Земледелие западных бурят в XVII — начале XX века

Актуальность темы

Прошло не менее трехсот семидесяти лет с тех пор, как русские служилые люди начали собирать сведения о Братской земле и ее жителях (1). За истекшее время произошли громадные изменения во всех сферах жизни бурят, приведшие к превращению преимущественно скотоводов в земледельцев-скотоводов и адаптации ряда привычных ценностей центрально-азиатской цивилизации к европейским культурным ценностям. Живя на стыке ландшафтных зон степей и лесов, государственных рубежей между Монголией и Китаем, с одной стороны, и Россиейс другой, буряты в силу своего географического положения, как бы волею судьбы стали проводниками во многом полярных культур Запада и Востока, тем самым содействуя их взаимному обогащению. Этому способствовало и то, что часть бурят не представляла собой чистых номадов аридных областей, а являлась скотоводами-хлебопашцами переходных, смешанных природно-климатических широт, искони развивавшими комплексное, многоотраслевое хозяйство.

Земледельческий компонент производящего хозяйства аборигенов Прибайкалья не всегда признавался теми, кто писал об их быте. Между тем от объективного освещения данного вопроса зависит альтернатива: либо хлебопашество у бурят являлось традиционным занятием, либо оно у них было заимствованным производством, но в любом случае — феноменом, отлично приспособленным к экстремальным естественным условиям края и накопившим уникальный практический опыт, который может быть использован и в сегодняшних крестьянских индивидуальных и фермерских хозяйствах. Старинные способы возделывания еланных и степных пашен для яровых и озимых хлебов, их периодическое удобрение навозом, наряду с ежегодным принудительным поливом, множество других ценных достижений коренных прибайкальских хлеборобов прошлого представляют значительный интерес и поныне.

Проблема традиционного бурятского земледелия в исторической науке еще мало изучена. Она не становилась предметом специального монографического исследования, хотя имеет не только узкоспециальный интерес, но и общеисторическое значение. Отсюда становится понятной необходимость разработки проблемы местного, прибайкальского, земледелия, обращенной как в прошлое, так и в будущее.

Хронологические рамки диссертации охватывают период с середины двадцатых годов XVII до начала XX в. Это продиктовано тем, что начальные русские сведения о хлебопашестве бурят фиксируются служилыми людьми в 1625—1627 годах, а его традиционные особенности утрачиваются в завершающих десятилетиях XIX и первых десятилетиях XX столетия в связи с землеустройством и изъятием аборигенных земель в колонизационно-переселенческий фонд, а также переходом их к сельскохозяйственной технике фабрично-заводского производства. Именно в указанных временных пределах с наибольшей силой проявляется самобытный характер бурятского пашенного дела.

Территориальные рамки исследования включают всю этническую Бурятию, куда входят Предбайкалье и Забайкалье в составе соответственно: Иркутской области, Усть-Ордынского бурятского автономного округа и Республики Бурятия, Читинской области, Агинского бурятского автономного округа. В последних трех административно-территориальных образованиях, составлявших до 1917 года единую Забайкальскую область, хоринские буряты и выходцы из Монголии приступили к хлебопашеству после прихода сюда русских, но не ранее сороковых годов XVIII в.

Объектом исследования является автохтонное западнобурятское земледелие, неразрывно связанное с жизнедеятельностью таких народов, как хунну, курыкан, байырку (баргу), дауры. Наиболее развитыми районами этой отрасли на протяжении многих веков были Приангарье, Приоль-хонье с его одноименным островом и Верхоленье. Попутно сравнивается земледелие дауров Забайкалья. Об особенностях хлебопашества у номадов Центральной Азии, собственно монголов и ойратов, свидетельствуют материалы И. Петлина и Ф. Байкова, а также служилых людей из прибайкальских острогов (2). В центре исследования находится бурятское земледелие.

Предметом исследования служат достижения бурятской системы земледелия, основанной на самобытных агротехнических методах и ряде социально-экономических, хозяйственно-бытовых, производственно-технических особенностей, в том числе, на своеобразном отношении к земле и ее использованию, полуоседлом жизненном укладе, обусловленном пастбищно-стойловым содержанием скота, традиционных орудиях хлебопашества, переработки сельскохозяйственной продукции и полевых культурах, носивших аборигенные названия, удобрении и орошении угодий, выборе оптимальных участков для размещения пашен под озимые и яровые хлеба, собственном полеводческом календаре.

Цели и задачи исследования. Цель работы заключается во всестороннем изучении традиционного характера и прогрессивной роли бурятского земледелия в регионе Восточной Сибири в рассматриваемый период. Для реализации намеченной цели ставятся и решаются следующие задачи:

1) выяснить генезис и общую схему развития прибайкальского земледелия с древнейших времен, проследив его истоки у хунну Юго-Западного Забайкалья первых веков двух смежных эр, затем дальнейшее его развитие у средневековых племен Прибайкалья — курыканов, байырку У1-Х в. в., баргутов VIXIV в. в. и, наконец, расцвет этого занятия у дауров XVII в., бурят XVII — начала XX векаустановить преемственные связи между бурятской и предшествующими земледельческими культурными традициями;

2) показать несостоятельность распространенного представления о заимствованности данной отрасли хозяйства бурят у русских пашенных людей, приводя весь доступный фактический материал из служебных донесений казаков-первопроходцев Сибири XVII в., говорящий о ее самостоятельности и независимом происхождении;

3) осветить картину реального состояния хлебопашества коренного населения Бурятии в порусскую эпоху в составе феодальной державы (XVII — первая половина XIX века), когда оно окончательно было закреплено в границах новых административно-территориальных образований и с течением времени добилось официального разрешения властей возобновить свое растениеводческое производство в более крупных размерах, чем это позволялось до сего времени;

4) рассмотреть основные отличительные признаки туземного земледелия, как залежно-паровая система, разноуровневость пашен, тщательная обработка почвы, орошение, удобрение, огораживание угодий, совершенные орудия труда, широкий ассортимент наиболее приспособленных к местным условиям зерновых культур, соблюдение наилучших сроков проведения полевых работ, предохранение посевов от вымерзания, выпревания, выветривания, высыхания;

5) проследить развитие земледельческого хозяйства бурят в пореформенное время (1861−1917 гг.) в связи с резкой его товаризацией, приведшей к расширению объемов запашек, увеличению валового сбора зерна и подъему урожайности полей. Эти успехи были достигнуты благодаря переходу бурят к более производительной землеобрабатывающей технике промышленного производства.

