и ущемляются права и личное достоинство людей, не могущих или не желающих вести общепринятый образ жизни — больных, гомосексуалистов, маргинальных художников, «тунеядцев» и т. д. Зачастую они были обособлены от «нормальных» индивидов, не могли создавать семью, получать образование, занимать.

1 Бердяев H.A. Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы. М., 1991. С. 26. должности. Подобное репрессирование продолжается и по сей день во многих странах мира, причем такого рода репрессивное давление исходит не только от правительств, но также от населения и принятой в данном социуме культуры.

Сегодняшняя ситуация «всеобщего смешивания», релятивизации нормативных структур и социального кризиса, при всей своей потенциальной опасности для глубинных основ общественной жизни, тем не менее реально создает возможность для больного, инвалида и маргинала, потерявших надежду, вновь ее обрести. Инвалид теперь может почувствовать не только свою субъективную значимость для общества, но и объективную дееспособность — благодаря развитию социальных технологий, технических систем, возросшему уровню гуманистического толерантного и филантропического мировоззрения. Идеология и методы личностной и социально-педагогической помощи, используемой в данном случае, заданы современной гуманистической мыслью, прежде всего, индивидуальной психологией: если данный проблемный индивид (ребенок, инвалид, преступник) чувствует понимание «нормальными» людьми значимости его личных проблем и воспринимается как вполне нормальный индивид, хотя и с ограниченными возможностями, то исчезает основа для поддержания изоляции, отчужденной дистанции между ним и обществом. Если слепой может учиться и впоследствии трудиться, вступать в брак, заниматься художественным творчеством, одним словом, если он более не чувствует непреодолимой границы между собой и другими людьми, то он, конечно, продолжает страдать физически, но в социальном плане вполне может ощущать себя полноценным человеком, имеющим право на счастье и нормальную жизнь.

Духовная ситуация в начале и вообще в первой половине XX века привела к тому, что культура и особенно гуманитарные науки столкнулись с фактом существенной дискредитации так называемого позитивного понимания человека. Непосредственное, «позитивное» воздействие социальной среды, семьи, культурного контекста и других подобных факторов, которыми традиционно объясняли самобытность конкретной человеческой индивидуальности, оказалось значительно переоценено. Кроме того, сегодня очевидно, что индивидуальность испытывает бесспорное влияние всех названных феноменов, одновременно отчуждающим образом дистанцируясь от них. «Продуктом» непосредственного полномасштабного влияния социальной среды является скорее конформист, нежели творческие личности, анализ биографии которых раз за разом демонстрирует подтверждение принципа: источник жизненной энергии активно действующего субъекта коренится не только в адаптивном принятии существующих (социальных и культурных) ценностей, норм и правил, но одновременно и в действии не вполне в соответствии с ними, даже дистанцировании и конфронтирующем отталкивании от них. Позитивное самоутверждение творческой личности зачастую становится результатом активного неприятия и сопротивления внешнему воздействию.

Для философии XX века в целом характерно описание человека, исходя из его базовых констант, которые преимущественно воспринимаются именно как негативно детерминированные — но не в морально-оценочном, а скорее, динамическом плане. Речь идет о реактивной модели объяснения, когда поведение человека представляет собой ту или иную форму «спровоцированного», «реактивного» компенсаторного существования, разумеется, наряду с «позитивным» — то есть социально приемлемым, существующим в рамках нормативности и адекватным, возникшим под воздействием положительных форм культуры и жизни. Такую модель понимания человека мы называем негативноантропологической, вкладывая в это понятие не только чисто отрицательный, как это делают некоторые исследователи, но также и важный положительный эвристический смысл. Под влиянием негативных форм человек, в отличие от животного, оказывается способен на существенное позитивное усилие.

