Поэтика сновидений: На материале прозы 1920-х гг

Сон «говорит с человеком на языке, понимание которого принципиально требует присутствия переводчика. Сну необходим истолкователь — будет ли это современный психолог или языческий жрец» , — писал Ю. Лотман в книге «Культура и взрыв» /1/. Так впервые сон был интепретирован как текст. Поэтому проблему существования сна в тексте Лотман обозначает «текст в тексте» и делает ее актуальной для «истолкователей» любого рода, в частности, литературоведов. Рассматривая сновидение как «семиотическое окно», Лотман, по сути, формулирует возможность увидеть в сновидческом литературном тексте метатекст.

Сновидения существовали в самых разных письменных текстах всех эпох и культур. Сновидения в текстах были необходимы по различным причинам, но всегда оно, вводимое в текст, являлось приемом, имевшим особый смысл. Раскрытие смысла литературно/1/ Лотман Ю. Культура и взрыв. М., 1992. го сновидения, постижение его художественной природызадача, увлекавшая многих исследователей русской литературы. Обычно интерес исследователей литературы к сновидческим текстам проявляется в контексте изучения творчества конкретного автора и сводится к определению функциональности сновидения в изучаемом тексте. Нам известны только две монографические работы, в которых авторы делают попытку обобщения сновидческого текста, по крайней мере, в контексте определенной литературной эпохи. Обе работы заслуживают внимания.

В 1984 году американский исследователь M. Katz публикует работу «Dreams and the unconscious in nineteenth-century Russian fiction» /!/. Автор в обширном монографическом труде анализирует сновидческие тексты Карамзина, Жуковского, Грибоедова, Пушкина, Гоголя, Достоевского и Толстого, используя сравнительно-типологический и структурный анализ текстов и обобщая опыт работы психоаналитиков последнего поколения в литературе. Эта монография, несмотря на естественную при таком объеме материала обзорность, представляет собой первую и успешную попытку рассмотреть сновидческий текст как таковой, выявить его соотношения с текстом русской литературы XIX столетия.

В 1991 году Д. Нечаенко защищает диссертацию «Художественная природа литературных сновидений /русская проза 19 века/» ^/. Автор исследования обратился к вопросу генезиса,.

1/ Katz м. Dreams and unconscious in nineteenth-century Russian fiction. Hanover and London, 1984.

2/ Нечаенко Д. Художественная природа литературных сновидений /Русская проза XIX века/. А/р. М., 1991. идейно-художественной проблематике, поэтике и типологии персонажных сновидений русской прозы. Нечаенко собрал и обобщил богатый библиографический материал, замечательный по своей разнородности, от «Материалов к физиологии сна» И. Павлова до исследования «Романтическая душа и сон» А.Бегена. Тщательно собраны названия публикаций, посвященных разбору сновидений в конкретных произведениях русской литературы. На основании собранного библиографического материала /но без учета монографии Каца/ автор подчеркивает обстоятельство исключительности своего исследования, потому что сновидения как «факт литературной истории до сих пор не получили сколько-нибудь систематического, всестороннего научного осмысления.» /1/ Нечаенко выбирает своим материалом «прозу русских романтиков и Гоголя», полагая, что именно в этот период /30-е годы XIX века/ в литературу активно вводится форма «сновидения». Это обуславливает научную актуальность работы, потому что позволяет определить место сновидений в историко-литературном процессе этого периода.

Описывая художественные мотивы сновидческих текстов эпох от Античности до Романтизма, автор предлагает материал любопытный, но не предоставляющий возможности какого-либо обобщения и научного осмысления в связи с произвольным отбором текстов. Более основательно рассмотрены автором сновидческие тексты древнерусской литературы. В соответствии со своей концепцией генезиса романтического двоемирия Нечаенко сны и видения средневековой русской литературы рассматривает как элемен.

1/ Нечаенко Д. Художественная природа литературных сно видений /Русская проза XIX века/. А/р. М., 1991.

— б j ты мотивированной и немотивированной фантастики, то есть 1 как средство перенесения героя либо в чудесный мир, не в обыденный, либо в мир своего будущего. Это позволяет Нечаенко логично перейти к сновидениям в романтической прозе, в частности — русской, где они явятся художественным воплощением идеи «двоемирия» .

