Повесть «Шинель» Н.В. Гоголя в итальянских переводах. 
Проблемы интерпретации

Литература

о Гоголе, о его жизни и творчестве очень велика, но до сих пор мы не имеем цельного образа личности Гоголя, не имеем и удовлетворительного анализа его творчества — не только художественного, но и творчества идейного", -констатировал в 1959 году В.В.Зеньковский1. Представляется, что это замечание ученого актуально и сегодня, по прошествии почти полувека, поскольку при всем необозримом количестве научных трудов, посвященных Гоголю2, некоторые аспекты его творчества оказываются до сих пор слабо изученными. К их числу относится комплекс проблем, связанных с переводом на другие языки произведений писателя и спецификой функционирования их в иноязычных культурах. Данная научная тематика, сформулированная в стенах отечественной компаративистики, затрагивает широкий спектр различного рода контактов творческого наследия Гоголя с литературами других стран: формы отражения иностранной действительности в произведениях писателя, влияние на его творчество классических западноевропейских художников слова, и, в свою очередь, возможное гоголевское присутствие в позднейших традициях европейских литератур. При рассмотрении проблем последнего круга нельзя забывать, что любые формы взаимодействия с иноязычной культурой начинают отсчет с перевода произведений того или иного писателя, следовательно, при изучении контактных взаимосвязей следует прежде всего анализировать не заимствования, влияния или реминисценции, а переводы3.

1. Зеньковский В. В. Русские мыслители и Европа. — М., 1997. — С. 143.

2. См., например, библиографические указатели: Библиографический указатель литературы о Н. В. Гоголе (1829−1882)/Горожанский Я., сост. — М., 1883- Библиография сочинений Н. В. Гоголя и литературы о нем (1916;1934)/Добровольский JI., Лавров В.М.//Н.В.Гоголь. Материалы и исследования/Под ред. В. В. Гиппиуса. Вып. 1. — M.-JI., 1936. — С. 402−477- Произведения Н. В. Гоголя и литература о нем: Библиографический указатель (1992;2001)/Викулова В.П., Савченко Н. Ф. — М., 2004, и др.

3. Говоря «перевод», «переводы», мы имеем в виду, пользуясь терминологией Р. Якобсона («О лингвистических аспектах перевода"/Якобсон Р. Избранные работы. — М., 1985), только межъязыковой перевод. Однако нужно отметить, что «Шинель» в Италии подвергалась и.

Между тем в существующих специальных тематических сборниках, посвященных изучению восприятия Гоголя и гоголевского творчества за пределами России4, проблемы, связанные с переводом гоголевских текстов на иностранные языки, как правило, не затрагиваются, а основное внимание уделяется следующему за переводом этапу межлитературной рецепции — функционированию произведения в инокультурном контексте. Кроме того, в такого рода сборниках в поле зрения ученых, как правило, попадает ограниченный круг произведений писателя, равно как и ограниченное число стран, с которыми осуществлялись контактыв частности, как ни парадоксально, обойденной вниманием оказывается Италия: если и говорится о связях гоголевского творчества с культурой этой страны5, то рассматриваются они, как правило, не в полном объеме, с точки зрения влияния итальянской культуры на писателя и его произведения, поскольку, как утверждает, например, Е. Ю. Сапрыкина, «.в отличие, скажем от Достоевского и Толстого, а позднее — Чехова сколько-нибудь заметного влияния на творческую манеру итальянских писателей последних лет XIX века [а из дальнейшего изложения становится очевидным, что и XX века. — И.Т.] Гоголь не оказал"6.

Вообще, в советском литературоведении сколь-нибудь активно изучамежсемиотическому переводу (в 1952 году она была экранизирована А. Латтуадо, в 1995 году М. Марсо поставил ее на театральной сценеП. Вилладжо, исполнитель главной роли в знаменитом фильме «Фантоцци» (1974), говорил в одном из интервью, что для более глубокого проникновения в образ бедного чиновника он много раз перечитывал «Шинель» Гоголя) — с некоторой натяжкой можно говорить и о наличии «внутрилингвистических» переводов «Шинели» — в случаях, когда новый перевод делался с очевидной ориентацией на один из выполненных ранее.

4. Гоголь. Статьи и материалы. — JL, 1954; Гоголь и мировая литература — М., 1988; Н. В. Гоголь. История и современность. — М., 1985; Микола Гоголь i св1това культура. — Кшв-Шжин, 1994.

5. См., например, Касаткин А. А. Гоголь и простые люди Италии//Гоголь. Статьи и материа-лы/Отв. ред. М. П. Алексеев. — JL, 1954. — С. 281−296- Сапрыкина Е. Ю. Гоголь и традиции итальянской сатиры//Гоголь и мировая литература/Отв. ред. Ю. В. Манн. — М., 1988. — С. 62−85.