Методологической основой диссертации являются принципы историзма и объективности, позволяющие изучать проблему бурятского оригинального земледелия в неразрывной связи с историческими условиями XVII — начала XX в., когда Бурятия стала неотъемлемой частью Российского государства и развивалась по общим закономерностям социальноэкономической эволюции метрополии в эпохи феодализма, капитализма, и советизма. В качестве основных приемов при разработке нашей темы применялись методы: анализа, синтеза, сравнения, аналогии, оценки, ретроспективы, экстраполяции, статистики и другие.

Анализ археологических, этнографических, фольклорных, письменных, лингвистических и прочих источников дает возможность всесторонне рассмотреть отдельные детали и факты, которые после соответствующей оценки уровня их значимости и достоверности обобщаются в единое целое, демонстрируя реальную картину интересующего нас предмета — хлебопашества западных бурят. Он, таким образом, сводится не только к определению качественной и количественной состоятельности доказательных материалов, но и синтезу разнообразных исторических данных.

Наряду с указанными приемами исследования привлекались нами методы аналогии, сопоставления, ретроспективы, экстраполяции. Метод аналогии позволяет установить сходство или различие между подобными или однотипными явлениями у родственных народов, как у бурят, ойратов, монголов и дауров. Он, как один из способов научного изучения определенной проблемы, предполагает использование других взаимосвязанных методов, в частности, сопоставительного, подвергающего наличные материалы сравнению. Сопоставляются у бурят и русских крестьян Восточной и Западной Сибири размеры запашек, валовой выход хлеба, урожаи с десятины площади, агротехнические способы возделывания пашен, объемы продаж зерна. При этом невозможно обойтись без оглядки назад, без знания количественных параметров вышеперечисленных позиций по прошлым периодам, то есть без ретроспективного взгляда на проблему. Поскольку исследовательская тема охватывает длительную историческую эпоху общественного и хозяйственного развития бурят, то некоторые факты нового времени могут быть понятыми, осмысленными только по применении критериев конвергенции. Мы говорим о методе экстраполяции, широко привлекаемом в настоящей работе. В ней также в достаточной мере присутствует статистический метод обработки цифровых данных, постоянно обобщаемых в сводных таблицах.

Арсенал методологических средств, использованный в диссертации в сочетании с принципами историзма и объективности, позволил выявить традиционность и важную товарно-экономическую роль бурятского земледелия в прогрессивном развитии народов Восточной Сибири и северо-востока Азии в порусский период.

Степень изученности вопроса. Работ, специально посвященных изучению поставленной проблемы, не существует, хотя отдельные указания по ней содержатся во многих письменных источниках и исторических исследованиях. Первые упоминания о пашенном деле бурят встречаются в отписках служилых людей, датированных двадцатыми годами XVII в. Ряд документов этого рода опубликован в изданиях «Дополнения к Актам историческим», «Колониальная политика Московского государства в Якутии XVII в.», «Сборник документов по истории Бурятии» и др.

В последней четверти XVII столетия появляются сообщения иностранцев о бурятах. Российские посланники в Китай Н. Г. Спафарий и Э. И. Идее несколько туманно, но все же достаточно убедительно говорят о наличии земледелия у аборигенов Прибайкалья (3).

В дальнейшем, вплоть до шестидесятых годов XVIII в., наблюдается острый недостаток в русских свидетельствах относительно хозяйственного быта бурят. Все это время о нем пишут только западноевропейские выходцы — дипломаты, ученые и служащие, — работавшие в России по найму. Их отношение к народу страны пребывания и особенно к ее колониальным народам носило выраженный негативный оттенок. Швед Лоренц Ланге (1716г.) и англичанин Джон Белл (1720 г.) пишут, что путешествующие по Бурятии должны иметь при себе хлеб и табак, ибо буряты предпочитают заниматься скотоводством, чем пахать землю и сеять хлеб (4).

Первым по времени полупризнанием земледелия бурят в XVIII в. явились наблюдения одного из деятельных участников Второй Камчатской экспедиции И Г. Гмелина. В 1736 г., проезжая через Балаганский острог, он отмечал, что крещеные туземцы, живущие в окрестностях форпоста, лет пять-шесть тому назад начали заниматься хлебопашеством (5). Годом раньше он категорически отрицал это занятие у аборигенов. Но шлейф негативизма тянется и далее. Спустя более трети века, в 1772 г., немецкий ученый П. С. Паллас без тени сомнения указывал на скотоводство и охоту как на главное хозяйственное занятие местных жителей (6). Лишь И. Г. Георги, так же немец по происхождению и современник Палласа, сумел в том же году рассеять вековое недоразумение, сложившееся вокруг исконного занятия бурят. С цифровыми выкладками на руках он объективно способствовал признанию западноевропейцами земледельческой отрасли хозяйства у скотоводов Азии. По его словам, буряты пахали от четырех до пяти десятин земли на каждую семью и засевали ее рожью, пшеницей и овсомдесятина имела шестьдесят сажен в длину и сорок сажен в ширину.

7).