Важный аспект этимологии двоемирия в литературе, как нам кажется, теоретически освоен Д. Нечаенко в применении к литературным снам. Этимологию двоемирия в литературе автор связывает, со ссылкой на статью А. Розова/1/, с религиозным удвоением мира. Эти культурологические соображения представляются сегодня безусловно верными. Заметим, что первым теоретиком по этимологии сновидений среди русских писателей был А.Ремизов. Сновидение, утверждал он, лежит в основемифологии, в конечном счете — в основе человеческой истории, «источник мифов или того, что называется „откровением“ , — сновидение.» /2/ Нечаенко, не претендуя на открытия, обобщает теоретический материал, известный в то время русскому читателю, и начинает введение в свою тему эпохи Романтизма с тех времен, «когда человек стал рассказывать сны и начал рисовать на стенах пещеры — это первое, что удвоило ему жизнь» /В.Шкловский/. Добавим, в 1991 году выходит отдельным изданием монография Нечаенко, которая является свободным изложением переработанного к диссертации материала: «Сон, заветных исполненный знаков. Таинства сновидений в.

1/ Розов А. Психологические аспекты религиозного удвоения мира// Вопросы философии. 1987. N2.

2/ Ремизов А. Ремизов А. Мелюзина. Париж. 1952. С. 69. в мифологии, мировых религиях и художественной литературе. и/1/ Эта работа, виртуозно компилятивная, содержит множество увлекательных информативных подробностей о роли сновидений в жизни человечества, все, возможные к тому периоду времени, точки зрения на сон как явление, и выполнена в жанре документального очерка, не претендующего на научность.

Среди исследователей литературы, серьезно обращавших внимание на сновидения в контексте творчества конкретного писателя, пионером был М. Гершензон /1919, 1926/. Замечательно образно Гершензон формулирует проблему сновидения в литературе как «текста в тексте» — сновидение, как тигр в лесу на картинке для t разгадывания, которого можно увидеть только при внимательном ее рассматривании./2/ Объектом его внимания был сон Татьяны, о котором он пишет — «тайник — дверь заперта, мы смотрим в окно — внутри все загадочные вещи/./.» /3/ с тех П°Р сон Татьяны, становится своего рода «тренажером», на котором будут разработаны возможные подходы к проблемам сновидческого текста.

В.Боцяновский /1921//4/ делает одну из первых попыток интерпретации пространства сновидения, он соотносит сон Татьяны с живописью, в частности, с «Искушением св. Антония» Иеронима.

1/ Нечаенко д. «Сон, заветных исполненный знаков.» Таинства сновидений в мифологии, мировых религиях и художественной литературе. М., 1991.

2/ Гершензон М. Видение поэта. М., 1919.

3/ Гершензон М. Статьи о Пушкине. М., 1926.

4/ Боцяновский В. Пушкин. Киев, 1921.

Босха.

М.Самарин /1927//1/ пишет о существенности сновидческого текста /сна Татьяны/ в композиционной структуре всей поэмы и определяет значительность этой проблемы, которая потом будет обозначена «текст в тексте» .

В.Маркович /1980, 1981//2/ - определяет авторскую мифологему /" дом и мир" /и детерминирует ее через сновидческий текст /" вечный холод жизни" /, что является подходом к авторским интенциям. Не менее главным в публикациях Марковича — фиксация во сне /Татьяны и Светланы из баллады Жуковского/ «духовного восхождения», то есть пути — пути познания. Это логично приводит В. Марковича к такому-свойству|сновидения как мистериальност^.,. В. Маркович — первый исследователь проблематики i сновидений, который отметил это принципиальное, с нашей точки зрения, свойство.

Н.Ерофеева /1993//3/ делает попытку прочитать в сновидении Татьяны метатекст поэмы. Она предлагает оригинальную интерпретацию — «вещий сон» в крещенскую ночь видит не столько Татьяна, сколько муза Реализма. Эта статья представляется интересной не своими выводами, но пониманием того, что текст.

1/ Самарин М. 1927.

2/ Маркович В. Сон Татьяны в поэтической структуре «Евгения Онегина». Горький, 1980; О мифологическом подтексте сна Татьяны// Болдинские чтения. Горький, 1981.

