Проблемы национального своеобразия художественного мышления народа, как пишут К. Шаззо и Р. Мамий в «Истории адыгейской литературы"1, включают в себя и всегда актуальную проблему «фольклор и литература». Она остается важной для литературы любого «возраста», особенно емка и многозначна для новописьменных литератур, какой является адыгейская. Суть проблемы — оценка роли фольклора в духовном сознании и творчестве адыгов, понимание специфики взаимодействия фольклорного и литературного сознания на разных этапах письменного творчества, характер трансформации фольклорных форм и литературных приемов в процессе этого взаимодействия и др.
Своего рода итог разноречию в оценке адыгского фольклора в историческом ракурсе (на обозримом пространстве XX века) дан в «Истории адыгейской литературы»: «Тот, кто отрицает роль фольклора в духовном развитии нации, не только субъективен и активно космополитичен, но агрессивно антигуманистичен — это аксиома. Фольклор всегда влиял, влияет и будет влиять на наше духовное и художественное сознание, как бы осознанно и последовательно мы ни сопротивлялись этому процессу"2.
Проблеме взаимодействия литературы и фольклора посвящены исследования адыгских литературоведов и суждения писателей второй половины XX века: А. Алиевой, С. Аутлевой, Л. Бекизовой, Т. Керашева, Д. Костанова, У. Панеша, Т. Чамокова, А. Схаляхо, Ю. Тхагазитова, Х. Хапсирокова, Ш. Хута, К. Шаззо, А. Шортанова и др.
В этом огромном совокупном труде решена однозначно проблема оценки роли фольклора, приближена к решению проблема фольклорных и литературных взаимодействий. Последняя, развиваясь по ступеням.
1 Шаззо К. Г., Мамий Р. Г.
Введение
// История адыгейской литературы. — Майкоп: Меоты, 1999. — С.9.
2 Там же. С. 10. 5 формирования новописьменной литературы, включает и проблему освоения фольклорных традиций, опыта более зрелых литератур. Как пишет Т. Чамоков, на первой ступени (20-е — 30-е годы) «освоение национальной художественной традиции и учеба у мастеров слова. происходит одновременно"3. Причем здесь традиции русской литературы играют ведущую роль. «Освоение же опыта мировой литературы, даже опыта литератур региона, близких по историко-этническим признакам, происходит в них позже — в период начала движения к зрелости (в 50-е — 60-е годы)"4.
Т.Чамоков справедливо отмечает, что представление о народном творчестве «становится более широким и емким», «изменяются формы взаимодействия традиций народного эпоса и литературы». Если на первых порах «соединение двух эстетических систем — фольклорной и литературной — носило преимущественно механический характер», то к 60-м годам был, в основном, завершен «период „иждивенческой“ зависимости писателей адыгских литератур от фольклора» (заимствований, творческой обработки фольклорных жанров и т. п.)5.
Литературно-фольклорные связи перешли в качественно новое состояние, в котором фольклорные традиции становятся органической частью литературной художественной системы. Это явление «меньше всего поддается научному анализу в современных исследованиях. Если фольклоризм на начальном этапе молодых литератур характеризуется достаточно полно, то современные его формы очерчиваются весьма обще и приблизительно"6.
Новый этап в научном осмыслении проблем адыгского фольклора, его взаимодействия с литературой обозначился в исследованиях З. Налоева и Ю.Тхагазитова. Кабардинские ученые рассматривают адыгское духовное наследие как единое целое, как явление, возникшее и сложившееся в период.
3 Чамоков Т. В ритме эпохи. — Нальчик: Эльбрус, 1986. — С. 104.
4 Там же.-С. 106.
5 Там же. — С. 107.
6 История адыгейской литературы. — Майкоп: Меоты, 1999. — С.21 — 22. 6 формирования архетипов народа, архетипов его мировоззрения. З. Налоев видит истоки современного искусства в древнем институте джегуако7, в поэтических творениях которых «отражались нравы, дух, верования, психология народа, т. е. духовное и художественное сознание адыгов». о.
Ю.Тхагазитов расширяет сферу проявления воздействия фольклора на новописьменную литературу, «включая в этот процесс древнейшие формы творчества, как космогонический миф, ритуал, этикет адыгов, придавая им первостепенное значение в становлении архетипа адыга, архетипа его духовного сознания, а позднее — в становлении культурно-художественных, письменных традиций"9.
Таким образом, фольклоризм на новом этапе развития новописьменных литератур — проблема, находящаяся на первой ступени активной разработки. В этом плане существенный теоретический вклад сделан авторами «Истории адыгейской литературы» К. Шаззо и Р. Мамием, оценившими формы взаимодействия фольклорных и письменных традиций в исторической последовательности от начального периода до современного: использование внешних особенностей сюжетостроения и определенных средств художественной выразительности фольклорастилизация народного стихапереложения устно-поэтического сюжета на язык письменной литературыразработка фольклорно-религиозных основ литературы, художественное воплощение национально-духовного сознания, прежде всего, в типе адыга, характере его самоощущения в мире. Последние формы, так или иначе проявляясь в творчестве Т. Керашева, М. Паранука, стали доминирующими в романном эпосе А. Евтыха, Ю. Чуяко, Н. Куека, создателей адыгейского философского романа.
