Актуальность темы
диссертационного исследования.
В современном гражданском обороте нарушение договора является, к сожалению, явлением достаточно распространенным. Сбои на стадии исполнения контрактов случаются даже в самых развитых правопорядках. В странах же с переходной экономикой и отсутствием устоявшихся культурных установок соблюдения договорной дисциплины нарушение контрагентами взятых на себя обязательств, как правило, происходит намного чаще. Россия здесь, по всей видимости, входит в число «рекордсменов». Суды перегружены исками, вытекающими из неисполнения или ненадлежащего исполнения договоров. Куда большее число случаев нарушения контрактов до судов не доходит. Эта проблематика особенно обостряется в условиях финансово-экономических затруднений, когда из-за недобросовестного поведения контрагентов грубо попираются интересы их партнеров, дестабилизируется оборот, резко увеличиваются издержки и риски заключения договоров.
Проблема обеспечения договорной дисциплины носит глобальный характер. Она определяется целым веером различных причин. И решаться данная проблема должна системным образом. Оптимизация правового регулирования хотя и не исчерпывает рецептуру лечения, но, безусловно, играет центральную роль.
В центре внимания здесь оказываются нормы о защите прав кредитора по нарушенному договору, которые должны предоставлять удобный, действенный, но и при этом достаточно сбалансированный и справедливый инструментарий средств зашиты.
К сожалению, нормы действующего законодательства далеко не всегда удачно регулируют данные вопросы. Если сравнить соответствующие нормы российского Гражданского кодекса РФ (далее — ГК РФ) с современными кодификационными актами ведущих европейских стран (например, Гражданский кодекс Нидерландов, недавно обновленное Гражданское уложение Германии) и актами международной унификации договорного права (Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА, Принципы европейского контрактного права, Проект общей системы координат европейского частного права), целый ряд серьезных недостатков российского законодательства становится очевидным.
В частности, ГК РФ недостаточно детально регулирует ряд вопросов, касающихся, пожалуй, одного из самых актуальных способов защиты договорных прав — расторжения нарушенного договора.
В советском гражданском праве данная проблематика не была столь актуальной в силу специфики советской экономической модели, где активное расторжение кредиторами нарушенных договоров могло нарушить плановые схемы, при помощи которых советские лидеры тщетно пытались подменить рыночные законы. Акцент делался на взыскании неустойки и иных способах принудительного обеспечения договорной дисциплины, направленных на реальное исполнение обязательств. Дело доходило до того, что в целях обеспечения плановых установок кредитор был обязан требовать реальное исполнение обязательства. В этих условиях не удивительно, что институт расторжения нарушенного договора (тем более в форме одностороннего отказа) не был в центре внимания советской цивилистики.
Современная рыночная экономика предполагает достаточно высокую степень динамичности экономического-оборота и мобильности его участников. Никто теперь не сомневается в том, что пострадавший от нарушения договора кредитор волен выбирать между требованием реального исполнения договора и его расторжением. Более того, учитывая то, что механизмы буквального принуждения к исполнению обязательства в натуре путем предъявления соответствующего иска как в зарубежном, так и российском праве зачастую либо вовсе заблокированы, либо достаточно ограничены, либо просто малоэффективны, 1 расторжение нарушенного договора как средство защиты прав кредитора приобретает особую актуальность. Можно допустить, что этот способ реагирования на состоявшееся нарушение является одним из самых часто используемых на практике.
В этой связи многие практические вопросы применения расторжения нарушенного договора имеют особую актуальность для развития.
1 Подробнее см.: Карапетов А. Г. Иск о присуждении к исполнению обязательства в натуре. М., 2003 сбалансированного, справедливого и эффективного режима регулирования договорных отношений.
В то же время, несмотря на это, многие проблемы функционирования института расторжения нарушенного договора урегулированы в Гражданском кодексе РФ не достаточно четко и зачастую не вполне удачно и вызывают в судах большие затруднения. При этом как российскому законодателю, если тот поставит перед собой задачу законодательной реформы соответствующих норм о расторжении договоров, так и судам, вынужденным регулярно разрешать множество спорных вопросов, сложно опереться на детально разработанную в науке доктрину расторжения нарушенного договора.
Безусловно, постепенно судебная практика «нащупывает» верные ответы, но это происходит далеко не всегда. И сам по себе этот процесс индуктивного и постепенного поиска лучших решений достаточно долог. Без помощи науки процесс выработки адекватного регулирования в развитых странах сейчас не обходится.