3/ Ерофеева Н. Сон Татьяны в смысловой структуре романа Пушкина «Евгений Онегин» // Сон — семиотическое окно. М., 1993, в произведении открывает богатые возможности по реконструкции метатекста этого произведения.

О сне Татьяны, который Katz называет «лучшим во всей русской литературе», писали: Д. Благой, Н. Бродский, Р. Грегг, Г. Гуковский, Р. Матлоу, В. Миллер, Л. Мюллер, В. Набоков, В. Несау-ле, А. Слонимский, Е. Тангл, Н. Тархова, Д. Чижевский, среди которых литературоведы-пушкинисты, психологи, писатели.

Перечисляя авторов, разработавших важные аспекты в изучении литературного сновидения — в частности, сна Татьяны, необходимо назвать Т. Николаеву, опубликовавшую работу о «снах» пушкинских героев /1995//1/. Из замечательных наблюдений над мотивами сновидений у Пушкина есть точный вывод, который кажется нам очень важным: пушкинские «герои видят часть какого-то одного реконструированного сна». Реконструкция «единого» сна по сновидческим текстам/ по сути, является одной из основных, как нам представляется, задач исследователя сновидений в литературе. В связи с этим возможно, с одной стороны, построение мифологемы героя в сновидении /в соотношении с авторской мифологемой/ в творчестве отдельного писателяс другой I стороны — это повод обращения к идеям архетипов в контексте ли- (тературоведения и способ реконструкции «интерсновидческих) текстов» — «блуждающих снов». |.

А.Жолковский свою книгу «Блуждающие сны» предваряет разъ- / яснением, что речь пойдет «не столько о снах, сколько о/./ межтекстовых связях» ./2/ Но через сопоставление интертекста,.

X/ Николаева Т. «Сны» пушкинских героев и сон Святослава Всеволодовича// Лотмановский сб. 1. М., 1995. /2/ Жолковский А. Блуждающие сны. М., 1994. блуждающих снов" Мандельштама и литературных сновидений Жолковский выявляет (функцию сновидческих текстов как крепления J^{межтекстовых} связей. Одним из первых в суть «блуждания» снов проник знаток снов Ремизов: «И Достоевскому, и Тургеневу снилось, но каждый из них невольно вспоминал сон Гоголя: литература заразительна. И как едина стихия слова, едина и стихия сна: Тургенев — с Пушкиным, Тургенев с Гоголем, Толстой с Тургеневым.» /!/ Задача изучения «интерсновидческого текста» может быть решена, с нашей точки зрения, не только через глобальные типологические обобщения, но и через выявление струк-туры сновидческого текста. Тема, которую открыл Ремизов, еще ждет своего исследователя.

Нет такого другого писателя в европейской литературе, по мнению М. Бахтина, как Федор Достоевский, в творчестве которого сновидения играли бы столь большую и существенную роль. Поэтому его творчество становится важным материалом для изысканий в области сновидческих текстов, особенно для тех исследователей, которых интересует психологический аспект литературных снов^ Так как сновидческие тексты Достоевского демонстрируют не только функцию сновиденья, какприема, но предлагают богатые возможности для изучения авторских интенций. Важной работой о сновидениях Достоевского, учитывающей открытия в смежных с литературоведением областях, стала диссертация Ж.Степанянц.

Достоевский стал подлинным воплощением России для З. Фрейда, открывшего совершенно новый подход к смыслу сновиде.

1/ Жолковский А. Блуждающие сны. М., 1994.

2/ Ремизов А. Огонь вещей. Сны и предсонье. Париж, 1954. ния. Его работа «Толкование сновидений», опубликованная в 1900 году, сильно скорректировала отношение и к литературным сновидениям. Известно о психоаналитическом сеансе Фрейда, посвященном интерпретации сна Раскольникова. Начиная с 20-х годов, в период становления психоаналитических школ, сновидческие тексты Достоевского неизменно привлекают внимание таких европейских исследователей, как Р. Вилсон, А. Гудройц, Э. Далтон, О. Клаус, Я. Лаврин, Р. Мортимер, Дж.Шоу. Примечательно, что все авторы — психологи разных школ.