Писавшие на бурятскую тему в восьмидесятых годах Ренье и Фр. Ланганс уже безоговорочно признавали успехи земледелия за коренным населением края, особенно за теми, кто жил в зонах ответственности Иркутского, Верхнеудинского, Балаганского, Верхоленского, Тункинского и других острогов (8).

Относительно русских людей, то для них аборигенное земледелие Прибайкалья не представляло предмета дискуссии с двадцатых-сороковых годов предыдущего века. Скудость данных по интересующему вопросу в актовых материалах правительственных органов в первой половине XVIII в. объясняется чисто конъюнктурными соображениями сохранения за бурятами ясачной повинности. Но, несмотря на это, сведения о хлебопашестве инородцев проникают в отчеты русских чиновников и бурятских родовых ноёнов не позднее середины упомянутого столетия. В списке хлеборобов Селенгинского дистрикта Иркутской провинции, составленном местным управителем в 1740 г., указываются ясашные, новокрещеные и бурятский тайша (9). В «Реэстре», датированном 1749 г., находим свидетельства об иркутских (предбайкальских) ясашных людях, имевших жительство юртами и занимавшихся пашенным делом по рекам Ана, Бада, Курба, Кы-черга и другим (10).

Показания чинов сибирской администрации дополняются отчетами бурятских должностных лиц, в частности, главного шуленги Балаганского ведомства. Из них видно, что земледелием в этот период занимались многие буряты среднего и высокого уровня достатка (11). Об этом же говорят и независимые от чиновничьих условностей информаторы шестидесятых годов, как морской офицер М. Татаринов и сибирский губернатор Ф. И. Соймонов (12). К более решительному выводу приходит наш современник Е. М. Залкинд, сделавший много ценного для правдивого освещения разных аспектов истории бурятского народа. Он пишет, что аборигенное земледелие восстанавливается на качественно новом уровне уже в начале XVIII в. (13).

С начала XIX в. вопросы земледелия бурят, как и другие стороны их быта и культуры, освещаются в трудах местных авторов, чаще всего чиновников губернских учреждений и краеведов из разных слоев русского населения. В 1811 г. совершил поездку из Иркутска в Нерчинск директор губернской гимназии И. Г. Миллер, который в описании своего путешествия касается земледелия хоринских бурят, высевавших ячменя, гречи, проса и овса на площади 1343 десятины (14).

Состояние хлебопашества почти у всех подразделений автохтонного населения затрагивается в книге М. М. Геденштрома «Отрывки о Сибири», работавшего в десятых годах XIX в. верхнеудинским исправником. Будучи начальником полиции, он много ездил по Иркутской губернии и узнал много подробностей из жизни ее жителей. Он считал, что забайкальские буряты начали заниматься земледелием после того, как было издано иркутским гражданским губернатором Н. И. Трескиным «Положение о распространении хлебопашества» (1812 г.), хотя по данным И. Г. Миллера уже в 1807 г. 1224 хозяйства хоринцев занимались выращиванием зерновых культур. О западных бурятах-аларцах, балаганцах, идинцах и кудинцахон писал, что они «занимаются давно земледелиемскотоводством не столь значительно» (15).

К середине Х1Хв"подготовил и опубликовал ряд трудов, касающихся земледелия бурят Н. С. Щукин (16). В эти же годы в центральном и местном органах периодической печати были напечатаны статьи H.A. Бестужева о хозяйственной жизни прибайкальских аборигенов, затрагивающие, в том числе, и вопросы традиционного земледелия (17). Авторы указанных работ давали объективную оценку хлебопашескому занятию коренного населения региона, справедливо подчеркивая его высокие агротехнические и товарные достижения. Они ставили его в пример русскому крестьянскому земледелию Сибири того времени.

Почти одновременно с названными исследованиями увидели свет на страницах губернского издания публикации известных общественных деятелей С. С. Шашкова и М. В. Загоскина (18). В них также с большой похвалой говорится о замечательных результатах бурятских земледельцев, превосходящих аналогичные показатели соседних русских хлеборобов. К этому же разряду документальных свидетельств об успехах отрасли следует отнести специальное издание «Статистическое обозрение Сибири», осуществленное в 1854 г. (19).

Ряд ценных материалов статистического и общего фактического характера содержатся в монографиях В. О. Липинского и Д. Ларионова, выпущенных в самом конце шестидесятых годов. Наряду с вопросами земледелия и других отраслей хозяйства всего населения Восточной Сибири, они много места уделяли изучению хлебопашества у коренных жителей Прибайкалья — бурят (20).

В середине семидесятых годов в печатном органе сибирской части Русского географического общества вышла целая серия статей, посвященная экономическим, социальным и хозяйственным своеобразиям сибирских русско-крестьянской и бурятско-улусной общин (21). Их автором был А. П. Щапов. Его работы важны не теоретическими построениями относительно русских, бурятских и эвенкийских сельских общин, а фактическими данными, обнаруженными при непосредственном наблюдении над народной жизнью. Будучи демократически настроенным ученым, А. П. Щапов главным образом рассматривал динамику социальных отношений в современной ему деревне. Тем не менее, в его трудах обнаруживается много неожиданных и совершенно новых деталей, которые способствуют лучшему пониманию состояния земледелия у бурят во второй половине XIX в.

Колоссальный материал, охватывающий естественно-географические условия, некоторые исторические данные, хозяйственную структуру — земледелие, скотоводство, промыслы и другие занятия, — а также вопросы землевладения и землепользования, землеустройства, применения наемного труда, сбыта сельскохозяйственной продукции, размеров и видов податей и повинностей, состояния народного просвещения и т. д., был собран при статистическо-экономическом обследовании сельского населения сибирских губерний в восьмидесятых-девяностых годах прошлого века (22). Он послужил источником для написания последующих обобщающих трудов по социально-экономическому положению Восточно-Сибирского края в конце XIX века (23).