Позитивный образ человека и тем более содержательная философская антропология возможна прежде всего благодаря подобному конституирующему отталкиванию и, так сказать, негативной ориентации на образ противоположности, где, как в зеркале, человек сможет увидеть сам себя в качестве другого, свое «alter ego». Для подлинного самопознания и положительного самоутверждении в бытии человек должен прежде познать себя в качестве страдающего, соблазняющегося и греховного, испытывающего одновременно позитивный и негативный импульс, находящегося в актуальном контакте с Ничто.

В истории культуры и науки человек традиционно был представлен в качестве существа, генетически связанного с природным миром, но в то же время человек как человек конституировался в качестве чего-то принципиально отличного, как не-животное. Можно сказать, что исторически антропология и биология возникли и приобрели свой современный вид благодаря такому негативному разделению и даже противопоставлению: человек — не животное, а животное — не человек, хотя с серьезной научной точки зрения оно может быть охарактеризовано как пустое, формальное и чисто идеологическое. Тем не менее в культуре человек конституируется посредством ясного различения и отделения от иного, при этом такое культурное различение следует признать полезным.

Немецкий историк антропологической мысли Ганс-Йоахим Шепс подтверждает этот общий для нее вывод конкретными примерами: «.биологически настроенная антропология (Гелен и другие) приходит к особому месту человека посредством конфронтации с миром животных. Философская антропология полагает Ничто (Хайдеггер) или трансценденцию как противоположное понятие (Gegenbegriff), или внедряет его в историю (Дильтей) или космос (Шелер), чтобы благодаря определенному заднему плану суметь охарактеризовать особое местоположение человека» 1.

В последнее десятилетие наша страна возвращается в единое интеллектуальное и культурное мировое пространство. Сегодня в России работает значительное количество интересных авторов, воспринявших философско-антропологическую парадигму восприятия сущего, и развивающих эту традицию в контексте нашего национального культурного материала. Создаются условия для плодотворной работы: публикуются переводы работ западных ученых, осуществляется их квалифицированный комментарий, выходят оригинальные монографии и учебные пособия, читаются лекции для студентов, защищаются кандидатские и докторские диссертации по новой специальности «философская антропология и философия культуры». Большой личный вклад в развитие новой для России философской дис Schoeps Н.- J. Was ist der Mensch? Philosophische Antropologie als geistige Geschichte der neuere Zeit. Goettingen — Berlin — Frankfurt a.M. 1960. — S. 250. циплины на данном этапе внесли П. Гуревич, М. Каган, Б. Марков, В. Подорога, В. Степин, В. Барулин, В. Шаронов, опубликовавшие собственные учебники, а также монографические исследования различных значимых аспектов человеческого бытия.

В то же время историков антропологической мысли и современных сторонников данного подхода в исследовании человека впереди ждет большая работа. Представляется, в частности, что до сих пор, по крайней мере в отечественной философской науке, не исследована роль, а также взаимодействие позитивных и негативных факторов, фундаментальным образом обуславливающих жизнедеятельность человека, в современной философско-антропологической парадигме его понимания. Теоретическая актуальность данной темы определяет выбор объекта и предмета нашего анализа.

Объектом диссертационного исследования является развитие философских взглядов на механизм детерминации жизнедеятельности индивида.

Предметом нашего изучения стал способ детерминация индивида и конституирования его жизнедеятельности в рамках современной философской антропологической традиции.

Наибольшее теоретико-методологическое воздействие на разработку данной темы оказали крупные представители современной антропологической философской мысли — прежде всего М. Шелер, А. Гелен, М. Бубер, Э. Кассирер, О.- Ф. Больнов, Э. Ротхакер, Г. Плеснер, А. Портман. Важную роль в исследовании проблемы негативной детерминации поведения индивида и ее современной тематизации сыграли представители психоаналитического направления А. Адлер, 3. Фрейд, Э. Фромм, К. Хорни, О. Ранк, Ж. Лакан. Значительно повлияли на ее обсуждение экзистенциалистский подход К. Ясперса и Э. Эриксона, а также структуралистская концепция М. Фуко. Существенное развитие данная тема получила в наше время в работах сторонников деконструктивистского дискурса Ж. Деррида, Ж. Бод-рийяра, Ж, — Ф. Лиотара, М. Серра. Заметен вклад отечественных мыслителей — Л. Шестова, Н. Бердяева, И. Ильина, П. Сорокина, а также современных авторов — С. Аверинцева, В. По-дороги, И. Смирнова, Н. Омельченко. Огромную перводческую и комментаторскую работу осуществили В. Бибихин, П. Гуре-вич, А. Денежкин, А. Малинкин, А. Филиппов. Каждый из названных авторов внес свой вклад, руководствуясь собственной методологической стратегией.