Анализ названных форм требует, прежде всего, обращения к значительным проблемам современного многонационального романа.
7 Налоев 3. Этюды по истории культуры адыгов. — Нальчик, 1985. — С.З.
8 Тхагазитов Ю. Духовно-культурные основы кабардинской литературы. — Нальчик, 1994.
9 История адыгейской литературы. — Майкоп: Меоты, 1999 — С. 22. 7.
Роман как эпический жанр наиболее самодостаточен из всех литературных жанров, идет ли речь о психологической разработке характеров или философском осмыслении быта и бытия. И всякий истинный роман изначально философичен, так или иначе являясь плодом размышлений автора о жизни и смерти, добре и зле, о месте личности в окружающем ее мире, совместимости государственного и человеческого, пользы и необходимости. И хотя существует особая жанровая ветвь художественной прозы, где решаются проблемы бытия, именующаяся философским романом, достижение полноты эстетических решений в этом жанре, как правило, -идеал, отдаленная точка писательских стремлений. Эта мысль может быть проиллюстрирована кратким экскурсом в историю европейской и русской литературы. Вольтер, Гете, Достоевский — в начале биографии философского романаА. Франс, Т. Манн, Л. Леонов — некие пики его современного развития.
Русская философская проза советского периода унаследовала от русской классики XIX века традицию сосредоточения внимания на этических проблемах. Наука выделяет следующие жанрово-стилевые тенденции:
1. Лирико-философская (М.Пришвин, В. Крупин, В. Астафьев);
2. Гротескно-фантастическая (М.Булгаков, Ч. Айтматов, В. Тендряков, В. Орлов, В. Пелевин и др.);
3. Философско-эпическая (Л.Леонов, Ю. Бондарев, В. Белов, С. Залыгин, П. Проскурин, В. Распутин).
Причем этическая проблематика в каждом жанровом образовании философской прозы обретает свои ракурсы, диктуемые идейно-тематическими предпочтениями и индивидуальными художественными склонностями авторов.
Так, в лирической прозе М. Пришвина прослеживаются связи между человеком и природой, общей целью человечества и национальной судьбой- 8 в творчестве В. Астафьева резко обнажается конфликт между ноосферой и биосферой.
Традиционный дуализм добра и зла, знания и невежества, прекрасного и безобразного в формах сочетания сатирического и фантастического, абсурдного и реального, но не с использованием библейских образов, как у М. Булгакова, а образов русского фольклора находит место в сатирических повестях — сказках В. Шукшина («До третьих петухов», «Точка зрения»), в повестях В.Крупина.
Философско-драматическая, философско-эпическая линия у Л. Леонова не раз пересечется с другими (лирической, гротескно-фантастической -«Вор», «Дорога на океан», «Русский лес») и вберет в себя гносеологические проблемы, вопросы теории познания законов Земли и Космоса, решение натурфилософских задач и др. Ставя задачу «высветить из вечных потемок сокровенные глубины бытия», Л. Леонов подчиняет ей роман «Пирамида». Проявляя углубленный интерес к внутренним процессам рационального и интуитивного в душе человека, писатель разрабатывает свою поэтику. Характерная ее особенность — интеграция событий истории по законам философского жанра (помимо социального аспекта, вводятся категории, характерные для эпопей, — «национальный опыт», «национальный дух», «национальное наследство», осмысление в грандиозной и трагической перспективе судеб планеты).
В настоящее время философский жанр строится на разработке двух глобальных тем современности: война и мир, человек и природа. В их рамках делаются попытки раскрыть тип общественной детерминированности отдельной человеческой судьбы с ходом исторического развития на изломе XX века. Особо привлекают писателей пути постижения новых видов взаимосвязей на стыке социального и природного факторов. Главный вопрос «что есть человек?» — решается теперь в соотнесении с биосферой и ноосферой, а не только с социально-экономической средой. 9.
Место «геооптимизма» первого пятидесятилетия XX века в трактовке темы «человек и природа» сейчас занимают трагические раздумья, пейзажи переходят в саму архитектонику, эстетику и стилистику произведения («Царь-рыба» В. Астафьева, «Прощание с Матерой» В. Распутина). Отображению современной эпохи как трагической отвечает и постижение другого кризисного состояния нашей планеты — социально-политического, как тревожного ощущения ядерного апокалипсиса. Неслучайно нынешняя литература о войне (В.Астафьев, Ю. Бондарев, В. Быков, Г. Бакланов, Б. Васильев) все чаще использует жанр произведения-предостережения.
Лучшие романы 70 — 80-х годов — итог философских обобщенийсимволизируют расцвет социально-философского романа и повести (Ч.Айтматов, В. Астафьев, Ю. Бондарев, В. Быков, В. Распутин, С. Залыгин, В. Маканин и др.). Современная литература ориентирована на самые важные проблемы человечества и среди них: быть или не быть? Этот вопрос обретает невиданную прежде остроту, так как глобальные созидательные и разрушительные действия человека уравновешиваются с геологическими процессами.