Отдельные стороны социальных отношений и хозяйственного быта бурятского и русского населения Прибайкалья в конце XIX — начале XX века обратили на себя внимание многих исследователей, в том числе, Н. М. Астырева, H.A. Крюкова, П. Е. Кулакова, И. А. Молодых, М. А. Кроля, К.А.

Ордынского, A.B. Потаниной, B.B. Птицына, Ю. Горбатовского, Н. Петер-сона, Н. М. Добромыслова, Г. М. Осокина, М. Н. Богданова и др. (24). Но систематическое изучение всех проблем, связанных с сибирским и, в частности, с бурятским хлебопашеством, началось только в советское время. Уже на заре становления новой власти появились публикации, посвященные актуальным вопросам молодой Бурятской автономной республики, вопросам сельского хозяйства. Они касались в основном аграрных задач и поиска ускоренных методов оседания полукочевого населения для перехода к коллективным формам хозяйствования (25). Часть работ двадцатых годов, особенно монографии В. П. Гирченко, И. И. Серебренникова и К. Н. Миротворцева, выбиваются из узких рамок сочинений сиюминутного назначения, охватывая более широкий круг вопросов ретроспективно-исторической проблематики.

В эти же годы увидели свет первые монографии о происхождении и историческом прошлом бурятского народа. Они вполне соответствовали современному уровню исторических знаний о бурятах. Мы имеем в виду труды М. Н. Богданова и Б. Б Бамбаева (26). Публикуются также некоторые письменные источники по Бурятии XVIII — первой половины XIX в., извлеченные из архивных собраний стараниями неутомимого исследователя истории края В. П. Гирченко (27).

Дальнейшее расширение источниковедческой базы, происшедшее с изданием сообщений западноевропейских писателей и путешественников XIII—XVII вв. (28), старинных русских актов XVII-XVIII столетий (29) и бурятских летописно-исторических сочинений XIX в. (30), привело к созданию во второй половине тридцатых годов двух фундаментальных работ по истории бурят (31). Их авторы, наряду с другими вопросами истории этноса, рассмотрели хозяйственные занятия бурят, включая и земледелие. Приводя много первичных материалов о существовании хлебопашества у аборигенного населения Прибайкалья ко времени прихода сюда русских, они не рискнули признать его традиционным занятием бурят. Тем не менее, они внесли громадный вклад во всестороннее и объективное изучение истории бурят.

Интерес к земледельческому делу прибайкальских скотоводов проявился с новой силой в пятидесятых и шестидесятых годах текущего столетия. Начало ему было положено подготовкой первого тома «Истории Бурят-Монгольской АССР», предпринятой коллективом авторов. Первое издание книги состоялось в 1951 г., второе ее издание, переработанное и значительно дополненное, — в 1954 г. В нем значительное место уделено производящим отраслям местной экономики в период с XVII по XIX век включительно, хотя традиционность растениеводства у бурят и отрицается. Важно то, что в разделах, относящихся к земледелию, цитируются новые архивные документы, вводящие в научный оборот неизвестные исторические источники.

Тему хлебопашества бурят затрагивал в своих работах пятидесятых годов В. И. Шунков (32). Он считал, что оно привнесено в бурятский хозяйственный быт русскими.

На своеобразной точке зрения стоял Е. М. Залкинд, который полагал, что самобытное полеводство жителей Западного Прибайкалья с приходом казаков прекратило свое существование в конце XVII века и вновь восстановилось в первых десятилетиях XVIII столетия под влиянием культурного воздействия русского народа (33). Эту мысль он настойчиво проводил в других своих работах (34).

Заметным явлением в изучении нашей темы стала статья И.А. Асал-ханова «Влияние вхождения Бурятии в состав России на хозяйственное и общественное развитие бурят», напечатанная в 1959 г. в юбилейном сборнике Бурятского комплексного научно-исследовательского института (35). Несмотря на то, что она ограничивалась хронологическими рамками XIX в., в ней приводились неизвестные данные по предыдущему периоду, а главное впервые в советском бурятоведении систематически рассмотрены вопросы местной агротехники, включая методы орошения полей, удобрения сельскохозяйственных угодий навозом и распашки новых участков под пашни. При всем этом основной вывод работы сводится к тому, что земледелие воспринято бурятами от русских крестьян. Являясь одним из крупных специалистов аграрных проблем Юго-Восточной Сибири, И. А. Асалханов напечатал ряд других научных произведений, включая и известную монографию о социальном и экономическом развитии региона во второй половине XIX века (36).

К числу немногих сочинений, имеющих прямое отношение к истории земледелия в нашем крае, относится объемистая публикация Д.Г. Ба-жеева, увидевшая свет в 1952 г. в «Записках» Бурят-Монгольского научно-исследовательского института культуры (37). В ней использованы некоторые очень важные данные из сообщений служилых людей, дорожных дневников первых русских посланников в Китай и других источников, относящихся к XVII в. Не ограничиваясь упомянутыми материалами, автор привлек для своей работы археологические, этнографические и лингвистические сведения. В итоге у него точилась насыщенная фактическим содержанием ретроспективно-историческая работа, частично охватывающая XVIII и начало XIX в.

К сожалению, имевшаяся в распоряжении ученого богатая фактологическая база была использована не в полной мере. Находясь в плену распространенного в те времена представления об отсталости сибирских народов, он полагал, что буряты, занимавшиеся традиционным земледелием мотыжным способом, к концу XVII в. окончательно отказались от него и всецело перешли к скотоводству. По его мнению, они возродили прежнее свое занятие не ранее конца XVIII в., опираясь на опыт и техническую помощь крестьян-переселенцев. Такая точка зрения не способствовала установлению истины и объективной оценки общекультурного развития бурят.