В этих условиях глубокая научная разработка важнейших проблем применения данного средства защиты, нацеленная на поиск оптимальных с точки зрения принципов справедливости и экономической целесообразности решений, представляет особенную актуальность.
Цели и задачи исследования.
В настоящей работе мы поставили себе в качестве основной цели раскрытие максимально широкого спектра как теоретических, так и практических проблем, возникающих в связи с функционированием института расторжения нарушенного договора в контексте основных тенденций развития зарубежного права и практики применения российского законодательства, а также предложение адекватных путей их решения.
Непосредственные задачи настоящего диссертационного исследования: а) изучение и систематизация опыта и основных тенденций регулирования института расторжения нарушенного договора в зарубежном праве и актах международной унификации договорного праваб) сопоставление зарубежного опыта с состоянием регулирования данных вопросов в современном российском праве и выявление всех существенных совпадений и различийв) формирование общей доктрины расторжения нарушенного договора и уяснение места данного института в системе средств защиты прав кредитораг) разработка на основе компаративного и догматического анализа предложений по оптимизации нормативного регулирования вопросов, относящихся к процедуре, основаниям, моделям и последствиям расторжения нарушенного договора.
Методологическая основа исследования.
При написании диссертации автор использовал методы сравнительного правоведения, догматической обработки и толкования действующего законодательства, а также методы поиска наиболее справедливых и экономически целесообразных решений.
При этом особенный акцент автор делает на сравнительно-правовом анализе, без которого формирование сбалансированного режима расторжения нарушенного договора, равно как и развитие национального гражданского права в целом достаточно затруднено.
На основе доступных автору источников в диссертации проведен анализ законодательства, судебной практики и научной доктрины таких зарубежных стран как Франция, Германия, Голландия, Италия, Дания, Швеция, Франция, Финляндия, Англия, США, Китай, Япония и другие, а также наиболее авторитетных актов международной унификации договорного права.
Сравнительно-правовой анализ законодательства, судебной практики и научных доктрин позволяет обнаружить массу интересных вопросов и коллизий, требующих своего разрешения и применительно к российскому праву. Кроме того, без сравнительно-правового исследования очень трудно оценить эффективность различных вариантов решения этих проблем, а также тех вопросов, которые уже проявили свою практическую актуальность в российской судебной практике.
Иначе говоря, изучение права зарубежных стран просто необходимо для того, чтобы избежать постоянного «изобретения велосипеда». Успешность или неуспех того или иного подхода к решению определенного вопроса в рамках права развитых зарубежных стран может позволить избежать повторения ошибок в праве российском.
Кроме того, в современном мире огромную роль приобретает вопрос унификации частного права и создания общих правил экономического оборота в условиях глобализации экономики и необходимости повышения инвестиционной привлекательности правовой системы. В этой связи без серьезных причин отходить от доминирующих в зарубежном праве подходов не стоит, так как это отдаляет наше правовое регулирование от общепринятых стандартов и увеличивает трансакционные издержки экономических агентов, многие из которых функционируют на основе иностранных инвестиций или участвуют во внешнеэкономической деятельности.
Все это отнюдь не означает необходимость копирования иностранного опыта. Зарубежный опыт нас интересует лишь как повод задуматься над путями решения проблем наиболее эффективного и справедливого правового регулирования в условиях российских реалий. Разнообразие различных подходов, принятых в развитых стран, неудовлетворительность и противоречивость многих из них, тесная связь с общей системой национального права конкретной страны, а также специфика пресловутых «российских реалий», не позволяют в полной мере полагаться на правовые решения зарубежных стран и требуют самостоятельного анализа.
Поэтому то, что требуется от российского научного исследования данной, как, впрочем, и любой иной гражданско-правовой проблематики, не может быть сведено к компаративному анализу и выбору одного из нескольких принятых в различных странах решений. Помимо этого, требуется серьезный самостоятельный анализ содержательной рациональности права, то есть того, каким правовое регулирование данных вопросов должно быть с точки зрения принципов разумности, экономической эффективности и справедливости и с учетом российских социально-экономических реалий. Это может позволить оптимизировать правовое регулирование на основе зарубежного опыта, но не повинуясь ему вслепую.
