Система стиха И.А. Бродского: Проблемы метра и ритма

Развитие русской литературы не всегда идет простыми путями. Еще со времен Ивана Грозного и Андрея Курбского такие проблемы, как поэт и государство, литература в эмиграции, оказались в центре внимания общества и до сих пор будируют его. XIX-е и ХХ-е столетия добавили к этому вопрос о «внутренней эмиграцию), о праве художника избирать для себя не только судьбу и страну пребывания, но и язык художественного творчества. Примеры А. И. Герцена, И. А. Бунина, В. В. Набокова — лишь вершина айсберга, называемого по-разному: «русская литература в изгнании», «русская литература зарубежья», «возвращенная литература» и т. д. Но кроме этого «извода» русской художественной мысли ныне известны «вторая литература» (А.Терц), «русская неофициальная литература» (С.Савицкий), советская неподцензурная литература, самиздат (Н.Глазков), авангардизм как форма альтернативного искусства, андеграунд как литература принципиально той художественной направленности и т. д. В такой сложной и разветвленной категориальной и терминологической системе внутрилитературных взаимодействий определение статуса того или иного автора зачастую затруднено не только особенностями художественного метода, но еще и перипетиями его биографии.

Этот своеобразный политико-биографический аспект, доминирующий в современном литературоведении, приводит к тому, что художественная содержательность творчества, идейная ориентация, формы выражения авторского сознания оказываются на втором плане, уступая место членению литературного процесса на биографически обусловленные, но лишенные диалектического содержания массивы. Представление о литературном процессе в таком контексте перестает опираться на предложенную Ю. МЛотманом уровневую структуру: «Распределение внутри литературы сферы „высокого“ и „низкого“ и взаимное напряжение между этими областями делает литературу не только суммой текстов (произведений), но и текстом, единым механизмом, целостным художественным произведением». [Лотман Ю.М. 1992:13]г Нарушение принципа единства, игнорирование аксиологических норм по отношению к литературному процессу второй половипы XX века, на наш взгляд, в конечном итоге ведут к разрушению причинно-следственных связей и «растаскиванию» литературы по групповым и кружковым «кладовым». Правда, справедливости ради надо отметить, что основы подобного разделения репродуцируют собой скорее не состояние литературы, а положение, в котором находится само общество. Именно в ситуации «безвременья», как учит история, и возникает «борьба за авторитеты», соперничество за свой «кусок художественного пирога».

Прочтенный вне «текста эпохи» и всей русской литературы, Нобелевский лауреат Иосиф Александрович Бродский, в интерпретации некоторых исследователей, становится неким идолом «антирусскости» или даже идеологом антилитературы, а не ностальгирующим в вынужденном изгнании русским поэтом, внимательно прислушивающимся ко всему, что происходит в России. А между тем, большая и самая драматичная часть его жизни, связанная с СССР, даже в далекой и благополучной Венеции заставляла Иосифа Александровича вновь и вновь обращаться к истории русской литературы, читателем и почитателем которой он оставался до последних дней. Именно высказывания поэта и его творчество на чужбине доказывают тот факт, что Бродский является неотъемлемой частью русской культуры, творцом, долгое время бывшим на самом острие эстетических и этических противоречий.

На фоне общей истории русской литературы XX века поэтика И. АБродского представляет собой уникальный феномен. Его художественная система объединяет в себе интенции самого различного порядка: интерес к классической литературе XVIIIначала XIX веков, увлечение поэтами «серебряного века» (особенно — М. Цветаевой, ААхматовой), со временем приобретшее характер своеобразного соперничества, переводческая деятельность с выходом, в конечном итоге, на уровень художественно обусловленного билингвизма, участие в самиздатовской деятельности ленинградского.

1 Здесь и далее сначала указывается автор работы и год ее написания, затем, после двоеточияномер страницы. андеграунда, с его специфическими поисками в области десгруктурирования традиционной модели русского стиха. Но, конечно же, все эти проекции жизни и творчества не складывались момешально, а формировались постепенно под воздействием как характера самого художника, так и «давления обстоятельств». Не случайно Анна Ахматова, непосредственно наблюдавшая перипетии общественной жизни молодого Бродского, провидчески язвительно отмечала парадокс этого противостояния: власти своими руками «нашему рыжему создают биографию». [Волков 2002:351] Это — своеобразный символ эпохи, когда противодействие официальной и неофициальной культур достигало апогея.

Станислав Савицкий, подчеркивая консервативный характер неоавангардизма 1950;1960;х годов, справедливо, на наш взгляд, отмечает: «Это время было любопытно тем, что обращение к утопическому проекту модернизма начала XX века и поиски его продолжения происходили в сшуации безвременья, медленной агонии некогда могущественной державы. Этот исторический сюжет стал центральным для литературных биографий И. Бродского, В. Кривулина и некоторых других неофициальных авторов, видевших себя певцами, разрушающими империи». [Савицкий 2002:84] В таком контексте представление об особенностях судьбы и творчества Бродского приобретает особенную актуальность именно потому, что этому поэту первому удалось преодолеть стереотипы общественного сознания. Недаром он до сих пор считается одним из самых интересных и в то же время необычайно сложных для понимания авторов. Попытки проникнуть вглубь его творческой лаборатории регулярно предпринимаются в современном отечественном литературоведении. И в этом отношении Бродский, безусловно, — один из самых востребованных поэтов второй половины XX столетия.

Бродсковедческая библиография, даже по самым скромным подсчетам, на настоящее время составляет около тысячи статей и монографий. По проблемам его творчества защищено 2 магистерских, 27 кандидатских и 2 докторских диссертации.

Такой объем научно-критической литературы ставит перед каждым новым исследователем довольно сложную проблему самоопределения. Не случайно, что в диссертации А. АНовикова «Литературно-критические взгляды Иосифа Бродского» подробно рассматриваются основные тевденции и направления, сложившиеся в современном бродсковедении. Среди различных аспектов ученым выделяются следующие: образно-тематическая система и символика поэзии Бродского, философская и религиозная проблематика, роль невербальных искусств в творчестве поэта, «география» поэзии, художественное время и пространство, жанровая и стилевая природа лирики, анализ отдельных стихотворений Бродского (подразделяющийся на традиционный формально-стиховедческий анализ, анализ в форме свободного эссе на тему, интертекстуальный анализ отдельных стихотворений Бродского), изучение англоязычной поэзии Бродского. Таким образом, по наблюдениям исследователя, основные усилия бродсковедов сосредоточены на трех основных областях: 1) биография поэта, 2) поэтика творчества, 3) интертекстуальные связи.

ААНовиков справедливо, на наш взгляд, акцентирует внимание на своеобразном парадоксе развития современного бродсковедения, когда «известные литературоведы, склонные к академическому стилю исследования, обращаясь к творчеству Бродского, невольно избегают принципов анализа и строят свои работы в жанре свободного истолкования-размышления» [Новиков 2001:5], что связано не только со степенью разработанности, но и со спецификой самого художественного материала. Особо исследователь отмечает существующие на сегодняшний день подходы к проблеме периодизации творчества поэта, выделяя два основных направления: «по десятилетиям (творчество 60-х, 70-х, 80-х, 90-х годов) или в соответствии с переломными этапами жизни поэта (до ссылки, до эмиграции, до получения Нобелевской премии, после получения премии и до кончины)». [Новиков 2001:6] При этом АА. Новиков считает, что все творчество Бродского «четко делится на две части — на написанное им в России и вне родины. В этой связи закономерны термины „ранний“ и „поздний“ Бродский. Перед нами как бы два разных поэта» [Новиков 2001:6].

Подробный обзор состояния бродсковедения, проделанный ААНовиковым, позволяет нам лишь вкратце остановится на основных публикациях и исследованиях, среди которых мы выделяем работы, имеющие преимущественное отношение к заявленной нами теме.

На данном этапе развития бродсковедения среди множества публикаций преобладающими оказываются материалы биографического характера, что вполне закономерно, так как проникновение в глубины художественного феномена требует гораздо больше усилий и времени. В противоположность строго научному подходу, для биографических исследований во многом характерны субъективность и противоречивость. Зачастую сами авторы постулируют «неакадемичносгь», как, например, это делает Л. Штерн в книге «Бродский: Ося, Иосиф, Joseph» [Штерн 2001] или Петр Вайль и Лев Лосев, редакторы-составители сборника «Иосиф Бродский: труды и дни», декларирующие изучение малоизвестных сторон творчества поэта и фактов, изложенных «в свободной, неакадемической форме». Главным недостатком такого подхода, по нашему мнению, является то, что вместо объективного анализа творческой личности в ее становлении создается миф о Бродском, а многие факты биографии и творчества воспринимаются a priori, как не требующие научной доказательности аксиомы. Так, например, субъективно траюуемые перипетии жизни поэта, его многочисленные знакомства, преподавательская и просветительская деятельность оказываются единственным основанием для утверждения мысли о гениальности и некоей избранности Иосифа Александровича: «Явление Бродского-преподавателя столь разнообразное, почти грандиозное и абсолютно харизматическое, что заслуживает большего, чем эта маленькая заметка-воспоминание». [Полухина 1998:55].

Нисколько не желая умалять достоинства биографического метода, мы в то же время не можем не отметить, что процент субъективности в подобных изданиях оказывается слишком высоким, а постулируемые истины вряд ли всегда соответствуют самоидентификации И.Бродского.

При этом нельзя не признать ценными биографические источники, в которых содержатся мысли и высказывания самого поэта. Так, в книге С. Волкова «Диалога с Иосифом Бродским» представлены стенограммы бесед с И. Бродским, которые не только проясняют некоторые вопросы биографического плана, но, что особенно важно, помогают понять отношение Бродского к русскому и зарубежному (в частности — англоязычному) литературному процессу. В этом плане нельзя не отметить и составленный В. Полухиной сборник «Иосиф Бродский. Большая книга интервью», в который вошли материалы многочисленных интервью, почерпнутые из различных изданий и источников, с их подробной атрибуцией. Книга ценна именно тем, что в ней содержатся непосредственные суждения поэта, не подвергшиеся переосмыслению и интерпретации.