В новописьменных литературах, в частности адыгских, — философская проза имеет достаточно убедительную предысторию, если ее начинать от творчества писателей-просветителей, то есть с XIX века. Безусловно, в их творчестве преимущественное внимание отдано истории и этнокультуре адыгов (Ш.Ногмов, Султан Хан-Гирей, Адиль-Гирей Кешев), но вместе с тем, многие просветители даже первого поколения создавали художественные произведения (Султан Казы-Гирей, Султан Хан-Гирей, Адиль-Гирей Кешев, Юрий Кази-Бек (Ахметуков), в которых любое жизненное явление, частное или общественно-историческое, в авторской интерпретации поднималось над реалиями быта, побуждая к мысли, то есть, осмыслению бытия. Причем художественное осмысление ими нравственно-философских проблем адыгской жизни в прошлом и настоящем неизменно.
10 имело качество постоянства, так как осуществлялось посредством обращения к мифологии, национальному фольклору, этнографии, художественным приемам русской и других литератур. Касаясь множества тем, оно чаще всего было сосредоточено вокруг проблем войны и мира, мухаджирства, свободы и рабства. И их художественные решения находили разную глубину реализации — от иллюстрации, так сказать, художественного комментария к проблеме (через диалоги или монологи героев и авторское повествование) до историко-философского строения (композиции) самого произведения, самого стиля. Безусловно, учитывая недостаточность опыта такого плана у авторов, трудно ставить им в вину немногочисленность или отсутствие философских произведений на рубеже XIX — XX веков.
Надо отметить также некоторые жанровые отличия просветительской прозы, где философия, как правило, опосредованно представлена в фольклорной образной системе.
Как отмечает ряд ученых (Т.Саськова, Ю. Тхагазитов), русскоязычные писатели-адыги, как и русские писатели XIX века (А.С.Пушкин, М. Ю. Лермонтов и др.), представляли один «едино-раздельный» (по А. Лосеву) тип творчества, равнявшийся на русский «историко-культурный миф» о «золотом веке» как целостном мировосприятии горцев, «лишенном всеразъедающей рефлексии и скепсиса, отличающемся «органической связью черкеса с его народным и социальным миром», воплощающим то естественное состояние, которое было утрачено европейской культурой. Таковы поэмы М. Ю. Лермонтова «Измаил-Бей», кавказские стихи А. И. Одоевского, «Грузинская ночь» А. С. Грибоедова, «Долина Ажитугай» С. Кази-Гирея. В их основу положены не реалии, а народные предания. В них дается национальная романтическая «модель мира», заключающая мировидение автора. В них обозначены и основные архетипы национального космоса и поведения черкесов — бог, свобода, законы бытия, этика. Главное.
11 свойство народно-национального характера" - бесконечная любовь к земле предков10.
Однако в «Измаил-Бее» М. Ю. Лермонтова «соединяются» реальный герой и легенды о нем, реальная природа Кавказа и ее романтическое восприятие, причем не только автором, но и лирическим героемрассказчиком «восточной повести"11. Такой синтез реальной и легендарной истории Кавказа, понимание его как особого мира, живущего по своим законам, станет традицией в творчестве русскоязычных адыгов.
Через идеи просветительства русскоязычные писатели стремились найти пути дальнейшего исторического развития своего народа. Вот почему их привлекают руссоистская идея «естественного человека» в его преимуществах перед цивилизацией, идея природного равенства людей, ориентация на разум, как светоч для человека. В творчестве просветителей проповедуются идеи общечеловеческих ценностей, но отдаются предпочтения не европейской цивилизации, а природному миру.
Ю.Тхагазитов полагает, что «в общении с русской литературой адыгским просветителям удалось миновать длительный путь поисков путей и основ создания национальной литературы». Для этого они плодотворно воспользовались опытом русской литературы, а через нее, естественно, и некоторым опытом литератур европейских.
Опыт русской литературы оказался близок адыгским просветителям и потому, что она была выражением социальных исканий народа. Русскоязычная проза адыгов стала для народа «его социологией, историей, философией, этнографией"12. Это утверждение в полной мере относится к «Долине Ажитугай», «Персидскому анекдоту» С. Казы-Гирея, повестям-преданиям С. Хан-Гирея, «Истории адыгейского народа» Ш. Ногмова. Адыгский просветитель сумел через легенды и предания, историю и.
10 Тхагазитов Ю. М. Эволюция художественного сознания адыгов. — Нальчик, 1996. — С. 59.
11 Там же. — С.61.
12 Там же. — С. 65 — 66.
12 топонимику родного края не только воссоздать его историю, но и осветить ее философской мыслью — прежде всего о единении адыгов. Этот путь национального самосохранения укреплялся культом эпического сознания народа и его этическими идеалами, которые в дописьменный период бытия народа находили выражение в фольклорно-мифологических формах.