Традиции советского литературоведения, намечающего пути к единению с психологией, определились публикацией И. Страхова «Психология сновидений» /1955//1/, где функциональность сновидений в тексте сводится к психологическому анализу душевной жизни героя. Той «душевной жизни», которая объясняла бы логику его действия. Эта наивная, но основополагающая работа по исследованию психической жизни героя через его сновидения. Опускался существенный факт: сон героя, равно как и его психическую жизнь, создавал автор.

Первой серьезной работой на русском языке, естественно это учитывающей, стала работа В. Топорова/2/, в которой он вводит понятие «психофизиологического» компонента ж. использует его для объяснения субстрата сновидения^.

1/ Страхов И. Психология сновидений. Уч.записки. Вып.12. Саратов, 1948.

2/ Топоров В. О «поэтическом» комплексе моря и его психофизиологических основах//Миф. Ритуал. Символ. Образ. М., 1995.

Но основная часть работ на русском языке, касающаяся проблематики сновидений в творчестве конкретного писателя, посвящена развитию концепции сновидения как литературного приема и определению функций сновидений для конкретного произведения. Это работы С. Бочарова, Л. Ельницкой, Л. Ереминой, Н. Кодрянской,^Поддубной, О. Улыбиной, Г. Щенникова и др.

Некоторые итоги исследований в области функциональности литературных сновидений подводит В. Руднев в статье «Культура и сон» /1/. Он выделяет следующие мотивировки введения сна в текст:

1.возможность полной свободы героя до момента просыпания;

2.эстетико-философская мотивировка, так сказать, комментарии к жизни;

3.возможность путешествия во времени;

4.возможность увидеть будущее человечества — создание утопии или антиутопии;

5.возможность осознания прошлых поступков и реализации, таким образом, вины героя.

Эти мотивировки убеждают в том, что сон есть «универсальный медиатор между реальностью и текстом.» Таким образом, проблемы [функциональности литературных снов и использования снов как приема условности были, в достаточной мере, исследованы. Но это, как нам кажется, не определяет полностью аспект-ность этой темы. Есть еще очень важный мотив включения сна в литературный текст — стремление автора передать определенный жизненный опыт.

1/ Руднев В. Культура и сон// Даугава, 1990. N3.

Образцом настоящего научного исследования сновидческого текста, с нашей точки зрения, является статья Т. Цивьян: «О ре-мизовской гипнонологии и гипнографии» /1993//1/. Определив тему^сна как «дифференциальный признак творчества Ремизова», автор описывает модель снгГ)" по Ремизову" и показывает способы построения этой модели /" мозаика" /. Ремизов — не только автор многочисленных сновидческих текстов, это исследователь, создавший традицию истинно художественной интерпретации литературных сновидений. Писатель, который пишет сонник из собственных снов /" Мартын Задека. Сонник", 1954/, и в творчестве которого «нельзя провести границу между „памятью“ и „снами“ „, сам 1 репродуцирует. процесс возникновения сновидческих текстов „Семь снов Гоголя. из этого морока снов сны Достоевского, Толстого, Тургенева.“ /“ Огонь вещей» /. Цивьян, используя столь сложный материал, смогла увидеть в основе самих ремизовских j текстов «гипнологический код», что позволило ей сделать вывод о «снообразном построении» текстов Ренизова^ И главное, на наш взгляд, это блестящая демонстрация автором статьи возможностей создания с помощью «гипнологического кода» метаописания литературного текста.

Сегодня среди комплексных подходов к сновидениям наиболее функциональный — структурно-семиотический. Структурно-семиотический подход к снам был разработан французскими психоаналитиками^ и в отечественной науке стал известен благодаря усилиям представителей тартусско-московской школы, осо.

1/ Цивьян Т. О ремизовской гипнологии и гипнографии// Серебряный век в России. Избранные страницы. М., 1993. бенно Ю. Лотмана и Б.Успенского./1/.

Сновидение как семиотический феномен является специфическим семиологическим объектом, поскольку его символика может выходить за пределы обмена знаков. Символическая природа сновидений предполагает лингвистическую парадигму его анализа. Ведущее место здесь принадлежит работам Ж.Лакана.