Биографический метод, доминирующий в современном бродсковедешш, позволяет говорить о том, что время сбора информации и накапливания фактического материала еще весьма актуально для развития этой отрасли, особенно в тех случаях, когда описываемые факты имеют прямое отношение к перипетиям творчества. Так, С. Шульц в своей работе приводит ряд данных из жизни И. Бродского в 1961;1964 годов, объясняющих происхождение такого специфического жанра, как «Свадебные стихи». [Шульц 2003] Интересные сведения о жизни Бродского в Петербурге содержатся в работе Бориса Хотимского. [Хотимский 2003] Малоизвестные факты раскрывшотся в книге «Иосиф Бродский: труды и дни», в которой помещены беседы с видными британскими литераторами (И.Берлин, Дж. Ле Карре и др.), с поэтами-нобелевскими лауреатами (Ч.Милошем, Д. Уолкотом, СШасом, Ш. Хини). Ценность таких публикаций и материалов тем выше, что в них велика не только степень подлинности и непосредственности, но и авторской концептуальности.

В этом отношении определенный интерес представляет и книга В. Полухиной «Бродский глазами современников», вышедшая на русском и английском языках [Полухина 1997], в которой содержится 16-ть интервью 1989;1990 годов. В них довольно полно раскрываются философские и религиозные взгляды поэта, его отношение к языку, к роли в его творчестве античности и иноязыковой среды.

В целом же можно отметить, что изданий подобного рода довольно много: они публикуются в России и за рубежом постоянно, и потому любой их обзор не может претендовать на полноту.

Но популярность Бродского среди деятелей культуры и мемуаристов, как это ни парадоксально, не приводит к выявлению глубинных законов его поэтики, так как чаще всего внимание обращается на общеизвестные факты из жизни поэта: его противостояние режиму, эмиграцию, политические пристрастия, литературную и общественную позицию, за которыми не ощущается главного — собственно литературоведческого дискурса. Редкие статьи, нацеленные на проникновение в структурную парадигматику и синтагматику, в конечном счете тонут в потоке неомифологической эссеистики. Внелитературные составляющие феномена Бродского, интересные и важные для понимания его судьбы, на наш взгляд, заслоняют понимание главного, того, каким образом сложилась и эволюционировала художественная система ИАБродского.

Именно потому, очевидно, все чаще ученые обращаются к изучению отдельных произведений И.Бродского. Следует отметить, что методика имманентного анализа на данном этапе развития бродсковедения постепенно становится ведущей, хотя, в силу разности установок исследователей, и не обладает однородностью.

Ярким отражением методики имманентного анализа является уникальный сборник «Как работает стихотворение Бродского» (2002), в котором представлено 16-ть статей ведущих ученых разных стран. Широкий спектр рассматриваемых явлений позволяет, по нашему мнению, считать это издание одним из самых удачных.

Именно в рамках этого подхода Валентина Полухина, анализируя формальные (ритм, рифма, синтаксис) и содержательные аспекты стихотворения «Я входил вместо дикого зверя в клетку.», занимающего особое место в творчестве поэта и носящего во многом программный характер, приходит к выводу о том, что в этом тексте Бродского «в наиболее афористической форме выражено жизненное кредо поэта, а стиль его продиктован тем, что это стихотворение во многих отношениях итоговое». [Полухина 2002:135] Свои соображения ученый подкрепляет биографическими данными, а также анализом семантики, тематики и словаря текста, что позволяет сделать вывод о том, что, благодаря совпадению биографического и поэтического планов, Бродский «концептуализирует свою жизнь» и выстраивает собственную легенду-биографию.

Лев Лосев, анализируя стихотворение «На столетие Анны Ахматовой», раскрывает уникальность его структурной организации: специфический размер (редко встречающийся у Бродского 6-стопный ямб, связанный с традицией элегического александрийского стиха), строфическое членение стихотворения, переносы, звукопись, синтаксическая структура текста. В статье также поднимается вопрос об «ахматовском цикле» в творчестве поэта. [Лосев 2002].

К проблеме генезиса жанра поэтического некролога Бродского обращается в своей статье В. Г. Вестстейл. Анализируя стихотворение «Мысль о тебе удаляется, как разжалованная прислуга» из сборника «Урания», исследователь приходит к выводу о том, что в данном стихотворении Бродского «вместо реального сюжета развивается так называемый „лирический сюжет“, выражающийся в последовательности мыслей, желаний, воспоминаний и наблюдений говорящего», [Вестстейн 2002:174] при этом в лирическом сюжете Бродского, «существующем только в уме говорящего, прошлое, настоящее и будущее сменяются». [Вестстейн 2002:174] Среди формальных аспектов исследователь отмечает специфику рифменной схемы, «нерегулярность» метра, фрагментарность структуры, лексическое своеобразие и «фигуративносгь» языка.

Ядвига Шимак-Рейфер обращается к анализу поэмы «Зофья» в аспекте заявленной проблемы авто цитации у Бродского, а также к определению функций мифологических, религиозных и психологических тем и мотивов в его раннем творчестве. Привлечение исследователем биографических данных в ряде случаев помогает прояснить некоторые аспекты ранней поэзии Бродского. [Шимак-Рейфер 2002].

Джеральд Смит, выбрав для анализа стихотворение «Колыбельная трескового мыса», предлагает в своей статье систематический анализ формы, и в частностиструктурного строя строки в сравнении с синтаксисом на уровне предложения. Исследователь кропотливо подсчитывает число слогов в каждой строке, выводит среднюю длину строк в четных и нечетных строфах, число и длину предложений в расчете на строфу, получает среднюю ударяемость строки, соотношение ударений и слогов на строку в строфе, определяет совпадения границ предложения с концами строк, взаимодействие синтаксиса произведения с рифмой и метром. В результате применения сложных и неодномерных методик он приходит к выводу о том, что уникальный текст Бродского не укладывается ни в двусложные, ни в трехсложные и метрические схемы и больше всего подходит под определение логаэда (на деле речь идет о вольном дольнике). Исследователь считает, что таким образом Бродский сохраняет преимущества строгой формы, но в тоже время индивидуализирует текст и i? отделяет его от устоявшихся семантических ассоциаций. [Смит 2002] v*.

Барри Шерр обращается к стихотворениям «Эклога 4-я (Зимняя)» и «Эклога 5-я (Летняя)» и затрагивает проблему воздействия жанра эклоги на тексты Бродского, в частности, усматривая параллели между стихотворениями Иосифа Александровича и Вергилия в контексте отношения Бродского к античности и к существующим литературным традициям. В рамках формального анализа БШерр рассматривает ритм и рифму, мотивы, образы и сюжет произведений и приходит к выводу о том, что Бродский не подражает Вергилию, а использует форму эклоги, чтобы «воздать должное классической традиции и поразмыслить о ней». [Шерр 2002:171].

М.Лотман представил обстоятельный анализ стихотворения Бродского «На смерть Жукова», в котором, по мысли исследователя, реализуется одна из ведущих тематических линий пересечения границы смерти (одной из основных тем поэта). Ученый исследует цикл текстов, посвященных памяти исторических деятелей, и тЧ делает вывод о том, что стихотворение «На смерть Жукова» выделяется из общего ряда как в тематическом, так и в стилевом отношении: «.весь пронизан несоразмерностями и несуразностями, начиная с синтаксических и стилистических и кончая тем, что. персонаж, чье отсутствующее присутствие играет, как представляется, чрезвычайно важную роль в семантической структуре текста, оказывается неназванным вовсе». [МЛотман 2002:67] Анализ ритмики указывает на ассоциации с известным стихотворением Г. Р. Державина «Сиигирь», но при этом ритмическая структура стихотворения отличается от текста Державина принципиальным образом: избегая сверхсхемных и пропуская схемные ударения, Бродский существенно «облегчает» «тяжелый», «дисгармоничный державинский ритм». [МЛотман 2002:69] Таким образом, уже на примере анализа одного из произведений поэта определяется самая важная особенность его поэтики: декларируемая на номинативном уровне верность той или иной традиции русской поэзии подвергается автором деконструкции, творческой переработке, затрагивающей поэтическую форму, и это позволяет говорить о том, что изучение стихотворной техники Бродского может позволить проникнуть в глубины его творческого сознания, определить меру и степень его следования русской поэтической культуре.

В семантической структуре текста Бродского, по мнению М. ЮЛошана, выделяются два уровня: пропозициональный (образуемый словами, объединяемыми в предложения) и семный («уровень семантических составляющих, образуемых корреспонденцией более мелких, чем слово, компонентов смысла» [М.Лотман 2002:73]). При этом обнаруживается, что некоторые образы стихотворения Бродского содержат несоответствие между пропозициональной и семной структурами. Все это приводит исследователя к мысли о том, что в данном тексте «за обычной для Бродского бесстрастной логичностью повествования отчетливо проглядывает тот хаос, та бездна, которая одновременно и ужасала, и вдохновляла Паскаля, Кьеркегора, Достоевского, Ницше, Шестова, Камю». [МЛотман 2002:75] Это в свою очередь позволяет проникнуть в своеобразный «имперский дискурс» Бродского, в образность поэта, «где все несуразно, разностильно, разновременно», где «разрушенная целостность порождает разрушенный дискурс, не различающий тем, цитат, языков и стилей, держащийся на частичности, намеке». [МЛотман 2002:75].

Томас Венцлова в своем исследовании касается проблемы генезиса «кенигсбергских» и «литовских» циклов. В статье «„Кенигсбергский текст“ русской литературы и кенигсбергские стихи Иосифа Бродского» в порядке возрастающей сложности он рассматривает три текста Бродского, из которых «Отрывок» представляет собой достаточно простую как с формальной, так и с содержательной стороны зарисовку из быта провинциального советского города- «Открытка из города К.» — сонет, с характерными для классического сонета внутренним единством и принципами развития темы, в котором, однако, Бродский нарушает правила сонетной формы (отказ от рифмы, от «сонетного» чередования клаузул, введение «лесенки», маскирующей сонетную структуру) — «Einem alten Architekten in Rom» обладает особым интертекстуальным содержанием. [Венцлова 2002 а].