Историко-философский анализ позволяет выявить связь данного направления с предшествующими и другими современными учениями — немецкой классической философией, неокантианством, философией жизни, психоанализом, экзистенциализмом и т. д. В настоящем исследовании фундаментальных теоретических положений современной антропологической философии мы стремились к их имманентному пониманию и поэтому руководствовались прежде всего комплексной методологией и основными идеями ставшей классической современной немецкой философско-антропологической школы, родоначальником которой явился М. Шелер. В философско-антропологической методологии важную роль играет историко-генетический метод, позволяющий рассмотреть процесс становления, жизни и самопознания человека как естественный многостадийный процесс. Структурно-функциональный анализ направлен на выявление единства и преемственности внутри самого антропологического дискурса, несмотря на различие частных подходов конкретных авторов.

Шелер призывал активно использовать идеи других философов, а также представителей частных наук, так или иначе изучающих человека. Этим объясняется широкое использование в диссертационном исследовании концептуальных разработок культурологов — Ф. Арьеса, Д. Лихачева, А. Панченко, С. Токаревапсихологов Ж. Пиаже, Э. Келер, Л. Выготского, В. Фран-кла, Е. Сидоренко, Л. Обуховой и др. Важное место заняло рассмотрение современных клинических концепций — А. Адлера, К. Ясперса, Р. Лурия.

Целью данной работы является обобщение основных концептуальных философско-антропологических построений и изучение используемого в них способа конституирования индивида, а также исследование характера взаимосвязи негативных и позитивных факторов в плане их фундаментального влияния на человека.

Новизна диссертационного исследования заключается в том, что впервые в отечественной философской науке предпринята попытка обобщить применяемые в различных авторских версиях современной философской антропологии способы конституирования индивида, описать механизм детерминации человека нашего времени и показать различие в механизмах антропологического обуславливания, функционировавших в современную и минувших исторических эпохах.

Обосновываются следующие положения: ¡-.Теоретический подход, в рамках которого человек детерминирован преимущественно негативным образом, является фактически общим для ведущих представителей антропологической мысли XX столетия.

2. Негативное конституирование индивида является для современной антропологической философии важнейшим условием и начальным пунктом, ведущим к положительному самоутверждению и позитивной (социальнонормативной) деятельности индивида.

3. Объективная человеческая органическая недостаточность и сознание родовой и индивидуальной неполноценности рассматриваются как мощный компенсационный и сверхкомпенсационный потенциал, рождающий повышенную антропологическую динамику.

4. Динамический потенциал форм неполноценности, способствующий творческой активности личности, снимается посредством социальной нормативности.

5.Некоторые универсальные формы человеческой жизни негативного свойства (в частности, болезнь) выступают в философ-ско-антропологической традиции не столько в качестве чисто отрицательных факторов, сколько как антропологический источник, рождающий энергию реального (в том числе положительного) саморазвития личности.

6. Современная философская антропология возникла, прежде всего в Германии, как интеллектуальный ответ на потребность общества в поиске нового (в том числе национального) образа человека. Очень важную роль здесь сыграли политико-идеологические обстоятельства эпохи.

