Социокультурная идентичность человека политического

Мир каждого человека имеет яркую социокультурную окраску, и сфера политического не составляет исключения. Вследствие этого задача политической науки — понять человека политического другой культуры в его сути, уникальности, но понять в нем не только его суть и уникальность, но и его ценность, его необходимость в диалоге культур, диалоге события.

В рамках культурной антропологии разработана концепция социокультурной идентификации личности, которая способна сыграть важную эвристическую роль в политологии. Известно, что каждая цивилизация развивает и культивирует в людях определенные личностные качества и дети с раннего возраста усваивают эти культурные ценности благодаря социализации. В частности, американская культура утверждает такие ценности, как уверенность в себе, умение владеть собой и агрессивность. В Индии традиционно сложились противоположные ценности: созерцательность, пассивность, мистицизм. Поэтому американцы обычно с уважением относятся к тем 500 «людям года», которых определяет журнал «Fortune», добившимся выдающихся результатов в своей профессии. Индийцы же склонны с почтением относиться к религиозным и политическим деятелям, выступающим против насилия.

Социокультурная идентичность — это совокупность устойчивых черт, позволяющая той или иной группе (этнической или социальной) отличать себя от других. Использование категории «идентичность» позволяет обнаружить скрытые связи между внутриличностной и социокультурной обусловленностью действий политического субъекта, соединяя социологическое и психологическое измерения.

Социокультурная идентичность предполагает стереотипный набор атрибутов — поведенческих, символических, предметных, которые лежат в основе политического поведения людей разных цивилизаций. Уже древние мыслители (Геродот, Гиппократ, Плиний) пытались связать особенности политических характеров с различиями климата, географических и исторических условий. В Новое время, с развитием этнографии, исследователи стали широко использовать этнографические аргументы для анализа политических феноменов. В частности Ш. Л. Монтескье и Дж. Локк писали о «народном духе», который зависит от среды и климата.

Русский ученый Г. Г. Шпет (1879−1937), исследовавший историю этнической психологии, отмечал, что с середины XIX в. идея «народного духа» превращается романтиками в «ходовое понятие, которое популяризируется исторической школой в учении о праве, углубляется и усложняется»^[1]. Исследования в сфере этнической психологии в течение века дали обширный материал для формирования современной концепции социокультурной идентификации.

Основные уровни социокультурной идентичности

Швейцарскому психологу К. Г. Юнгу (1875−1960) принадлежит идея архетипов — коллективных представлений, созданных в разных культурах на различных стадиях их развития и сохраняющихся на бессознательном уровне до наших дней. Юнг полагал, что архетипы соответствуют типичным жизненным ситуациям и воспроизводятся не в форме образов, наполненных содержанием, но как формы без содержания. К числу наиболее древних архетипов относится противопоставление " мы — они" . В период формирования цивилизаций первобытным людям был свойственен высокий уровень идентификации со «своим» обществом: те, кто находились за его пределами, воспринимались как реальные или потенциальные враги и соперники либо как нейтральный «чужие». Человек выделялся из массы других людей как бы в составе той группы, с которой он себя идентифицировал. Практическая и психологическая возможности индивидуального выделения были еще весьма проблематичными. Этот архетип можно рассматривать как исторически первичную форму социокультурной идентичности.

Позднее формируются и другие уровни социокультурной идентичности. Иерархию таких уровней можно представить в виде определенной последовательности:

• 1) " Я-идентичность" - индивидуальные представления о себе самом как члене общества;
• 2) субъективная социокультурная идентичность — представление индивида о своей идентичности в ситуациях социального взаимодействия в обществе;
• 3) демонстрируемая публичная идентичность — реакция окружающих на социокультурное поведение человека, его образ, передаваемый через поведение окружающих;
• 4) объективная социокультурная идентичность — совокупность, которая проявляется в ситуации социального контакта объективно.

Действительно, человек отождествляет себя с культурой, если разделяет ценности этой культуры как личные. Далее, он должен самоотождествлять себя с социокультурными традициями, сознательно отвечая за их преемственность, передавая их из поколения в поколение. Это предполагает определенные формы поведения в ситуации социального взаимодействия. Общность чувств, идей, традиций, верований, созданная медленным и наследственными накоплениями в рамках одной цивилизации, придает психическому складу народа определенное единство, большую прочность, созидательную силу. Именно она создала величие Рима в древности, великолепие Венеции в Средние века, грозную мощь Британской империи в Новое время и «тихоокеанское чудо» в наши дни.

Основатель социальной психологии Гюстав Лебон (1841−1931) писал: самое яркое впечатление, вынесенное им из продолжительных путешествий по различным странам, — это то, что «каждый народ обладает душевными строем столь же устойчивым, как и его анатомические особенности, и от него-то и происходят его чувства, его мысли, его учреждения, его верования и его искусство»^[2]. Люди каждой цивилизации обладают, несмотря на различия их социального положения, общими чертами характера, составляющими бессознательное наследство от их предков. И с этой точки зрения судьбой народов и культур руководят в гораздо большей степени умершие поколения, чем живые: ими заложены основания цивилизации.