И, конечно же, при осуществлении такого рода научного исследования не обойтись без серьезного анализа догматики отечественного гражданского права на предмет возможности реализации найденных de lege ferenda решений в систематике действующего законодательного регулирования.
В рамках настоящего исследования мы старались использовать разумную комбинацию этих научных методов.
Предмет и нормативная база диссертационного исследования.
Настоящая работа нацелена на анализ правоотношений, складывающихся при расторжении нарушенного договора, включая процедуру, основания и последствия расторжения договора.
В работе анализируются нормы российского и зарубежного законодательства, акты международной унификации договорного права, судебная и арбитражная практика применения соответствующих норм, а также российская и зарубежная научные доктрины.
Теоретические основания исследования.
Вопросы расторжения нарушенного договора достаточно давно изучаются и обсуждаются зарубежными учеными. Кроме того, на те или иные аспекты данной проблематики обращали внимание как дореволюционные, так и советские цивилисты. Наконец, за последние годы вышло несколько специальных научных монографий и диссертационных исследований, посвященных расторжению договора или отказу от договора, в рамках которых авторы обращали часть своего внимания и на специфику расторжения нарушенного договора. Несмотря на то, что специальных исследований расторжения нарушенного договора как средства защиты прав кредитора практически нет, автор учитывал и критически оценивал имеющийся опыт научного осмысления затронутых в настоящем исследовании вопросов.
Теоретическую основу исследования составили работы таких зарубежных правоведов как Харткамп, Тиллема, Томлинсон, Картер, Тэйлор, Фарнсворт, Перилло, Дернбург, Виттакер, Трейтел, Циммерманн, Даннеманн, Маркезинис, Цвайгерт, Кётц, Виндшейд, Планиоль, Потье, Ничолас, Морандьер, Годэмэ, Саватье, Таллон, Антониолли, Венециано. Биэл, Эндерлайн, Маскоу, Хоннольд, Лиу, Уилл, Кох и многих других, а также дореволюционных, советских и российских цивилистов, таких как, как Агарков М. М., Басин Ю. Г., Диденко А. Г.,.
Бевзенко P.C., Брагинский М. И., Витрянский В. В., Грибанов В. П., Егорова М. А., Заменгоф З. М., Иоффе О. С., Каменецкая М. С., Карпов М. С., Комаров A.C., Комиссарова Е. Г., Кузнецов Д. В., Ломидзе О. Г., Ломидзе Э. Ю., Лунц Л. А., Мазаев A.B., Маковский А. Л., Новак Д. В. Новицкий И.Б., Новоселова Л. А., Оболонкова Е. В., Победоносцев К. П., Покровский И. А., Путинский Б. П., Розенберг М. Г., Сарбаш C.B., Скловский К. И., Соменков С. А., Толстой B.C., Тузов Д. О., Тютрюмов И. М., Фогельсон Ю. Б., Чеговадзе Л. А., Челышев М. Ю., Чистяков К. Е., Шершеневнч Г. Ф., Яковлев В. Ф. и другие.
Научная новизна и выводы, выносимые на защиту.
Научная новизна представленной работы заключается в том, что она является по большому счету первой попыткой разработки целостной доктрины расторжения нарушенного договора в контексте мировых тенденций развития зарубежного договорного права.
На защиту выносятся следующие основные выводы, полученные в результате диссертационного исследования, и отражающие его научную новизну:
1. На основе анализа как зарубежного, так и российского права в работе делается вывод о том, что расторжение договора в судебном порядке и односторонний внесудебный отказ от договора представляют собой два различных способа реализации права на расторжение нарушенного договора. Предпринятое автором компаративное исследование показало, что подавляющее большинство зарубежных правопорядков и все наиболее известные международные акты унификации договорного права в конечном итоге пришли к признанию права кредитора на внесудебный отказ от нарушенного договора в качестве общего правила. В правопорядке ни одной развитой страны, в которой бы гражданская кодификация осуществлялась в XX веке, обязательность соблюдения судебной процедуры расторжения нарушенного договора не предусмотрена. В ряде тех немногих стран с наиболее старыми гражданскими кодификациями (Франция, Бельгия), в которых на уровне принятых в XIX веке гражданских кодексов сохранилось правило судебного расторжения, право на внесудебный отказ от нарушенного договора было предоставлено кредитору в рамках судебной практики. Данная тенденция отражает однозначный ценностной выбор зарубежных законодателей, судей и правоведов в пользу обеспечения динамичности оборота и защиты прав пострадавшего от нарушения договора кредитора.
