Теория отражения и проблема интерпретации

Постановка проблемы и её актуальность. Актуальность теории отражения для современной философии и научного знания определяется прежде всего, универсальностью самого этого принципа, надёжно включённого в структуру научного представления о реальности. В современной культуре, кроме того, широко распространена практика, в основе которой лежат принципы того или иного вида отражения: изучение следов преступления и создание на их основе картины последнего (криминалистика), фотография, голография, иконика, Интернет (виртуальная реальность), опыты с электронами и мн. др. Бесспорно, многие аспекты проблемы отражения в материальном мире получили своё освещение в рамках отечественной философии советского периода. К ним, в частности, относятся вопросы о сущности и формах отражения, проблема адекватности отражения, рассмотрение сознания как высшей формы отражения, проблема связи теории отражения и теории информации и мн. др. Это, однако, не означает, что все аспекты проблемы теории отражения уже в достаточной мере освещены и разработаны. Нераскрытым пока остаётся, в частности, вопрос о связи отражения как онтологической характеристики материальной реальности и процесса интерпретации. Под интерпретацией здесь подразумевается процесс вербального выявления смысла какого-либо объекта, не обнаруживаемого при непосредственной его рецепции.

Значимость проблемы интерпретации для дальнейшего развития теории отражения обусловлена тем, что конституирование отражающего объекта в качестве такового предполагает его интерпретацию, поскольку сам смысл отражения не принадлежит наличному бытию объекта. Ставить проблему интерпретации в связи с теорией отражения — значит делать попытку совмещения различных исследовательских подходов, прежде всего герменевтического и естественнонаучного. Поэтому мы с неизбежностью сталкиваемся с рядом вопросов, возникновение которых является результатом такого совмещения. В частности, следует выявить границы возвращение" мы будем именовать проекцией. Проецировать, таким образом, значит превращать репрезентацию в сам предмет репрезентации, то есть онтологизировать её. В случае психологического образа (как разновидности репрезентации) онтологизация будет означать также объективацию, то есть рассмотрение субъективного образа или феномена в модусе объективной вещи. При таком взгляде на процесс восприятия, мы (по крайней мере, в эпистемологическом плане) оказываемся, говоря словами Платона, «узниками» собственных проекций. Иными словами, платоновские «тени», которые узники пещеры принимают за реальность, выступают в качестве аллегорических обозначений наших проективных представлений о реальности. То, что мы принимаем за реальность (на чувственном уровне), есть не более, чем наши субъективные проекции. Одна из встающих при этом проблем — это вопрос об онтологическом статусе самих проекций: обладают ли эти проекции каким-то бытийным модусом или же они не более чем иллюзии, абсолютно потусторонние реальности.

Таким образом, от теории отражения, в её «советском» варианте, оказалась скрыта вторая сторона процесса отражения: интерпретативная. Думается, что только при совмещении двух этих сторон (онтологической и эпистемологической) можно усмотреть проблему отражения в качестве какой-то целостной проблемы и преодолеть трудности и противоречия теории отражения. Под самим отраэюением в данном случае следует понимать перенос информации, позволяющий нам судить об одном объекте посредством другого объекта. Так, в криминалистике изучение следов, оставленных преступником на месте преступления, методологически основывается именно на принципах теории отражения. Сама возможность восстановления картины преступления по этим следам предоставляется научно-материалистическим представлением о реальности, исключающим из этой реальности какие-либо чудеса и сверхъестественные феномены. Однако сам по себе этот принцип ещё ничего не говорит об окончательной истинности воссозданной нами картины, ибо существует определённая вероятность случайности и неопределённости, в пространстве которых и работает наше творческое мышление. Талантливый криминалист должен руководствоваться не только своими конкретными знаниями в области физиологии и химии, позволяющими, например, точно определять время смерти потерпевшего, но и своей интуицией, без которой невозможно постичь логику преступника, то есть увидеть саму реальность преступления.