Достижение поставленной цели обеспечивается последовательным решением следующих задач:

— фиксацией предмета и проблемного поля современной философской антропологиипопыткой ее определения имманентным образом как теоретической формы самоощущения и самопознания человека нашего времени;

— историко-философским анализом литературы и установлением базовых методологических принципов философской антропологии;

— установлением гносеологического статуса и методологической роли в рамках философско-антропологического подхода процедуры антропологической редукции;

— обобщением попыток философско-антропологического анализа форм неполноценности человека как важной основы его конституирования и укоренения в сущем;

— исследованием антропологических концепций, рассматривающих аскетическое поведение в качестве формы эксцентрического бытия индивида, создающего возможность собственно человеческого существования;

— рассмотрением феномена антропологической дистанции и форм дистанцированного взаимодействия как инварианта развитой социальной коммуникации;

— применением избранной методологии в анализе медицинской антропологииисследованием образа врага в качестве «антропологического зеркала», парадоксальным образом способствующего самопознанию;

— анализом роли и содержания понятия «встреча» как характеристики способа подлинного предстояния перед другим, спонтанного возвращения человеческого содержания жизни конкретного индивида и высшей точке индивидуального самопознания.

Последовательность сформулированных перед диссертационным исследованием задач определила ее структуру.

Во введении обосновывается актуальность темы, определяется степень ее разработанности, формулируются предмет, цели и задачи, указываются теоретико-методологические основания исследования, предъявляется научная новизна, представляются основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Образ человека в современной философской антропологии» рассматривается основное предметное содержание и исторический контекст возникновения данного философского направления.

В первом параграфе «Процедура антропологической редукции» рассматриваются возможности упорядочения того социального, ценностного и интеллектуального хаоса, в котором оказался современный человек, В качестве теоретического инструмента для этого предлагается методическая процедура антропологической редукции. Уточнение ее содержания производится с использованием логического аппарата, созданного феноменологическим учением Гуссерля. Процедура антропологической редукции в развитом виде была отработана Плеснером, Больновом, Кассирером.

Во втором параграфе «Самосознание и самоопределение философской антропологии» обобщаются ее основные классические самоопределения и самохарактеристики, — т. е. заявления о ее предмете и задачах, сделанные крупными антропологами. Фиксируется зависимость этого предметного содержания и ответов на поставленные вопросы от исторического контекста возникновения данной школы, в котором важную роль играл социально-экономический, политический и национально-культурный кризис, имевший место в Германии после первой мировой войны, а также в период господства нацистов. Этим отчасти было обусловлено возникновение негативистского компонента в антропологическом учении.

В третьем параграфе «Методологические основания негативной детерминации индивида» описывается базовый для современной философской антропологии концептуальный механизм негативной детерминации, когда индивид укореняется в бытии не благодаря позитивным формам, а посредством своеобразного отталкивания от них. Такое отдаление заставляет индивида находить новую почву для своей жизнедеятельности и активно действовать (хотя здесь возможна активность как в социально приемлемом, так и нежелательном для общества направлении). Такое негативное обуславливание индивида по существу является общим для многих современных гуманитарных подходов, помимо антропологической традиции — психоанализа, экзистенциализма и т. д.

Во второй главе «Метафизика недостаточности. Антропологическая идея депривации» рассматривается феномен неполноценности как одна из антропологических констант, на основе которых в философской антропологии строились концептуальные варианты негативной детерминации.

В первом параграфе «Проблема неполноценности в современной философии и психологии» главным образом дается обзор теорий А. Адлера и А. Гелена. Детально изучается механизм компенсации и сверхкомпенсации, позволяющий неполноценному индивиду активно действовать.

Во втором параграфе «Механизм культивирования неполноценности в современной антропологической традиции» исследуются культурные способы усиления собственной проблем-ности как динамической основе антропологической активности.

В третьем параграфе «Побудительное излишество» и культурные механизмы снятия дефицитарного сознания" вводится понятие, предложенное Геленом — «побудительное излишество». Констатируется наличие угрозы для социума, вытекающей из неконтролируемого сверхкомпенсаторного процесса. В результате общество вырабатывает способы нейтрализации избыточной личностной энергетики.