Художественному народно-эпическому сознанию, каким оно проступало в произведениях просветителей, особенно Шоры Ногмова, присущи были органические взаимосвязи с родовым, патриархальным сознанием, выявляющимся в художественном творчестве. Духовный универсализм, синкретизм форм и типов сознания (языческого, религиозного, художественного, фольклорного), ориентация на мысль, мнение, просветительскую идеологию, а не на науку, как путь к идеальному общественному устройству — качества, отличающие адыгскую просветительскую литературу. Глубоко правы исследователи этого вопроса (З.Налоев, И. Тресков, А. Хакуашев, Ю. Тхагазитов), видящие соотносимость произведений первых просветителей с эпико-мифологическим сознанием народа, что отражается «в материале, структуре и образной системе произведения"13.
Оно отличается, как правило, точкой зрения автора, единством структуры, которая соединяет исторические сведения, описание частных событий с переводами — переложениями фольклорных произведений адыгов. Эта особенность придает произведению необходимую завершенностьсвидетельство принадлежности произведения к литературе. Такого типа художественность скажется на некоторых особенностях эпических произведений русскоязычной литературы последнего поколения писателей-просветителей (Юрий Кази-Бек (Ахметуков) и первых произведениях адыгейской литературы, например, на ранней прозе И. Цея, позже.
13 Тхагазитов Ю. М. Эволюция художественного сознания адыгов. — Нальчик, 1996. — С. 69.
Т.Керашева и А.Евтыха. Скажется и на первом романе Т. Керашева «Щамбуль».
Здесь новеллистическое строение напоминает циклы хабаров, опирающихся на одну — авторскую — точку зрения, а народно-эпическое сознание определяет общую нравственно-философскую мысль романа. Философское самосознание народа зачастую выражается через прямое изображение, через философию самосознания личности, индивидуума, через литературный психологизм.
Тот фольклорный материал, который в этом романе и далее использует Т. Керашев, можно разделить на четыре группы: исторический материал, этно-педагогический, философский и этнографический. Фольклор в произведениях Т. Керашева представляет эстетическую систему, несущую всегда просветительскую функцию.
Взаимодействуя с эстетической системой письменной литературы и исторической концепцией автора, фольклорная система на первой ступени развития романа берет на себя новые функции — политико-идеологические. Но, надо заметить, что в своеобразных речевых формах они и раньше, так и иначе, присутствовали в национальном фольклоре.
Философско-нравственная идея народной жизни во всех романах Т. Керашева, в эпической прозе Ю. Тлюстена, Х. Ашинова, А. Евтыха, И. Машбаша, Ю. Чуяко, Н. Куека в большей или меньшей степени несет на себе отсвет народно-эпического сознания, и эта особенность придает и современной адыгейской прозе своеобразную художественную характеристику.
В изучении качественного наращивания романной формы в адыгейской прозе, ее связей с фольклорной традицией методологически важные идеи были выражены и развиты литературоведами А. Схаляхо, М. Кунижевым, Е. Шибинской, Т. Чамоковым, К. Шаззо, У. Панешем, Ш. Хутом, Р. Мамием,.
Х.Тлепцерше, молодыми исследователями М. Хачемизовой, Н. Дахужевой и др.
Значительную роль в плане развития интереса к нашей проблеме сыграли работы адыгских ученых А. Алиевой, Л. Бекизовой, Х. Бакова, М. Мижаева, К. Султанова, Ю. Тхагазитова, А. Хакуашева, Р. Хашхожевой и др.
В трудах А. Схаляхо14 исследованы предпосылки развития романной прозы в адыгейской литературе, фольклорные прозаические формы и творчество русскоязычных писателей конца XIX — начала XX вв. Автор тщательно проанализировал и обстоятельно изложил свою концепцию формирования первых адыгейских романов и их социально-нравственное содержание.
В работах Е. Шибинской15 изучено последовательное формирование идейно-эстетических особенностей новописьменного адыгейского романа в его взаимоотношениях с фольклорным и повествовательными жанрами, опытом русскоязычной прозы, литературной традициейпрослежена история современного адыгейского романа в свете традиций Т. Керашева, исследованы художественные особенности романов Ю.Чуяко.
Работы М. Кунижева16 внесли существенный вклад в формирование концепции развития ранней адыгейской литературы, в оценку ее идейно-художественного содержания, начиная с произведений писателей-просветителей. М. Кунижев одним из первых адыгейских литературоведов осваивал проблему взаимодействия национального фольклора и молодой литературы.
14 Схаляхо А. А. Идейно-художественное становление адыгейской литературы. — Майкоп, 1988; Устная литература индивидуального творчества, Ибрагим Цей и др.// История адыгейской литературы. — Майкоп, 1999.-Т.1.
15 Шибинская Е. П. Становление жанра в младописьменной литературе (Адыгейский роман): Диссертация на соискание ученой степени канд. фил. наук. — Тбилиси, 1968; Традиции Т. Керашева и современный адыгейский роман// История адыгейской литературы. — Майкоп, 2002. — T.2- Размышления над романом Ю. Чуяко «Сказание о Железном Волке"// Проблемы адыгейской литературы и фольклора. — Майкоп, 1995. — Вып. 9.
16 Кунижев М. Ш. Формирование жанров адыгейской литературы: Диссертация на соискание ученой степени канд. фил. наук. — М., 1971.