Степень научной разработанности проблемы. Как таковой вопрос о связи теории отражения и теории интерпретации в советский период не ставился. Поэтому автор в своём исследовании опирался на работы в основном западных исследователей. При этом, правда, были задействованы и некоторые концепции советских философов и учёных, которые, хотя и не ставят проблему взаимосвязи отражения и интерпретации непосредственно, всё же подчёркивают «активный» характер такой «формы отражения», как сознание. Эта форма понимается ими как сущностно связанная с другими уровнями и формами отражения: отражением в неживой природе, биологическим отражением и т. д. На активный характер процесса отражения указывали, в частности, такие исследователи советского периода, как А. Н. Леонтьев, B.C. Тюхтин, Ф. И. Георгиев и др., подчёркивавшие, что этот процесс предполагает взаимодействие между отражаемым и отражающим объектом. При этом часть из них подчёркивала активность именно самой материи (материальных систем), а другие говорили об активности прежде всего познающего субъекта. При создании данной работы решающее значение имела концепция Феизова Э. З., наиболее важным моментом которой является понимание отражения как двустороннего процесса, а самого отражения (репрезентации) как двойной проекции. Существенным моментом для автора данной работы было также разделение между самой репрезентацией, её объектом и отражающим материалом. Эта троичная онтология легла в основу изложенной в работе концепции. Ещё один принципиальный методологический момент, взятый автором диссертации из работ Феизова Э. З., состоит в том, что вещь никогда не отражается полностью, отражаются лишь те или иные её свойства, по которым можно будет затем воссоздать этот объект как целое. Характер отражаемых свойств зависит от формы репрезентации, выступающей в качестве её языка, требующего соответствующей «дешифровки».

Среди зарубежных авторов, оказавших влияние на данную работу, следует выделить прежде всего классиков философии: Платона, Аристотеля, Декарта, Канта, Лейбница, Спинозу, Бергсона, Шопенгауэра. Линия Платон-Кант-Шопенгауэр наделяет нас идеей феноменального мира как тени (проекции) подлинной реальности. Эта идея оказывается весьма релевантной в контексте данного исследования. Лейбниц позволяет уточнить данную концепцию, вводя монаду как определённую перспективу на реальность. Монадология Лейбница выступает, таким образом, методологической основой разрабатываемой нами концепции проективизма. Каждый субъект не просто воспринимает реальность из определённой перспективы, но и проецирует на неё свои преставления и предубеждения, конституируя тем самым тот образ реальности, её репрезентацию, которую автор данной работы называет «проекцией». Реальность нашего опыта — это реальность таких проекций, которые следует рассматривать в качестве реальности индивидуальных монад. Монизм Спинозы позволяет вернуться от этого распавшегося на отдельные индивидуальные отражения (репрезентации) мира к целостной реальности, поскольку позволяет усматривать за всем эти перспективистским многообразием единую Субстанцию, а само это многообразие в качестве её модусов. Наконец, у Бергсона нами была заимствована идея репрезентации прошлого, предполагающая соответствующую онтологию этого последнего. При этом само прошлое становится универсальной характеристикой любого объекта репрезентации (отражения), любая репрезентация, по сути, — это репрезентация прошлого. Иначе говоря, его след. С проблематикой репрезентации прошлого связаны также имена современных философов Ж. Делёза и П. Рикёра, которые мы должны упомянуть в этом разделе. Речь идёт о структуральном и герменевтическом анализах «Материи и памяти» Бергсона, осуществлённых этими мыслителями, позволивших автору данной работы эксплицировать онтологический смысл прошлого в третьем параграфе первой главы.

Безусловно, определённое влияние на написание работы оказала психоаналитическая концепция Фрейда и её интерпретация Лаканом, поскольку оба этих автора во многом содействуют пониманию возможности репрезентации нематериальных объектов, в частности, психического бессознательного.

Объект исследования: процесс репрезентации.

Предмет исследования: интерпретация как составной элемент репрезентации.

Цель: эксплицировать интерпретацию как необходимое условие процесса репрезентации.

Задачи:

1. Выявить основную структуру процесса отражения.

2. Эксплицировать условия релевантности материального следа.

3. Эксплицировать условия перехода от самого отражающего субстрата к его значению и прояснить онтологический модус последнего.

Методологическая и теоретическая основа исследования. В ходе исследования нами была использована разнообразная методология. В первую очередь следует выделить метод рефлексии над данными современных нейронаук. Широко применялся нами также герменевтический метод исследования, особенно это касается первой главы диссертации. Тот же метод применяется во второй главе по отношению к психоаналитическим текстам. В структуре самого дискурса обнаруживает себя метод диалектического восхождения от одной концепции к другой, позволяющий отыскать наиболее приемлемое решение. Этот метод применяется вместе с герменевтическим.

Научная новизна исследования состоит в следующем:

1. Выявлена структура процесса отражения (репрезентации). Показан двойственный характер процесса отражения, двумя основными структурами которого являются интра — и экстрапроекция. В случае психического или любого другого духовного (активного) отражения это означает, что отражается не только объект, но и сам субъект.