В шестидесятых годах появляются публикации новых и малодоступных широкому читателю источников. В 1960 г., благодаря Г. Н. Румянцеву, вышел из печати сборник документов по истории Бурятии XVII века, включающий письменные памятники на русском, монгольском и калмыцком языках с 1609 по 1701 г. (38). Он стал настольной книгой для тех, кто интересуется историей бурятского этноса порусского периода. Часть из вышедших письменных материалов свидетельствует о хлебопашестве бурят к моменту прихода в Предбайкалье русских людей. В этом плане актовые документы, написанные руками европейских первопроходцев, выступают как очевидные факты наличия собственного полеводства в крае, по крайней мере, в XVII веке.

Одновременно с упомянутым собранием документов вышла монография И. М. Манжигеева «Янгутский бурятский род», остающаяся по сей день единственным научным трудом, комплексно изучающим отдельный бурятский род (39). Для нас она представляет особый интерес тем, что дает возможность наглядно представить хозяйство и домашний быт описанной автором группы бурят в XIX — начале XX века. В работе имеется специальная глава, посвященная хозяйственным занятиям и промыслам янгут-цев, где земледелию и землепользованию отводится отдельный раздел. Данные этого раздела, большей частью носящие общебурятской характер (агротехника, орудия земледелия, состав хлебов, сроки вспашки, сева, уборки и т. д.), применимы к хлебопашеству других районов этнической Бурятии.

Во второй половине этого же десятилетия введены в научный оборот два интересных сочинения о бурятах, написанные в конце XVIII века. Одно из них — «Собрание известий о начале и происхождении разных племен и иноверцев в Иркутской губернии обитающих, о преданиях между ними сохранившихся, о достопамятных произшествиях и о законе и обрядах их» — опубликовано Н. В. Кимом в 1965 г. В нем имеется краткое упоминание об успехах бурят в земледельческом занятии. Принадлежит оно перу надворного советника Ф. Ланганса (40). Другое — «Описание бурят или братских» — написано выходцем из Швейцарии, учителем Ренье (41). Наряду с любопытными этнографическими наблюдениями разностороннего направления, он делает замечание, что уже масса бурят занимается полеводством и выращиванием огородных растений, а из круп готовит различные каши. Труд переведен на русский язык М. П. Алексеевым и Э. П. Зиннером и опубликован в их сводках, упомянутых ранее.

И, наконец, в самом конце шестидесятых годов уходящего столетия вышли из печати обобщающие исследования, в которых в той или иной мере освещаются интересующие нас вопросы. В капитальном издании «История Сибири» (в пяти томах) наравне с проблемами присоединения и хозяйственного освоения обширной страны русскими людьми представлены некоторые данные об аборигенном хлебопашестве Прибайкалья, начиная с ХИ-Х1У в.в. Отмечаются находки зерен проса и гречихи в древнебурятских захоронениях у деревни Окининой на реке Обусе (При-ангарье) и села Зарубино на реке Селенге, а также приводятся сообщения В. Тюменца, П. Фирсова, М. Перфирьева о местном хлебе в первой трети XVII в. (42). Эти обстоятельства указывают на то, что выращивание хлеба у скотоводов лесостепной полосы Юго-Восточной Сибири являлось очень давним занятием. Не оспаривает наличие, правда, небольших размеров посевов проса и гречихи у обитателей края ко времени появления здесь казаков и автор книги «Очерки культуры и быта бурят» К. В. Вяткина. Она считает, что новые полевые культуры, очевидно, рожь, пшеницу, ячмень, овес, они освоили под влиянием русских земледельцев, причем орудия обработки почвы и технику хлебопашества целиком переняли у колонистов (43).

Идентичной точки зрения придерживаются авторы трудов, опубликованных в последние пять-десять лет. Д. Ш. Гомбоев, всесторонне изучивший земельные отношения в дореволюционной Бурятии с начала XVIII в. и до конца восьмидесятых годов XIX в., приходит к выводу, что именно русские крестьяне, выходцы из центральных губерний России, принесли в эту отдаленную окраину империи свои производственные навыки по земледелию, вследствие чего здесь стали возделываться такие зерновые культуры, как пшеница, рожь, овес, а вдобавок ко всему — картофель и овощи (44).

В одной из самых последних обобщающих работ, посвященных истории западных бурят, мы вновь обнаруживаем ту же умалительную оценку хозяйства аборигенов, какую видели у подавляющего большинства западноевропейских путешественников и ученых XVIII в. и исследователей постоктябрьской эпохи. В ней, в частности, говорится: «Скотоводы (то есть буряты. — В.М.) нуждаясь в растительной пище, выменивали хлеб у русских и сами заводили хлебопашество, обрабатывая землю орудиями, заимствованными у русских крестьян. У них начинающие земледельцы приобретали зерно для посевов, орудия хлебопашества, навыки земледельческого хозяйства» (45). Бурятам отводится роль статистов, не имеющих ни опыта в пашенном труде, ни семенного материала и ни технических средств для обработки почвы.

Этот недостаток присущ не только исследователям последнего времени, но и работам всего советского периода. Более того, он распространяется на иностранные источники конца XVII — восьмидесятых годов XVIII века. Хотя бурятское земледелие попало в поле зрения европейцев без малого четыре столетия назад и по нему накоплен большой фактографический и исследовательский материал, оно тем не менее до сих пор не получило объективной, непредвзятой оценки как о своем возникновении, так и своей роли в социальных и экономических переменах на территории Восточной Сибири. Как-то случилось так, что первые сообщения казаков о земледелии бурят XVII в., официальные, историко-этнографические и нарративные данные о нем XVIII в., результаты статистических и научных обследований его у аборигенов края в первой половине XIX в., не говоря о разнообразных источниках более позднего времени, — все это, было подвергнуто умалчиванию и забвению. Поэтому одной из немаловажных задач исторической науки о бурятах является правдивый показ истоков, дальнейшего прогресса и влияния земледельческой отрасли на весь социально-экономический и культурный процесс в этнической Бурятии после присоединения ее к России.