6. Сапрыкина Е. Ю. Указ.соч. — С. 80. лось лишь взаимодействие гоголевского творчества с литературами союзных республик (Квиташвили, 1952; Долинина, 1954; Зверев, 1961; Алексанян, 1977; Адылова, 1978; Бегжанова, 1984; Мкртчян, 1985; Исаков, 1986; Циба-хашвили, 1986; Розенфельд, 1986 и другие). Большинство этих исследований были направлены на выявление гоголевских традиций (в основном сатирических) в той или иной национальной литературе («Армянский реализм и опыт русской литературы (Традиции Гоголя)» Е. А. Алексанян, «Проблемы освоения традиций Н. В. Гоголя в узбекской советской литературе» М. А. Бегжановой и др.), то есть переводы как литературный факт не принимались во внимание.

С другой стороны, существующие специализированные труды по русско-европейским и, конкретно, русско-итальянским литературным связям (среди них в первую очередь отметим монографию З. М. Потаповой «Русско-итальянские литературные связи». — М., 1973) носят, как правило, историко-литературный характер и не ориентированы на анализ переводов, без чего, как представляется, невозможно полно и верно осмыслить характер восприятия творчества писателя в этой стране, а значит, и все многообразие русско-итальянских культурных взаимоотношений.

В работах итальянских славистов изучение взаимодействия гоголевского творчества и итальянской культуры также не включает в себя рассмотрение переводов произведений писателявсе исследователи отмечают интерес и любовь Гоголя к Италии, особенно к Риму, проявившуюся уже в молодости (идеализированное описание Италии есть в пятой главе поэмы «Ганц Кю-хельгартен»), и плодотворное влияние итальянского культурного контекста на творческую потенцию Гоголя. Л. П. Савой, например, пишет: «Можно с полным основанием утверждать, что без Италии не только «Шинель», но и первая часть «Мертвых душ» не увидела бы свет"7. Также, цитируя письмо.

7. Savoj L.P. Schede russe. — Napoli, 1959. — С. 55. Здесь и далее перевод с итальянского наш. -И.Т. о.

Гоголя к Плетневу от 17 марта 1842 г., исследователи утверждают, что из Италии он мог лучше видеть Россию в ее целостности9. Часто анализировались «итальянские» произведения писателя: стихотворение «Италия» и отрывок «Рим», многократно отмечалось сходство гоголевского гротеска с гротеском Белли, римского поэта-сатирика, которого Гоголь знал лично, была исследована топография пребывания писателя в Италии, его отношение к католичеству и прочее. Влияние творчества Гоголя на итальянскую литературу признается, как правило, малозначительным, в лучшем случае косвенным (как нам представляется, из-за ярко выраженного национального своеобразия и стилистических особенностей его произведений, о чем скажем ниже). Так, выдающийся итальянский славист А. Крониа в своей интересной монографии «Знакомство со славянским миром в Италии» пишет: «Возьмите любую «Историю итальянской литературы XIX века», и вы увидите, что в главах о Ра-писарди, Капуане, Тоцци, Бонелли и других будут упомянуты имена Андреева, Чехова, Достоевского, Гоголя, Тургенева и Толстого. Но очень мало конкретного дадут вам эти попытки объединения имен, хотя какие-то связи, какое-то духовное родство [выделено нами. — И.Т.] они, конечно, могут продемонстрировать"10.

Итак, несмотря на наличие в советском, постсоветском и европейском литературоведении работ о судьбе наследия Гоголя в культуре и литературе Европы,.

8. Гоголь Н. В. Собрание сочинений: В 9 т. Т. VII. — М.: Русская книга, 1994. — С. 202. В дальнейшем при цитировании этого собрания сочинений в тексте диссертации том будет отмечаться римскими цифрами, страница — арабскими.

9. Graciotti S. La conversione di Gogol' e il suo presentimento ecumenico//Vita e pensiero. A. XLVIII. Fasc. XI. — Milano, 1965. — C. 518. Интересно сравнить это утверждение с упреком В. Г. Белинского, который в письме из Зальцбрунна от 15 июля 1847 г. укорял Гоголя за то, что он, изображая Россию из-за границы, искажает действительность: «Вы столько уже лет привыкли смотреть на Россию из Вашего прекрасного далека, а ведь известно, что ничего нет легче, как издалека видеть предметы такими, какими нам хочется их видеть» (Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. Т. 8.-М., 1982.-С. 282).

10.Cronia A. La conoscenza del mondo slavo in Italia. — Padova, 1958. — C. 560. мы практически не находим исследований, продиктованных интересом к качеству переводов, а между тем важность перевода в исследовании межкультурных контактов признана давно (показательно, например, что М. П. Алексеев начинал курс истории западноевропейской литературы с лекции «Проблема художественного перевода"11). Правда, природа и функции последнего в процессе межлитературной рецепции так и не получили однозначного определения: И. Г. Неупокоева пишет о художественном переводе как о средстве литературных.

