Культовые места Баргузинской долины в контексте этнокультурной истории Байкальского региона

§ 1. Постановка проблемы.

Исследование традиционных религиозных верований и представлений народов Сибири, нацеленное на выяснение их роли в процессе современного этнического развития, представляет задачу огромной важности. В настоящее время склонные к консервации сложившихся устоев традиционные представления о мире довольно быстро сменяются новыми. Динамичные процессы развития народов России, в том числе и бурят, обусловленные достижениями в области культуры, просвещения, здравоохранения, ведут к вытеснению традиционного уклада жизни и религии.

Вместе с тем следует сказать об отмечаемом многими «кризисе религии», а также о связанном с ним «кризисе секуляризации», возникающими на рубеже веков и тысячелетий. Интерес к традиционным верованиям и практикам и ко вновь возникающим религиям, сохранение религиозности как одной из базовых характеристик народного мировоззрения привели в постсоветский период к «религиозному подъему». Изучение религиозных систем, выявление архаических корней бытующих ныне традиционных верований показывают особенности форм общественного сознания на разных этапах исторического развития этих народов. Архаические религиозные представления, наделяющие определенные предметы, объекты природы, памятники истории и культуры особыми свойствами, продолжают бытовать и в наши дни, несмотря на то что в жизни многих народов огромное значение имеют буддизм, ислам и христианство, ассимилировавшие ранние верования.

Культурно-исторический ареал Центральной Азии, составной частью которого является и Байкальский регион, с древнейших времен и до наших дней характеризуется взаимовлиянием и взаимопроникновением культур различных народов. В Центральной Азии сосуществуют все три мировые религии, гармонично уживаясь при этом с архаическими религиозными верованиями и шаманизмом. Сходная картина наблюдается и в Байкальском регионе, — и в частности, в Баргузинской долине. Жители этой долины являются приверженцами не только мировых религий, но и традиционных верований. И особую роль в этих верованиях занимают культовые места.

Предметом исследования диссертационной работы являются культовые места Баргузинской долины. Главные святилища долины исполняют роль маркеров этнотерриториальной / субэтнической / локальной / родовой идентичностиблагодаря им сохраняются традиционные черты религиозной и обрядовой практики, приобретшие в течение нескольких столетий устойчивый характер.

Несмотря на то что культовые места в данном районе представляют собой один из самых наиболее важных элементов культурно-исторического наследия, в котором нашли отражение традиции проживающих в Баргузинской долине различных этнических групп — в частности, бурят, эвенков, русских, — они до настоящего времени не были предметом специального исследования.

Основной целыо диссертационной работы является исследование культовых мест Баргузинской долины в соотношении с этническим и конфессиональным составом населения данной территории. Для реализации поставленной цели решается ряд следующих задач: выстроить типологию культовых мест коренного населения, включая шаманские и буддийские святилища, места поклонения отдельных родов и их подразделений, а также культовые объекты иных, появившихся в долине позднее этнических группописать характер и формы проявления традиционной обрядовой практики почитания культовых мест и объектовдать подробное описание обрядов жертвоприношений и на этой основе провести сравнительно-исторический анализ религиозных представлений населения Байкальского регионапоказать роль культовых мест и объектов в жизнедеятельности социума, а также проявления синкретичности мировосприятия в духовной культуре конфессиональных группвыявить особенности обрядовых текстов и призываний, бытующих в Баргузинской долине, на основе сравнения с обрядовым фольклором населения других территорий Бурятии.

Хронологические рамки работы охватывают основные этапы формирования современного состава населения изучаемого региона. Нами выделяются три больших исторических периода, в течение которых шло становление обрядово-культовой системы:

1. С глубокой древности, прослеживаемой по археологическим источникам, до начала XVIII в. — времени появления бурят в Баргузинской долине.

2. С начала XVIII в. до конца 80-х гг. XX вв. — период адаптации бурят на данной территории, привнесения ими на местную почву своих религиозных традиций, приспособления к изменяющимся социальным и историческим условиям.

3. Современный период — с начала 90-х гг. XX в. до настоящего времени: период возрождения традиционных культов и появления новых культовых мест.

Выделение этих периодов обусловлено тем, что в каждом из них исторические события особым образом влияли на этнокультурную историю Баргузинской долины, что в конечном счете сформировало современный культовый комплекс.

Теоретической и методологической основой диссертации являются труды отечественных и зарубежных этнографов и религиеведов, изучавших проблемы религий и культов: С. П. Балдаева [1959; 1970], Д. Банзарова [1997], С. А. Токарева [1999], М. Н. Хангалова [1958], М. Элиаде [2000; 2002], а также современных исследователей: Л. Л. Абаевой [1992], К. М. Герасимовой [1969; 1983; 1999], Г. Р. Галдановой [1987; 1993], Д. С. Дугарова [1991], Н. Л. Жуковской [1977; 1988; 1991; 1997; 2000; 2002], Т. М. Михайлова [1980; 1987; 2002], Т. Д. Скрынниковой [1993; 2003], Р. Амайон [1990], К. Хэмфри [1986; 1998], Дж. Стюарт (Сарангерел)[2000] и др.

Основным использованным в работе методом является сравнительно-исторический метод. Он позволяет соотнести священные объекты с разными этапами развития религиозных верований в различных исторических периодах. Не менее значим для нас типологический метол, благодаря которому мы предприняли попытку сгруппировать святилища, места поклонения, объекты и явления культа по наиболее характерным признакам. В процессе исследования применялся также структурно-функциональный анализ, позволяющий раскрыть строение и действие систем исследуемых объектов.

В качестве основных источников при подготовке диссертации использованы:

— полевые материалы автора, собранные в 1992 — 2002 гг. в Баргузинской долине и в других районах Бурятии (Кижингинский, Хоринский р-ны — 1993 г., Туикинский, Окинский р-ны — 1995, 2000 гг.), в Агинском (1993 г.) и Усть-Ордынском Бурятском автономных округах (1992, 1994 гг.) — в Хакасии и Туве (2001 г.), в Монголии (2003 г.).