Последовательно развивая в ряде трудов идеи, связанные с проблемами современной северокавказской прозы, К. Шаззо17 акцентирует мысль не только на различии в соотношении фольклорных и письменных традиций, но и на специфике фольклорной эстетики и возможностях обогащения эпоса литературными приемами анализа внутреннего мира личности. Широкий взгляд на проблему «фольклор и литература», представленный в «Истории адыгейской литературы», во многом благодаря концептуальному изложению.
1Я проблемы К. Шаззо и Р. Мамием, расширил наши представления о национальном своеобразии художественного мышления адыгейского народа, путях влияния на его духовное и художественное сознание.
В книгах Т. Чамокова19 глубокое внимание сосредоточено на соотношении с фольклоризмом романов Т. Керашева, А. Шортанова, А. Кешокова (повествовательность, принципы эпического параллелизма, народная точка зрения на событие), рассмотрены жанровые признаки исторической прозы А. Шортанова, И. Машбаша, отмечена постановка в их романах вопросов социально-психологического плана. Т. Чамоков высказывает ряд серьезных суждений о разных уровнях освоения традиций фольклора в адыгской новописьменной литературе, что всегда связано с «коренной перестройкой художественного сознания мастеров слова» (В ритме эпохи. Стр. 104). Ценно в трудах Т. Чамокова стремление классифицировать формы усвоения фольклорных традиций.
У.Панеш значительно продвинул адыгскую научную мысль относительно типологии героев и концепции характера в адыгской литературе. В работах У. Панеша20 несомненную пользу приносит молодым.
17 Шаззо К. Г. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. — Тбилиси, 1978. Зарождение и становление новописьменной адыгейской литературы// История адыгейской литературы. Майкоп, 1999.-Г. 1.
18 Шаззо К. Г., Мамий Р. Г.
Введение
// История адыгейской литературы. — Майкоп, 1999. — Т.1.
19 Чамоков Т. Н. В созвездии сияющего братства. — М. 1976; В ритме эпохи. — Нальчик: Эльбрус, 1985.
20 Панеш У. М. Типологические связи и формирование художественно-эстетического единства адыгских литератур. — Майкоп, 1990; Тембот Керашев// История адыгейской литературы. — Майкоп, 1999. — Т.1.
16 исследователям периодизация развития адыгской прозы, характеристики адыгейских романов Т. Керашева, И. Машбаша, А.Евтыха.
В методологическом плане и в практическом анализе адыгской романистики значителен вклад в науку трудов Р. Мамия21, М. Хачемизовой22.
В контексте тех или иных проблем адыгейского романа молодыми учеными осуществлялось изучение некоторых романов А. Евтыха23, исторических романов Т. Керашева, И. Машбаша24 и Ю. Чуяко25.
Автор предпринял данное исследование, также опираясь на проделанную адыгскими учеными работу, представленную в монографии.
•у/г.
Мир культуры адыгов: проблемы эволюции и целостности", а так же с учетом трудов А. Алиевой, Л. Бекизовой, Х. Бакова, Ю. Тхагазитова и других.
Однако в адыгейском литературоведении нет монографического исследования по проблеме связи нравственно-философских аспектов современного романа с народно-эпическим и литературным художественным сознанием.
Интерес к теме мотивирован ее злободневностью и недостаточной разработанностью в национальной литературной науке проблем современного нравственно-философского романа. Этим объясняется актуальность темы исследования.
Объект исследования — адыгейские романы А. Евтыха «Баржа» и «Бычья кровь», Ю. Чуяко «Сказание о Железном Волке».
Материал исследования — адыгейская романистика последних двух десятилетий, труды крупных отечественных литературоведов,.
21 Мамий Р. Г. Пути адыгейского романа. — Майкоп, 1974; Аскер Евтых// История адыгейской литературы. -Майкоп, 2002. — Т. 2.
22 Хачемизова M.H. Художественная концепция человека в творчестве Т. Керашева: Диссертация на соискание ученой степени канд. фил. наук. — Тбилиси, 1990.
23 Маргания Л. Е. Поэтика произведений русскоязычных писателей Абхазии и Адыгеи: Диссертация на соискание ученой степени канд. фил. наук. — Майкоп, 1996. Хуажева Н. Х. Художественная концепция личности в прозе А. Евтыха: Диссертация на соискание ученой степени канд. фил. наук. — Майкоп, 1999.
24 Дахужева Н. А. Национальное своеобразие исторического романа в адыгейской прозе: Диссертация на соискание ученой степени канд. фил. наук. — Майкоп, 2000.
25 Хуако С. Когда уйдут Тхагаледж и тот, кто.// Космос «Железного Волка», или Панцирь кузнечика. -Майкоп, 2001.
26 Мир культуры адыгов: Проблемы эволюции и целостности/ Под ред. Р.Ханаху. — М., 2002.
17 фольклористов и культурологов: А. Алиевой, Л. Бекизовой, Р. Бикмухамедова, Г. Гачева, Д. Лихачева, Р. Мамия, У. Панеша, А. Схаляхо, Ю. Тзагазитова, Х. Хапсирокова, Ш. Хута, К. Шаззо, А.Шортанова.