1У связей, с одной стороны, и форме творческих взаимоотношений, с другой, румынский ученый А. Дима называет его одним из факторов прямых отношений между литературами13, а Д. Дюришин видит в нем специфическую форму межлитературной коммуникации14. Несомненно, однако, что, как утверждал В. М. Жирмунский, любая переводная литература решает задачи той литературы, на язык которой она переводится15. Еще раньше об этом писал А. Н. Веселовский: «Заимствование [одним из видов которого и является художественный перевод. — И.Т.] предполагает в воспринимающем не пустое место, а встречные течения, сходное направление мышления, аналогические образы фантазии"16.

О переводе произведений Гоголя и связанных с ним трудностях писал еще В. Г. Белинский в рецензии «Перевод сочинений Гоголя на французский язык"17, но в дальнейшем, как уже говорилось, исследователи не уделяли должного внимания данной проблеме. Производимые в советском литерату.

11 .Алексеев М. П. Проблема художественного перевода//Сборн. трудов Иркутского гос. ун-та. Педагог, факульт., часть методическая. Т. XVIII, вып. 1. — Иркутск, 1931. — С. 149−181.

12.Неупокоева И. Г. Некоторые вопросы изучения взаимосвязей и взаимодействия национальных литератур. — М., 1960. — С. 24−25.

1 З. Дима А. Принципы сравнительного литературоведения. — М., 1977. — С. 131.

М.Дюришин Д. Теория сравнительного изучения литературы. — М., 1979. — С. 141.

15.Жирмунский В. М. Гете в русской литературе. — JI., 1981. — С. 14.

16.Веселовский А. Н. Разыскания в области русского духовного стиха. Вып. 5. XIII. — СПб., 1889.-С. 115.

17.Белинский В. Г. Перевод сочинений г. Гоголя на французский язык/Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. Т. 8. — М., 1982. — С. 472. роведении попытки конкретного историографического осмысления переводов Гоголя на языки народов СССР («Гоголь на грузинском языке» Г. И.Цибахашвили- «Гоголь на таджикском языке» А.З.Розенфельда) сводились к рассмотрению переводов исключительно с позиций лексического соответствия оригиналу: отмечались неточности в существующих переводах Гоголя и предлагались варианты их исправления («Гоголь на грузинском языке» К.Х.Квиташвили- «Перевод повести Н. В. Гоголя „Шинель“ на украинский язык» А. Д. Зверева и другие).

Из работ отмеченного типа выделяется диссертационное исследование К. Л. Мкртчяна «Петербургские повести Н. В. Гоголя в армянских переводах. Прочтение оригинала как переводческая проблема» (Ереван, 1985), в котором заявлена установка на рассмотрение перевода как «.взаимодействия двух язы.

18 ковых систем, двух культур и двух творческих индивидуальностей", однако в дальнейшем внимание исследователя концентрируется на первой, лингвостили-стической ипостаси данного феномена, лингвокультурологического по своей сутив частности, переводы «Шинели» рассматриваются с точки зрения передачи в них особенностей жанровой поэтики, выделенных Эйхенбаумом: сказовой манеры, каламбуров, особой ритмической организации, наличия канцеляризмов и просторечных лексических элементов. Культурологический аспект присутствует у Мкртчяна лишь в виде рассуждений о фоновых знаниях переводчика и переводе реалий. Наличествует и терминологическая путаница: «прочтение» оригинала приравнивается к «постижению» и к «пониманию», эти понятия используются как синонимы.

В последние годы появилось несколько диссертационных исследований (Балажова А. Восприятие и оценка творчества Н. В. Гоголя в Чехии. JL, 1990; Гураль С. К. Гоголь в современном американском литературоведении. Томск, 1985) и одна монография (Тарасова Е.К. Н. В. Гоголь в немецкоязычном лите.

18. Мкртчян K.JI. Петербургские повести Гоголя в армянских переводах. Прочтение оригинала как переводческая проблема. Автореф. дисс. к.ф.н. — Ереван, 1985. — С. 4. ратуроведении (70−90-е годы XX века). — М., 2002), авторы которых рассматривают не только лингвистические, но и культурологические, и литературоведческие аспекты переводов Гоголя на иностранные языки, что свидетельствует о растущем интересе к данной проблематике19.

В настоящее время остается неизученным такой культурологический аспект перевода, как влияние на переводной текст и дальнейшее функционирование произведения в иноязычной среде индивидуальных личностных качеств переводчика. Исключением является статья М. П. Алексеева об одном из переводов «Ревизора» Гоголя на немецкий язык, посвященная в первую очередь творческой биографии талантливого немецкого переводчика с рус.