2. Оба варианта расторжения нарушенного договора (односторонний отказ и судебное расторжение) имеют свои преимущества и недостатки. Тем не менее, проведенный в настоящем исследовании анализ показал, что вариант одностороннего внесудебного отказа, взятый в качестве общего правила, является более отвечающим условиям времени и в целом наиболее адекватен справедливому балансу интересов сторон. Общее правило о возможности внесудебного расторжения нарушенного договора оправдано, так как снижает нагрузку на суды и издержки сторон, ускоряет процесс выхода из нарушенных договоров, позволяет кредиторам быстрее переориентировать свои экономические и иные ресурсы, исключает необходимость в течение всего многомесячного судебного процесса находиться в полной неопределенности в отношении перспектив сохранения договора, а также освобождает кредитора, бесповоротно утратившего интерес в исполнении договора, от необходимости продолжать его исполнение до момента вступления в силу судебного решения. Соответственно, есть все основания для изменения законодательства (п. 2 ст.450 ГК) и установления общего правила об одностороннем отказе от договора.
3. В условиях, когда российское законодательство предусматривает судебную процедуру расторжения в качестве общего правила, а внесудебное расторжение — в качестве исключения, доступного только в случае наличия соответствующей нормы законы или положения договора, важнейший de lege lata вопрос состоит в определении критериев, позволяющих выявить наличие в законе или договоре соответствующего исключения. В работе делается вывод о том, что все упоминания в законе или договоре права пострадавшего от нарушения договора кредитора на отказ от договора или отказ от исполнения договора (обязательства), отказ от принятия просроченного исполнения, отказ от осуществления встречного исполнения, отказ от принятия непоставленного в срок товара, отказ от оплаты, а равно указания на право пострадавшего кредитора требовать возврата предоставленного им должнику имущества должны оцениваться как выражение позиции законодателя или воли сторон на предоставление кредитору права на внесудебное расторжение, если иное не вытекает из толкования закона или договора. Это в полной мере относится и к универсальным нормам п. 2 ст.328 и п. 2 ст.405 ГК, дающим кредитору, не получившему предусмотренное договором исполнение, право на отказ от осуществления встречного исполнения или отказ от принятия просроченного исполнения.
4. Судебный режим расторжения является оправданным в отношении отдельных случаев, где с точки зрения баланса интересов сторон предоставление права на односторонний отказ пострадавшему от нарушения договора кредитору может оказаться неоправданным в силу статуса нарушителя или характера договора, предполагающих, что защита интересов нарушителя и стабильность договорных отношений оказываются важнее возможности оперативного выхода из нарушенного договора пострадавшего кредитора и динамичности экономического оборота. В частности, как показывается в настоящей работе, имеются основания введения в качестве диспозитивного права судебной процедуры расторжения нарушенных арендатором договоров аренды недвижимости. Также, возможно, имеются некоторые основания для установления судебной процедуры для расторжения некоторых видов потребительских договоров в случае их нарушения потребителем. В остальных случаях, не подпадающих под действие того или иного законодательного исключения, de lege ferenda судебная процедура расторжения может оказаться обязательной только в случае наличия соответствующей договорной оговорки.
5. Возникающая в связи с применением режима внесудебного расторжения нарушенного договора угроза дестабилизации договорных отношений устраняется во всех странах и должна по общему правилу устраняться и в российском правопорядке не путем предоставления «монопольной» функции санкционирования расторжения суду, а путем введения правила, согласно которому внесудебное расторжение может быть реализовано только в случае достаточной серьезности произошедшего нарушения. В большинстве развитых стран право кредитора на внесудебное расторжение нарушенного договора обуславливается либо существенностью нарушения, либо соблюдением кредитором процедуры Nachfrist (предоставлением кредитором нарушителю дополнительного разумного срока для устранения нарушения), либо тем или иным сочетанием принципа существенности нарушения и процедуры Nachfrist.
Ни в одном известном нам правопорядке право на односторонний отказ от нарушенного договора не может быть реализовано без соблюдения одного из этих дополнительных условий.