— архивные материалы Отдела письменных памятников (ОПП ИМБиТ СО РАН) г. Улан-УдэАрхива востоковедов (ЛО ИВ РАН), г. Санкт-Петербург;

— исторические летописи бурят ["Краткое повествование о старинной истории Баргузина" — «Летописи хоринских бурят. Хроники Тугултура Тобоева и Ваидапа Юмсуиова» др.] (на бурятском языке).

— фонды и экспозиции музеев в Курумканском и Баргузинском районах, г. Санкт-Петербурге (МАЭ Кунсткамера).

Изученность проблемы. В последнее время весьма заметно усиление интереса к изучению культовых мест как в разных частях России, так и на всем постсоветском пространстве. Это обусловлено тенденциями возврата к традиционным формам религиозной практики, повышением интереса к истории религии в целом. Вместе с тем для общества всё большую актуальность приобретают проблемы экологии, бережного отношения к природе, рационального использования природных ресурсов и т. д. Наличие культовых мест со всеми сопряженными с ними религиозными запретами все же позволяет сохранять природу в её первозданном виде, во всём многобразии растительного и животного миров. В последнее время в связи с расширением возможностей сохранения природного и культурного наследия наблюдается подъём в области экологического и религиозного туризма. Настоящее время сложно дать однозначную оценку этим процессам. Следует отметить только, что высокая антропогенная нагрузка не лучшим образом сказывается на культовых местах, поскольку в результате несанкционированных традицией посещений сакральное пространство становится профанным, — более того, снижается эффективность в плане лечебного воздействия.

К числу наиболее интересных исследований в пределах постсоветского пространства можно отнести работу B.JI. Огудина «Природные места поклонения в религиозных представлениях современного населения Ферганы». Автор делит природные места поклонения на две одновременно существующие системы культовых объектов. Первая из них представлена мечетями, вторая — связана с почитанием местных святых (зиерат). Наряду с этим, как отмечает B.JI. Огудин, «в земледельческих оазисах равнинной и предгорной частей ландшафтные объекты представлены микроформами (источник, камень, дерево), часто включенными в культовые комплексы рукотворных святынь. В центре долины, где оазисы примыкают к низким горным грядам, почитают мезоформы рельефа (отдельно стоящие горки, скальные останцы, пещеры и гроты). По мере удаления от окультуренных местностей преобладают макроформы (вершины гор, озера, перевалы). Настоящие и мнимые почитаемые могилы, некогда устроенные на территории природных святынь, видимо, служили целям переперсонификации домусульманских культовых объектов. Большая часть современных природных мест поклонения Ферганы вошла в сферу культа мусульманских святых, а меньшая (дорожные жертвенники) практически не имеет к нему отношения. Однако и эти объекты включены в круг представлений народного (бытового) ислама и продолжают играть важную роль в сакрализованном жизненном пространстве» [Огудин, 2003, с. 50]. Представленные в другой работе B. J1. Огудина [Огудин, 2002, с. 63−79] разновидности и функции культовых объектов Ферганы во многом способствовали уточнению нашей классификации и типологии, в частности, в пространственных и географических характеристиках, и т. д.

Выявленные многими археологами при анализе археологических материалов характерные признаки объектов также пригодны для типологизации культовых мест Баргузинской долины. Подобный подход имеет определенные преимущества при выявлении характерных признаков. Как справедливо отмечает В. Н. Седых, в качестве признаков объектов при их атрибуции называют различные, часто единичные, не сочетающиеся с другими, а то и прямо противоположные по сути признаки: расположение объекта на естественном/искусственном возвышенииблизость к водеудаленность: «относительная» (глухое, труднодоступное место, например, болотное «городище-святилище» или окраина поселения) или «абсолютная» (например, расположение объекта на острове) — круглая/округлая в плане форманаличие столбовых ям (в центре, по периметру) — наличие вала или рва (иногда со следами костров) — каменные выкладкиналичие «ритуальных» костров, очагов, ям с остатками «жертвоприношений» и т. д. [Седых, 2000, с. 17].

Не менее значимыми для нас являются работы ученых, занимающихся этнографическим изучением Северо-Запада России. Некоторые из исследователей отмечают, что «одним из материальных воплощений народного православия является почитаемое место. Поклонение тому или иному священному объекту — динамический процесс. И если, с одной стороны, при рассмотрении этого вопроса мы имеем дело со святым местом как сакральным объектом, то с другой — с духовным миром конкретных людей, носителей традиционной культуры» [Виноградов, Платонов, 2000, с. 50−52].

В своей недавно вышедшей книге исследователь ненецкого этноса Г. П. Харючи совершенно справедливо отмечает, что «священное место не имеет точно установленных границ, переходя в окружающий ландшафт. Обычно оно располагается па приметных местах, возле особой формы, на вершине сопки, на берегу озера. Само озеро тоже может быть священным. В нем нельзя ловить рыбу, либо положено часть улова жертвовать духу озера. Если же на этом месте имелся камень, то шаман мог „признать“ в нем один из образов, принятый духом. Место признавалось священным по указанию шамана, который объявлял, что оно должно почитаться всеми или только родом, семьей» [Харючи, 2001, с. 82]. Основываясь на работах своих предшественников, дополнив впервые карту священных мест, исследовательница выводит свою классификацию, подробно перечисляя основные культовые места ненцев: 1. общенародные святилища в пределах определенной территории- 2. семейнородовые святилища- 3. святилища по обитаемому объекту- 4. священные места, возникшие в связи с определёнными событиями [Харючи, 2001, с. 81−101].