Похожим образом Т. Венцлова анализирует и стихотворение «Литовский ноктюрн» из «литовского цикла» Бродского. Исследователь касается таких проблем, как метрика, рифма, строфическое деление1 и графика текста, лексико-грамматическое своеобразие и синтаксическое строение произведения, отмечая при этом «исключительно резкий конфликт между ритмом и синтаксисом, выраженный в переносах, инверсиях, разрывах синтагматических связей и т. п.» [Венцдова 2002 6:115] На содержательном уровне исследователь анализирует основные темы произведения: тему моря, тему границы, тему призрака, тему письменности (письма) и речи.

Из несомненных достижений современного бродсковедения можно отметить книгу «Поэтика Иосифа Бродского», в которой затрагиваются актуальные проблемы творческого метода: парадоксальность поэзии Иосифа Бродского, соотношение поэзии и прозы, особенности мотивов и жанров, мифы, создаваемые поэтом. Особенный интерес вызывают работы, посвященные структуре стиха Бродского: статьи Дж. Смита, [Смит 2003:181−204] А. Н. Ацдреевой [Андреева 2003:205−214], МАПанариной [Панарина 2003:215−229], О. В. Зырянова [Зырянов 2003:230−241], А. Г. Степанова [Степанов 2003:242−264].

Целый раздел в книге «Поэтика Иосифа Бродского» уделяется анализу отдельных стихотворений. Всего в эту часть книги вошло 8 статей отечественных и зарубежных исследователей, в которых делаются разные по степени удачности попытки интерпретации как отдельных текстов Бродского, так и циклов стихов.

В разделе, посвященном литературным связям поэта, помимо ставших уже традиционными в бродсковедении проблем связей Бродского с выделяемыми им поэтами (Мандельштам, Оден). поднимаются также вопросы отношения к Умберто Сабо и английской поэзии.

Особую ценность для исследователей представляют содержащиеся в книге «материалы к библиографии» Бродского, в которых указывается 652 источника. [Ахапкин, Степанов 2003:399−459].

Среди изданий последних лет, претендующих на самый широкий охват материала, можно выделить книгу «Мир Иосифа Бродского. Путеводитель. Сборник.

1 Сам Т. Венцлова предпочитает говорить не о «строфах», а, следуя в этом отношении за Б. Шерром, о «параграфах». статей" (2003), в предисловии которой отмечается, что она «помогает читателю освоиться в своеобразных отношениях поэта с музыкой, литературой, познакомит с его философией, раскроет смысл некоторых загадочных стихотворений». В издании 19-ть статей, значительная часть которых посвящена биографии Бродского. Здесь представлены воспоминания друзей поэта, копии документов, связанных с судебным процессом (разделы «Иосиф Бродский и жизнь» и «Документы»).

Самый обширный раздел книга — «Иосиф Бродский и культура». В нем представлены статьи по проблемам реминисценций и аллюзий [Безносов 2003:23−53], особенностям прозы Бродского [Куллэ 2003:55−87], музыки в творчестве поэта [ГТетрушанская 2003:89−117- 119−147], категории времени [Журавлева 2003:149−168], сопряжению с античностью [Ковалева 2003:170−206], метафизическим исканиям и связи его поэтической системы с кальвинизмом [Верхейл 2003:218−232], поэтической символики Бродского [Гордин 2003:233−246], отношений Бродского к его выдаюнцшся современникам [Полухина 2003:249−268].

И.Ковалева в статье «Античность в поэтике Иосифа Бродского» обращается к проблеме роли и места античных тем и образов в поэтике И. Бродского, рассматривая трактовки Бродским традиционных античных образов, как мифологических, так и имеющих реальные прототипы. Особое внимание уделяется античным реминисценциям в поэзии Бродского (цитаты из Гомера, Симонида Кеосского и мифологические аллюзии). Если «в раннем творчестве античность воспринималась на фоне поэтики «золотого века», то «во второй поэтике (античность) обогащается диалогом с серебряным веком — прежде всего с Мандельштамом и Ахматовой, — и, наконец, в «третьей поэтике» собеседниками поэта становятся (при сохранении всех предыдущих!) — античные классики, мифология — и его собственная поэзия». [Ковалева 2003:206] На основании своих наблюдений исследовательница разделяет творчество натри этапа (1957;1962 тт., 1962 — приблизительно 1974 гг., 1975;1996 гг.).

Особенный интерес представляет раздел книги «Анализ одного стихотворения», в котором представлены образцы разбора отдельных произведении Бродского. Статья Д. Митайте [Мигайте 2003] посвящена истории творческих связей Бродского с Литвой. В. Юхт [Юхт 2003] анализирует текст «Свидание с памятником» отношении движение к целостности видения изучаемого объекта за счет совмещения самых различных методик можно признать чрезвычайно актуальным для современного бродсковедения, как, впрочем, и для всего литературоведения в целом. Концептуально значимые в этом отношении разработки связаны прежде всего с литературно-историческим контекстом творчества Бродского.

Л.А.Колобаева в статье «Связь времен: Иосиф Бродский и Серебряный век русской литературы» рассматривает творчество поэта в свете единства литературы XX столетия, поднимая вопрос о генетической близости Бродского, поэтов его круга (так называемых «ахматовских сирот» — Е. Рейна, А. Наймана, Д. Бобышева) и русской литературы серебряного века. Исследовательница обнаруживает черты, роднящие Бродского с литературой Серебряного века, среди которых: потребность освобождения от иллюзий и «интеллектуальной трезвости» человека, убеждение в значимости отдельной, автономной личности, трагедийность мировосприятия, переосмысление двух основных начал европейской культуры — античности и христианства. Среди наиболее близких к Бродскому поэтов серебряного века ЛАКолобаева называет Иннокентия Анненского. Основанием для такого сближения служат присущие обоим поэтам трагизм мировосприятия, как бытовой, так и приобретающий, в конечном итоге, метафизический характер, трагическая ирония,.

А понимание исходных начал творчества (античность, классицизм и современность), мифологизм и мифотворчество, особенности понимания речевой стихии слова.

В области поэтики и стилистики ЛАКолобаева намечает проблему стилевых парадоксов, оксюморонов, антиномий, стилевой эксцентрики в их идиостилистической функции. Это позволяет автору статьи сделать вывод о том, что «с поэзией Серебряного века его (Бродского) связывает трагедийное мировосприятие (опыт не только Анненского, но и высоко ценимых Бродским М. Цветаевой и Мандельштама) и формы его художественного воплощения (ироническая экспрессия, вещность символики, пространственно-временные формы)». Колобаева 2002:37].

Спектр охватываемых исследовательницей проблем достаточно обширен, но при этом остается открытым, возможно, важнейший в данном случае вопрос о сходстве или различии собственно поэтического основания лирики Бродского с творчеством авторов Серебряного века. Между тем, данные по основным структурообразующими факторам (метру и ритму, эпжамбманам, графике стиха и т. д.) могли бы существенно подкрепить полученные результаты и провести определенные аналогии на структурном уровне.

Игнорирование структурообразующих факторов зачастую приводит к недостаточной убедительности выводов исследователей. В статье Лили Панн «Побег из тела в пейзаж без рамы» [Панн 2001] делается интересная, но не бесспорная, при игнорировании экспериментальной формы и специфической метро-ритмической структуры текста, попытка интертекстуального объединения стихотворений «Испанская танцовщица» Рильке и Бродского. При этом поэтический текст Бродского настойчиво ассоциируется с испанским танцем фламенко, что нарушает аристотелевские принципы классификации искусств.

Примеры более взвешенного подхода к творчеству Бродского можно встретить в работах по интертекстуальности. Так, в статье АЖолковского «Я вас любил.» Бродского", включенной в книгу «Блуждающие сны», определяются пародийные процессы осовременивания и вульгаризации в 6-м сонете из цикла «Двенадцати сонетов к Марии Стюарт» Бродского, выявляется инвариантная мотивика «боли», «самоубийства», «страсти», подчеркивается, что «в своем обращении с Пушкиным Бродский опирается на целый спектр установок, характерных для русской поэзии XX века. опираясь на опыт русского футуризма и, шире, модернизма вообще, Бродский продолжает эти тенденции далеко за классические пределы». [Жолковский 1994:223 224] О. Кравченко, в своей статье «Слово и мир», [Кравченко 1999] также посвященной данному циклу, рассматривает такие проблемы, как поэт и язык, игра смыслами, интертекстуальные переклички, пародии, мотивы, затрагивает проблему пушкинской традиции в парадигме творчества Бродского. В некотором роде обобщением этой проблемы может служить раздел книга И. С. Скоропановой «Русская постмодернистская литература», в котором метод Бродского называется «гибридно-цитатным», ориентированным «не на романтический дискурс, а на иронический»: «Излюбленный им прием отстранения и самоотстранения реализует себя по-новомучерез пародийно-ироническое цитирование». [Скоропанова 1999:185] При этом важным, по мнению исследовательницы, является то, что «Бродский переходит на гибридно-цитатное двуязычие, элементы которого гетерогенны: принадлежат к различным семиотикам, резко контрастны, выступают как равноправные». [Скоропанова 1999:187].

Такой подход к поэтике Бродского в эмигрантский период во многом закономерен, но все же оставляет без решения вопрос об отличии новой эстетики поэта от прежней, так как отмечаемые Скоропановой соединения «прошлого с настоящим, высокого с низким, элитарного с массовым» в рамках культивируемого автором «чтения-игры» [Скоропанова 1999:191] характерны для художественной эстетики Бродского и до «рокового» 1972 года.