6. Применение принципа существенности нарушения к одностороннему отказу от договора является абсолютно необходимым инструментом предотвращения злоупотребления правом. Кредитор, осознающий риск оспаривания нарушителем произведенного отказа, в большинстве случаев будет воздерживаться от необоснованного и непропорционального использования данного правомочия. Именно риск ex post оспаривания осуществленного отказа и признания его судом ничтожным сдерживает произвол кредитора. Этот риск вынуждает кредитора принимать в расчет существенность нарушения под страхом самому быть привлеченным к ответственности за необоснованное уклонение от исполнения договора, который он ошибочно посчитал расторгнутым. Без интеграции этого очевидного противовеса расширение сферы применения института одностороннего отказа контрпродуктивно и крайне опасно для стабильности договорных правоотношений.
7. С учетом того, что российское законодательство в целом восприняло доктрину существенности нарушения (п. 2 ст.450 ГК РФ), а также принимая во внимание объективные достоинства данной доктрины, автор приходит к выводу о том. что именно данный критерий должен являться универсальным условием допустимости расторжения нарушенного договора. Соответственно, принцип существенности нарушения в равной степени должен применяться как к судебному расторжению, так и одностороннему отказу от договора. Понятие существенности нарушения, реципированное российском законодателем из зарубежного права, разработано там именно в отношении одностороннего отказа от договора. Соответственно, в условиях, когда применение критерия существенности нарушения в п. 2 ст.450 ГК РФ прямо предписано только в отношении судебного расторжения, его применение в отношении права на внесудебное расторжение (односторонний отказ) требует de lege lata аналогии (или расширительного толкования) закона, а de lege ferenda же — прямого уточнения законодательства.
8. С учетом возможности судебного оспаривания осуществленного отказа отличие судебной и внесудебной процедур расторжения состоит отнюдь не в том, что в последнем случае исключается судебный контроль использования данного средства защиты. Основное различие состоит в том, что данные механизмы расторжения по-разному распределяют бремя возбуждения судебного процесса и формируют разные стимулы к «здоровому» и кооперативному поведению сторон. В случае применения принципа судебного расторжения в судах будет оказываться подавляющее большинство случаев расторжения нарушенного договора в силу того, что бремя возбуждения процесса лежит на пострадавшем от нарушения договора кредиторе, а у нарушителя нет практически никаких стимулов давать согласие на добровольное расторжение договора даже тогда, когда существенность нарушения очевидна. В результате применение этого подхода стимулирует нарушителя к оппортунистическому блокированию очевидно обоснованных расторжений, возложению бремени возбуждения судебного процесса на и без того пострадавшего от нарушения кредитора и неоправданной делегации рассмотрения соответствующего вопроса перегруженным судебным органам.
При применении же режима внесудебного расторжения (одностороннего отказа) бремя возбуждения судебного процесса возлагается на нарушителя, не согласного с обоснованностью отказа. В результате такого подхода в судах будут рассматриваться только те дела, касающиеся законности расторжения нарушенного договора, в которых, действительно, наличествует серьезный спор, и имеются сомнения в отношении обоснованности расторжения. Такое правило подталкивает нарушителя к конструктивному диалогу и наиболее здоровому варианту разрешения конфликта — подписанию соглашения о расторжении нарушенного договора.
9. Категория существенности нарушения в силу своей природы неизбежно носит оценочный характер, что вносит в процесс отказа от нарушенного договора некоторую неопределенность. Стороны могут снизить степень этой неопределенности, прямо конкретизировав категорию существенности нарушения в договоре. Но эта возможность может быть реализована далеко не всегда. Поэтому, праву следует максимально упрощать судам когнитивный процесс принятия решения о существенности нарушения и способствовать тому, чтобы он стал более предсказуемым, несколько более рациональным и менее интуитивным. По примеру ряда современных зарубежных кодификационных актов эта задача может осуществляться путем выведения в качестве своего рода «подсказок» тех релевантных факторов (своего рода когнитивных переменных), которые должны учитываться судом при оценке существенности нарушения. Некоторые из них могут свидетельствовать в пользу существенности нарушения, в то время как иные, наоборот, — в пользу несущественности нарушения и недопустимости расторжения. Оценивая и балансируя выводимые в законе или устоявшейся судебной практике релевантные и исключая из анализа иррелевантные факторы, суду проще принять продуманное решение о существенности нарушения, а сторонам — предугадать соответствующую реакцию судов. В настоящей работе предложен список из более двадцати таких релевантных факторов, которые могут быть восприняты законодательством и (или) судебной практикой. Среди них предложено закрепить и такой фактор как соблюдение кредитором процедуры Nachfrist (истечение предоставленного нарушителю разумного срока на устранение нарушение) — фактор, который сейчас спорадически признается в отечественном законодательстве (например, п. 2 ст.480, ст. 619, п. З ст. 723 ГК), но требует более четкого встраивания в систематику российского права.