В одной из работ В. М. Викторина мы находим интересное описание ритуального праздника священного места у «мочажных» калмыков-тургутов, называющего праздником земли и воды («газр-усн оваа тяклгн»). Резюмируя, автор пишет, что «рассмотрено уникальное сохранившееся древнейшее (по корням и истокам) этнокультурное (конфессиональное) явление, модифицированное в новых местах жительства в дельте Волги и Прикаспии, сохранившее исходное (в кочевом шаманстве и более древнем культе природы и предков) содержание, но принявшее новые формы и название» [Викторин, 2003, с. 69].

Группой бурятских ученых Зайцева И. В, Интигринова Т. П, Протопопова И. В, 1999, с. 30−40]- был проведен экологический мониторинг, в ходе которого изучались этноэкологические традиции народов Севера в Сибири, в частности, жителей Баргузинской долины. В ходе исследования учёные также обратились к святым местам, выделив единую цепочку взаимосвязи жизнедеятельности человека с окружающей средой обитания: человек — святое место — природа.

Результаты исследований религиозной обрядовой практики представлены рядом интересных монографий и научных статей таких авторов, как: В. В. Виноградов, Е. В. Платонов [2000], В. М. Викторин [2003], И. Н. Гемуев, A.M. Сагалаев [1986], А. И. Мазин [1994], В. Л. Огудин [2002, 2003], В. Н. Седых [2000], В. И. Харитонова [2000], Г. П. Харючи [2001, 2002]. Изучению истории духовной культуры Баргузинской долины посвятили свои работы О. В. Бураева [1998], К. М. Герасимова [1969], Г. Р. Галданова [1987], Б. Б. Дашибалов [1998], Л. В. Лбова, Е. А. Хамзина [1999]- В. А. Тивапенко [1989, 1993, 1994], Е. А. Хамзина [1982, 1983], А. С. Шубин [1973] и др.

Следует заметить, что культовые места различных этнических групп населения Баргузинской долины, а также типология этих мест и объектов в контексте этнокультурной истории Байкальского региона до сих пор не были предметом специального исследования.

§ 2. Историографический обзор.

Изучение истории культовых мест Баргузинской долины связано с исследованием истории всего Байкальского региона. Имеется достаточно много сведений археологического, исторического и религиоведческого характера о данной территории.

В «Сокровенном сказании монголов», датируемом 1240 г., мы встречаем первое упоминание Баргузинской долины: этот источник называет местность «Кол-баргуджин.

— Баргажан гол" (долина р. Баргузин). Ею владел Бархудай-Мэргэн, отец Баргучжин-гоа, считающейся прародительницей Чингисхана [Сокровенное сказание, 1990, с. 12]. По мнению некоторых ученых, «страна баргуджинская» тождественна известному в этнографической науке этнотопониму «Баргуджин-токум», который обозначает Предбайкалье и Забайкалье [Окладников, 1937, с. 310- Скрынникова, 1993, с. 41- Зоригтуев, 1998, с. 38]. Одними из важных документов для историографии региона являются баргузинские летописи [Востриков, Поппе, 1935, с. 19, 33−35- Румянцев, 1956, с. 16−17]. Именно в бурятских летописях содержатся сведения о первоначальных формах почитания священных объектов в Баргузинской долине. Так, в рукописи «Краткая история о том, как первоначально образовались баргузинские буряты», на которую ссылается Н. Г. Дамдинов, говорится, что «.Андрей Шебшеев привел соплеменников в урочище Ярикто. священные сосны высились на пригорке. буряты выбрали день, и с раннего утра до вечера молились у священных сосен местным духам, брызгали архи, были принесены в жертву бараны и пегий бык. верховодил этим обоо шаман Хугсу из баяндаевского рода». Примечателен также факт рождения сына у Шебшеевых на новом месте и связанное с этим выражение «значит, будем умножаться в этом крае» [Дамдинов, 1996, с. 6].

Первые сведения о Баргузинском крае русские получили в 1645 г., когда стрелецкий сотник Максим Перфильев сообщил, что они «. шли зимним путем на Баргузин реку Байкалом озером.» [Дамбаев, 1970, с. 18]. Весной 1647 г. казачий десятник Костька Иванов Москвитин, служилый человек Ивашко Самойлов и «новоприбранный охотник» Ивашко Артемьев, посланные из Верхнеангарского зимовья атаманом Василием Колесниковым разведать дорогу к монгольскому князю Турухай-Табунану, через залив Баргузинский Култук попали в долину Баргузина, густо населенную тунгусами. «.A по Баргузинской степи конный ход ехати ис конца в конец четыре дни» , — докладывал Костька Москвитин своему воеводе по возвращении из похода [Тиваненко, 1993, с. 17]. В XVII в. в Баргузинской долине происходят важные исторические события, связанные с освоением Забайкалья Российским государством. Ближе к середине XIX в. здесь стали открываться золотые прииски. Золото и серебро были одной из основных целей колонизации. Форпостом в долине начиная с 1648 г. становится Баргузинский острог. В 1783 г. поселение получило статус уездного города Нерчинской области. В первой половине XIX в. г. Баргузин становится местом пребывания ссыльных декабристов и многих других поселенцев, которые, в свою очередь, сыграли большую просветительскую роль в жизни местного населения. С 40-х гг. XIX века в Баргузинском крае появилось много еврейских семей, сосланных на поселение с западных границ Россииони внесли существенный вклад в развитие экономики края. Вслед за увеличением количества русского населения, с XIX в., началась миссионерская деятельность русской православной церкви. Об этом и многих других страницах истории Баргузина повествуется в сборнике, посвященном его 350-летию [Бураева, 1998, с. 118−127].