Гипотеза исследования — изучение нравственно-философских проблем современного адыгейского романа может привести к позитивным результатам при условии реализации новых подходов к проблеме — в данном случае через исследование взаимосвязи фольклорно-эпического и литературного сознания в художественной системе произведения.
Цель исследования — анализ специфики взаимосвязи фольклорно-эпического и литературного художественного сознания в нравственно-философских аспектах адыгейского романа двух последних десятилетий (А.Евтых, Ю. Чуяко).
Задачи исследования.
— осмыслить проблему взаимосвязи литературы и фольклора в художественном произведении новописьменной литературы;
— изучить особенности формирования философских аспектов романов последнего двадцатилетия в русской и адыгских литературах;
— проследить художественное конструирование философской модели адыгской жизни в просветительской литературе XIX — начала XX вв.;
— исследовать взаимоотношения фольклорно-эпического и литературного сознания в художественной реализации нравственно-философских идей народной жизни в романах А. Евтыха «Баржа» и «Бычья кровь»;
— рассмотреть нравственно-философский аспект художественного изображения народной жизни в свете взаимодействия фольклорного и литературного сознания в романе Ю. Чуяко «Сказание о Железном Волке»;
— определить общее и особенное в художественной реализации философской модели народной жизни в романах А. Евтыха и Ю.Чуяко.
Методологической основой диссертационного исследования явились труды М. Бахтина, В. Проппа, Д. Лихачева, Е. Мелетинского, Г. Поспелова, Л. Тимофеева, М. Храпченко, а также теоретические положения в работах З. Османовой, У. Панеша, К. Шаззо, Ш. Хута.
Научная новизна диссертации определяется тем, что в ней впервые предпринята попытка исследования нравственно-философских содержательных сторон современного адыгейского романа в соотнесенности с мифо-фольклорной и литературно-художественной культурой.
Работа строится на результатах, добытых теоретическим, текстологическим и художественным анализом романов А. Евтыха и Ю. Чуяко, не исследованных в литературоведении в ракурсе означенной проблемы.
Теоретическая значимость исследования состоит в возможности через его посредство углубить концепцию нравственно-философского содержания адыгейского романа, представить в конкретном анализе наши теоретические соображения о взаимосвязи фольклорно-эпического и литературного сознания.
Практическая значимость исследования состоит в возможности его использования в процессе структурирования курса истории адыгейской литературы в вузах и в школе, при подготовке спецкурсов и спецсеминаров по современной национальной литературе и адыгейскому роману.
На защиту выносятся следующие научные положения:
1. Философская модель адыгской жизни в просветительской литературе XIX — начала XX вв. является исходной для осмысления нравственно-философских проблем современного адыгейского романа.
2. Взаимосвязь фольклорно-эпического и литературного сознания в романах А. Евтыха «Баржа» и «Бычья кровь» рассматривается нами как эффективное средство художественного осмысления нравственно.
19 философских идей народной жизни и выводит дилогию к новому в адыгейской литературе типу философского романа.
3. «Сказание о Железном Волке» Ю. Чуяко принадлежит к новым жанровым образованиям (роман-сказание), соединяющим на новой ступени развития современного романа художественные достижения фольклора и литературы.
4. Романы А. Евтыха и Ю. Чуяко принадлежат к философским романам. Достоверность результатов обусловлена использованием основополагающих трудов литературоведов, фольклористов, этнографов.
Апробация работы — диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры истории литературы и журналистики и кафедры адыгейской филологии Адыгейского государственного университета. Материалы исследования освещались на внутривузовских (Майкоп, 2001), региональных (Карачаевск, 2001; Майкоп, 2003) и всероссийских (Нальчик, 2003) научных конференциях. Основные положения диссертации изложены в 5 публикациях автора.
Структура и объем диссертации
— диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка.
Выводы.
Во второй главе, посвященной анализу романа Ю. Чуяко «Сказание о Железном Волке» с точки зрения соотнесения в нем фольклорно-эпического и литературного сознания, рассмотрены те аспекты концепции диссертационной темы, которые, на наш взгляд, отвечают нашей задаче.
А именно: определено место «Сказания о Железном Волке» в художественном мире писателя, преемственность нравственно-философских идей, присущих всему творчеству писателя (2.1). Охарактеризованы жанровые стороны произведения, позволяющие отнести его к роману своеобразной модификации — роману-сказанию (2.2). Исследованы легенды: О двух кузнецах (2.3.), О джегуако (2.4.), О Железном Волке (2.5) и Сказание о роде Мазлоковых (2.3) — воплощающие синтез двух типов художественного сознания (фольклорно-эпическое и современное литературное). Причем анализ их взаимосвязи, выявляющей нравственно-философскую проблематику романа, изложен в каждом из перечисленных параграфов и завершен в 2.6, специально посвященном этим проблемам.
Заключение
.