20 ского Т. Вингена — исследователь совершенно справедливо полагает, что многие характерные черты понимания и интерпретации текста комедии, нашедшие отражение в переводе, обусловлены личностью переводчика.

Такую же идею постулирует К. Скандура в начале своей статьи «Наблюдения по поводу итальянских переводов рассказа Гоголя «Шинель» (Osservazioni a proposito delle traduzioni italiane del racconto di Gogol' Sinel), помещенной в альманахе «Russica Romana"21. В ней исследовательница, ис.

19. Представляется, что этот интерес обусловлен, помимо слабой изученности темы, еще одним фактором: происшедшие в России общественно-политические изменения последнего двадцатилетия повлекли за собой и переориентацию отечественного литературоведения, расширение его методологического пространства. Поэтому те подходы западных славистов к изучению творчества Гоголя, которые раньше не принимались во внимание или огульно отрицались (см., например, Лейтес А. Гоголь и его зарубежные комментаторы//Октябрь. — 1952. — № 3- Храпченко М. Б. Судьбы литературного наследия Н. В. Гоголя в XX BeKe//Colloquio italo-sovietico «Gogol' e la sua opera». — Roma, 1982), сегодня входят в сферу активного осмысления.

20.Алексеев М. П. Первый немецкий перевод «Ревизора"//Гоголь. Статьи и материалы/Отв. ред. М. П. Алексеев.-Л., 1954.-С. 187−259.

21.Scandura С. Osservazioni a proposito delle traduzioni italiane del racconto di Gogol' Si-nel//Russica Romana. — 1997. — № 4. — P. 289. Кроме этой публикации, посвященной специальному исследованию нескольких переводов «Шинели», К. Скандура опубликовала интересный историко-библиографический обзор «Итальянские переводы произведений Гоголя» (Сканду-ра К. Итальянские переводы произведений Гоголя//Гоголь как явление мировой литературы. По материалам международн. научн. конференции, посвящ. 150-летию со дня смерти пользуя метод сопоставительного лингвостилистического анализа, на примере некоторых произвольно выбранных отрывков сравнивает переводы «Шинели», выполненные разными переводчиками, и делает выводы о стилистических особенностях каждого из них. Однако заявленная во вступлении идея о первостепенной важности при переводе «интерпретационного ключа» остается без развития.

Учитывая вышесказанное, мы ставим перед собой цель выявить и комплексно исследовать проблемы, связанные с интерпретацией и переводом «Шинели» Н. В. Гоголя в итальянском социокультурном контексте, и, шире, возможные смысловые трансформации гоголевского текста при межъязыковых и межкультурных контактах.

Повесть «Шинель» в итальянских переводах выбрана в качестве материала исследования не случайно. Во-первых, из всех произведений Гоголя именно она вызывала в Италии наибольший интерес (об этом свидетельствует существование на данный момент по меньшей мере двадцати восьми вариантов ее перевода) — во-вторых, оригинальный текст повести отличается множественностью заключенных в нем смыслов, что объективно провоцирует различные его интерпретации (Д.Фангер, например, замечает, что все предпринятые когда-либо истолкования «Шинели» можно с некоторой натяжкой.

разделить на четыре пересекающиеся категории: общественную, этическую,.

22 религиозную и эстетическую) и позволяет использовать различные исследовательские методикикроме того, «Шинель» не однажды привлекала внимание значительных деятелей итальянской литературы: выполненные ими переводы, несущие на себе отпечаток индивидуального стиля переводчиков, вошли в историю итальянской литературы наряду с оригинальными произведениями последних.

Н.В.Гоголя. — М., 2003. — С. 383−393).

22.Фангер Д. В чем же, наконец, существо «Шинели» и в чем ее особенность//Н.В.Гоголь. Материалы и исследования. — М., 1995. — С. 57.

Перспективным с точки зрения поставленной цели представляется параллельное исследование текстов нескольких переводов, позволяющее не только проанализировать специфику каждого из них, но и выявить функциональный инвариант оригинала и расширить поле смысловых значений последнего, поскольку, с нашей точки зрения, при переводе оригинальный текст не только утрачивает часть своей семантики, но и обнаруживает новые значения, заключенные в нем потенциально.

Указанная цель предполагает решение следующих конкретных исследовательских задач:

1) определение «спектра адекватности» «Шинели», трактуемой в современной теории перевода как совокупность потенциальных значений текста, и выявление смысловой доминанты повести, ее интенционального значения (целеустановки автора оригинала);

2) выявление взаимодействия языковых, социокультурных и личностных факторов в преобразовании смыслов художественного текста при переводе;

3) рассмотрение на материале нескольких переводов повести влияния на перевод концепции оригинала, сложившейся у реципиента-переводчика в результате индивидуальной интерпретации текста;

4) выяснение и анализ стилистических и смысловых особенностей повести в итальянских переводах по сравнению с оригинальным текстомтипо-логизация переводов;

5) выявление «культурного инварианта» перевода (этим термином мы обозначили неизменные признаки всех или нескольких рассматриваемых переводов «Шинели) или отсутствие такового.