Путешественник и исследователь И. Георги, посетивший Баргузинскую долину в 70-х гг. XVIII века, в своем описании края сообщает, что в составе населения этого района насчитывалось 2050 душ мужского пола. Из них 1200 тунгусов, 382 монгола, 73 бурята, 322 русских крестьянина, 41 казак, 32 прочих [Георги, 1799, с. 24−35]. К числу одних из первых сведений о Баргузине относится также отчет Императорскому Русскому географическому обществу горного инженера И. А. Лопатина, исследовавшего в 1861 г. Витимское плоскогорье. Он обследовал долину р. Баргузин в нескольких аспектах: в геологическом плане (изучение горных пород) — этническом (сведения о баргутах, эвенках, бурятах, русских) — археологическом (баргутские канавы, железные находки и т. д.) [Лопатин, 1861, с. 341]. И. А. Лопатин обнаружил древние погребения, чугунные сошники, удила и стремена. Все эти находки, по его мнению, подтверждали бытовавшие предания о древних насельниках этих мест. В 20-х гг. XX в. Баргузинскую долину неоднократно посещал иркутский геолог П. П. Хороших. Он обследовал долину, зафиксировал новые археологические памятники, указал на бывшие в ходу в то время названия, имеющие отношение к баргутам [Хороших, 1962].

Изучение истории Баргузинской долины, в частности, традиционных верований, невозможно без археологической характеристики района. Работы исследователей-археологов содержат различные доказательства существования той или иной археологической культуры и / или этнической группы в изучаемой нами долине.

Археологическое исследование Баргузинской долины началось в XIX веке. Со времени открытия первой археологической культуры в Баргузинской долине прошло более 150 лет. Подробное освещение истории археологического изучения Баргузинской долины дано в работе Б. Б. Дашибалова [Дашибалов, 1998, с. 15−17]. В работах археологов описывается история археологических исследований Баргузинской долины, рассматриваются памятники от неолита до средневековья, устанавливаются хронология и периодизация археологических памятников, исследуются хозяйство, этнокультурные контакты и реликты древнего мировоззрения. Эти фундаментальные работы позволяют нам привести краткий историко-археологический очерк древней истории края.

Баргузииский край не был однороден в этническом отношении с самого начала освоения долины. Одними из древних насельников Баргузинского края считаются эвенкийские роды. Этническая история эвенков в Баргузинской долине нашла освещение в работах Г. М. Василевич, А. С. Шубина. Эти авторы дают общее представление о локальных лингвистических и этнографических особенностях различных групп эвенков [Василевич, 1936; 1969; Шубин, 1973]. Бурятский исследователь Б. Р. Зоригтуев рисует следующую картину расселения бурятских племен Баргуджин-Токума в XIII в. В Забайкалье, в Баргузинской долине, жили баргуты. В низовьях Селенги и в долине Уды обитали племена хори и туласы. Хориицы и туласы, очевидно, находились в подчиненном положении у баргутов, в связи с чем, по названию ведущего племени, их часто именовали баргутами. Ведущими племенами Предбайкалья были булагат и эхирит, обобщенно названные булагачин и кэрэмучин. Обитатели Баргуджин-Токума, хотя и относились к числу лесных монгольских племен, по роду своей хозяйственной деятельности составляли две группы. В первую входила та часть населения, основу хозяйства которой составлял охотничий промысел. Ко второй группе относились племена, в жизни которых доминирующая роль принадлежала кочевому скотоводству, а в Предбайкальеполукочевому скотоводству и земледелию [Зоригтуев, 1998, с. 38].

Русское население Баргузина, казаки, как было уже сказано, появилось здесь в середине XVII века. Основное заселение русскими крестьянами началось в конце XIX — начале XX вв. В первой половине XIX в. здесь проживало около 3,5 тысяч русских. Немалое число русских, евреев и поляков появилось здесь в результате политической ссылки. По переписи 1897 г. евреи были на втором месте по численности после русских, составляя 33% от всего населения г. Баргузина. Сегодня в Баргузинской долине проживают представители более 10 народов, а в Республике Бурятия в целомболее 100.

Тематика изучения Баргузинской долины археологами, лингвистами, географами, историками и фольклористами весьма широка и потому вызывает у ученых огромный интерес. Много споров вызывают обычно этнические миграции в Баргузинской долине, их культурно-хозяйственные аспекты, временная и ареальная характеристика, тексты бурятских летописей. Особенно много вопросов возникает вокруг эпдои экзоэтпоиимов, гидронимов, топонимов. Споры идут по поводу названий «баргут», «баргуджин», «баргуджин-токум», «баргу», «буртэ-чино» и т. д. Такие ученые, как Г. Н. Румянцев, Т. А. Бертагаев, Ц. Б. Цыдендамбаев, П. Б. Коновалов, Б. Р. Зоригтуев, Т. Д. Скрынникова, Б. Б. Дашибалов, А. В. Тиваненко и др., рассматривая в своих работах этимологию этих названий и процессы, связанные с этническими группами региона, внесли существенный вклад в изучение этнической истории не только Баргузинской долины и «этнической» Бурятии, но и монгольского мира в целом [Румянцев, 1956; Бертагаев, 1958; Цыдендамбаев, 1972; Зоригтуев, 1993; Скрынникова, 1993; Тиваненко, 1993; Дашибалов, 1995].

Ценным источником для нашей работы стали труды выдающегося этнографа и фольклориста С. П. Балдаева, хранящиеся в архиве ОПП ИМБиТ СО РАН. Этот ученый собрал данные по этническому и родовому составу населения Баргузинской долины, обобщив их в своих работах, изданных в 1959 и 1970 гг. Исследователь собрал материалы по культовым местам долины, записал шаманские призывания, обрядовый фольклор, легенды и предания. В своих многочисленных поездках по территориям проживания бурят, в частности, по Баргузинской долине, ученый зафиксировал почти все виды устного народного творчества, но более всего его интересовали материалы по традиционным верованиям [Балдаев, 1959; 1970]. Благодаря этому мы имели возможность, наряду со своими полевыми материалами, использовать тексты записанных им шаманских призываний.

Сейчас уже редко встречаются полные тексты призываний, сходные с теми, что были зафиксированы в начале и в середине XX в. С. П. Балдаевым, Т. М. Михайловым, К. М. Герасимовой, Г. Р. Галдановой. В работе привлекаются сведения, собранные автором во многих селах Баргузинской долины и в других районах Бурятии.