А.М.Ранчин в своей книге «На пиру Мнемозины» проводит уникальное по широте охватываемого материала исследование интертекстуальных связей творчества Бродского с русской поэзией, а также с европейской философией и культурой. В первой части своего капитального труда ученый помещает очерк поэтики Бродского, выделяя такие особенности, как «устойчивость, повторяемость как основных мотивов, так и художественных средств их выражения». [Ранчин 2001:19] Исследователем проводится анализ мотивной структуры, наиболее распространенных повторяющихся образов, поэтических формул, делается попытка соотнесения словаря поэта и повторяющихся в его творчестве образов. Ранчин затрагивает проблему отличительных механизмов поэтики Бродского: пространственное удаление, приемы «математизации», неразличения, уравнивания знака и вещи. Кроме того, исследователь обращается к механизмам словесной игры и использования цитат, определяя такие явления, как повторяющаяся (автоцитатная} рифма, переадесованная и повторяющаяся цитаты, цитаты-переклички, комбинированные цитаты, гиперцитаты и т. д.

Особое внимание уделяется философскому измерению поэтики Бродского в связи с неоплатонизмом и экзистенциализмом, где отмечается самоотрицание как характерный прием новой поэтики.

В четвертой части книги, озаглавленной «Экскурсы», исследователь представляет анализ отдельных стихотворений Бродского и в частности поднимает проблему так называемых «двойчаток» (двух тесно соотнесенных стихотворений), а также гипертекстов («Римский текст»).

Э.Безносов также обращается к проблеме цнтатности в творчестве Бродского, выявляя интертекстуальные связи творчества Бродского с поэзией Г. Р. Державина, А. С. Пушкина, Д. Байрона, С. Есенина, О. Э. Мандельштама, В. В. Маяковского, М. И. Цветаевой, Б.Пастернака. Анализ цитат, аллюзий и реминисценций, тем и образов позволяет ученому сделать несколько скоропалительный, на наш взгляд, вывод о том, что «вся мировая поэзия, мировая культура для Бродского — единое поле, обеспечивающее целостное существование этого мира, поле, противостоящее энтропии физической реальности, т. е. все та же форма сопротивления ей, преодоления энтропии путем гармонизации мира». [Безносов 2003:53].

Изданные в 2005 году материалы международной научной конференции, прошедшей в Москве 2−4 сентября 2004 г., вошедшие в книгу «Иосиф Бродский: стратегии чтения» представляют собой новый этап в развитии бродсковедения, так как изменяют привычные приоритеты и пропорции. Так, в первой части этого сборника «Ракурсы и аспекты» затрагиваются проблемы стиля и поэтики, парадоксов поэта, мотивов, образов и архетипов, философичности его поэзии, языка и времени в творчестве Бродского. Особый интерес представляют разделы «Исследование жанра» и «Стиховедческие штудии», в которых рассматриваются вопросы связи поэзии и прозы [Орлицкий 2005], функционирования жанра элегии в лирике поэта [Федотов 2005], анализ нетождественной строфики и маргинальных форм [Панарина 2005], подражания и пародии на Бродского в современной русской литературе [Андреева 2005].

Вторая часть книги «Диалоги и контекст» посвящена литературным связям и биографическим аспектам жизни поэта. Особый интерес вызывает раздел «В англоязычном мире», в котором представлен анализ соотношения англоязычных переводов Бродского другими поэтами, поставлена проблема «переводимости» его поэзии на другие языки, связи Бродского с американскими поэтами в 1986;1996 гг., сопоставление «Строф» Бродского и «Строк» П. Б. Шелли. В этой части работы также присутствуют уже ставшие традиционными для бродсковедения темы связи Бродского с античной и библейской традициями, отношения Бродского с мировой литературой (Проперций, Бродский и Вергилий, Бродский и Сальваторе Квазимодо,.

Баратынский, Ахматова, Цветаева,), музыкальный мир поэта, поэтическая география Бродского, новые биографические данные.

В книге «Иосиф Бродский: стратегии чтения» содержится новая библиография трудов о Бродском, в которой упоминается 740 источников. [Степанов, Ахапкин 2005]1.

Переводческая деятельность Бродского стала объектом пристального исследования лишь в последние годы. Так, И. Шайтанов в работе «Уравнение с двумя неизвестными. Поэты-метафизики Джон Донн и Иосиф Бродский» поднимает проблему связи творчества И. Бродского с наследием Джона Донна [Шайтанов 1998] Обнаруживая причастность русского поэта к западноевропейской традиции и уникальность его текстов в системе русской философской лирики, И. Шайтанов отмечает специфическое звучание оригинальных стихотворений Иосифа Александровича, унаследованное им от Цветаевой, и метафизический стиль, отчасти восходящий к творчеству ценимого Бродским Е. А. Баратынского и отвергаемого им Ф. И. Тютчева, чем достигается новизна метафизического опыта нобелевского лауреата. В статье отмечаются оригинальная интонация, подкрепленная переносами, специфический ритм, своеобразие рифменной структуры, воспроизводящие особенности оригинала. При этом отмечаются и некоторые недостатки переводческой концепции Бродского: в частности, непонимание в ряде случаев языковых особенностей художественного прототипа.

Проблемы билингвизма в творчестве Бродского представляют собой лишь незначительную часть современного бродсковедения. Очевидно, это обусловлено, тем, что позиции поэта по отношению к собственному творчеству на английском языке не были сформулированы с предельной точностью.

Р.Рид, рассматривая стихотворение Бродского на фоне традиции изображения города Белфаста в русской литературе [Рид 2002], предпринимает тщательный сравнительно-сопоставительный анализ метрики, рифмы, анжамбеманов, экспрессивной лексики и тропов и приходит к выводу о том, что Бродский создает.

1 Следует отмеппъ неполноту этой библиографии, в которой нет упоминания даже о диссертации Ж. Н. Масловой. загадочное" произведение, структура которого приближается к балладе, а тематика обладает утонченностью метафизической поэзии.

Д. Бетеа анализирует стихотворение Бродского «То my Daughter», предваряя его утверждением о том, что Бродский соткан из противоречий. [Бетеа 2002] От биографических данных исследователь идет к последовательному изучению формальной стороны текста (размер, рифмы, перенос, лексика), что дает ему основания для определения роли биографических обстоятельств в творчестве Бродского, влияния на англоязычную поэзию Бродского со стороны Фроста и Гарди.

В диссертации Ж. Н. Масловой рассматривается проблема билингвизма и влияния англоязычной традиции на поэзии И. Бродского и В. Набокова, что представляет огромный интерес, так как «без выявления результатов влияния англоязычной поэтической традиции на русскоязычного Бродского будет неполной картина трансформации его языкового сознания при переходе в иную языковую среду». [Маслова 2001:4] ИБродский рассматривается автором исследования как поэт, вышедший за своеобразный предел, установленный национальной культурой, а основными проблемами исследования становятся взаимодействие языка в творчестве автора-билингва на звуковом, метрико-ритмическом, идейно-образном, культурный статус автора, находящегося в нескольких культурных ситуациях.

Анализируя связь между Д. Дошюм и И. Бродским, Ж. Н. Маслова отмечает черты сходства, выражающиеся в «физиологичности» стиля, связи с неоплатонизмом, научно-мифологической образности, соединяющей математические и эмблематические понятия, использовании «метафор-кончетги», каламбуров, парадоксов, усложненного синтаксиса, специфической рифме и способах рифмовки. В работе имеется знаменательное упоминание о влиянии английских поэтов-«метафизиков» на развитие стихотворных размеров И. Бродского: по мнению Ж. Н. Масловой, оно проявляется в переходе поэта от правильных ямбов и хореев к дольникам и такговикам.

Оден, по мнению исследовательницы, повлиял на формирование метафизики Бродского и на эксперименты с жанрами оды, элегии, поэмы, новеллы в стихах. Творчески переработанная поэтика Одена «стала частью поэтики Бродского, который перенял „технику английской недосказанности“, интонацию сдержанности» [Маслова 2001:41], непредсказуемость стиля, ироничность, трагическое ощущение повседневности, обнаженность лирической ситуации, монотонность интонации и нейтральность тона, ограниченность выразительных средств, приглушенный метафоризм.

Влияние на творчество И. Бродского Р.Фроста рассматривается на примере «пасторальных» стихотворений. Исследовательница отмечает, что взгляд, заимствованный Бродским у Фроста, «ломает традиционное восприятие катастрофы. Бродский преодолевает традиции, установленные русским языковым сознанием, за счет переработки иноязычной культуры. Через усвоение иноязычной традиции Бродский создает ту самую „нейтральную зону“, где предметы и явления несут нулевой заряд, смешивается лексика, изначально предназначенная для разных сфер употребления». [Маслова 2001:54−55].

Отношения «Бродский — Т.С.Элиот» рассматриваются на примере стихов Бродского, посвященных религиозной теме. К числу сходных черт в творчестве двух поэтов исследователь относит: мысль о присутствии божественного в обыденности, преображение реальности человеком изнутри, «обыгрывание» традиционных религиозных сюжетов. Особо подчеркивается влияние на Бродского теоретических работ Т. С. Элиота.

Изучению англоязычного наследия поэта в диссертации посвящена отдельная глава «Английский Бродский», в которой исследовательница предпринимает детальный анализ 32-х английских стихотворений Бродского на основе принципов стиховедческого анализа МЛГаспарова и О. И. Федотова. К числу встречающихся в англоязычных текстах Бродского элементов поэтического стиля, характерных и для русскоязычного творчества поэта, Ж. Н. Маслова относит переносы, составную рифму, внутрешною рифмовку, а также — сходные мотивы (памяти, течения времени, жизни, загробной жизни, жизни как череды потерь, прерывности/непрерывности человеческого существования, смерти, деперсонализации, мотив забитой гортани, мотив слияния человека с пейзажем, мотив ту1!), смешение сталей,.

Анализ англоязычных текстов Бродского позволяет исследовательнице говорить о том, что «английские стихотворения Бродского посвящены тем же проблемам, что и его русскоязычная поэзия, но использованы для этого средства другого языка». [Маслова 2001:68−69].