Романы А. Евтыха и Ю. Чуяко, представляя собой яркое явление в современной адыгейской романистике, отличаются типическими для нее качествами, свидетельствующими о новой ступени восхождения адыгейского литературного эпоса к художественному воплощению национальной духовной жизни, народного самосознания. Об этом свидетельствуют и романы Н. Куека, И. Машбаша, П. Кошубаева, С. Панеша и других писателей среднего и молодого поколений. В интересующих нас романах индивидуально своеобразное и вместе с тем общее в художественном мировидении авторов подтверждает закономерность и поисков, и достижений, стабилизацию их в новых жанровых модификациях национального романа 90-х — 2000 гг.
Бычья кровь" А. Евтыха и «Сказание о Железном Волке» Ю. Чуякоубедительное доказательство успешности новаторских поисков, шедших по разным направлениям, но к одной цели: художественное осмысление духовного самосознания народов (адыгов и русских), качеств национального характера конца XX века в его эволюции и диалектике. Движение к столь многогранной цели позволило авторам выйти на новую, высокую орбиту нравственно-философского осмысления Времени и Пространства своей эпохи, быта и бытия народов. Историзм мышления обоих авторов обрел новые параметры его художественного постижения, причем наблюдается некая преемственность авторских интересов к определенным моментам истории адыгов: Кавказская война, революция и война гражданская, Великая Отечественная война — время общественных катаклизмовнаиболее отчетливого проявления нравственных черт личности в процессе ее самоопределенияострого интереса к проблемам бытия, смысла жизни, ее цены, цены смерти. Время активного возвращения Памяти. Отсюда близость.
146 авторов в тяготении к историческому документу, к выбору типа духовного состояния героя.
Говоря о главных параметрах интеллектуальной близости романистов А. Евтыха и Ю. Чуяко, необходимо отметить особо глубокое, философское осмысление проблем XX века: войны и мира, человека и истории, человека и природыосмысление жизни народа в трагической перспективе его судеб в трех временных измеренияхприсутствие массового народного сознания как выражения нравственной оценки настоящего и прошлого. Категории нравственности, ориентированные на «адыге хабзэ», многовековой этический кодекс народа, являются здесь высшим эталоном национального самосознания. Национальный дух, национальный опыт, национальная проблематика, являясь категориями эпоса, нашли убедительное художественное развитие в названных романах.
Сближают романистов А. Евтыха и Ю. Чуяко интересы в художественном плане: поиски гибких форм воплощения художественного устно-поэтического и литературного сознания на современном уровне развития большой литературной формы — через использование фольклорно-эпических приемов в сочетании с литературными. В этом аспекте традиция.
87 новописьменных литератур предлагает несколько путей: «ученичество» у фольклоразаимствование некоторых особенностей сюжетостроения и устойчивых художественно-изобразительных средствстилизация языка фольклорных форм- «переложение устно-поэтического сюжета на язык оо письменной литературы», использование законченных малых фольклорных форм (притчи, новеллы, загадки, песни, пословицы и др.) в литературном произведении.
87 Хут Ш. Национальные и художественные истоки адыгейской литературы// История адыгейской литературы в 2-х томах. — Майкоп: Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований, 1999. -Т.1. С. 126.
88 Введение// История адыгейской литературы в 2-х томах. — Майкоп: Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований, 1999. — Т. 1. — С. 23.
Адыгские литераторы последнего десятилетия решают проблему взаимодействия фольклорных и литературных форм, строя литературные произведения на основе изустных форм (традиция, идущая от Хан-Гирея, закреплена Т. Керашевым), создавая единую художественную систему осмысления национально-духовных оснований литературы (А.Евтых, Ю. Чуяко, И. Машбаш, Н. Куек), тем самым способствуя «широкому и многогранному развитию реализма» в адыгейской литературе (У.Панеш), повышая уровень фольклорной ориентации романа.
В решении проблем взаимодействия фольклорных и литературных типов художественного сознания необходимо подчеркнуть роль теоретических изысканий З. Налоева89, Ю. Тхагазитова90, Т. Саськовой91.
При концептуальной близости романов А. Евтыха и Ю. Чуяко, произведения коренным образом отличаются. Мы бы сказали, прежде всего, «проекцией» отражения настоящего и прошлого и функциями автора в системе повествования.
Так, у А. Евтыха жизнь представлена в эпическом повествовании «от автора», равно уважающего (в художественном смысле) разные стороны народного быта и сознания, разные этапы истории народов Кубани, Шапсугии, Черкесии. Истории — сосредоточенной на изображении событий, точно «датированных», порой документально совпадающих, но без присутствия в тексте повествования развернутых документов.
Мы выделили несколько главных аспектов рассмотрения специфики осмысления А. Евтыхом названной проблематики: нравственно-философское освещение национального быта и бытиясоздание образа революционного времени в романеосмысление религиозно-духовных сторон народного сознанияанализ символики красного цвета, исследование взаимосвязи фольклорно-эпических и литературных форм авторского сознания.
89 Налоев З. М. Этюды по истории культуры адыгов. — Нальчик, 1985.
90 Тхагазитов Ю. Духовно-культурные основы кабардинской литературы. — Нальчик, 1994. Тхагазитов Ю. М. Эволюция художественного сознания адыгов. — Нальчик, 1996.