Фундаментальные труды другого бурятского ученого, М. Н. Хангалова, привлечены нами для сравнительного анализа материалов по шаманизму и обрядам годового цикла восточных, западных и южных бурят [Хангалов, 1958, с. 496−542].

Многие исследователи занимались исследованием распространения буддизма в Бурятии. Одной из важных работ 60-х гг. XX в., наиболее близкой к предмету нашего исследования, является работа этнографа К. М. Герасимовой о культовых местах «обо» [Герасимова, 1969, с. 104−144]. Данное исследование содержит ценные сведения и не потеряло своего значения до сих пор. Сведения, содержащиеся в работе К. М. Герасимовой, многократно подтверждались информантами в наших полевых экспедициях по Баргузинской долине. Исследовательница проанализировала основные культовые места, обо баргузинских бурят, в этническом и религиозно-мифологическом контекстах.

Не менее важны для нашей работы труды по бурятскому шаманизму известного этнографа Т. М. Михайлова. В работах Т. М. Михайлова упомянуты наиболее значительные объекты почитания бурят в Баргузинской долине. В одной из его работ подробно исследуется история изучения шаманизма у бурят [Михайлов, 1980]. В другой своей работе Т. М. Михайлов представил структуру и социальные функции шаманизма и классифицировал объекты культа по особенностям ландшафта, социальным группам и т. д. [Михайлов, 1987].

Краевед-этнограф Г. Э. Дамбаев подробно рассматривал в своих работах этническую историю, материальную и духовную культуру баргузинских бурят, традиции и новации в условиях перехода к социалистическому быту в 60−70-х гг. XX в. [Дамбаев, 1970; 1975]. Он приводит, в частности, данные о численности бурят-буддистов, бурят-православных и т. д.

В бурятской этнографии достаточно хорошо исследованы региональные / локальные группы этноса. Наиболее известными являются работы П. Е. Кулакова об ольхонских, Б. П. Махатова о кударинских, Л. Л. Линховоина об агинских, Г. Р. Галдаповой о закаменских, Р. П. Сыденовой о нижнеудинских, Г. Э. Дамбаева о баргузинских бурятах и И. М. Манжигеева о янгутском роде.

В начале XX в. в журнале «Anthropos» была опубликована на немецком языке большая работа Г. Д. Санжеева, посвященная аларским бурятам. В ней он описывает мировоззрение, шаманизм этой группы бурят, подробно характеризует анимистические представления, шаманский пантеон и обряды, а также самих служителей культашаманов. В 1980 г. в сокращенном переводе эта работа была опубликована под названием «Тайлган бурятских кузнецов», и это единственное описание кузнечного тайлгана (обряд жертвоприношения) бурят [Санжеев, 1980].

В 1991 г. вышла монография бурятского этнографа и фольклориста Д. С. Дугарова об исторических корнях белого шаманства, в которой широко представлен бурятский обрядовый фольклор. На примере ердынских игрищ автор убедительно доказывает не только древность этого праздничного действа у ольхонских бурят (в празднестве принимали участие представители многих бурятских родов и племен со всего Байкальского региона), но и показывает культурно-исторические связи народов центральноазиатского региона, отраженные в обрядовых комплексах [Дугаров, 1991].

В последние годы появились монографические исследования, посвященные изучению религиозных представлений бурят на материалах определённых локальных этнических групп. Так, эволюции верований и культов селенгинских бурят посвящена книга бурятского этнографа Л. Л. Абаевой «Культ гор и буддизм в Бурятии». Предложенные автором классификация культовых мест и методика их исследования позволяют выявить объекты почитания и обрядовые нормы семьи, рода, сельских общин, жителей всей долины, и использовать эти методы для изучения культуры других бурятских этнических групп [Абаева, 1992].

Разделяя принципиальную точку зрения JI.JI. Абаевой, этнограф С. Г. Жамбалова пишет, что изучение локальных групп этноса имеет огромное значение не только для выявления факторов, способствующих формированию вариантов этнической культуры, места и роли их в общей системе, но и для решения проблем генезиса культуры этноса в целом [Жамбалова, 2000, с. 7].

В одной из недавно вышедших работ российского этнографа H.JI. Жуковской по традиционной монгольской культуре представлен анализ религиозной традиции и обрядовой практики бурят на фоне мероприятий возрожденческого характера 90-х гг. XX в. [Жуковская, 2001].

Взаимодействие и взаимообусловленность двух основополагающих сфер культуры бурят — сакральной и профанной, — пишет С. Г. Жамбалова, — определяют естественный ход этнической истории народа". Автор утверждает, что «главным фактором устойчивого развития этноса в полиэтничном государстве является специальная, заложенная в самой природе традиционной культуры дифференциация профанной и сакральной сфер жизни, несмотря на их единство и взаимопроницаемость, причем каждая из них выполняет свои функции». По мнению многих исследователей, к числу которых относится и С. Г. Жамбалова, остров Ольхон является не только географическим центром бурятской этнической территории, но и духовным центром бурят, проживающих в Предбайкалье и в Забайкалье [Жамбалова, 2000, с. 301−302, 198−210].

К числу представляющих интерес работ зарубежных исследователей, в которых используется материал, собранный в Баргузинской долине, следует отнести труд английского антрополога Кэролайн Хэмфри. В её книге «Карл остался, Маркс ушел» нашли отражение вопросы этнической истории и культурной жизни сел Баргузинской долины советского периода. Речь идет о двух колхозах, носивших имя Карла Маркса, которые расположены в Баргузинском и Селенгинском районах Бурятской АССР. Работа интересна тем, что содержит подробную информацию о традициях и инновациях в современной жизни бурят, о религиозной и обрядовой сферах их жизни. Наибольший интерес для нас представляет глава данной работы под названием «Ритуал и идентичность», в которой автор рассматривает изменение социального базиса ритуалов. Место семейно-родственный группы в данной сфере за годы советского периода истории бурят занял колхоз как устойчивая социальная общность [Humphrey, 1998].