Источниковая база диссертации строится на привлечении широкого круга разнообразных свидетельств, представляющих, с одной стороны, архивные документы и, с другой стороны, опубликованные материалы, относящиеся ко многим жанрам, эпохам и народам. В разряд первых касательно нашей темы входят письменные источники из собраний Государственного архива Иркутской области (фонды 7, 176, Конторы глав шуленги Ба-лаганского ведомства), Национального архива Республики Бурятия (фонды 2, 153, 353), Российского государственного архива древних актов (фонды 214, 481, 1241), Российского государственного исторического архива (фонды 391, 1149, 1290, 1291, 1264, 1341, 1374, 1589), Архива Российской академии наук (фонд 23), Рукописного фонда Бурятского научного центра (инв. № 2368). К числу вторых относятся издания официальных и служебных бумаг XVII в. в дореволюционный и советский периоды: «Акты исторические» (тома 4 и 5), «Дополнения к Актам историческим» (тома 2−12), «Полное собрание законов Российской империи (тома 1,3, 4), «Сборник материалов по истории Бурятии», «Колониальная политика Московского государства в Якутии XVII века», «Сборник документов по истории Бурятии. XVII век. Выпуск I» .

Близки к ним по времени написания и интересующим нас фактам дорожные журналы, росписи и статейные списки русских посланников в Китай И. Петлина, Ф. Байкова, Н. Спафария, И. Идеса, содержащие любопытные детали о земледельческом занятии населения Бурятии, Монголии и Джунгарии.

Источниками послужили фольклорные, летописные произведения и памятники обычного права бурят («Абай Гэсэр», «Абай Гэсэр — хубуун», «Хухэ Мунхэ Тэнгэри», «Летопись баргузинских бурят», «Летописи хорин-ских бурят», «Бурятские летописи», «Обычное право селенгинских бурят»). В этом же качестве использованы сборники переводов на русский язык фрагментов из сочинений иностранных ученых и писателей ХУП-ХУШ в.в., изданные М. П. Алексеевым, В. П. Гирченко и Э. П. Зиннером, а также введенные недавно в научный оборот Н. В. Кимом и Э. П. Басановой сочинения Дж. Белля и Фр. Ланганса.

В работе были учтены имеющиеся статистические обзоры, материалы подворных переписей и экономических исследований по землепользованию и землевладению в Иркутской, Енисейской губерниях и Забайкальской области во второй половине XIX в. («Статистическое обозрение Сибири», ч. II, 1854- «Памятная книжка Иркутской губернии на 1861 год» — «Памятная книжка Иркутской губернии на 1901 год» — «Материалы по исследованию землепользования и хозяйственного быта сельского населения Иркутской и Енисейской губерний» в двух томах- «Материалы высочайше учрежденной под председательством статс-секретаря Куломзина комиссии для исследования землевладения и землепользования в Забайкальской области» в шестнадцати выпусках- «Забайкалье. Свод материалов высочайше учрежденной комиссии для исследования местного землевладения и землепользования под председательством статс-секретаря Куломзина»). В работе, использованы и другие публикации, касающиеся истории и этнографии бурят.

Научная новизна диссертации заключается в том, что она, представляя собой обобщающее историко-этнографическое исследование по традиционному земледелию бурят, в совокупности существующих источников показывает:

— самобытность и местные истоки бурятского хлебопашества, генетически тесно связанного с земледелием прежних насельников края — хун-ну, курыкан, байырку, баргутов, дауров;

— несостоятельность представления о заимствованности этого занятия у русских в ХУП-ХУШ веках, подтверждаемую сведениями самих первопроходцев;

— отличие бурятского земледелия от русского, прежде всего, по расположению пашен по вертикали, системе использования их в полеводческих циклах, подкормке, поливу, срокам проведения полевых работ, собственным орудиям обработки почвы, сбору и утилизации урожая;

— высокие достижения и коммерческую направленность отрасли в XVIIIпервой половине XIX вв.;

— дальнейшее развитие и товаризацию бурятского земледелия в пореформенный период (1861−1917 гг.).

Практическая значимость исследования состоит в раскрытии традиционного характера земледелия бурят Предбайкалья, его экономической, социальной и общекультурной роли в жизни населения Юго-Восточной Сибири в дореволюционную эпоху. Работа имеет не только академическое, но и прикладное значение, предоставляя современным крестьянам этнической Бурятии, неоценимый хлебопашеский опыт их предков. В постсоветских условиях российской деревни это весьма актуально и перспективно.

Апробация работы. Основные положения диссертации докладывались на научных форумах:

1. Научно-практическая конференция «Проблемы истории Бурятии», посвященная 70-летию со дня образования Республики Бурятия, Улан-Удэ, 1993 год.

2. Научно-практическая конференция «Современные проблемы развития национально-региональной системы образования», Улан-Удэ, 1994 год.

3. Международный научный симпозиум «Центральноазиатский шаманизм: философские, исторические, религиозные аспекты», Улан-Удэ 1996 год.

Диссертация прошла обсуждение на расширенных заседаниях секции этнографии и отдела истории и социологии Института монголоведения, буддологии, тибетологии Бурятского научного центра Сибирского отделения Российской академии наук и рекомендована к защите на соискание ученой степени кандидата исторических наук.

Заключение

.

Изучение историко-этнографических материалов по земледелию бурят позволяет говорить, что оно носило традиционный характер, уходящий своими корнями в глубокую древность. Еще хуннуотдаленные предки монгольских народов, включая бурят, хорошо знали пашенное земледелие, которым успешно занимались на территории Юго-Западного Забайкалья на стыке двух эр. Об этом говорят как находки зерен злаков и орудий земледельческого труда на соответствующих археологических памятниках Бурятии, так и данные древнекитайских письменных источников.