10. Кредитор, столкнувшийся с ненадлежащим исполнением, должен утрачивать право на расторжение нарушенного договора, если не инициирует его в разумный срок после того, как он узнал или должен был узнать о нарушении. Кроме того, право должно лишать кредитора возможности расторжения договора в ситуации, когда кредитор, узнавший о ненадлежащем исполнении, своими действиями создаст у нарушителя обоснованные ожидания в отношении того, что кредитор не воспользуется своим правом на расторжение в связи с этим нарушением. Данные правила de lege ferenda было бы разумно закрепить в законодательстве, а de lege lata должны выводиться из принципа недопущения злоупотребления правом. При этом все эти ограничения применяются только в случае, когда исполнение с теми или иными дефектами, но состоялось. При наличии текущей просрочки ни молчание кредитора, не инициирующего расторжение, ни его активные действия, из которых, должник мог заключить о воле кредитора на сохранение договора, не могут ограничить кредитора в праве расторгнуть договор впоследствии, если просрочка будет продолжаться.
11. На основе анализа зарубежного права, норм российского ГК и судебной практики в работе аргументируется вывод о том, что российскому праву следует более четко урегулировать механизмы пропорционального и непропорционального расторжения нарушенного договора в случае частичного исполнения должником возложенного на него обязательства. Кредитор в рамках двустороннего синаллагматического договора, столкнувшийся с тем, что должник исполнил лишь часть положенного, должен иметь право выбора между пропорциональным и непропорциональным отказом (или судебным расторжением). При пропорциональном расторжении кредитор расторгает договор в части, соразмерной тому, что было должником не исполнено, но сохраняет договор в части того, что было должником исполнено или должно быть исполнено в будущем. При непропорциональном же расторжении, если такая реакция оправдана существенностью нарушения, кредитор прекращает обязательства сторон в целом и (в случае получения от должника частичного исполнения) отказывается от фактически полученного. Для целей более четкого регулирования этих двух моделей расторжения российское законодательство должно предусматривать общие нормы о том, при каких условиях кредитор вправе выбирать ту или иную из них.
12. Расторжение договора не влечет прекращение действия всех его условий, но лишь прекращает все или некоторые взаимные обязательства сторон. Арбитражная оговорка, оговорка о применимом праве, условия о пределах возмещения убытков, об основаниях освобождения от ответственности, о порядке возврата предоставленного имущества и ряд иных договорных условий, природа которых предполагает их применение и после прекращения основных договорных обязательств, продолжает действовать и после расторжения. В этом плане расторжение договора кардинально отличается от случая его недействительности, при которой правовой эффект договора, как правило, поражается тотально.
13. Норму российского законодательства о прекращении обязательств сторон при расторжении договора следует признать вполне верной в контексте расторжения договора, предусматривающего обмен разовыми встречными исполнениями. Здесь расторжение договора, действительно, прекращает те основные обязательства, которые были не исполнены к моменту расторжения.
Но в случае расторжения длящегося договора, исполняемого по частям или поэтапно, возникает проблема локализации «радиуса поражения» договорных обязательств. В этих условиях право должно признать наличие различных сценариев расторжения такого договора (прекращение несозревших обязательств с сохранением в силе созревших), пропорциональное (прекращение созревших обязательств с сохранением в силе обязательств, запланированных на будущее), непропорциональное (прекращение всех неисполненных обязательств, включая созревшие и несозревшие) и, с некоторыми оговорками, ретроспективное (прекращение всех обязательств с возможностью двусторонней реституции всего взаимно предоставленного ранее). В рамках перспективного и пропорционального расторжения некоторая часть договорных обязательств сторон в отличие от общего правила нашего законодательства должна сохранять свою силу и после расторжения. Соответственно, расторжение в этих случаях по определению носит частичный характер. В части обязательств, не затронутых эффектом расторжения, договор продолжает действовать, включая положения о порядке, месте и способе исполнения таких обязательств. Одновременно, пени, залог, поручительство и некоторые иные способы обеспечения в отношении этих «переживших» расторжение обязательств сохраняют свой обеспечительный эффект.