Решение этих конкретных исследовательских задач определило структуру работы. В первой главе «Шинель Гоголя в Италии: проблема переводной множественности» мы рассматриваем историю бытования гоголевских произведений на итальянской почве, некоторые трудности, связанные с переводом Гоголя на итальянский язык, и такое проблемное явление теории перевода как переводная множественность. Выясняются условия и причины возникновения последней, делается попытка классификации существующих итальянских переводов «Шинели» по признаку целеустановки переводчика, выявляются некоторые закономерности эволюции переводческого метода в Италии с одновременным решением терминологических проблем, в частности, что есть интерпретация и какое значение приобретает этот общекультурный термин в теории перевода.

Вторая глава «Проблемы перевода национального и исторического колорита» посвящена проблематике перевода безэквивалентной лексики (реалий) гоголевского текста. Перевод реалий, являющихся носителями национального и исторического колорита, как неоднократно отмечали исследователи, — немаловажная часть работы переводчика, поскольку то, что именуется «национально-культурной спецификой», составляет один из важнейших пластов текста при функционировании его в иноязычной среде (включенное в пространство чужой культуры художественное произведение оказывается культурным «посредником»: из него иностранный читатель черпает сведения о быте, истории, культуре другой страныименно переводные литературные произведения формируют национальные стереотипы). Мы определяем условия выбора того или иного способа перевода безэквивалентной лексики и выясняем, какое влияние на конечный результат перевода оказывает стратегия передачи реалий. Рассматривается вопрос о необходимости комментариев. В этой же главе изучаются способы передачи на итальянский язык такого рода реалий, как собственные имена персонажей и заглавие повести.

В третьей главе «Повесть „Шинель“: духовно-учительное содержание» мы обращаемся к исследованию оригинала, в частности, трактовке его смыслового потенциала. Произведя краткий историографический обзор критических осмыслений «Шинели», свидетельствующих о многозначности гоголевского текста, мы, используя метод текстуального анализа с привлечением черновиков, пытаемся доказать, что авторский замысел повести имеет учительный характер, связанный с религиозно-этическими идеями любви к ближнему, святости и юродства, опасности сотворения кумира и идолопоклонства, и, главное, с пониманием гражданской службы как религиозного служения (ранее в исследовательской литературе «Шинель» практически не рассматривалась с такой точки зрения). В этой же главе мы останавливаемся на значимости концепта службы-служения для всего позднего творчества Гоголя.

Четвертая глава «Анализ переводов „Шинели“ с точки зрения интерпретационной позиции переводчиков» посвящена анализу выполненных в разное время переводов, в которых предлагаются оригинальные интерпретации текста повести и представлены различные переводческие установки. Анализу каждого перевода предшествует краткая справка о биографии переводчика, его личности и индивидуальном творческом методе. Отдельно рассматриваются переводы «гуманного места» повести как отрывка, концентрирующего в себе ключевое для «Шинели» учительное значение, и выявляются общие для всех итальянских переводов трансформации гоголевского текста.

В заключении подводятся итоги проделанного исследования и намечаются перспективы дальнейшей работы.

Особое внимание в работе обращено на переводческую интерпретацию и творческое переосмысление текста повести. Анализ переводов с точки зрения влияния на перевод восприятия оригинала переводчиком позволяет объективизировать степень личностного начала в процессе перевода.

Интересующая нас проблема перевода как метакреативного (по отношению к оригиналу) явления приводит к спорному вопросу теории перевода о допустимых границах творческой индивидуальности и свободы переводчика. Степень широты этих границ оценивается в исследовательской литературе по-разному, в зависимости от методологических установок: сторонники лингвистической теории перевода, стремясь к максимальной объективизации, относятся с некоторым недоверием к самому факту возможного проявления творческой индивидуальности переводчика, усматривая в ней потенциальный произвол", «искажение произведения». Если творческая свобода в переводе и допускается, то только как возможность эвристического выбора того или иного эквивалента из нескольких потенциально возможных в языковой системе. Так, Ю. Найда представляет в качестве основных операций переводческой деятельности анализ (разложение синтаксических и семантических структур на более простые, удобные для передачи единицы), а затем переключение сообщения с исходного языка на конечный, то есть перекодирование (более или менее адекватное перевыражение знаками языка перевода со.

23 держания, выраженного знаками исходного языка). Подобный взгляд на процесс перевода отразился и в многочисленных статьях В.Н.Комиссарова24. Однако сами исследователи вынуждены признавать, что не все переводческие трансформации поддаются рациональному осмыслению и объяснению.