Отдельный параграф диссертации Ж. Н. Масловой посвящен проблеме автопереводов Бродского, в которых учтены особенности английского стихосложения (ассонанс, внутренняя рифма), но неизменно чувствуется влияние русского языка и русской поэтической традиции.

Следует отметить, что диссертация Ж. Н. Масловой, на наш взгляд, является одним из самых важных исследований проблем билингвизма в творчестве И.Бродского.

Новые аспекты творчества КБродского отразились на системе междисциплинарных проблем бродсковедения. В последнее время появились работы, посвященные проблеме соотношения текстов Бродского и музыки. Этот выход за пределы классических методик в область художественного синкретизма интересен тем, что ставит перед исследователями непростую проблему межсемиотического контакта, взаимоотношения разных искусств. Так, Р. Тименчик рассматривает связь стихотворения Бродского «1867» из цикла «Мексиканский дивертисмент» с традицией кинематографа и аргентинской музыкой. [Тименчик 2002] Кеннет Филдс на примере стихотворения «Памяти Клиффорда Брауна» затрагивает связь текстов Бродского с джазом. [Филдс 2002] Проблему соотношения поэтики Бродского и джаза подробно рассматривает и Елена Петрушанская. [Петрушанская 2002; 2003 а- 2003 б].

Особенное место в современном бродсковедении занимают исследования связи поэта с риторико-декламационной культурой. Так, в статье Кузнецова В. А. «Бродский и риторическая традиция русской поэзии XVIII—XX вв.» сделана попытка изучения творчества поэта в сопоставлении с «двумя концепциями национальной стихотворной речи». Определение соотношения «постмодернистской словесной культуры с предшествующим литературным опытом» [Кузнецов 2000:314] позволяет, по мнению автора статьи, определить поэтику Бродского как «образец метапоэтики», актуализирующей концепции «затрудненной стихотворной речи, восходящей к эстетической теории и практике Тредиаковского». [Кузнецов 2000:324] Кроме того, декларируемая самим автором цитатноспгь собственного творчества приводит к тому, что «стихотворный текст Бродского всегда строится как высказывание. жанровая система Бродского тяготеет к посланию». [Кузнецов 2000:316] Особый интерес представляет анализ автором статьи «Подражаний Сатирам, сочиненным Кантемиром», в которых реализуется особый эффект моделирования тонического стихотворного текста, смыкающегося с «тонизированным длинным стихом Тредиаковского». [Кузнецов 2000:318].

Джеральд Янечек в своем разборе стихотворения «Стихи на смерть Т.С.Элиота» предпринимает уникальную попытку проанализировать манеру декламации Бродского. Основываясь на записи чтения Иосифом Александровичем собственного текста, исследователь разбирает его мелодическую основу и приходит к выводу о том, что чтение поэта «теснее связано с просодической структурой текста, чем с нормальными речевыми интонациями», [Янечек 2002:40] что, «подчеркивая рифму и размер, делая паузы даже на анжамбированных окончаниях строк и декламируя текст уникальным мелодическим распевом, Бродский декларирует превосходство поэзии над смертным существованием (синтаксис, разговорная речь) и в то же время отделяет поэзию от других форм словесного творчества, таких, как проза и драма». [Янечек 2002:40].

Безусловно, усилия бродсковедов в определении разноприродносги и семиотической поливариантности творчества Бродского имеют право на существование, с той лишь оговоркой, что ценность таких исследований относительно невелика в ситуации, когда не выявлена собственно поэтическая доминанта. Именно потому на фоне засилья культурологического и феноменологического материала парадоксальными выглядят наблюдения отдельных бродсковедов над поэтической техникой, стилем и структурой лирики Бродского, когда априорно утверждаются категории «инаковости», «модернистичности» или «антихудожественности» тех или иных текстов или же творчества в целом. Так, трудно не согласиться с мнением ДЛЛакербая, 1гто Бродский, «поэт, безусловно, иного, оригинального художественного качества самой материи стиха не опознан именно на глубине своей инаковостн». [Лакербай 1998:166] Но при этом метафора «материя стиха» никак не развоплощена исследователем и приобретает статус эстетического ноумена, требующего либо вектора доказательности, либо агностического интериоризма. Подобный кодекс веры бродсковедения, безусловно, заслуживает пристального внимания, так как эмпирическая эклектичность и метафорическая спонтанность наблюдений, накладываемые на высказывания самого поэта и его творчество, говорят.

0 субъективности исследователей, но при этом не убеждают в своей силлогичности.

Именно в анализе эволюции поэтической техники Бродского в соотношении с историко-литературным контекстом XX столетия мы и видам задачу настоящего исследования. Историю русской поэзии невозможно представить себе ныне без учета особенностей развития поэтической техники, составляющей ту саму материю стиха, о которой так много написано в современном бродсковедении.

На этом пути особенно ценны для нашего понимания содержательного плана нашего исследования работы, нацеленные на проникновение в глубь поэтической техники И. Бродского, такие, например, как статья МЛ. Гаспарова «Рифма Бродского», которая представляет собой первый подступ к поэтической технике Бродского с позиций академического стиховедения. Кроме того, что известный ученый предпринял важный шаг по отношению к современной литературе, положив начало объективному анализу авторов, до тех пор нелегитимных, следует отметить, что в этой небольшой работе представлены данные подсчетов по рифме, сопоставленные «с практикой трех поэтов предыдущей экспериментальной эпохи — Маяковского, Пастернака и Цветаевой». [Гаспаров 1995:84] При этом важно, что исследователь представляет материал исследования по «трем периодам работы Бродского»: 1) 19 621 972, 2) 1972;1979 и 3) 1980;1989.1 Несмотря на то, что исследование проводилось всего лишь по одному изданию и не может претендовать на полноту, все же данные, полученные М. Л. Гаспаровым, позволили ему сделать ряд существенных выводов, среди которых весьма важны для нашего исследования те, что касаются умеренной экспериментальности в области неточных созвучий и определения сходства в области.

1 Классификация основывается на соответствующих разделах сборника Иосиф Бродский. Часть речи [Бродский 1990] с примечанием «Состав сборника утвержден автором». рифмования между Бродским и Маяковским. Это тем более знаменательно, что, как указывает М. Л. Гаспаров, «Маяковский, как кажется, не принадлежит к числу любимцев Бродского, упоминаний о нем избегает (тогда как Цветаевой посвящает великолепные анализы)». [Гаспаров 1995:91−92] Не взирая на то, что сам исследователь определяет свои данные как сделанные «на глаз», методика изучения специфических механизмов образования созвучий чрезвычайно показательна и во многом раскрывает глубинные связи поэтической техники Бродского с творчеством его предшественников.

К подобным немногочисленным примерам можно отнести и статью А. О. Гринбаума «Стихосложение И. Бродского в стихотворении «Fin de siecle», которая представляет собой одну из первых попыток выйти на уровень осмысления системы стиха И. Бродского, правда, на материале одного стихотворения, выполненного дольниковым метром. Тщательный анализ текста, по мнению исследователя, доказывает, что в некоторых своих механизмах дольник Бродского приближается «к так называемому типу Маяковского». [Гринбаум 2001:88] При этом «стих Бродского, -как указывает А. О. Гринбаум, — не соответствует общей закономерности.» [Гринбаум 2001:89] Таким образом, уже на уровне отдельно взятого текста подтверждаются предположения о роли внестиховых факторов в организации ритма неклассических форм в системе стиха Бродского.

Некоторые формальные аспекты поэтики Бродского затрагиваются в работах Барри Шерра. Так, в статье «Строфика Бродского: новый взгляд» он предпринимает попытку исследования некоторых аспектов строфики. В своей работе исследователь рассматривает стихи поэта, написанные на русском языке, при этом он поднимает такие проблемы, как классификация строфики и исторический контекст. Б. Шерр рассматривает некоторые особенности строфики Бродского, такие, как разнообразие строфических форм, предпочитаемые и избегаемые типы строф, анализирует наиболее распространенные типы строф, затрагивает проблему переносов, «гиперстроф». В работе делается диахронический разбор строфики Бродского, при этом творчество поэта разбивается на пять условных периодов: до 1963 г., 1963;1971 гг., 1972;1978 гг., 1980;1987 гг., 1988;1996 гг. Полученные результаты позволяют исследователю сделать вывод о том, что поэт исключительно внимательно относился к строфической композиции. Отличительными чертами строфики Бродского, по мнению Б. Шерра, являются использование уникалыштх форм, виртуозные манипуляции с обычной строфикой, при этом резкие сдвиги в строфических предпочтениях поэта, которые наблюдаются от периода к периоду, исследователь считает свидетельством того, что «в строфе он (Бродский) видел не только важный формальный элемент стиха, но и некие тематические импликации». [Шерр 2002:286] Таким образом, по мнению ученого, «поэзия Бродского противостояла наступательному преобладанию катрена в русской поэзии XX века», и важным элементом наследия поэта может считаться «возросшее понимание русскими поэтами существенных семантических и структурных эффектов, создаваемых искусным использованием строфики». [Шерр 2002:286].

Среди работ, приближающихся по определенным параметрам к теме заявленного нами исследования, можно назвать и диссертацию ИАРоманова «Лирический герой Бродского: преодоление маргшшльности», в которой исследуется проблема лирического героя И. Бродского, как маргинального, «движение сознания которого направлено на преодоление маргинальности». [Романов 2004 6:16].

В третьей главе своей диссертации И. А. Романов отмечает, что «в различные годы поэт отдавал предпочтение разным стихотворным метрам, от которых мог позднее почти отказываться, но к которым затем вновь возвращался. Очевидно, что выбор того или иного метра был связан не с прихотью поэта, а с его ощущением времени, жизни, с его способностью „слышать“ то, что диктует язык». [Романов 2004 6:135] Анализируя «просодическую» эволюцию Бродского, ИАРоманов проводит периодизацию творчества поэта: 1) произведения 1957;1960 годов- 2) стихотворения н.60 — сер.70-х годов- 3) тексты второй пол.70 — 90-х годов. Пример подобного подхода кажется нам особенно знаменательным именно потому, что указывает на возможности более тщательного анализа особенностей поэтики Бродского с выявлением динамики становления его идиостиля в самом широком историко-литературном контексте.