2. Произведена экспликация интерпретации как необходимого элемента процесса репрезентации. Процесс репрезентации, который можно понимать также как процесс передачи информации, необходимо имплицирует в себе процесс расшифровки или интерпретации. Это означает, что имплицирует также интерпретатора (сознание), выступающего в качестве условия конституирования особого горизонта возможного, в котором помещается семиотическое измерение.

3. Показана диалектическая связь между материальными и интерпретативными моментами процесса отражения. Природа отражения, таким образом, должна включать в себя две составляющие: онтологическую и эпистемологическую. При этом эпистемологическая сторона сама фундирована в экзистенциальной заботе субъекта-интерпретатора.

Положения, выносимые на защиту:

1. Всякая репрезентация имеет проективную природу. Между отражаемым объектом и его репрезентацией устанавливаются отношения двойного отражения.

2. Материальный след релевантен лишь в том случае, когда ведёт к открытию умопостигаемого плана реальности.

3. Экспликация природы отражения предполагает выявление не только материального, но и интерпретативного её аспекта.

Теоретическая и практическая значимость работы. Работа вносит определённый вклад в разрешение проблемы репрезентации и способствует дальнейшему развитию теории отражения, так, как она сформировалась в нашей стране. Автор вводит новый аспект проблемы отражения, не освещённый в рамках традиционной теории отражения: связь между отражением и интерпретацией. Результаты исследования могут быть использованы в герменевтической практике. Практическое значение данного исследования связано в основном с развитием таких прикладных наук, как криминалистика, теория фотографии, голографии, иконики и искусствознания.

Структура и объем диссертации

Диссертация состоит из введения, двух глав, каждая из которых включает в себя по три параграфа, заключения и списка литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Общий вывод из рассуждений, изложенных в этой диссертации, состоит в том, что разрабатываемая в рамках отечественной философии советского периода теория отражения нуждается во включении в её арсенал концептуального осмысления проблемы интерпретации. Интерпретация является необходимым элементом процесса отражения, выражающим эпистемологическую сторону этого процесса. Сама по себе онтологическая составляющая процесса отражения, способность материальных объектов воздействовать друг на друга и сохранять в себе следы этого воздействия, явно недостаточна для того, чтобы эти следы сделались важным фактором человеческого бытия. Необходимо ещё, чтобы человек находился в определённом отношении к окружающей его реальности, отношении, выражаемом ёмким понятием современной герменевтической и экзистенциальной философии «озабоченность». Только будучи пропущенным, через это человеческое озабочение, окружающий нас мир обретает свою содержательность и интенциональную актуальность. Эта актуальность мира для субъекта позволяет ему раскрыться в качестве знаковой и информативной реальности, в которой ключевую роль выполняет 4 отражающая способность включённых в неё вещей. Смысл отражения, таким образом, развёртывается посредством интерпретативной деятельности живущего в мире субъекта, благодаря которому мир оказывается раскрытым в своей целостности. В этом отношении верно утверждение, что именно субъект (или хайдеггеровский Dasein) создаёт бытие мира, имеющего вид существующего без этого субъекта, обволакивающего его и превосходящего. Способность вещей отсылать друг к другу, становится отражениями и знаками друг друга, опирается как на онтологические, так и на эпистемологические основания. Эпистемологический аспект выражается в таком ключевом для субъективного восприятия феномене, как конституирование горизонта-объекта. Объект предстаёт человеческому восприятию не только в своём актуальном, но и возможном бытии. И именно этот аспект феноменологической реальности делает возможным семантическую или информационную «ауру», окружающую данный объект. Объект, благодаря этому, оказывается принципиально неравным самому себе и способным сообщать нам о других объектах. Иначе говоря, он становится знаком чего-то другого и как таковой, может быть, подвергнут интерпретации. Последняя оказывается возможной только там, где имеется возможность множественного (неоднозначного) прочтения того или иного объекта или феномена.

Эта тотальность прагматически-интерпретативной стратегии в отношении мира, характеризующая экзистенциальную связь с ним, позволяет говорить о двойной структуре проекции (отражения), выступающей в качестве фундаментального условия отношения человек-мир. Отражение предполагает, с одной стороны, перенос информации извне вовнутрь, её интериоризацию, с другой стороны, обратный процесс экстрапроекции, в результате которого полученная информация, пройдя определённую переработку в сознании (в том числе на физиологическом уровне, предполагающим сложный процесс её многократной перекодировки), вновь возвращается во внешнюю реальность, конституируя тем самым психическую репрезентацию последней. Платоновская метафора теней, видимых на стенах пещеры, получает своё новое наполнение благодаря данным современной неврологии и когнитивной психологии. Субъект вступает в контакт с миром, но этот контакт оказывается опосредованным теми проекциями, которые производит его сознание, одновременно упорядочивая внешнюю реальность, делая её понятной, и скрывая её.