В диссертационной работе также привлечены для сравнительных целей монгольские материалы, анализ которых содержится в работах российских и монгольских исследователей [Жуковская, 1988; 2002; Ганболд, 2001].

Как показывает обзор литературы, предпринятый автором во «Введении», этническая и культурная история бурят изучены достаточно хорошо. Дополняя сведениями, известными по сибиреведческой этнографии, собственные полевые материалы, мы предлагаем свою типологию культовых объектов этносов, живущих в Баргузинской долине. Новизна нашего подхода заключается в том, что в диссертационной работе рассмотрены объекты культа не только бурят и эвенков, издавна проживающих в данной местности, но и иных народов. Объекты культа, расположенные в Баргузинской долине, почитаются представителями всех этносов, независимо от их конфессиональной принадлежности. Священные места долины, по нашему мнению, выступают в роли интегрирующего фактора в жизни населения.

В данной работе рассматриваются священные места, почитаемые населением Баргузинской долины. Основной источниковой базой являются полевые исследования автора, которые он проводил в течение ряда лет в Баргузинской долине. Они во многом предопределили тему нашего исследования. Обращение к религиозным представлениям бурят, эвенков, русских и иных по этнической принадлежности жителей Баргузинской долины было обусловлено возрожденческими процессами в начале 90-х гг. Первые полевые записи были сделаны в 1992 г. от знаменитого кузнеца-шамана Очирова Ц. Я., жителя с. Барагхан. Последующие поездки (1994, 1997, 1998 гг.) по Курумканскому и Баргузинскому району позволили собрать много материалов по обрядовой практике и бурятскому фольклору в целом. Данная работа, таким образом, построена на собственных полевых наблюдениях обрядово-фольклорного характера и дополнена сведениями, полученными от информаторов.

Особого упоминания заслуживает многолетний проект по изучению священных мест Бурятии, возглавляемый этнографом С-Х. Сыртыповой. Данной группой составлен реестр культовых мест, входящих в особо охраняемые зоны и имеющих историко-культурное значение в Республике Бурятия, в частности Окинском, Тункинском, Курумканском и Баргузинском горных районах, а также, в других местностях этнической Бурятии. По типологическим характеристикам выделяют следующие категории памятников: 1. археологические- 2. памятники истории- 3. памятники архитектуры- 4. памятники монументального искусства. Учёные, принимающие участие в разработке проекта, выделяют несколько типов культовых мест: наличие ритуальных цветных ленточек-подношений на деревьяхналичие груды камней с шестом в центре или без него (обо) — наличие сэргэ, священной коновязи для верхового животного божестваналичие специального очага или жертвенника для подношения огнюналичие тканых или кожаных мешочков с прахом шаманов на деревьяхналичие небольшого ящичка треугольной или прямоугольной формы, подвешенного к дереву, с открытой передней частью и с подношениями внутри негоналичие стола под навесом или беседкивозведение бумхана — небольшого домика с закрывающейся с фасада дверцей, с образами божеств и подношениями для нихвозведение субургана или ступы как мемориала и реликвариявозведение молельни или храмасмешанный типотсутствие признаков ритуальности или культовости места. В ареал их исследования также входят северо-восточные районы Монголии [Герасимова, Сыртыпова, 2001, с. 65−81- Сыртыпова, 2002, с. 174−181- Сыртыпова, Самаев, Петунова, Данилов, 2001, с. 108−117]. Следует отметить, что группой учёных, задействованных в проекте, были описаны некоторые памятники и проведена типологизация культовых мест, однако полное их обследование не было целью коллектива.

В отличие от вышеупомянутых исследователей, автор данной работы родом из Баргузинской долины, что существенно помогало и содействовало сбору материалов. К тому же, как известно, долина р. Баргузин относится к одному из ареалов Байкальского региона, наиболее насыщенных культовыми и сакральными местами.

В качестве сравнительного материала, наряду с другими источниками приводятся сведения, собранные автором в других районах Республики Бурятия (Кижингинский, Хоринский районы — 1993 г., Тункинский, Окинский р-ны — 1995, 2000 гг.), в Агинском (1993 г.) и Усть-Ордынском Бурятских автономных округах (1992, 1994 гг.). Полевые материалы, собранные в экспедиционной поездке в Хакасию и Туву (2001 г.), в Монголию (2003 г.), способствовали расширению круга источников для сравнительного сопоставления религиозных представлений народов Центральной Азии и Сибири. Вышеуказанные материалы позволили написать вторую, третью и четвертую главы диссертационной работы. Первая же основана большей частью на данных, почерпнутых из сибиреведческой литературы, и дополненных, в меру необходимости, собственными полевыми материалами.

Разумеется, не все священные места Баргузинской долины удалось посетить и изучить в ходе исследования. Надеемся, что в последующем нам удастся восполнить этот пробел.

Заключение

.

Предпринятое в данной работе изучение культовых мест далеко не исчерпывает всех вопросов, связанных со спецификой этноконфессиональной ситуации на данной территории. Однако полученные в ходе исследования данные позволяют расширить познания о религиозных представлениях народов, населяющих Баргузинскую долину. В научный оборот введены новые этнографические данные, дополняющие уже имеющиеся сведения.

Историко-археологическое изучение древних и средневековых культур Баргузинской долины дает общую картину заселения Байкальского региона носителями этих культур, оставивших после себя стоянки и захоронения. Археологические изыскания отражают процессы передвижений древних племен, народов, сложения ран негосударственных образований, на базе которых со средневековья начинают формироваться современные коренные этносы региона: эвенки и буряты. Проведенные археологами раскопки и исследования, созданные на их базе картографические данные о местонахождении артефактов древних культур позволяют нам сопоставить с ними карту современных культовых объектов.