Свои исследования И. АРоманов сопровождает анализом отдельных текстов Бродского, который позволяет автору высказать ряд, на наш взгляд, скоропалительных наблюдений об опосредованном выражении темы маргинальности и ее преодолении в в ритме поэтических текстов Бродского. Так, например, душевные состояния, присущие маргинальному человеку (душевное смятение, чувство одиночества, пустоты, неудовлетворенность), выраженные в стихотворной форме, по мысли ИАРоманова, проецируются на ритм (?), что выражается в ритмических сбоях, в повышенной ударности, в появлении внеметрических ударений. Соответственно, эмоционально уравновешенное состояние демонстрируется гармоничным, лишенным неровностей и сбоев, стихом.

Подобные смелые обобщения, конечно же, нельзя признать строго научными, но при всем том их пафос вполне понятен и уместен, так как, безусловно, ритмические средства, употребляемые Бродским «зависят от содержания конкретных текстов, но при этом восприятие и понимание содержания оказывается во многом зависящим от особенностей ритма и метра». [Романов 2004 6:180].

Избыточная семантическая интерпретация особенностей метра и ритма, присущая в большей степени начальному этапу развития русского стиховедения, обнаруживается и в некоторых специализированных исследованиях поэзии ИБродского, к каковым можно отнести по своему уникальную диссертацию А. Н. Андреевой об особенностях тонического стихосложения в творчестве Бродского. Справедливо отмечая, что «дольник стал размером самых первых стихотворных опытов Бродского и своего рода распутьем для дальнейших стилевых и версификационных поисков поэта, сочетавших в себе традиционалистские и новаторские приемы и колебавшихся от имитаций силлабики до верлибра» [Андреева 2003 г:47], автор подробно и обстоятельно исследует 3-иктный и 4-икшый дольник И. Бродского на общем фоне изменения метрических и ритмических пристрастий поэта и в широком историко-литературном контексте.

По мнению А. Н. Андреевой, Бродскому удалось избежать чрезмерного влияния общего оптимизма эпохи, уже в ранний период таорчества ему была не чужда позиция «героя-одиночки»: «Поэтому патетические интонации сочетаются в его стихах со стремлением к стоицизму, сдержанности и иронии, уже тогда являвшимися для молодого стихотворца важнейшими стилистическими и мировоззренческими ориентирами». [Андреева 2003 г:60] В этом проявляются черты, сближающие Бродского и Слуцкого. В то же время ритмика дольника Бродского богаче и разнообразнее: «.ранний 3-иктный дольник Бродского представляет собой сложный комплекс идей и приемов, заключающих в себе мощный потенциал для последующей разработки». [Андреева 2003 г:64] Ритмические вариации этого размера сводятся к так называемому «цветаевскому» типу со своеобразной напевностью стиха, музыкальностью интонации на фоне смены мотивов: «.на смену абстрактной образности предшествующего периода приходит конкретность бытовых реалий и пейзажных зарисовок». [Андреева 2003 г:72] Со временем в дольнике Бродского «развивается говорной тип интонирования, перенос становится регулярным ритмико-синтаксическим приемом». [Андреева 2003 г:72].

Следует отметить, что в работе А. Андреевой дается едва ли не самая полная на сегодняшний день картина эволюции тонического стиха И.Бродского.

Попытка дать описания метрики и строфики Бродского была предпринята в магистерской диссертации В. Семенова «Стихосложение Иосифа Бродского: метрикастрофикаритмикаритм и синтаксис». Целью этого сочинения является составление метрического и строфического справочника по И. Бродскому, что отражается на структуре: в среднем на каждый раздел автором отводится около 10 страниц из 55-ти, составляющих основной корпус диссертации. Всего анализу подверглось 680 оригинальных и переводных текстов, 32 262 стихотворных строки, тогда как в диссертационном исследовании А. НЛндреевой без переводных произведений учтено 669 стихотворных текстов (32 161 стих), а по нашим подсчетам проходит 686 текстов 32 785 стихов1. Но важнее того, что метрический репертуар Бродского составлен В. Семеновым по неполному списку произведений, тот факт, что применяемая этим исследователем методика чрезвычайно усложняет возможности интерпретации полученных данных в русле основных тенденций современного российского.

1 Статистика оригинальных и переводных произведений сосредоточена в разных таблицах данной диссертации. стиховедения. Пристрастие молодого исследователя к этой методике постулируется во Введении: «В нашей работе соблюдается принцип разделения анализа на 2 вида: 1) формально-статистический и 2) функционально-статистический, предложенные М. Ю. Лотманом и С. А. Шахвердовым в их работе „Метрика и строфика А.С. Пушкина“» [Семенов 1998:12].

Отказывая в статусе легитимности теории семантического ореола, молодой ученый оговаривает особенности избранного им жанра в определении характера и целей своего исследования: «По своей специфике оно не является интерпретаторским — мы приводим здесь фактический материал, оставляя поле для интерпретации по возможности пустым. В некоторых случаях мы указываем на возможные направления дальнейшего анализа, но это следует воспринимать скорее как „заметки на память“. Эту исследовательскую позицию отражает и структура нашей работы. Основной акцент нами сделан на анализе метрики и строфики И. Бродского, исходя из чего мы приводим по возможности полные метрический и строфический справочники по его творчеству. Пропорционально меньшую часть в работе занимают анализ ритмики и ритмо-синтаксического уровня творчества поэта. Это обусловлено прежде всего тем, что эта часть исследования является скорее вспомогательной, она помогает более отчетливо раскрыть те основные черты метрики и строфики поэта, которые мы представили в основной части нашей работы».

К сожалению, отсутствие корректной методики и терминологический разнобой обусловили хаотичность и, если можно так выразиться, структурную сумбурность дескриптивной части диссертации В.Семенова. Так, в формально-статистическом описании метрического репертуара Бродского упоминается 52 метра, определяемые автором диссертации как самостоятельные и несамостоятельные. При этом в число «метров» попадают родовые (ямб, хорей, дактиль, амфибрахий, анапест, дольник, такговик и т. д.) и видовые (4-стопный ямб, 4-стопный хорей и т. д.) феномены.1 Во многом подобные казусы определены статьей М. Ю. Лотмана и С. А. Шахвердова «Метрика и строфика А.С.Пушкина», в которой стихотворные формы.

1 См. «.понятие размера включает в себя родовое (метрическое) и видовое (стопность и каталектика) определения». [Ковалев 2001:12]. рассматриваются с двух точек зрения: «При первом подходе показатели распределения форм даются без учета окружения в конкретном текстепри таком рассмотрении исходным является понятие „строки“. При втором подходе наследие поэта представляет собой не собрание строк, а собрание текстов, каждый из которых является не набором, а системой стиховых форм, рассматриваемых не изолированно, а в контексте окружающих ее единиц того же уровня». [Лотман, Шахвердов 1979:146 147] Не отрицая достижений этих признанных литературоведов, в то же время отметим, что применяемая ими методика не выдержала испытания логикой научного развития и временем, свидетельством чему может быть факт нечастого использования и фактического отказа от ее самих основателей.

В классической метрике Бродского, по наблюдениям В. Семенова, основными являются ямбы, среди которых ведущим оказывается 5-стопный ямб. Самым распространенным среди неклассических метров, согласно В. Семенову, является 4-иктный, 5-икшый, 6-икгные долышк и тактовик, причем последний парадоксальным образом входит в число самостоятельных метрических форм, хотя примеров использования его в творчестве И. Бродского нами обнаружено не было.1 При этом изучение тактовика автор магистерской диссертации основывает на некорректно формулируемом им понятии «интонационной цезуры», которая определяется как «тонический и интонационный раздел в середине стиха, не прикрепленный к силлабике». [Семенов 199&22] Это во многом затрудняет определение метрической природы тех или иных текстов и приводит к серьезным погрешностям: на самом деле приводимые в тексте диссертации примеры представля10т собой вольный тактовик с л чередованием 5-ти и 6-иктных строк.

1 Этот факт тем более важен, что многочисленные электронные таблицы, составленные В. Семеновым, не содержат метрического указателя с обозначением названия произведений, что способствовало бы, в конечном счете, повышению объективности анализа и обеспечило возможность проверки данных. См. Приложение 3 данного исследования.

2 См. анализ четверостишия из «Новой Англии». [Семенов 1998:22]. В результате предпринятых нами исследований мы склоняемся к мысли о том, что большинство случаев использования размера, называемого Семеновым «6-иктным дольником», и других переходных метрических форм Бродского укладывается в рамки концепции М. Л. Гаспарова о формировании в поэтической технике этого автора длинного аморфного стиха (в основном типологически совпадающего с вольным дольником с погрешностями, укладывающимися в рамки допустимой 25% тенденции).

В «классической части» своего анализа В. Семенов делает небезынтересные и зачастую тонкие сравнения своих результатов с данными академика МЛ.Гаспарова. Так, соотношение классических и неклассических размеров в метрическом репертуаре И. Бродского выглядит как 2:1, что дает ему основания констатировать близость поэтической техники исследуемого автора к «советскому неотрадиционализму». [Семенов 1998:23] Но по употребительности классических размеров Бродский, по мнению В. Семенова, своими показателями близок к XIX-му, а иногда даже — к XVIII веку (!?). С другой стороны, количеством неклассических размеров Бродский ближе к периоду, «завершавшему „серебряный век“, когда произошел резкий скачок популярности долышков, тактовиков, акцентного стиха и верлибра». [Семенов 1998:35].