Проекции, таким образом, оказываются теми модусами единой Субстанции Спинозы, которые одни лишь предстают нашему непосредственному видению. Реальность раскрывается в них двояким образом: с одной стороны, как психологические феномены или феномены непосредственного переживания, с другой стороны, как нейрофизиологические процессы, соответствующие этим феноменам. И то, и другое можно рассматривать как проекции недоступной нам вещи в себе, но проекциями на две разные плоскости. Между двумя этими проекциями действует принцип дополнительности, но одна из них не может полностью редуцироваться к другой. Хотя между ними и имеется такое же соответствие, как между порядком идей и порядком вещей у Спинозы.

Сами по себе проекции нельзя понимать как чистые иллюзии, они обладают собственной бытийной модальностью, смысл которой может прояснить уже упомянутая метафора теней Платона. Тени существуют, они не являются свершенным ничто, однако они существуют в первую очередь в качестве репрезентаций, представляющих мир по ту сторону их собственного феноменального существования. Проекции одновременно являются следами того, что уже совершилось, что уже ушло в прошлое, они, поэтому есть результат неких уже совершившихся событий и процессов и как таковые вторичны и всегда отсылают к этим событиям и процессам. Восстановление событий или вещей по их следам, интерпретация, есть двойственный процесс: с одной стороны, он апеллирует к реальности прошлого, которое, в этом смысле должно обладать собственной онтологией, с другой стороны, поскольку сам процесс интерпретации является творческим, а не только «восстановительным», он обращен в будущее и, следовательно, активно смешивается в истолковываемый им объект. Чем более идеальным является этот «восстанавливаемый» в интерпретации объект, тем более творческой и произвольной может быть сама эта интерпретация. Степень свободы интерпретатора следа, например, совершенно различная в криминальном расследовании и при истолковании художественного произведения.

Это подводит нас к фундаментальному принципу теории отражения, говорящему о том, что отражается не только объект, но и сам субъект. Более того, если бы субъект не отражался в наблюдаемых им феноменальных проекциях, он бы не смог ничего познавать. Такое понимание процесса отражения, коррелятивное с высказанной выше идеей двойного отражения двойной проекции), подводит нас к аристотелевской парадигме гиломорфизма, с тем уточнением, что материальная и формальная составляющие феномена исходят соответственно от объекта (первая) и от субъекта (вторая).

Однако то, что субъект создаёт ответную проекцию (экстрапроекцию) на познаваемый им объект не говорит о том, что эта экстрапроекция осознаётся им самим как его собственное детище. Напротив, экстрапроекция производится неосознанно, и в этом заключается главная причина актуальности проблемы бессознательного для теории отражения. Психология, равно как и психоанализ, приводит множество примеров таких неосознаваемых проекций, в результате которых смысл реальности существенно трансформируется и искажается. Для нас было важно, прежде всего, показать, что интерпретация чувственной реальности осуществляется ещё на досознательном уровне (в этой связи можно вспомнить проблему автоматического синтеза в философии Гуссерля). Экстрапроекция и интерпретация, таким образом, оказываются связанными друг с другом, поскольку сама экстрапроекция может рассматриваться как первичная интерпретация объекта восприятия.

Такая широкая трактовка процесса интерпретации неизбежно приводит к перспективистскому видению реальности. Слова Ницше о том, что фактов не существует, только интерпретации, должны одновременно подтвердить и дополнить данную парадигму. В самом деле, экстрапроекция на воспринимаемую реальность связана не только с устройством наших органов чувств, но, и прежде всего с тем озабочением, которое характеризует пребывание человека в мире. В действительности, экстрапроекция должна характеризовать любую органическую жизнь. Ибо ориентация в окружающей реальности путём истолкования определённых следов, в конечном счете, нацелена на выживание в этой реальности. Освоенная в результате экстрапроекции окружающая реальность становится, таким образом, жизненным пространством, окружённым теми горизонтами, в границах которых размещается как когнитивные, так и поведенческие модальности нашего существования. Знание о реальности, таким образом, непосредственно связано со стремлением выжить в ней, носит явно интенциональный характер, и, следовательно, не может являться простым зеркальным отражением этой реальности.