Более гибко подходят к вопросу о творческой свободе переводчика приверженцы литературоведческого взгляда на перевод — М. П. Алексеев, К. И. Чуковский, Г. Гачечиладзе, П. И. Топер, В. Россельс, Р. И. Винонен и др. В том или ином виде их высказывания сводятся к следующей мысли: «Отношение между оригиналом и переводом — это отношение между произведением и его исполнением в другом материале, при этом решающей константой является осуществление в другом материале не единства содержания и формы оригинала, а конкретизация этого единства в сознании воспринимающего"25.

Говорилось даже о том, что креативность переводческого процесса способствует большей близости духу переводимого произведения: «Активное проявление личности переводчика, освобождение его непосредственного.

23.Найда Ю. А. Наука перевода//Вопросы языкознания. — 1970. -№ 4. — С. 4.

24.Комиссаров В. Н. Интуитивность перевода и объективность переводоведения//Язык. Поэтика. Перевод. Сборн. научн. трудов Московского гос. лингв, ун-та. Вып. 426. — М., 1996. -С. 91−99- Комиссаров В. Н. Общая теория перевода (Проблемы переводоведения в освещении зарубежных ученых). — М., 2000.

25 Левый И. Искусство перевода. — М., 1974. — С. 129. душевного жеста приводит к более глубокому раскрытию оригинала"26.

Делались попытки примирить «лингвистическую» и «литературоведческую» точки зрения. Так, А. Попович различает в переводе две фазы: анализ, когда переводчик сознательно или бессознательно оценивает и осмысливает систему языка, стилистические особенности и контекст оригинала (результатом этого процесса может явиться буквальный (подстрочный) перевод), и синтез, метатворчество, возникновение нового текста. Наиболее логичной и приближенной к реальной переводческой практике представляется аргументация П. М. Топера: «.переводчик в процессе перевода выбирает языковые средства с учетом всех требований, которые предъявляют ему обстоятельства, в которых он творит, и всех намерений, которые он хочет осуществить. Как бы ни протекала его работа в реальном времени и пространстве, это всегда — единый творческий акт, которому предшествует анализ"27.

Переводчик, таким образом, соединяет в себе читателя, критика и творца, что вызывает следующее противоречие: переводческая интерпретация текста обусловлена объективными пространственно-временными факторами, между тем как создаваемый переводной текст должен порождать такую же множественность прочтений, как и оригинальный.

Своеобразную позицию занимал в вопросе о творческой свободе переводчика К. И. Чуковский: «Гораздо чаще достигают точности те переводчики, которые питают к переводимым авторам такое сочувствие, что являются как бы их двойниками. Им не в кого перевоплощаться: объект их перевода почти.

28 адекватен субъекту". Как видим, исследователь одновременно признает и одобряет творческое начало в переводе, говоря о «перевоплощении», и отрицает его, говоря о «точности» как необходимом условии перевода.

26.Винонен Р. И. Переводчик как творческая индивидуальность. Автореф. дисс.. к.ф.н. -Тбилиси, 1972.-С. 19.

27.Топер П. М. Перевод в системе сравнительного литературоведения. — М., 2001. — С. 199. 28. Чуковский К. И. Высокое искусство. — М., 1968. — С. 44.

С рассматриваемой проблемой тесно связан вечный спор о самой природе художественного перевода: является ли он логически осмысленной механической деятельностью или творчеством. Мы склонны полагать, что творческая составляющая — основная характерная черта перевода художественного текста, отличающая его от «технических» переводов, признаки которых — точность и объективность. Это связано с особой, многомерной природой художественного образа в отличие от силлогистичной природы научно-технической литературы.

Принимая во внимание творческий характер художественного перевода, Л. Мкртчян призывает отказаться от понятий «верный» и «адекватный» перевод (поскольку перевод по определению не может быть ни абсолютно верным, ни абсолютно адекватным), и говорить о «полноценном», или «полном» переводе, необходимой составляющей которого является соавторство пере.

1Q водчика. Действительно, неправомерно оценивать перевод исключительно с точки зрения «верности» или «неверности» оригиналу, ведь, как правило, только профессионала интересует, насколько перевод точен и верен, а для читателя важно, чтобы он был интересным для прочтения, приемлемым с эстетической точки зрения (сохранял в себе феномен художественности) и знакомил с каким-либо явлением инонациональной культуры.

Итак, художественный перевод является метакреативным и креативным процессом одновременно: метакреативным в силу своей вторичности, ориентированности на оригинальный текст и истинно творческим в том смысле, что он способен изменять этот текст. Причем приемы работы переводчика могут различаться применительно к передаче содержания оригинала и к передаче его стилистических особенностей. Стилистическое своеобразие переводимого произведения может быть понято лишь на основе внимательного.