Качественно нового уровня достигает прибайкальское земледелие в эпоху средневековья, на отрезке времени с VI по XV век, когда в Юго-Восточной Сибири, в пределах границ позднейшей этнической Бурятии жили племена курыкан (гулигань), байырку (байегу) и баргут. Последние по существу являются теми же байырку, о ком так много говорится в древ-нетюркских эпитафиях. Байырку (по-тюркски) и барга (по-бурятски) обозначают одни и те же понятия: грубый, первобытныйглухомань, труднодоступное место, где жили эти люди. Следовательно, байырку есть баргу-ты. Но баргуты — неотъемлемая часть бурят, что признается и современными баргутами Китая. Перейдя на новое место жительства, они продолжали заниматься хлебопашеством, по настоянию маньчжурских властей создав военно-пахотные поселения. Традиционное занятие их было сохранено и здесь.

Курыканы и байырку (средневековые баргуты) придерживались поливного, так называемого грядкового земледелия, при котором по пашне вдоль и поперек прокапывался ряд канав, делящих ее на несколько прямоугольных участков в виде гигантских огородных грядок. По этим канавам поступала вода, поднимаясь на значительную высоту и орошая один ярус за другим. Богарное земледелие в условиях засушливого климата и очень интенсивной солнечной радиации Прибайкалья было неэффективно. Оно недостаточно полно окупало материальные и трудовые затраты хлеборобов, тогда как орошаемое земледелие давало по меньшей мере в два раза больше урожая, чем обычное.

Освоение преимущественно скотоводами лесостепей поливного земледелия, требовавшего определенной степени оседлости и стойлово-выпасного содержания животных, ознаменовало окончательный переход их к комплексному, скотоводческо-земледельческому хозяйству и соответствовавшему укладу жизни. Если у кочевых скотоводов вообще имеет место земледелие в ограниченных пределах, то у полуоседлых животноводов лесостепной полосы Юго-Восточной Сибири оно приобрело значение второй по своей значимости отрасли хозяйства. Подтверждением тому служат буряты Предбайкалья и дауры Забайкалья XVII в. Будучи скотоводами и ведя полуоседлый образ жизни, они занимались выращиванием хлебов, а последние еще и огородных растений.

Русские сведения о земледелии бурят начинают просачиваться в письменные документы с середины двадцатых годов XVII в. в связи с первыми попытками казаков разведать территорию Западной Бурятии. В сообщениях атаманов В. Тюменца и М. Перфирьева говорится, что туземцы представляют собой оседлый народ, занимающийся животноводством и пашенным, то есть плужным, земледелием. В числе культивируемых злаков значатся просо, греча и ячмень. Наиболее упоминаемыми районами хлебопашества являются долины рек Иды, Илима, Куды, Оки, Осы, Унги и других притоков Ангары, Анги, Киренги, Кулинги, Орлинги, Тутуры и прочих рек, впадающих в Лену в верховой части, а также западное побережье Байкала и остров Ольхон. Практически все Предбайкалье выглядело как сплошная зона высокоразвитого земледелия, основанного на механической обработке почвы.

Хлебопашество скотоводов Азии не обязательно и не всегда сопровождалось полуоседлостью. Если оно имело ограниченно потребительское значение во внутриномадическом обществе, то им занимались привлеченные со стороны группы населения, как среднеазиатские и китайские земледельцы у ойратов и монголов. В таранах (монг. тариан) — земледельческих поселениях — калмыков в первой четверти XVII в. земледелием занимались бухарцы, собирательно — выходцы из Средней Азии (по-монгольски: сартулы), а в Монголии с середины того же столетия — китайцы. Собственно западные и восточные монголы принимали участие в полеводческом труде только в пределах вотчинных владений буддийских монастырей при наличии шабинарства, феодальной зависимости от них. Основная масса аратов никогда не отрывалась от своего привычного занятия — кочевого скотоводства.

Другое дело земледелие восточносибирских монгольских народовбурят и дауров. У них данное занятие являлось традиционным, неразрывно связанным с полуоседлым скотоводством. Дауры, живя по правым притокам Лены, Еравнинском озерам, Верхнему и Среднему Амуру, освоили не только хлебопашество, но и огородничество. Имели они постоянные поселения со срубными домами, напоминающими русские избы. Некоторые из них представляли довольно крупные населенные пункты с числом жителей до тысячи человек, как, например, Гогударов, Лавкаев и другие городки.

Бурятское земледелие в отличие от монгольского и ойратского основывалось на собственных людских и материальных ресурсах, традиционных агротехнических приемах, особом наборе сельскохозяйственных культур, разноуровневых по месторасположению пашнях, методах их удобрения и полива. Это подтверждается разнообразными материалами, относящимися к XVIII — первой половине XIX века.

Еще задолго до появления «Положения о распространении хлебопашества в Иркутской губернии» (1812 г.), с которым ошибочно связывают развитие земледелия у бурят, в шестидесятых-семидесятых годах XVIII в. они сеяли на одну наличную душу несколько больше, чем русские крестьяне Предбайкалья. В конце того же — начале следующего столетия балаган-ские и боханские буряты были обеспечены собственным хлебом из расчета на одну наличную душу в три раза лучше, нежели русские крестьяне Сибири. Аборигенные хлебопашцы продали в начале XIX в. местным государственным и частным потребителям свыше трети всего валового сбора зерна.

Значительные достижения бурятского земледелия в рассматриваемый период отмечаются Ф. Соймоновым, М. Татариновым, Ренье, Ф. Лан-гансом, И. Гмелиным, М. Геденштромом, Н. Щукиным и рядом других авторов. Они справедливо считали, что в агротехническом отношении аборигенное хлебопашество стояло гораздо выше, чем русское земледелие Прибайкалья, что отражалось и в результатах урожаев.