Сновидческие образы рассматриваются как специфический язык, соотносящийся с внеязыковой реальностью. Центральным вопросом толкования сновидений является вопрос перевода бессознательных содержаний на внележащий, запредельный для него язык сознания. Как замечает Лотман, «/./минимальной работающей структурой является наличие двух языков, их неспособность, каждого в отдельности, охватить внешний мир. Сама эта неспособность есть не недостаток, а условие существования/./» .

В концепции структурного психоанализа Лакана бессознательное — это то, что структурировано как язык, а бессознательное субъекта — это речь другого. Сновидение — один из видов речи, не озвученный, а визуализированный голос Другого. «Сон имеет структуру фразы или, буквально, ребуса/./» /2/ Он нуждается в расшифровке.

Работы Ж. Делеза — дальнейшее развитие лингвистического.

1/ см. подр. — Калина Н., Тимощук И. Логика смысла сновидения: структурно-семиотический подход // Основы юнгианского толкования сновидений. М., 1997,.

2/Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995. подхода к бессознательному, он пытается выявить «бессознательное культуры». Делез рассматривает смысл в единстве с бессмыслицей, а сновидение как частный случай бессмыслицы. У сновиде-, ния как бессмыслицы есть своя логика, отличная от рациональной^{причинно-следственной} логики сознания. Делез показывает, что исследуемая логика смысла реализуется посредством парадоксов, обычными элементами для сновидений/1/.

Серьезная интерпретация сновидений всегл&была в русле герменевтической традиции. Герменевтика как наука об истолковании, как особый тип скрытого от непосвященных знания — аспект истории философии, ее эзотерической части. Отличительной особенностью ее является символический способ выражения основополагающих представлений и версии толкований. Основоположник современной герменевтики П. Рикер /2/ отмечает, что работа по интерпретации ставит задачу преодолеть культурную отдаленность, дистанцию, отделяющую читателя от чуждого текста.

Толкование сновидений является классической герменевтической проблемой, поэтому оно опирается на ряд положений современной герменевтической философии, которые имеют непосредственное отношение к исследованиям сознания и бессознательного. Сочинения Л. Витгенштейна, Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, К. Ясперса составляют философский фундамент глубинной философии, а труды экзистенциалистов Л. Еинсвангера и М. Босса сочетают анализ с практической психиатрической и психотерапевтической работой.

1/ Делез Ж. Логика смысла. М., 1995.

2/ Рикер П. Герменевтика и психоанализ. М., 1996.

М.Фуко в работе «Сон, воображение и экзистенция» /1986/ определяет сновидение как подлинное пространство человеческой свободы, стремящейся проявить в нем сокровенные стороны и свойства Я. Первичным для внутреннего мира человека являются не сохранившиеся в памяти образы и впечатления /Павлов называл сновидения «небывалой комбинацией бывалых впечатлений» /, но экзистенция — бытие сознания в его свободе от воздействий предметного мира, в свободном течении и сочетании смыслов и значений, характеризующих уникальность, неповторимость каждой личности. Именно сновидение предоставляет для этого максимальные возможности.

Начало психологического изучения сновидений связано с выходом в свет монографии З. Фрейда «Толкование сновиде-ний» /1900/. Он был создателем психологической школы, называемой и сейчас психоанализом. В работах его последователей содержатся описания принципов толкования сновидений и конкретных сновидений пациентов. Постоянное внимание снам уделяли К. Абрахам, Ф. Виттельс, О. Ранк, Jly Андреас-Саломе, Ш. Ференци. Отдельные положения теории Фрейда нашли свое развитие в послефрей-довский период в работах Ф. Александера, А. Кардинера, Ж. Лакана, А. Лоренцера, Э. Фромма, э.эриксона. А. Адлер определил новое направление в толковании сновидений, основанное на априорном стремлении к власти. Это направление получило название индивидуальной психологии.