Известно, что краеугольным камнем западного сознания является индивидуализм, имеющий глубокие культурно-исторические корни. Западная цивилизация пережила Ренессанс, Реформацию, Просвещение, сделавшие человека мерилом всех вещей. Именно человек, его разум, рациональность считаются здесь огромной ценностью; лишь то, что создано человеком, имеет значение. Для западного общества всегда было важно понятие материального прогресса; им правит принцип личной ответственности за растущее благосостояние общества, и материальный прогресс поощряется обществом, уважается им. Эта идея была воспринята протестантизмом, который стал ведущей религией Западной цивилизации. Человек в этой культуре живет, чтобы работать и, увеличивая личное благосостояние, создавать благосостояние общества. В этом состоят наиболее общие основы социокультурной идентичности западного цивилизационного типа.

Православная культурная идентичность совсем иная. Православный мир не знал Реформации и Ренессанса. В российской культуре традиционно превыше всего ставилась вера; личность никогда не была важна сама по себе. В этом смысле православный мир основан на началах «реализма», а не «номинализма»: в нем явно довлеет приоритет общего над индивидуальным. Религиозность русской культуры и приоритетность коллективистских начал — взаимосвязанные характеристики, поэтому в российском обществе очень мало личной инициативы, ее традиционно ждут «сверху», в нее «верят» (коммунизм когда-то тоже был «верой»). При этом вера никогда не бывает лишь чувством, эмоцией, она соединена с Логосом, требует рационального обеспечения. Большие идеи и великие цели обладают в нашей культуре огромной притягательной силой — они способны мобилизовать цивилизационную энергетику и явить миру «русское чудо». Так было, когда Россия сбросила татаро-монгольское иго, разбила Наполеона, разгромила фашистскую Германию. Огромный потенциал православной культуры в том, что она способна развиваться под влиянием больших идей. Человек в нашей культуре готов поверить в идею и служить ей.

Конфуцианский менталитет стран азиатско-тихоокеанского региона дает нам еще один тип социокультурной идентичности. Краеугольным камнем «конфуцианского» сознания выступает клановая солидарность. При отсутствии личного индивидуализма семью в этой цивилизации можно рассматривать как главную ячейку общества. Человек живет и работает ради семьи и вместе с семьей. Клановая солидарность — вот та могучая сила, которая сплачивает «конфуцианские» страны, а это, в свою очередь, рождает патриотизм, любовь к родине, желание трудиться во имя ее.

Процесс идентификации с социокультурной общностью — на уровне социальной группы, государства, цивилизации (культуры) — в той или иной мере происходит в психике любого человека. Однако у политиков, и особенно у политических лидеров, такой процесс особенно ярко выражен: подчеркнутая идентификация политика со своей страной, нацией, культурой является не только психологической, но и профессиональной характеристикой.

Способы идентификации во многом зависят от исторической эпохи, политической системы и политической идеологии. В период Античности политический деятель идентифицировал себя с общиной свободных граждан полиса, поскольку гражданское общество и государство еще не были разделены. В эпоху Средневековья источником политической власти считался общественный промысел, и монархи идентифицировали себя уже не столько со своими подданными, сколько с институтом государства, что нашло выражение в знаменитой фразе Людовика XIV «Государство — это я!». В тоталитарных государствах XX в. отождествление национальных интересов с государственными достигло предельного уровня. Политик в таком обществе заботился «о благе народа» с высоты патерналистских презумпций, подчеркивая право правящей партии (или вождя народа) на априорное знание «великих истин» .

Режим либеральной демократии, напротив, предполагает идентификацию политиков со своими избирателями. В этих условиях появляется возможность для идентификации по принципу эмпатии — установки лидера на удовлетворение потребностей руководимых им людей, включение их воли и стремлений в процесс принятия политических решений. Вместе с тем политик в демократическом обществе сохраняет свою идентичность с институтом власти — государством. Демонстрация и утверждение «державности», мощи государства часто выступает приоритетной целью современных демократических государств. Сколько военных конфликтов провоцируется, чтобы отстоять или продемонстрировать престиж государства! Достаточно вспомнить «карибский кризис», конфликт из-за Фолклендских островов, войну в Персидском заливе.

Можно утверждать, что социокультурная самоидентификация политика в демократическом обществе происходит в рамках сложной драматургии: политик ощущает себя одновременно представителем власти (государства) и представителем воли большинства избирателей. Две эти часто несовпадающие идентичности пересекаются с его личными мотивами и целями в сфере политики. В точке разрыва таится опасный «провал» в архаику авторитарных решений, от которых остается один шаг до тоталитарной власти.

Еще сложнее протекает процесс социокультурной идентификации в модернизирующихся обществах. Здесь политическая элита или отдельные лидеры могут идентифицировать себя с моделью будущего общества, его ценностями и нормами, одновременно активно дистанцируясь от настоящего, порывая с национальной культурней традицией. Умозрительная социокультурная идентификация с той или иной моделью будущего — социализм, коммунизм, вестернизация (в духе либеральной демократии) таят в себе серьезную опасность разрушения национальной социокультурной идентичности. Общество утрачивает национальные корни, традиции, культурную преемственность поколений. Связь времен распадается, и политическая история становится непредсказуемой.

Итак, мы выяснили, что на разных этапах развития цивилизации феномен социокультурной идентичности проявляется в исторически обусловленных специфических формах. Политическая антропология пытается ответить и на другой важный вопрос: каким образом социокультурная идентичность влияет на политическое поведение? Или, говоря иначе, как политическая позиция человека связана с его социокультурной идентичностью?

• [1] См.: Шпет Г. Г. Введение в этническую психологию // Шпет Г. Г. Соч. М., 1989. С. 484.
• [2] См.: Лебон Г. Психология народов и масс. СПб., 1995. С. 12−13.