Несомненные положительные сдвиги в бурятском земледельческом хозяйстве произошли не благодаря, а вопреки запретам центральных органов власти, стремившихся как можно дольше держать бурят в ясачной повинности. Когда весь цивилизованный мир переходил, а отчасти уже перешел на товарно-денежные отношения., Кабинет требовал от администрации сибирских губерний разработки мер, к улучшению сбора ясака шкурами дорогих зверей. Лишь в семидесятых годах XIX в. царизм согласился приступить к поземельному устройству бурят с заменой ясака оброчной податью на землю. Но его окончательная ликвидация последовала в феврале 1917 г., вслед за рухнувшей монархией.

Важное значение для хозяйственного развития забайкальской части Бурятии имел постепенный переход к земледелию хоринских и селенгин-ских кочевых скотоводов. Он начался в первой половине XVIII столетия, получив широкое развитие в финале этого периода. К началу XIX века хо-ринцы могли продавать значительное количество муки из собственного урожая, а селенгинские и баргузинские буряты были в состоянии к тому времени вносить в казну налоги за счет денежной выручки от сбыта хлеба.

Самостоятельное, независимое, во многом отличное от русского, земледелие бурят строилось на глубоких народных знаниях и опыте. В первую очередь это касалось национальных названий зерновых культур, орудий хлебопашества и переработки растениеводческой продукции, включая конструктивные особенности аборигенных технических средств. Традиционные хлебные злаки, как просо, гречиха, ячмень, рожь и пшеница, получили свои вербальные обозначения в соответствии с их внешними признаками — цветом кожуры, оттенком внутренней массы зерен или формой колоса. Они с удивительной точностью передают самые характерные черты той или иной культуры. Исключением являлись растения, которые не были известны местным жителям до появления в крае русских людей. Таким растением для бурят был овес, именуемый обеос (обеосо), — почти так же, как и по-русски.

Земледельческий инвентарь коренных прибайкальцев, в целом схожий с крестьянскими орудиями труда, отличался значительным своеобразием в деталях, делающим его более прочным и производительным. И как продукт подлинного народного творчества, он полностью отвечал требованию оригинальности устройства и названия. Эти качества были свойственны и орудиям переработки продукции растениеводства.

Тот же этнический отпечаток прослеживался на системе земледелия. При этом до покорения Сибири русскими и долго после этого у бурят наблюдалось особое, сакрализованное отношение к земле, возводившее ее в олицетворение богини плодородия Улгэн Дэлхэй. Она, как божественная субстанция, понималась полновластной хозяйкой земли, ее главной распорядительницей. Поэтому земля не могла быть ни коллективной, ни частной собственностью бурят. Она могла быть только «заимствована» на какое-то короткое время. Занимая участок под селитьбу, люди старались не загрязнять его бытовыми и производственными отходами, целиком утилизируя навоз, перегной, другие органические остатки. Огораживали каждую усадебную территорию, создавая при ней удобряемый и орошаемый сенокос (у тэг).

Если участок подлежал использованию под пашню, то он предварительно очищался от камней, кустарника, мелколесья, потом производилась подсечка крупных деревьев. После пуска пашни в севооборот ее периодически подкармливали навозом и поливали путем строительства оросительных канав.

Буряты придерживались залежно-паровой системы полеводства, с преобладанием доли паров. Эта технология давала им значительные выгоды, уменьшая затраты на освоение больших площадей целинных земель, удлиняя сроки эксплуатации мягких пашен и способствуя получению стабильно высоких урожаев. Она сильно отличалась от русских крестьянских приемов ведения земледелия, основанных преимущественно на расчистках лесных мест под новые пашни.

Наряду с орошением и удобрением, чего вообще не знали и долго не применяли русские пашенные люди Сибири, залежно-паровая система полеводства была явлением весьма прогрессивным, во многом опережавшим свое время. Не менее важную роль в высокой результативности аборигенного хлебопашества играл народный календарь, отстававший от русского крестьянского календаря на семь-четырнадцать дней. Этот календарный разрыв в циклах полеводческих производственных процессов позволял местным людям начинать посевную кампанию в лучшие агротехнические сроки. Если русские приступали к севу с Егорьева дня, то буряты — с Еремеева дня. В это время при любых погодных условиях почва оттаивала настолько, что не представляла опасности замерзания семян и ранних всходов озимых культур. Однако к концу осенней страды шансы сторон уравнивались: и буряты, и русские заканчивали хлебоуборку к Покрову дню вывозкой снопов в овины и гумна.

Приведенные данные говорят о том, что традиционное бурятское земледелие носило передовой, прогрессивный характер, дававший ему возможность развиваться самостоятельно, независимо от русского хлебопашества. В его агротехническом арсенале были такие приемы и методы, которые не применялись русскими людьми Сибири до конца XIX в.

Именно в это время начинается бурный подъем сибирского земледелия, связанный с переходом крестьян к частичному удобрению и поливу пашен, а также с перевооружением сельского хозяйства новой, высокопроизводительной техникой заводского производства. Последнее касалось не только и не столько крестьян, но и, главным образом, бурят. Оно еще более усилилось в начале XX в., после ввода в эксплуатацию сибирской железной дороги на всем ее протяжении, когда доставка сельскохозяйственной техники стала дешевле и проще.

Поступательное развитие сибирскому земледелию вообще и бурятскому в частности было положено отменой крепостного права в России, открывшей широкую дорогу товарно-денежным, рыночным отношениям. Интересы торговли побуждали крестьян и аборигенных земледельцев постоянно расширять объемы производства зерна, опираясь на прогрессивные технологии и технические средства. Начало XX века явилось известной вехой на пути многовекового развития традиционного западнобурят-ского земледелия, за которой вскоре наступила эпоха военных и революционных потрясений, повлекших за собой коренные изменения в политической, социальной и экономической сферах жизни предбайкальских аборигенов.