Наиболее фундаментально проблема толкования снов разработана в аналитической психологии К. Г. Юнгом. Юнг создал целостную систему, не отказываясь от достижений Фрейда, но учитывая «божественное» происхождение человека. Его формулировка идей коллективного бессознательного сделала возможным построение цельной структуры, в которой выстраивалось соотношение между мифом и современным человеком, между мифологическим персонажем и человеческой психикой. Изучение мифотворчества как живой функции, реально присутствующей в душе цивилизованного человека, позволило Юнгу выделить и описать архетипи-ческую основу мифологической символики, общую с символикой сновидений: «В сновидениях/./ присутствуют бесчисленные взаимосвязи, параллели которым можно найти только среди мифологических комбинаций идей.» Аналитическая психология, описывающая функции мифов, создала школу мифологов, к которой можно отнести исследователей Р. Барта, Ж. Дюмезиля, В. В. Иванова, К. Ле-ви-Строса, Е. Мелетинского, В. Топорова, К. Хюбнера, М.Элиаде. Бессознательная логика мифа имеет архетипическую природу — ее выводы плохо согласуются с привычными представлениями. Такая же логика свойственна также сновидениям, и Юнг постоянно сближает эти две формы бессознательной активности.

В работах Р. Барта миф рассматривается как особый тип дискурса, речи, несущей на себе отпечаток личности говорящего и деятельности, в которую эта речь включена. В свое время Ж. Лакан, Ж. Делез показали, что сновидение также является дискурсом. Миф, по Барту, — это слово, сообщение, поэтому «мифом может стать все, что покрывается дискурсом. Определяющим для мифа является не предмет его сообщения, а способ, которым оно высказывается». Носителем мифического слова способно служить что угодно, в том числе и сновидение.

Таковы подходы к проблеме сновидения, разработанные современной наукой. В задачу автора данного исследования не входит продемонстрировать их работу. Для нас была существенной точка зрения Ю. Лотмана на сон как на «семиотическое окно». Мы попытались показать, что это может быть «окно» в эпоху. Для нас было важно рассмотреть сновидческие тексты в философском, литератур*-но-критическом и, отчасти, психологическом аспектах.

Следует иметь ввиду, что эпоха 20-х в России была отмечена распространением и популярностью теории З.Фрейда. В 1925 году в предисловии к переведенной работе Фрейда «По ту сторону удовольствия» Л. Выготский констатировал, во-первых, что к этому моменту практически все произведения Фрейда были переведены на русский язык, а, во-вторых, что в идеологии происходит «синтез фрейдизма и марксизма при помощи учения об условном рефлексе». Действительно, была проведена грандиозная переводческая работа, организованная издательством Библиотеки Ермакова. За шесть лет существования издательства /1922;1928/ психиатр И. Ермаков издал большую часть работ З. Фрейда и «Психологические типы» К. Г. Юнга. Он же был одним из основателей Психоаналитического общества в Москве в 1922 году. Руководил его созданием А. Воронский, предложи вшии теоретическую базу «психоанализа большевиков». «Революция выдвинула. новых героев с особым душевным складом, с особыми сознательными и бессознательными чувствами» , — писал Воронский, признавая, таким образом, необходимость изучения бессознательного /статья «Фрейдизм и искусство» /1925// в литературе. Увлечение теориями Фрейда и проблемами бессознательного в 20-е годы было необычайным. О. Мандельштам свидетельствовал: «Язва психологического эксперимента проникла в литературное сознание, прозаик стал оператором, проза — клинической катастрофой.» .

Но уже в 1927 году Фрейд пишет, что «у психоаналитиков в Советском Союзе без сомнения плохие времена. Откуда-то большевики взяли, что психоанализ враждебен их системе.» Интерес к бессознательному в литературе принимает конспиративные формы и постепенно вытесняется. Интерес к психоанализу у авторов прозы 20-х остается. Существуют свидетельства об увлечении проблемами психоанализа и аналитической психологии И. Бабеля, М. Булгакова, К. Вагинова, М. Горького, Е. Замятина, М. Зощенко, Вс. Иванова, В. Каверина, Б. Пильняка, А. Платонова и др. Естественно, что сновидение как проявление жизни бессознательного становится объектом еще большего внимания в литературе.

Материалом нашей диссертации служит русская проза 1920;х годов. Критерием ограничения объемного и разнородного материала является функциональная значимостьтого или иного текста в рамках решаемых в диссертационном исследовании задач. Если философы и психоаналитики сумели систематизировать и обобщить огромный материал по изучению сновидений, то результаты литературоведов достаточно скромны. Более того, опыт теоретического обобщения материала не включает в себя сновидческий текст изучаемого нами периода. Выявление лакуны побуждает нас к заполнению, определяя цели и постановку задач настоящего исследования .