В третьей главе «Человек как аскет. Аскетическая идея в антропологической философии» аскетическое бытие (понятое как самоограничение) рассматривается в качестве собственно человеческого.

Первый параграф «Инаковость и «природа человека» содержит обобщение критических оценок крупных антропологов, направленных против данного понятия. Отказ от него используется для изменения традиционного содержания понятия «аскеза» — аскет (как в религиозном, так и в светском варианте) характеризуется в качестве инока.

Второй параграф «Метафизика аскезы» посвящена исследованию имманентного содержания аскетического поведения.

В третьем параграфе «Телесность и аскетическая идея» телесность рассматривается в качестве мишени для аскетического усилия.

В четвертом параграфе «Молчание и молчальничество» молчание характеризуется как важнейшая форма аскезы.

Четвертая глава «Культурно-антропологическое дистанцирование» посвящена исследованию антропологической дистанции в качестве философско-антропологической универсалии.

В первом параграфе «Взаимодействие на дистанции» дистанцирование выполняет роль одного из главных условий коммуникации и человеческой деятельности вообще.

Во втором параграфе «Детский негативизм и возрастные кризисы в процессе социализации» рассматриваются некоторые аномальные формы негативистского поведения, имеющие место во время структурных (возрастных) кризисов. Такие аномалии могут привести к самоизоляции индивида и излишнему дистанцированию от общества и культуры.

В третьем параграфе «Болезнь как антропологический феномен» исследуются основные положения медицинской антропологииболезнь характеризуется как универсальное явление, существенно влияющее на всю жизнь индивида, приводящее, в частности, к социальной нивелировке и личностной регрессии.

Четвертый параграф «Враг и друг. Встреча» посвящен исследованию полярных форм человеческой коммуникации. В их предельной экстатике посредством спонтанной встречи существует возможность открытия истины бытия.

В заключении подводятся итоги. Также делается представление об их практической применимости. В рамках философ-ско-антропологического анализа негативные формы обнаруживают определенный позитивный потенциал. Они оказываются антропологическим зеркалом, в котором человек получает возможность осуществить самопознание. По существу философско.

22 антропологическая детерминация индивида является преимущественно негативной.

Библиографический список включает список источников, непосредственно использованных в диссертационном исследовании.

Основные положения работы апробированы в рамках лекционного курса философской антропологии, читаемого автором в течении 4 лет в Санкт-Петербургском отделении Государственной Академии имени Маймонида, а также в лекциях по истории психоаналитического движения для слушателей Восточно-Европейского института психоанализа, в курсах этики и аксиологии личности для студентов РГПУ имени Герцена, в курсе истории и философии культуры для студентов философского факультета СПбГУ.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Печальный опыт разочарования в человеке, ставший экзистенциальной основой появления современной философской антропологии как последней надежды обретения им подлинной человеческой сущности привели философскую мысль к поиску новых теоретических и практических способов тема-тизации и обоснования homo sapiens. В течение XX столетия фактически была дискредитирована большая часть традиционных гуманистических ценностей и привычного для европейца культурного образа человека, и прежде всего здесь свою отрицательную роль сыграл новый опыт самопознания европейского человека, полученный им во время двух мировых войн, а также связанный с соблазном тоталитаризма. Страшный опыт Гулага и Аушвица заставил массового индивида ужаснуться тому, что случилось в благополучной и просвещенной Европе и искать убедительное объяснение своему собственному поведению в прошедшей эпохе. Возникла потребность в нахождении новых ценностей и нового способа существования. Разрушение традиционных ценностей и привычных схем понимания человека создали новую ситуацию пребывания индивида в мире. Человек оказался в ситуации незащищенности. Проблематика незащищенности человека и его бытия была поставлена современной философской антропологией в центр анализа. Эту тему также исследует современное искусство, прежде всего экзистенциально настроенные писатели — Кафка, Пруст, Сартр, но особый интерес у крупнейших антропологов вызывала поэзия Рильке (большие исследования о его понимании человеческого бытия в современном мире принадлежат перу Плеснера и Больнова.).