29.Мкртчян JI. Художественный перевод как неявная форма соавторства//Литература и перевод: проблемы теории (Международная встреча ученых и писателей)/Сост. М. П. Топер и др. -М., 1992.-С. 253. хотя иногда протекающего бессознательно) лингвистического анализа текста в целом, и его передача является сложной переводческой задачей. Как справедливо отмечал Г. Г.Почепцов30, если оригинал относительно несложно стилистически атрибутировать определенному автору, то переводы, как правило, получаются не столь выразительными.

В нашей работе мы оставляем в стороне комплекс вопросов, связанных с проблематикой сопоставительной лингвистики славянских и романских языков, и не рассматриваем переводческие преобразования, обусловленные грамматическим строем итальянского языка, как-то: использование отсутствующих в русском языке артиклей, изменения при передаче видо-временной системы глаголов, изменения в категории рода существительных (кроме того случая, когда речь идет о заглавии повестиздесь грамматическая категория рода определяет семантику: шинель — возлюбленная Акакия Акакиевича), изменения в системе глаголов с посессивно-бытийной семантикой (в русском языке отношения принадлежности обычно передаются глаголом «быть» ["у меня есть"], а не глаголом «иметь» ["io ho"], как в романских языках), синтаксические изменения и прочее. Мы понимаем, что говорить о семантике в отрыве от грамматической формы можно лишь условно, в силу того, что они являются двумя сторонами одного языкового знака, но рамки нашей работы не позволяют произвести комплексный анализ, поэтому выявление и рассмотрение подобных трансформаций не входит в наши задачи, хотя, несомненно, является актуальным для сопоставительной лингвистики, поскольку до сих пор на русском языке не появилось комплексного исследования, которое охватывало бы всю систему русско-итальянских грамматических соответствий.

Мы также исключаем из сферы специального внимания способы лингвистических (конкретно, грамматических) преобразований. Отметим только,.

ЗО.Почепцов Г. Г. О сохранении индивидуального своеобразия подлинника при перево-де//Тетради переводчика. Т. 4. — М., 1966. — С. 94−101. что в теории перевода не существует единой их классификации, и в зависимости от критерия систематизации выделяется разное их количество. Так, В. Г. Гак на основании семантико-грамматического критерия говорит о трех типах языковых трансформаций31 при переводе32:

1) транспозиции грамматических категорий (числа, наклонения, времени и т. д.);

2)транспозиции частей речи (например, передача глагольных конструкций причастными или именными);

3)лексико-семантические трансформации (выделить отдельно синтаксические преобразования не представляется возможным, т.к. все изменения в сфере синтаксиса связаны с теми или иными лексическими или морфологическими заменамиединственным исключением может считаться изменение порядка слов);

Похожие, но более дробные группы на основании такого же критерия выделяет и Л.К.Латышев33:

1) морфологические трансформации;

2) синтаксические трансформации;

3) стилистические трансформации (изменение стилистической окраски отрезка текста);

4) лексические трансформации (синонимические замены лексем, выходящих за рамки непосредственных словарных соответствийконкретизация, генерализация и антонимический перевод);

5) семантические трансформации (меняется не только форма, но и само содержание, то есть признаки, с помощью которых описана ситуация);

6) смешанные трансформации.

31 .В дальнейшем понятия «трансформация» и «изменение» будут употребляться как синонимы. 32. Гак В. Г. Типология контекстуальных языковых преобразований при переводе//Текст и перевод/Отв. ред. А. Д. Швейцер. — М., 1988. — С. 63−75.

ЗЗЛатышев Л.К. О переводческих трансформациях//Методика и лингвистика/Отв. ред. М. Я. Цвиллинг. — М., 1981.-С. 127−138.

К.И.Ковалева, напротив, обращает внимание на количественные изменения и рассматривает три основных группы «несовпадений оригинала с переводом"34 с этой точки зрения:

1) приращения (к которым относятся уточнения, структурные и логические развертывания, интенсификация (появление лексического элемента, усиливающего значение одного из элементов контекста), трансформационные преобразования (образовавшиеся в результате переводческих трансформаций), вынужденные повторы, ритмические приращения);

2) опущения (компрессия, ликвидация повтора, трансформационное опущение).

3) замены (которые с трудом поддаются классификации, поскольку являются комбинацией приращения и опущения, трансформационные заменыситуативные замены).

Мы в нашем исследовании будем в основном опираться на классификацию переводческих трансформаций, предложенную К. Л. Латышевым, поскольку в ней учитываются не только грамматические, но и стилистические изменения, крайне существенные при анализе переводов.