Целью данной диссертации является развернутый анализ сно-видческого текста, учитывающий главные особенности его поэтики. Исследовательским материалом служит почти не изученная в этом аспекте русская проза 20-х годов, что и определяет в первую очередь научную новизну и актуальность настоящей работы.

Конкретные задачи, вытекающие из поставленной в работе цели, сводятся к попытке анализа внутритекстовых факторов, не исключающего внимания к внетекстовым структурам. Подчеркнутая стабильность методических принципов определяет логику построения диссертации, основное содержание которой излагается в четырех главах, структурно оформившихся в ходе анализа важнейших аспектов сновидческой поэтики.

Основной текст дополнен библиографией, которая включает 428 наименований.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В исследовании «Поэтика сновидений /на материале прозы 1920;х годов/ была произведена попытка рассмотрения сновидчес-кого текста литературы этого периода как «текста в тексте». Перед исследователем стояла задача обнаружения и анализа внутритекстовых связей, а также определения их особенностей в литературно-историческом контексте эпохи 1920;х годов.

Мы не ставили перед собой цели собрать и обобщить литературные сновидения этого периода. Критерием ограничения объемного материала послужила функциональная значимость того или иного текста в аспекте поставленной проблемы. В работе были использованы литературные сновидения следующих авторов: И. Бабеля, Н. Баршева, А. Белого, М. Булгакова, К. Вагинова, Г. Газдано-ва, М. Горького, А. Грина, Б. Зайцева, Е. Замятина, Вс. Иванова, В. Каверина, С. Кржижановского, О, Мандельштама, В. Набокова, ю. Олеши, Б. Пастернака, А. Платонова, А. Ремизова, д.Хармса.

Анализ особенностей поэтики текстов изучаемого периода привел нас к выводу о том, что главные темы эпохи — отмена иерархии, деструкция и стремление к пустоте — были отражены в полной мере в сновидческих текстах.

Рассуждения о границе сна и действительности в этот период позволили нам сделать вывод о тон, что деструктивНость эпохи привела к намеренному стиранию отчетливой грани и трансформировала понятие двоемирия, созданное традицией романтизма. Граница приобрела смысл защиты — «магической черты» .

Традиционное Сопоставление сновидения с искусством театра позволило обнаружить в сновидческих текстах эпохи усиление мотивов механистичности, кукольности и отметить доминирующий характер неизбежности в развитии сновидения, вносящий тему страха и ужаса.

Исследование обращает особое внимание на влияние эстетики немого кино на литературно-художественную жизнь периода 20-х годов. Автор полагает, что развитие этого нового вида искусства сказалось на формировании новых принципов конструирования литературных сновидений.

Рассуждения об особенностях времени по отношению к сно-видческим текстам опирались на понятие мифологического времени, соотносимого со временем в сновидениях. Были выделены два вида времени — линейное и циклическое — и рассмотрены в контексте сновидческого хронотопа. В контексте эпохи 20-х годов сновидческие тексты, традиционно оперировавшие со временем /сновидческие путешествия в прошлое и будущее/, приобрели новый способ существования — путешествия «вне времени» .

Особенности пространства литературных сновидений рассмотрены с точки зрения размещения в них пути сновидца. Проекция времени на маршрут героя трактуется как лабиринт. Лабиринт фиксирует странствие сновидца в пространстве сновидения. Целью странствия и основной функцией сновидческого текста является получение героем некоторого знания. Нами было отмечено, что литература 20-х годов активно использует модель лабиринта /лабиринтный тупик/ в сновидческих текстах.

Традиционная интерпретация сновидения как способа познания сделала возможным сопоставление сновидческого текста с мистериальной моделью. Понимая мистерию как путь через нисхождение — посвящение и восхождение — приближение к истине, мы обнаружили в некоторых сновидческих текстах подобную структуру. Это позволило делать предположения о типе взаимоотношений между автором текста и видящим сон в этом тексте. То есть вновь вернуться к литературному сновидению как «тексту в тексте» .

Таким образом, на основании перечисленных выше выводов, следующих, как нам кажется, из диссертационного материала, можно сконструировать единый сновидческий текст эпохи и прочитать его как ее метатекст.