Современный человек ведет иную жизнь, нежели индивид, живший ранее XX столетия. Если прежде патриархальные и религиозные представления о мире формировали консервативного индивида, ориентированного на позитивное сотрудничество и адаптивное взаимодействие с другими людьми, длительное, обычно пожизненное физическое совместное существование с ними, а также наследуемый от родителей род занятий, то сейчас такой тип мировосприятия и практической жизнедеятельности во все большей степени становится достоянием истории.

Утрата ясного представления о своем положении в мире и вследствии этого объективной способности ориентироваться в нем, ставшая концептуальной основой антропологического философствования о человеке и разочарования массового индивида в классических антропологических ценностях и классической культуре, была вызвана глобальным «тектоническим» смещением в структуре европейского бытия. Оно стало принципиально иным. В результате исторических перемен современный человек (то есть живущий в рамках этого нового мироощущения) потерял возможность пожизненной непосредственной коммуникации с людьми, личный тесный контакт с которыми — прежде всего, с матерью и отцом, он считал в детстве предельно значимым и безусловно предполагал его бесконечный характер. Жесткий динамизм, конкурентность современной жизни, равно как и стремление к максимальной свободе привели индивида к осознанию необходимости активного физического перемещения, смены работы, квартиры, иногда даже страны физического пребывания. Однако бытие в присутствии родителей и друзей детства желанно, и его безвозвратная потеря воздействует на человека психологически травмирующим образом. Вместе с тем такой шок со временем проходит, в глобальном смысле способствуя преодолению инфантильного сознания, быстрому взрослению рядового индивида. С этой точки зрения современная культура более «взрослая». Но оставшиеся раны существенно влияют на его внутренний мирнегативные переживания оказывают реальное воздействие на ценности и социальное поведение. Естественное эдипальное дистанцирование искажает систему ценностей, внедряя в структуру личности целый ряд негативных доминант.

Кроме того, сегодня человек более «образован» — в том особом смысле, что отчетливо понимает: вставшие перед ним проблемы собственного существования слишком серьезны и не могут получить разрешения на индивидуальном уровне. Поэтому возникает потребность в их концептуальном объяснении на уровне гуманитарных наук и вообще культуры. Однако наука и культура не могут дать окончательного и желанного единственного ответа, предоставляя индивиду право самостоятельно разбираться в хаосе противостоящих друг другу религиозных, научных, философских и обывательских представлений. В результате возникает ценностная дезориентация в социальном пространстве, происходит частичная дискредитация интеллектуальной деятельности вообще. Но благодаря полярным, даже взаимоиисключающим научным и обывательским взглядам современный человек, помимо положительной, прекрасно осведомлен об теневой стороне современной жизни, знает об ее искушениях и опасностях.

Знает он также и о необходимости отпора таким угрозам. Он подготовлен культурой к восприятию мира как в значительной степени чуждого, враждебного и ориентирован на противодействие его агрессивности, противостояние вызовам современной жизни.

У него есть философское, идеологическое и художественное обоснование правильности такой позиции в мире («положения в космосе»). Известно — благодаря трудам Вебера, что в формировании современного облика, типа духовного и практического мировосприятия европейского человечества огромную роль сыграл протестантизм с его рационализмом, аскетическим самоограничением в хозяйственной, потребительской и личной жизни, а также настороженным отношением к внешнему бытию, от которого индивид ожидает по большей части подвохов. Доминирующие сегодня политические доктрины также готовят индивида к негарантированному и опасному существованию, учат быть готовым к неожиданному обману или нападению. Культура, и прежде всего коммерческое кино, иллюстрирует для массовой аудитории концептуальные схемы идеологии: мир полон опасностей, в любой момент спокойное счастливое существование может закончиться, индивид окажется перед лицом социального или природного катаклизма. Однако культура также предоставляет человеку возможность отстоять свое право на жизнь и счастье. Для этого он должен быть всегда готов к отражению этих внезапных угроз. Ему следует много трудиться, не поддаваясь соблазнам гедонизма, помня: сегодняшнее благополучие может неожиданно закончиться. Излишнее доверие к миру и другому человеку чревато серьезными жизненными потерями. Описанный способ укоренения индивида в мире мы именуем негативно-антропологическим.