Основываясь на полученных данных, исследователь предлагает собственную периодизацию творчества поэта: I период (1957 — 1964), метафорически называемый В. Семеновым «периодом неосознанной классики», характеризуется складыванием системы стиха, ориентированной на классическую метрику, которая, тем не менее, допускает свободные (переходные) формыво II период (1965 — 1973), «осмысленной классики» Бродский, по мысли исследователя, начинает осмысливать свое место в традиции русского классического стихосложения, которое становится осознанной доминантойШ период (1974 — 1985), «отказа от классики», характеризуется резким снижением роли классических формIV период (1986 — 1994), «переосмысленной классики», отличается тем, что в это время Бродским снова начинают использоваться классические метры и размеры, хотя и в другой пропорции.

К сожалению, нельзя не отметить, что в предложенной В. Семеновым периодизации не сохраняется ни принцип соразмерности, ни использовавшийся в исследованиях МЛ. Гаспарова метод анализа количественных и качественных изменений по пятилетиям и десятилетиям. [Гаспаров 1974:44] Несмотря на это, мы не можем не согласиться с выводами В. Семенова о том, что творческий путь Бродскогоэто колебание между двумя ведущими размерами (5-стогшым ямбом и вольным дольником) и постепенное движение от одного к другому, но считаем во многом некорректным объяснение эволюции поэта через переходные метрические формы.

Стремление В. Семенова подверстать эволюцию поэтической техники под динамику развития переходных метрических форм в лирике Бродского вызывает закономерные возражения и сомнения в целесообразности. Не случайно, в своей диссертации А. Андреева отмечает по поводу исследования В. Семенова: «Сомнения вызывают те параметры, по которым проводится распределение форм внутри неклассической метрики». [Андреева 2003:33] К этому можно добавить, что В. Семенов считает репертуар Бродского в области экзотических размеров бедным, а определение им размеров часто неверно. Так, приводимое Семеновым в качестве примера сильно логаэдизированного 6-икпюго дактиля стихотворение «На объективность» (1966 год) может с большими основаниями считаться тонической реконструкцией поэтом каденции силлабического 13-сложника.1 Таким же образом стихотворение «На смерть Жукова» (1974) молено рассматривать как эксперимент Бродского с логаэдом в русле державинской традиции.

Но, несмотря на многочисленные недостатки и погрешности анализа, все же нельзя не отметить того, что магистерская диссертация В. Семенова является одной из первых в зарубежной русистике попыток системного подхода к анализу стиха И.Бродского.

Таким образом, обзор основополагающих работ по творчеству И. А. Бродского убеждает в том, что на данном этапе преобладает биографо-документальный план исследований, уводящий бродсковедение в область индивидуалыю-шriyimiBi mix концепций исследователей, часть которых, в силу личного знакомства с автором, претендует на исключительное право понимания и знания основ творчества выдающегося русского поэта. В этом отношении не спасают положение дел далее эксперименты по имманентному анализу, так как, при разности методик и подходов, они, скорее, разрушают представление о цельности художественных установок Бродского.

Между тем, по нашему глубокому убеждению, целенаправленное и широкомасштабное изучение основных структурных особенностей поэтики могло бы.

1 К подобному мнению склоняется М. Панарина: «Стихотворение „Подражание сатирам, написанным Ка1ггемиром“. копирует силлабический 13-сложник». [Панарина2005:217]. существенно прояснить «феномен Бродского», и в частности то, почему поэт, не признанный официальной властью и изгнанный из страны и литературы, продолжает оказывать столь мощное влияние на литературный процесс даже после своей смерти. Такими структурообразующими факторами, как нам кажется, могут быть признаны основные элементы системы стиха (метр и ритм) и некоторые элементы идиостиля (энжамбман, графика стиха и т. д.). Определенные в рамках конкретного историко-литературного процесса, эти элементы художественной формы, подобно чуткому резонатору, позволят, по нашему глубокому убеждению, уловить малейшие колебания или изменения в поэтической технике И. Бродского в соотношении с общелитературным контекстом.

Особенно важен в этом отношешш системный взгляд на поэзию Бродского. Категориальный статус термина «система стиха», введенного в литературоведческий обиход ПАРудневым [Руднев 1989:121], предполагает, что в составе такой системы может быть несколько механизмов стихосложения, реально функционирующих в национальной стиховой культуре или поэтической практике того или иного автора. Именно это определение предусматривает масштабный анализ всего творчества поэта (от экспериментов с силлабическим стихом до примеров тонической версификации с максимальной степенью ослабления метрических механизмов), вне зависимости от степени оригинальности (оригинальная поэзия на русском и английском языке, автопереводы и переводы других авторов). Кроме того, в третьей главе нашего исследования делается попытка изучения функций поэтического переноса — одного из самых важных приемов поэтики И. Бродского, существенно влияющего на звучание стиха и особенности ритма.

Следует отметить, что поэтическая интенция, даже при условии ее «инаковости», не возникает из ниоткуда. И для того, чтобы понять эволюцию любого автора, даже такого, казалось бы, декларативно отстраненного от официальной традиции, как Бродский, необходимо наблюдать ее в исторической перспективе, так как связь этого скандально известного автора с русской поэзией имеет сложно опосредованный, но, в конечном счете, генетически обусловленный характер, несмотря на определенную степень влияния инонациональной традиции1. На уровне стихотворной парадигматики и синтагматики это возможно благодаря уникальным работам ряда отечественных и иностранных теоретиков литературы. Представление о художественном феномене любой величины как, прежде всего, об антиномичном объекте, соединяющем в себе новаторское и традиционное, разрабатывается той частью российского литературоведения, которое связывается с именами ВМЖирмунского, Б. В. Томашевского, К. Д. Тарановского, М. Л. Гаспарова, С. И. Кормнлова, О. И. Федотова, Ю. Б. Орлицкого и т. д. Именно в подобной системе исследовательских координат, на наш взгляд, и возможно определить, в чем Бродский, действительно, был неповторим и своеобразен и в чем он вольно или невольно подражал времени и эпохе.

Но для того, чтобы проследить складывание феномена, особенно такого уровня сложности, необходимо укрупнение перспективы, движение вслед за автором по основным этапам и вехам творчества. Нельзя не отметить в этом отношении, что периодизация творчества И. Бродского несколько затруднена тем обстоятельством, что для многих исследователей на первом плане оказывшотся прежде всего перипетии судьбы поэта.

Для того, чтобы проверить точность представленных различными учеными периодизаций, а также для достижения единства применяемой методики с исследованиями ведущих стиховедов, в диссертации, по аналогии с уникальными работами М. Л. Гаспарова «Современный русский стих» и «Очерк истории русского стиха», применена периодизация по 5-летиям, которая позволила наблюдать смену метрических приоритетов в их специфической динамике. Данные этого анализа помогли уточнить ряд существенных моментов в эволюции поэтики Бродского, которые были скорректированы результатами анализа ритмики ведущих размеров и функции поэтических переносов. При этом, по аналогии с работой А. А. Новикова, нами были введены два условных этапа периодизации: до эмиграции и в эмигращш.

1 Сам Бродский отмечал: «Ничто так нас не сформировало — меня, по крайней мере, — как Фрост, Цветаева, Кавафис, Рильке, Ахматова, Пастернак» [Волков 2002:120].

Сложность процессов, происходивших в русской поэзии XX века, заставляет применительно к каждому индивидуальному поэтическому стилю примерять всю совокупность методических и теоретических моделей для того, чтобы исследовать механизмы структурных изменений на всех уровнях поэтической техники. Только в этом случае можно надеяться на полноту изучения того или иного литературного феномена, особенно если речь идет о личности с таким потенциалом «плановости», как И.Бродский. Соотнесение его приоритетов и пристрастий с «ведущей моделью русского стиха» (ПАКовалев) даст исследователям его творчества и почитателям его таланта непосредственное знание о мере и степени новаторства автора. Именно потому, наравне с определением системы маргинальных форм (С.И.Кормилов), по большей части представляющих эксперименты Бродского в области стихотворной выразительности, так важно изучить структуру стереотипной части метрического арсенала Бродского и ритмических процессов, происходящих в них на определенных этапах эволюции и обусловленных, прямо или косвенно, особенностями его творческой биографии. Применение теоретических основ двух глобальных литературоведческих течений, таких, как культурно-исторический метод, с его вниманием к литературному контексту в исторической перспективе, с одной стороны, и фактам биографии художника, имеющим непосредственное влияние на творчество, с другой, и структурно-типологический с элементами исторического и сравнительного стиховедения, в рамках избранной проблематики дополняются в ряде случаев формами анализа, почерпнутыми из сравнительно-исторического метода, а также элементами формально-статистического метода. Все это послужило методологической основой исследования.

Именно таким соединением традиционной литературоведческой методики применительно к творчеству одного из самых авангардных русских поэтов второй половины XX века во многом обусловливаются актуальность и новизна настоящего исследования.

Материалом исследования послужило все художественное творчество ИАБродского, [Бродский 1992; 1998;2001; 2000; www.brodsky.da.ru] его эссе и многочисленные интервью.

Предметом исследования является система стиха И. Бродского в основных структурообразующих элементах: метрика, ритмика и элементы идиостиля (перенос, графика) в разные периоды творчества поэта.

Предметом исследования в данной работе стали особенности поэтики И. А. Бродского в русской и англоязычной областях творчества, а также в переводах с различных языков.

Целью исследования является определение особенностей использования и функционирования различных форм художественной выразительности в системе стиха ИА. Бродского, а также изучение факторов ритма, влияющих на развитие идиостиля автора.

Выдвинутая цель предполагает решение следующих задач:

1. Определение и описание в сопоставлении с эволюцией русского стиха особенностей метрического репертуара и ритмики поэзии И. А. Бродского в разные периоды его творчества;

2. Выявление специфики метрических и ритмических форм в переводной поэзии И. А. Бродского;

3. Анализ метрических и ритмических форм иноязычной поэзии ИА. Бродского;

4. Изучение функций поэтического переноса и графической структуры лирики И. А. Бродского.

Основные положения, выносимые на защиту:

• Система стиха И. А. Бродского представляет собой феномен особого порядка в соотношении с арсеналом метрических средств русской поэзии второй половины XX века.

• Синхронический и диахронический анализ метрики И. А. Бродского доказывают сочетание в его поэтической технике традиционных и новаторских тенденций.