Картографические данные, в большей их части, говорят о местонахождении их в долины рек, в частности, Аргады, Гарги (Курумканский район) — на всей протяженности куйтунских степей, включая всю левобережную часть р. Баргузин (Баргузинский район). Особой насыщенностью древними артефактами известна и береговая зона п-ова Святой Нос. Согласно нашим исследованиям, культовые места и их местонахождение подтверждают привязку ритуальной практики к сакральным зонам, восходящим к более ранним историческим периодам. Более того, шаманские и семейно-родовые культы существенно расширяют вышеуказанный ареал (относительно правого берега, истока и устья р. Баргузин, многочисленных источников, речек, озёр) распространения священных мест поклонения по территории всей Баргузинской долины.

Исходя из анализа итогов археологических исследований и наших полевых материалов, можно сделать вывод, что культовые места, на которых проводятся ритуальные жертвоприношения и обряды почитания «духа-хозяина», есть не что иное, как объекты ландшафта, состоящие из ритуальных, символических объектов поклонения. Древние стоянки, сооружения, захоронения, писаницы и петроглифы, находки, которые почитаются по отдельности или в комплексе, в целом служат созданию образа божества -«духа-хозяина» местности, которому адресованы обращения и ритуальная пища обрядов жертвоприношения.

Предпринятое нами на основании исторических исследований и собственных полевых материалов, выделение этапов формирования современного этнического состава населения Баргузинской долины, способствует лучшему пониманию хода и результатов длительных процессов межэтнической и межкультурной интеграции.

В ходе исследования нами условно составлена современная этническая карта компактного проживания народов, населяющих Баргузинскую долину: эвенки (сс. Алла, Улюнхан) — буряты (представители 8-ми экзогамных родов — сс. Баянгол, Хилгапа, Соёл, Борогол, Улюн, Улюкчикан, Ярикта, Элысун, Барагхан, Хонхино, Аргада, Арзгун, Алла) — русские (пос. Баргузин, с. Курумкан, пос. Майский, с. Могойто, с. Сахули, с. Уро, с. Читкан, с. Юбилейное, с. Ина, с. Бодон) — татары (сс. Арзгун, Борогол). Наряду с этим, в пашей работе определены культовые места некоторых родовых образований и временная обусловленность проведения обрядов жертвоприношения «духам-хозяевам» местности.

В результате взаимовлияния духовной и материальной культур народов в Баргузинской долине к сегодняшнему дню сложилась своя модель мультикультурализма. Одной из основных ее характеристик является веротерпимость. Наиболее яркое сс проявление — отношение к культовым местам, объектам и практикам.

Анализируя религиозную ситуацию 60−70-х гг. прошлого века, бурятский этнограф Т. М. Михайлов отмечал: «различные обо тахилга, маани, сангарил, тайлган, хэрэг и другие ламаистские и шаманские обряды, ожившие в годы Великой Отечественной войны, во многих бурятских улусах снова ушли в прошлое. Если они и устраиваются еще в отдельных местах, то уже без прежнего энтузиазма и размаха. Очень часто они выдаются верующими людьми за национальные обряды и традиции. Формально лишь дацапские хуралы, устраиваемые в году шесть раз, сохранили свою регулярность и продолжают привлекать внимание определенной части верующих. Изменился характер сознания верующих. Как и у ламаистов и шаманистов, так и у православных и старообрядцев традиционное мировоззрение претерпело дальнейшую деформацию, произошло общее угасание в сознании верующих основных религиозных представлений. Характерными в жизни верующих стали отступление от предписаний религий, снижение религиозной мотивации в действиях и поступках, сужение сферы религиозного сознания и поведения» [Очерки истории и культуры Бурятии, 1974, с. 544].

Однако 30 лет спустя мы видим совершенно иную картину. Современная религиозная ситуация в Республике Бурятия такова, что её жители могут свободно исповедовать мировые религии (буддизм, христианство двух направлений — православие и старообрядчество и даже ислам) и проводить традиционные шаманские обряды и практики. Это позволяет нам утверждать, что именно сохранившиеся в народе некоторые, как тогда писали «пережитки», составили основу возрождения былых форм традиционных религиозных практик и верований этносов, проживающих на территории Бурятии.

Вместе с тем, в ритуальной части поклонения культовым местам и в текстах-призываниях чётко проявляются этногепстические (Кабанск, Ольхон, Верхоленский край) и арсальные (Забайкалье — Кижинга, Хоринск, Еравна, Ага) компоненты религиозной обрядовой практики баргузинских бурят (9 буурал баабаев, 13 северных хозяев-покровителей и т. д). Об этом в свое время писали в своих исследованиях бурятские учёные [Герасимова, 1969; Михайлов, 1987; Абаева, 1992].

Согласно полевым исследованиям, в обрядовой практике населения Баргузинской долины мы можем определить три формы призываний, обращенных к «духам-хозяевам» местности и культовых мест. Во-первых, обращение к «духам-хозяевам» местности включает в себя главных покровителей Баргузинской долины в контексте упоминания «духов-хозяев» соседних территорийво-вторых, призывание «духов-хозяев» местности, включая главных покровителей всей долиныв третьих — поклонение конкретному культовому месту и почитание его «духа-хозяина».

Описание и сравнительный анализ обрядов жертвоприношений и религиозных представлений населения Байкальского региона способствовали более четкой интерпретации записанных разными исследователями в XIX — XX вв. обрядовых текстов.

Что касается уровня проводимых мероприятий, то он обусловлен ритуальным опытом и количеством посвящений руководителя обряда (чем выше посвящение шамана, тем шире ареал). Однако надо особо отметить, что поклонение культовым местам долины и проведение обрядов жертвоприношений приезжими шаманами, независимо от их ранга и количества посвящений, имеют неоднозначный характер. В сравнении с началом возрождения традиционной культуры в 90-х гг. XX в., в Баргузинской долине религиозная ситуация начала XXI в. вбирает в себя черты более устойчивого отношения и объективной оценки местными жителями всех форм почитания культовых мест.