91 СаськоваТ.В. Образ Кавказа в русской литературе//Советская литература и Кавказ. — Грозный, 1991.
У Ю. Чуяко в повествовании от первого лица, «эстафетно» передаваемом автору, автор вводится в самую структуру произведения. Такой принцип помогает приближать к читателю те события, которые как бы приподнимаются над рядом других «фокусом» индивидуального эмоционального отношения героя-рассказчика, а затем предстают через нейтральное изображение посредством объективированной линии авторского повествования. В этом «двойном» освещении изображаемое обретает особую объемность и психологическую достоверность.
Сопоставление романов позволяет определить разницу между ними, прежде всего, в структуре. Мы отмечаем одну ее художественную основутрадицию народной новеллы хабара, но совершенно по-разному организующую сюжет.
В романе «Бычья кровь» тридцать шесть частей-глав, в которых развивается главный сюжет — судьбы народа и личности в революциичерез изображение драматизма поступков и «состояний» личности. Судьбы в нравственно-философском освещении.
В «Сказании о Железном Волке» в одиннадцати главах сосредоточено чрезвычайно широкое во временном плане художественное содержание, строящееся на своеобразном сюжете «судьбы», но включающее как бы самостоятельные новеллы и сказания — о «древе жизни» Мазлоковых, извечном противостоянии добра и зла, прошлом и будущем народов.
Так же похожа и различна роль эпиграфов в раскрытии религиозно-духовного аспекта народного сознания в обоих романах, где авторская концепция находит индивидуально-своеобразную художественную реализацию, точно отвечающую ее смысловой и даже жанровой заданности эпиграфом.
Этой же заданности соответствует система лейтмотивов и художественной символики в романах, демонстрирующая богатство.
149 взаимосвязи фольклорно-эпических и литературных форм авторского сознания и гибкость их использования.
В единую художественную систему осмысления нравственно-философских оснований народной жизни авторы обоих романов вводят все ступени и формы воплощения этой взаимосвязи. Но если в «Бычьей крови» А. Евтыха мифологемы художественного мира, фольклорные формы мышления вовлечены в единое романное поле, где организующая роль принадлежит литературному сознанию автора, то произведение Ю. Чуяко представляет собой новую для адыгейской литературы модификацию романа, условно определяемую нами как роман-сказание, в котором эпические формы народных сказаний и авторского повествования, синтезируя два типа художественного сознания, слиты в один поток.
Мы пытались доказать тезис о взаимосвязи фольклорно-эпического и литературного сознания в выявлении нравственно-философского содержания романов А. Евтыха и Ю. Чуяко, обращаясь и к конкретному исследованию индивидуального стиля обоих писателей. Относительно «Бычьей крови» А. Евтыха анализ дал возможность утверждать, что приемы художественного выражения народного сознания развиваются в литературном русле, однако отмечены печатью сугубо личностной авторской эстетики.
Вместе с тем, в романе значительна доля мифологических, фольклорно-эпических способов изображения этико-философского содержания народной жизни (символика, мифологемы, библеизмы, сказания, притчи, песни, пословицы). Эпическая сказовая стилизация автора органична устному повествовательному тексту и увеличивает «авторитет» фольклорного присутствия в системе литературных приемов в романе.
Анализ «Сказания о Железном Волке» позволил доказать следующее. Его структурная и стилевая характеристика, анализ литературных приемов (поток сознания, несобственно-прямая речь героя, внутренний монолог, сложные образные ассоциации и др.) и фольклорно-мифологических форм.
150 мифы, сказания, легенды, сказки, песни, притчи и т. д.), составляющих единую художественную систему, подтвердждают тезис о жанровой новизне «Сказания о Железном Волке». Через соотношение «горного космоса» и «мифо-эпического» в художественной системе романа воссоздаются те или иные пласты национальной жизни адыгов прошлогоосвещение «духовного космоса» предков лучами пытливой мысли потомков открывает современный мир народа. Таковы аргументы в пользу мысли: роман Ю. Чуяко может быть отнесен к философскому жанру.
Таким образом, художественная реализация философских тенденций в романах А. Евтыха и Ю. Чуяко осуществляется несколькими путями, которые обусловлены объективным состоянием национальной романной культуры и субъективными качествами индивидуального художественного мышления писателя. Объединяющее начало здесь — вневременная модель мироздания, народно-эпическое сознание в его историческом движении к освоению духовного пространства народной жизни в ее трех измерениях. Авторы анализируемых романов подняли на новую ступень национальный роман в целом, обеспечив ему готовность к овладению жанровыми признаками философского романа.
Справедливы прогнозы авторов Введения к «Истории адыгейской литературы» К. Шаззо и Р. Мамия: «Адыгейская литература сегодня находится на высоком уровне реалистического осмысления национальной жизни и истории. Открывшиеся возможности правдиво-объективного показа процессов и коллизий в общественной, социальной и духовной жизни народов обещают появление и новых талантов, и новых высокохудожественных произведений"92.
92 История адыгейской литературы в 2-х томах. — Майкоп: Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований, 1999. — Т.1. — С. 46.