• Избирательность творческого метода ИАБродского заключается в преобладании ям бо-дольниковой структуры при общей экспериментальной направленности всего творчества.

• Переводческая деятельность И. А. Бродского характеризуется в некоторой своей части иными концептуальными и теоретическими особенностями в области метрических форм.

• Ритмическое своеобразие основных размеров И. А. Бродского (4-стопный, 5-стопный ямбы, 3-иктный, 4-иктный и волыилй дольники) определяется специфическим взаимодействием архаических и новаторских тенденций.

• Особенное место в создании индивидуальной структуры поэтического текста в творчестве И. А. Бродского занимает стихотворный перенос в самых разнообразных типовых модификациях.

• Периодизация творчества И. АБродского может быть скорректирована с помощью полученных данных в проекции на общую эволюцию русской поэзии второй половины XX столетия.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее основные положения и результаты могут быть использованы в вузовских лекционных курсах по истории русской литературы, в спецкурсах и спецсеминарах.

Апробация работы. Основные положения диссертации апробированы на научных конференциях: Международная научно-пракшческая конференция «VIII Виноградовские чтения» (Москва, Ml II У, 2004), «Славянские чтения» (Орел, 2004), Международная научная конференция «И. С. Тургенев и Ф. И. Тютчев в контексте мировой культуры (к 185-летию И. С. Тургенева и 200-летию Ф.И.Тютчева)», Международная научная конференция «Творческое наследие ИАБунина: традиции и новаторство» (к 135-летию со дня рождения И.А.Бунина), внутривузовских и межвузовских конференциях.

Диссертация состоит из Введения, трех глав Заключения, списка литературы, включающего 412 наименований, Приложения 1 с иллюстративным материалом, Приложения 2 со статистическими таблицами, Приложения 3, содержащего метрический указатель по всем произведениям. Объем работы — 226 страниц, без приложений.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Творчество И АБродского, без сомнения, принадлежит всей мировой культуре, и без него невозможно представить развитие современной русской поэзии на сложном и неоднозначном этапе смены художественных парадигм. Новаторство поэтического наследия этого уникального автора столь глубоко и разнообразно, что заслуживает пристального внимания со стороны представителей самых разных литературоведческих школ. В этом отношении русское стиховедение, являющееся лидером в изучении механизмов образования и развития поэзии как универсального культурного феномена, безусловно, предоставляет огромные возможности для проникновения вглубь «феномена Бродского». Применение методик статистического и стиховедческого анализа позволило приблизиться к пониманию особенностей формирования поэтики Бродского в исторической перспективе.

В результате проведенных исследований системы стиха ИАБродского были выявлены сложные механизмы и художественные процессы, происходившие в поэтической технике этого уникального автора в разные периоды творчества. Так, на уровне изменений в метрическом репертуаре в разные годы, можно говорить о том, что система стиха И. АБродского сочетает в себе практически все особенности русской литературной традиции в ее эволюционном развитии и революционных скачках. Так, наряду с традиционной силлаботоникой, основанной на упорядоченном чередовании ударных и безударных слогов, поэт активно использует достижения серебряного века в области тонического стихосложения, основанного на корреспондированном изотонизме, а также — силлабический стих в его современной реконструкции. Такое разнообразие форм свидетельствует не только об экспериментальном характере творчества Бродского, но и о целенаправленных поисках автором новых средств художественной выразительности в арсенале наличных форм русской и мировой литературы. Уникальность экспериментов Иосифа Александровича заключается еще и в том, что он во многом предвосхитил развитие русской поэзии во второй половине XX столетня.

Среди важных механизмов поэтической техники Бродского, образующих его специфическую систему стиха, можно выделить следующие: широта метрического репертуара характеризует творческую манеру Бродского как новаторскую, при этом соотношение классических и неклассических форм в сравнении с данными по современной поэзии свидетельствует о стремлении автора в качестве альтернативы силлаботоническому стиху сформировать новую структуру метрических формизбирательность творческой манеры Бродского проявляется в доминировании на разных этапах ямбических и дольниковых форм, среди которых выделяются 5-стопный и 4-стопный ямбы, 3-иктный, 4-иктный и вольный дольникиэволюция в составе метрических форм свидетельствует о постепенном переходе Бродского от силлаботонического стиха к тонике, что обусловлено не только общими тенденциями развития русской поэзии, но и стремлением найти новые формы художественной выразительности для принципиально нового художественного содержанияэксперименты Бродского с силлабическими и тоническими размерами представляют собой уникальные примеры целенаправленной работы по созданию индивидуально ориентированной системы стиха, занимающей особое место в истории русского стихосложения второй половины XX векана особенности развития арсенала метрических форм во многом влияет переводческая деятельность Бродского, выразившаяся в разработке метро-ритмических структур, с большей или меньшей степенью адекватности воспроизводящих специфику английской силлаботоники, французской, итальянской, чешской и польской силлабикивлияние этих форм выражается в постепенном вытеснении силлаботоники из метрического репертуара поэтасемантический ореол доминантных размеров в творчестве Бродского в большинстве случаев сводится к нейтральным формам, тогда как семантика менее употребительных размеров в ряде случаев связывается с экспрессивными образно-тематическими линиямиграфические особенности произведений Бродского являются важным элементом композиционной структуры, в ряде случаев существенно видоизменяющими метрическую форму текстовважное место в создании новых форм стиха играют эксперименты Бродского с графическими формами, воспринятыми из маргинальной традиции русской литературы и во многом предваряющими опыты по созданию визуальной поэзии в рамках «бронзового века" — ритмические особенности метрических приоритетов в области классических форм у Бродского отличаются разнонаправленными процессами, которые можно назвать архаическими и новаторскими одновременно: это выражается в завышенной ударности сильных стоп (архаическая линия) и заниженной ударности слабых (новаторская) — ритмика 3-иктного дольника до эмиграции прямо соотносится с так называемым «есенинским» и «цветаевским» типами этой формы, в нем слабо выражены тенденции к обособлению и анапестичности, но отчетлив альтернирующий ритмв 4-иктном дольнике ритм образуется в основном за счет форм «221», «121», «24» и «111», а падение ударности первого икта и сокращение последнего междуиктового интервала, являются наиболее характерными чертами 4-иктого дольника Бродскогоритмика 3-ктного дольника после отъезда из СССР выглядит как переходная форма к «цветаевскому типу» дольника от «гумилевского типа», в 4-ктном дольнике через промежуточные ритмические формы («тип Маяковского», «тип Суркова» и «тип Гусева») происходит движение к «типу Багрицкого" — ритмические особенности основных размеров проявляются в использовании различных каталектических форм, которые существенно влияют на структуру ритмических моделей и выражаются в специфическом взаимодействии основных законов ритмостроения русской поэзии: закон восходящего начала уступает закону регрессивной акцентной ассимиляции, при этом в своей переводной практике Бродский соблюдает принцип эквивалентности ритма, при переводе с польского, литовского и итальянского он сохраняет сплошные женские, при переводе с английского — сплошные мужские окончанияпоиски художественно выразительных форм уже на раннем этапе творчества Бродского привели его к экспериментам в области использования внестиховых факторов ритма, среди которых особенное место занимает перенос, используемый автором в самых разнообразных модификациях: строчных и нестрочныхотличительной чертой поэтической техники Бродского в области использования внестиховых факторов ритма является существенное изменение традиционных форм переноса за счет удлинения конструкций, а также эксперименты по созданию маргинальных в своей основе систем слогового и межстрофического переноса, переноса с выносом предлога или союза, акцентной динамизации текста и т. д. важным фактором ритма на уровне композиции у Бродского оказывается сочетание различных форм переносов, из которых в первый и второй период преобладают комбинации double rejet+contre-rejet и rejet+contre-rejet, сочетания переносов в переводной поэзии Бродского отличаются преобладанием тех же комбинаций, к которым добавляется сочетание rejet+double rejet+contre-rejet текстам, написанным классическими формами, переносы придают повышенную эмоциональность и художественную экспрессивность, а также выполняют функции прозаизации, причем, в результате роста метрической «неклассичности» творчестве Бродского эта функция стихотворных переносов становится менее актуальной, замещаясь другими средствамиесли в период до эмиграции переносы служили в основном для прозаизации, то в эмигрантском творчестве доминирующий неклассический текст Бродского именно с помощь переносов получает рифменную и графическую упорядоченность, причем, именно в 1967;1971 гг. наметилось доминирование double-rejet как в одиночных переносах, так и в сочетаниях переносов, а также удлинение переносных конструкций, получившее дальнейшее развитие уже в эмиграциив последний период 1992;1996 гг. в стихотворном переносе Бродского сосуществуют две основные тенденции: к уменьшению влияния резких переносов в одиночных переносах и к его господству в сочетанияхэтапы развития поэтической техники Бродского во многом совпадают с перипетиями судьбы и творчества автора: при этом, для доэмигрантского периода характерны тенденции освоения классического наследия русской поэзии и важные эксперименты в области перевода, для периода эмиграции свойственна существенная перестройка в сторону модернистской поэтики, проявившаяся постепенно под воздействием как внешних, так и внутренних факторовтворчество Бродского представляет собой феномен целенаправленного развития индивидуализированной поэтики, неразрывно связанной с традициями русской и мировой литературы.

Таким образом, эволюция поэтического творчества И. А. Бродского, взятая в аспекте системы стиха, культивируемой автором, может быть определена как избирательно проявляющая новаторские тенденции по отношению к классическому стиху (расширение метрического репертуара, усложнение стиховых и внестиховых факторов ритма) и формирующая систему альтернативных ему форм стихосложения (силлабика, тоника, графические формы), используемых как в оригинальном, так и в переводном творчестве поэта. Повышенная роль поэтического переноса позволяет говорить о том, что именно И. А. Бродскому удалось распространить область функционирования этого сложного и художественно выразительного приема на все уровни стиховой структуры и сделать его важным фактором классического и неклассического ритма.