В данной работе предпринята попытка описать и исследовать все (или почти все) существующие в Баргузинской долине почитаемые священные объекты, обозначенные их термином культовые места, и связанную с ними религиозно-обрядовую практику. Она синкретично вобрала в себя элементы мировоззрения, традиционных представлений и обрядов шаманизма, буддизма, православия. После распространения в Баргузинской долине буддизма обряды жертвоприношений, совершаемые на культовых местах, разделились на два типа: совершавшиеся по шаманской традиции назывались «хараар» доел, «по черному»), те, что соответствовали буддийской канонической практике, назывались «сагаагаар» («по белому»).

Сложившаяся со временем синкретическая культовая практика сочетала в себе то и другое, а вошедшие в неё как составная часть обряды жизненного цикла бурят (родильные, свадебные, похоронные) с активным участием в них буддийских священнослужителей получили наибольшую популярность. Сегодня большая часть населения Баргузинской долины, независимо от этнической и конфессиональной принадлежности, прибегает, в зависимости от надобности, к услугам и шаманов, и лам, и знахарей, и священников — ко всем поочерёдно. Вместе с тем, следует сказать о том, что этнические и конфессиональные традиции и обычаи эвенков, бурят, татар, евреев и других народов актуальны и востребованы ими по сей день.

Наличие культовых объектов и почитаемых мест в Баргузинской долине при достаточном их разнообразии подтверждает универсальность механизмов окультуривания пространства. С помощью культовых мест происходила сакрализация освоенного пространства, и, как справедливо отметила H.JI. Жуковская, народные, языческие, переросшие позднее в буддийские, ритуалы-гулянья были уже намного глубже по своим задачам, чем просто маркирование родового и этнического пространства. По её мнению, их цель состояла в том, чтобы заручиться поддержкой того сонма духов, которым была «подведомственна» данная территория [Жуковская, 2002, с. 30−31].

Исследовав священные объекты Баргузинской долины, описав шаманские, буддийские, православные культовые места, как известные ранее, так и малоизвестные, мы выстроили их типологию. Культовые места, сохранившиеся с былых времён и недавно возрождённые, с одной стороны, отражают, с другой — содействуют сохранению идентичности.

Начатые нами исследовательские работы в Курумканском районе Республики Бурятия в 2000 г. позволили рассмотреть на микроуровне (на территории колхоза им. Ленина) священные объекты и места поклонения вокруг сс. Элысун, Хонхино, Барагхан. Всего их около 16. Мы разделили их по основным ареальным характеристикам на три группы: 1. горно-таежные (у подножия Баргузинского хребта). 2. лесостепные (у подножия Икатского хребта). 3. находящиеся возле воды (в пойме р. Баргузин, а также других рек и озер). По конфессиональному признаку они делятся на шаманские, буддийские, а также родовые места поклонения жителей данной местности [ПМА, 2000].

Полевые исследования на предварительном этапе показали, что подобная классификация не отражает полностью культовые особенности. Были изучены другие культовые места в долине и частично описаны некоторые обрядовые действия и моменты в обрядовой практике, что и позволило вывести другую форму типологизации культовых мест в Баргузинской долине.

Всё многообразие культовых мест сведено нами в достаточно простую и легко воспринимаемую систему, которая отражает основные различия и пространственную дифференциацию сакральных территорий и культовых мест всей указанной территории. Согласно материалам нашего исследования, типология культовых мест Баргузинской долины выглядит следующим образом:

1. памятники природы и памятники культуры.

2. объекты культа по религиозным признакам (шаманские, буддийские, православные, иудаистские).

3. этнические (эвенкийские, бурятские, русские, еврейские) священные места.

4. ареачьные (в горах, в степи, возле водных источников и др.) места почитания.

5. сезонные (весенние, летние, осенние) места поклонения.

Изучение культовых мест Баргузинской долины, включающее исторический экскурс по определению пространственных и временных характеристик, анализ мифологии и описание обрядовой практики, этническую неоднородность в религиозной жизни населения данной местности, позволило нам впервые составить классификацию культовых мест не только как маркеров по этническим и религиозным признакам, но и выделить общее / особенное в поклонении священным местам, что проявилось в ареальных и сезонных характеристиках. Данная типология культовых мест и их функционирования выявила несколько уровней идентичности: семейно-родствепную (родовую), территориально-административную, узколокальную и региональную.

В целом, говоря о религиозном синкретизме, в мифологии, храмовой и бытовой обрядности, выявленном в отношении культовых мест Баргузинской долины, следует отмстить взаимосвязь истоков мифологических, семантических, обрядово-бытовых сторон шаманской и буддийской религиозной практик. Проведенное исследование показало, что культовые места Баргузинской долины, рассмотренные в контексте этнокультурной истории Байкальского региона, могут выступать своего рода показателем (вариантом) того, как может протекать эволюция религиозной традиции в конкретном регионе и к каким результатам она может привести. Не менее важно и то, что опыт исследования такого рода может оказаться полезен в любом регионе России с любым этническим и конфессиональным составом населения. Священные (культовые, почитаемые) места любой территории — края, области, национального округа или республики — это часть истории и культуры России. Важно, что они вкупе с другими элементами культуры влияют на психологию и этническое самосознание населения, а иногда содействуют возникновению и особой региональной формы самосознания, какой для жителей Баргузинской долины нашло отражение в слове баргажанайб, что означает «баргузинец».

Приводимый в диссертации полевой материал, свидетельствующий о синкретическом характере обрядности, исторически сложившейся в результате контактов разных этноконфессиональных групп населения, подтверждает мнение исследователей [например, Скрынникова, 2003] о том, что шаманизм и буддизм в практической жизни участвуют в моделировании границ идентичности, поскольку в контексте дискурса национального возрождения им придается высокая способность конструирования социокультурной общности.