Разумеется, невозможно признать такое метафизическое и социально-этическое обоснование современным человеком своего положения в мире привлекательным. Тем не менее именно таковой представляется нам объективно доминирующая, хотя и не окончательно сформировавшаяся, схема его объективного присутствия и антропологического конституирования в социальном бытии. В сущности, современный человек — это прежде всего массовый человек, руководствующийся страхом потери сегодняшнего наличного относительного благополучия.

Сартр вообще дает ему чисто идеологическую оценку и именует такую схему присутствия в мире буржуазной, заявляя о ее сконцентрированном на преимущественно негативистской метафизике утраты характере: «Размышление над неудачей как нельзя более подходит для буржуазии, частично дехристиани-зированной, но тоскующей по вере, ибо она разочаровалась в своей рационалистической и позитивистской идеологии. Уже Кьеркегор считал, что всякая победа сомнительна, так как она отвращает человека от самого себя. Эту христианскую тему в дальнейшем затронул в своем Дневнике Кафкаи здесь есть доля истины, поскольку в мире отчуждения индивидуальный победитель не узнает себя в своей победе и становится ее рабом» 1. Победа желанна, но преходяща и является всего лишь моментом в истории отчужденного, в действительности в конечном счете всегда приводящего к неудаче существования человека — такова распространенная точка зрения.

Некоторые исследователи, в частности, Игорь Смирнов, говорят о негативной антропологии прежде всего применительно к доктрине Гелена, несправедливо приписывая ей абсолютно негативистский характер (о чем шла речь ранее в настоящей работе). С нашей точки зрения, классическая философская антропология вообще изображает человека в качестве прежде всего детерминированного некоторым негативным образом существа. При этом было бы неверно приписывать антропологической мысли сознательную склонность легализовывать негативные формы и создавать метафизику неудачи, болезни, кризиса и т. д.

Исходный отрицательный характер существования далеко не всегда оставляет индивида в рамках чисто негативного поведения (агрессии, болезни и т. д.), но приводит также к различным формам позитивной деятельности. «Отрицание, — справедливо пишет Гастон Башляр, — не есть негативизм, оно не означает занятие некой нигилистической позиции перед лицом природы. Напротив, оно ведет нас к конструктивной деятельности» 1. Более того, важнейший концептуальный вывод философской антропологии состоит в том, что человек как таковой осуществляет свое предназначение, извлекая из негативных элементов собственной личности и существования позитивный потенциал.

Неприятие бытия в одном из его аспектов заставляет индивида начать активную деятельность по его коренному — в ко.

1 Башляр Г. Философское отрицание. Харьков, 1995. — С. 16−17.

255 нечном счете, позитивному — преобразованию. Таким образом, негативное обуславливание исходного положения, в котором находится индивид, в действительности парадоксальным образом ориентировано на позитивную деятельность и положительный тип мироотношения. Негативное самоутверждение человека в самом себе несет способность новой негации, и это открывает путь к собственно положительной деятельности.

Перефразировав классическую метафору философской антропологии, скажем, подводя общий итог: негативные формы человеческого существования служат индивиду зеркалом, в котором он получает возможность увидеть самого себя с новой стороны. Они позволяют человеку как родовому существу осуществить более глубокое и содержательное самопознание, что и ставилось философской антропологией с момента возникновения в качестве своей высшей цели. Содержательное самопознание же позволяет человеку принципиально иначе — осознанно и ответственно — строить свои отношения с сущим.