14. Помимо прекращения обязательств, другим последствием расторжения нарушенного договора является возникновение требования о возврате предоставленного. Если обязанность по возврату полученного в рамках исполнения договора изначально не входила в его предмет и возникает исключительно вследствие расторжения, то соответствующее требование в работе признается особым реституционным требованием, близким по своей природе реституции при недействительности и кондикционному требованию. В ряде случаев данное реституционное требование полностью пересекается со сферой приложения норм о кондикции. Речь идет о тех случаях, когда расторжение договора оставляет одну из сторон с неосновательным обогащением. Вместе с тем, в ряде других случаев реституция предоставленного до расторжения должна быть легализована и за рамками сферы применения кондикционного требования. Речь идет, в частности, о реституции при непропорциональном расторжении договора из-за его частичного исполнения должником, при котором, например, покупатель, получивший лишь часть положенного товара, может получить право требовать возврата всей предоплаты, включая ту её часть, которая эквивалентна тому, что поставщик успел поставить до расторжения. Похожая ситуация может возникать и при ретроспективном расторжении договора, исполняемого по частям, при котором стороны обязаны вернуть друг другу все то, чем они эквивалентно обменялись до расторжения. Соответственно, вслед за законодательством многих зарубежных стран в российском ГК следовало бы установить специальный правовой режим реституции при расторжении нарушенного договора. В соответствующем блоке норм можно было бы отразить специфику реализации данного реституционного требования, оставив в остальном субсидиарно применимыми нормы о кондикции.
15. Если возврат полученного в рамках исполнения договора имущества изначально входит в предмет договора (например, обязанность возврата займа, предмета аренды или хранения и т. п.), то требование о досрочном возврате этого имущества в связи с расторжением не является реституционным (и тем более, кондикционным или виндикационным). Данное требование направлено на исполнение изначального договорного обязательства, которое сохраняет свою силу, несмотря на расторжение, но теперь должно быть осуществлено досрочно. По сути, расторжение такого рода договоров тесно смыкается с изменением договорного условия о сроке возврата полученного имущества, но не всегда может быть сведено к нему, так как часто предполагает и прекращение несозревших обязательств сторон (например, прекращение обязательств банка по дальнейшему кредитованию в рамках кредитной линии или обязательств арендодателя по дальнейшему предоставлению соответствующего предмета в аренду). Поэтому, как и во многих других странах, понятие расторжения нарушенного договора допустимо использовать применительно и к таким ситуациям. В любом случае все условия договора, касающиеся порядка и места исполнения данного «возвратного» обязательства, платы (в том числе в виде процентов) за использование полученного имущества, а также меры обеспечения исполнения этого обязательства (поручительство, залог, неустойка) сохраняют свою силу, несмотря на расторжение договора.
16. Убытки, вызванные расторжением договора в ответ на его нарушение, являются особой разновидностью убытков, признаваемой во многих ведущих зарубежных правопорядках («компенсаторные убытки» во Франции, «убытки взамен исполнения» в Германии и т. п.). Право на взыскание таких убытков является производным от расторжения нарушенного договора. Это означает, что, с одной стороны, как это признано в немецком праве, заявление кредитором требования об уплате таких убытков подразумевает использование кредитором своего права на односторонний отказ от нарушенного договора (если такое право у кредитора имеется). С другой же стороны, их взыскание возможно только в случае, если расторжение спровоцировано существенным нарушением. Соответственно, в случае наличия в договоре оговорки о возможности применения права на отказ от нарушенного договора независимо от существенности нарушения (например, за малейшую просрочку), автор считает допустимым отказывать во взыскании таких убытков. Этот вывод соответствует представлениям о коррективной справедливости и подтверждается тем, что норма п. 5 ст.453 ГК РФ предоставляет кредитору право требовать взыскания убытков, вызванных расторжением договора, который нарушен существенным образом. Соответственно, при явном отсутствии существенности нарушения такие убытки взысканию не подлежат.
Теоретическое и практическое значение диссертационного исследования.
Проведенное исследование расширяет знание об актуальных проблемах функционирования института расторжения нарушенного договора и вводит эти проблемы в сравнительно-правовой контекст мирового юридического опыта.