При написании работы мы пользовались методами традиционного сравнительного изучения литератур с учетом некоторых коммуникативных и ре-цепционных аспектов. Методология рецептивного подхода, ориентированного в первую очередь на читателя и ставящая значение текста в зависимость от интерпретационных преференций реципиента, при всей ее привлекательности, не может служить основной при анализе классических, «неигровых» текстов. Тем не менее, мы осознаем, что литературное произведение есть явление исторически открытое, его смысл изменчив и поддается переосмыслению.

Теоретической базой исследования послужили работы ученых, занимающихся проблемами восприятия и функционирования текста в инокуль.

34.Ковалева К. И. Оригинал и перевод: качественные и количественные различия//Перевод в современном мире/Отв. ред. Убин И. И. — М., 2001. — С. 27−35. турной среде (А.Н.Веселовского, В. М. Жирмунского, М. П. Алексеева, Д. Дюришина, П. М. Топера, З.М.Потаповой), а также труды теоретиков перевода, в первую очередь тех, кто рассматривает перевод с литературоведческих позиций (К.И.Чуковского, В. Н. Комиссарова, Г. Р. Гачечиладзе, И. Левого, А. Поповича, Ю. Д. Левина, В. Д. Уварова, В.А.Кухаренко).

Многие собранные нами материалы, касающиеся историографии наследия Гоголя в Италии и творчества итальянских писателей и переводчиков, ранее не публиковались в России и не входили в научный обиход отечественного литературоведения.

Результаты исследования дополнят картину изучения восприятия творчества Гоголя в Италииматериалы и выводы диссертационной работы могут быть использованы при чтении академических и специальных курсов по теории и практике перевода и по творчеству Н. В. Го гол я.

Заключение

.

В представленном диссертационном исследовании сопоставительный анализ пяти переводов повести Н. В. Гоголя «Шинель» выполнен с точки зрения интерпретационных процессов, происходящих в ходе восприятия и перевода иноязычного художественного текста. При этом авторский статус уступает место рефлексирующей роли другого творящего субъекта — переводчика. Сложность заключается в том, что оба они проявляют себя в пространстве единого и общего текста, в рамках и пределах которого и происходит свободный диалог-встреча двух культур, двух творческих личностей. Это обуславливает двоякую природу художественного перевода: хотя, с одной стороны, многие параметры переводимого произведения заранее заданы и определены (сюжет, жанр, приблизительный объем), с другой стороны, при переводе происходят неизбежные и значительные языковые, психологические, образные и другие изменения.

Переводчик предстает и как читатель (при этом на его непосредственное читательское восприятие влияет значительный комплекс факторов, как-то: традиции отечественной литературы, индивидуально-психологические характеристики и др.), и как профессиональный литератор, совмещающий разные ипостаси: ученый-филолог, лингвист, культуролог, практик художественного слова и проч.

Анализ различных переводов повести «Шинель» позволяет сделать следующие выводы:

1. В процессе эвристического восприятия иноязычного текста его интен-циональное значение не может быть полностью усвоено реципиентом в силу различия коммуникативных кодов автора и воспринимающего субъекта. В данном случае, подчеркиваемая Гоголем идея служения как многогранного — бытового, гражданского, нравственного — феномена в двух переводах оказывается суженной (у Д. Чамполи — до социального, у К. Реборы — до сугубо этического значения), а в остальных подменяется другими интерпретационными позициями, среди которых в качестве «полюса рецептивной активности» выделяется присутствующая в двух переводах (Т.Ландольфи, Э. Баццарелли) трактовка гоголевского текста как отражения экзистенциального пессимизма автора.

2. Разные идеологические трактовки корректируют эстетическое пространство. Так, социальный подход Д. Чамполи, религиозно-этический взгляд К. Реборы, экзистенциалистские мотивы Т. Ландольфи и Э. Баццарелли — каждая из этих переводческих концепций обуславливает выбор индивидуальной стратегии перевода, а также преимущественное использование определенных рядов стилистических и лексических средств для выделения того или иного смыслового пласта. Установленные частные расхождения между переводами не ограничиваются отдельными переводческими решениями, а оказываются связанными с целостной интерпретацией текста оригинала переводчиками.

3. При всех различиях, обусловленных индивидуальными переводческими интерпретациями, общим для большинства итальянских переводов является тенденция к. эстетизации текста, проявившаяся прежде всего в стилистическом упрощении оригинала, отказе от просторечных и разговорных лексических средств.

Проведенное исследование открывает обширные перспективы для дальнейшей работы. С одной стороны, нуждаются в рассмотрении итальянские переводы всего массива произведений Гоголя и функционирование гоголевского наследия в контексте итальянской культуры, с другой, далеко не завершена дискуссия о роли творчески-интерпретирующего начала в процессе перевода текстов различной жанровой природы. Очевидно, что эти проблемы требуют дальнейшего внимательного изучения с привлечением концепций и методик современной компаративистики, а также психологии творчества, культурологии, исторической поэтики и рецептивной эстетики.