Теоретические выводы и конкретные предложения по оптимизации российского договорного права, сформулированные в настоящем исследовании, могут быть восприняты научной доктриной, российским законодателем и судебной практикой. Это в свою очередь, на наш взгляд, может способствовать формированию более сбалансированного, экономически эффективного и справедливого гражданско-правового регулирования данного института, а также более целостному представлению об анализируемом институте в рамках систематики российского гражданского права.
Помимо этого, результаты проведенного исследования могут быть использованы в учебном процессе, для создания учебно-методических материалов и в иных образовательных целях.
Апробация результатов исследования.
Результаты диссертационного исследования использовались автором в преподавательской деятельности, в том числе при чтении лекций по обязательственному праву студентам Российской школы частного права при Правительстве РФ и в ряде других учебных заведений.
Основные положения диссертации отражены в монографии «Расторжение нарушенного договора в российском и зарубежном праве» (М., Статут. 2007) и затронуты в двух других авторских монографиях, касающихся проблем защиты прав кредитора по договору. Кроме того, отдельные аспекты анализируемой в настоящем исследовании проблематики рассматривались автором в ряде публикаций в сборниках научных статей, а также в ряде научных статей, которые опубликованы в ведущих юридических научных журналах, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией Минобрнауки Российской Федерации для опубликования основных научных результатов диссертаций на соискание ученой степени доктора наук (в т.ч. журналах «Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ», «Вестник гражданского права» и «Закон»).
Структура диссертации.
Структура работы обусловлена целью и задачами диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, 6 глав, объединяющих 22 параграфа, заключения и списка использованной литературы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Выше при анализе расторжения нарушенного договора нами на основе сравнительно-правового анализа был поднят целый ряд актуальных проблем и предложены, на наш взгляд, адекватные пути их решения. При этом мы пытались отталкиваться от тех решений, которые обсуждаются и принимаются в зарубежных правопорядках, но не следовали! им' механически, в ряде случаев отвергая или уточняя их.
Некоторые из обсуждаемых в настоящей работе проблем уже стали крайне актуальными в российской судебной практике. Другие — пока не будоражат умы юристов-практиков и судей, но без сомнения станут в одночасье актуальными, как только соответствующие споры окажутся на рассмотрении высших судов. Так, например, еще лет десять назад вопросы, связанные со спецификой определения последствий расторжения длящегося делимого договора, казались надуманными сложностями, а мучительные поиски оптимальных решений этих проблем зарубежными юристами казались абсолютно непонятными. Но после того как целая серия подобных споров, на примере которых суды индуктивно осознали нелогичность безапелляционно однозначного правила ст. 453 ГК о прекращении обязательств при расторжении, оказалась рассмотрена ВАС РФ, эта тема перестала казаться столь же неактуальной, и постепенно начала формироваться соответствующая доктрина.
Все развитие договорного права развитых зарубежных стран идет по пути усложнения и выявления множества нюансов. Сегодня договорное право не может быть представлено в виде простых аксиом и лаконичных правил. Усложнение социально-экономических реалий и развитие международной торговли приводит к выявлению все новых и новых вызовов, на которые праву приходится находить справедливые и прагматически адекватные ответы. Накапливаемый огромный массив опубликованной судебной практики обрушивает на юристов-практиков и / ученых, вынужденных её систематизировать, сотни и тысячи различных нюансов и деталей. Все это приводит к тому, что современные зарубежные учебники по договорному праву, испещренные ссылками на тысячи судебных решений, превосходят в объеме многие классические учебники по всему гражданскому праву столетней давности.
Этот процесс усложнения «правового пространства» можно оценивать по-разному, но он является неизбежной реальностью. Поэтому российское право должно стараться не отставать от запросов времени и максимально оперативно предлагать людям и экономике в целом наиболее справедливые и практически удобные правила, которые смогли бы оптимально урегулировать соответствующие общественные отношения.
В этой связи, как нам представляется, сделанные в этой работе выводы могут использоваться при совершенствовании российского права как в рамках реформы законодательства, так и на уровне формировании судебной практики. В любом случае имплементация сделанных здесь выводов может, на наш взгляд, в значительной степени оптимизировать правовое регулирование вопросов защиты прав кредитора.
В то же время следует признать, что многие из анализируемых в этой работе проблем требуют дальнейшей научной проработки.
