Религия и наука: соотношение и границы

Ко всем религиям надо относиться терпимо, ибо каждый человек должен попасть на небо своим путем.

Фридрих Великий

Некогда в прошлом веке всякое знание было наукой о Боге. Пашу же эпоху характеризует иное: нам ведомо все на свете, мы знаем о бесчисленном количестве предметов, но ничего не знаем о Боге.

Георг. Гегель

Динамика соотношения религии и науки

Спектр отношения мыслителей к религии и науке чрезвычайно разнообразен. Так, процитированный выше И. Г. Гегель превыше всего ставил философию, считая науку и религию вторичными. Ф. Ницше был довольно критичен и к религии, и к науке, и к философии. Англичанин Б. Рассел относился к религии непримиримо, а философию ставил ниже науки. Отечественный философ В. С. Соловьев ставил религию выше философии и науки. М. Хайдеггер превозносил философию, критиковал науку и довольно индифферентно относился к религии. Философы и психологи А. Бергсон, А. Н. Уайтхед, К. Ясперс, Н. А. Бердяев считали религию высшей духовной ценностью.

Этот список можно продолжать, ибо за длительный период одновременного пребывания в человеческой истории религиозной веры и научных методов накоплены массивы идей, концепций, отношений, как приятия, так и неприятия какого-либо из способов познания окружающего мира. Рассмотрим ключевые моменты в этих подходах.

Вплоть до Нового времени в общественном сознании доминировала религиозная картина мира, а наука рассматривалась исключительно с позиций признания примата религии. Иного и быть не могло, так как вплоть до эпохи Возрождения возможность получения образования была прямо связана с религиозностью. И все же в противоречие с церковным вероучением раньше всех вступило естествознание. В XVI в. Николай Коперник создал учение, согласно которому Земля не покоится в центре мироздания, а вращается вместе с другими планетами вокруг Солнца. Церковь сочла это учение подрывающим основы религии заблуждением и потребовала от властей его официального запрещения, так как оно противоречило библейскому учению о творении. Позже ей пришлось с этим смириться, настаивая, однако, на том, что не следует делать из учения Коперника частных выводов, а принимать его как одно из возможных. Открытие стало объектом ожесточенной борьбы.

Протестантизм (XVII в.) провел жесткую разграничительную линию между религией и другими формами культуры — не только наукой, но и моралью, философией, политикой.

Французские просветители (XVIII в.) занимали особое место в попытках различить религию и науку. Противостояние, начатое Коперником, в XVII и XVIII вв. продолжили физика и математика.

В XIX—XX вв. четко обозначился процесс секуляризации общества, что отразилось во множестве интеллектуальных течений, наиболее выразительными из которых были позитивизм и марксизм. В XIX в. возникло эволюционистское учение, подготовленное Ж. Б. Ламарком и утвержденное Ч. Дарвином, согласно которому все высшие формы земных существ, включая человека, произошли из определенных простых форм в результате естественных преобразований. Критика религии в этот период носила жесткий характер и была доведена до открытого противостояния со многими проявлениями религиозного сознания. Что же делать теперь с библейским творением, с раем, с золотым веком человечества? Место этой мирной идиллии занимает природное начало нашего рода со всеми ужасами жестокой борьбы за существование, с длительным восхождением к человеческой культуре. В романтизме (Ж.-Ж. Руссо, И. Г. Гердер, Ф. Д. Шлейермахер) проявился страстный протест против господства разума во имя прав сердца, чувств.

Конец XIX в. знаменовался частичной реабилитацией тех верований, которые с презрением отвергались прежде. Это было связано с бурным развитием социальной антропологии, изучавшей культуру нецивилизованных народов. Идея развития научила видеть в истории постепенное, не прерываемое скачками или внезапными возникновениями нового качества развитие высшего из низшего. Место божественного чуда заняла естественная зависимость действий отдельных людей от социальной среды в данном месте и в данное время. Библейские тексты стали исследоваться с помощью критических методов, принятых в светской литературе. Обнаружились разительные параллели между библейскими и языческими преданиями и учениями: достаточно вспомнить сходство библейских и вавилонских преданий о сотворении мира и потопе, законов Моисея и Хаммурапи, иудейских и персидских учений об ангелах и бесах. Под вопрос было поставлено учение о Христе и о спасении, ему было отказано в исключительности и чудесном характере.

XX в. ознаменовался крушением христианского образа мира и традиционных церковных форм христианской религии. Это привело к тому, что государство, культура и наука пошли своим путем развития, полностью отвергнув авторитет церкви^[1]. Фрагментарное мышление, на котором построено классическое естествознание, привело к потере чувства мировой гармонии, к устранению человеческой души и ее воздействия на окружающее. Религия перестала удовлетворять требованиям разума, а наука (даже медицина) не хочет знать ни о душе, ни о духе человека. Отсюда — глубокий разлад между ними. Параллельно возникли новые попытки решить накопившиеся противоречия между наукой и теологией. Особое место здесь занимает возникшая в 1920 г. «диалектическая теология» (Р. Нибур, П. Тиллих).

Тем не менее обнаруживаются маятниковые движения в соотношении религии и науки: церковь властвовала над наукой до тех пор, пока подчиняла себе всю духовную жизнь общества и наука еще не обрела самостоятельности, в частности в Средние века. В эпоху Просвещения наблюдается другой крен — наука выступила с притязаниями на власть над религией. Эмансипированный ум создал на основе отвлеченных понятий «естественную религию», а то, что в исторической религии не соответствовало этому свободному творению рефлексии, было отброшено как лишенное смысла и ценности: борьба между современной наукой и старым христианством разгорелась на всех фронтах. Затем некоторый откат, и новый конфликт, разрешавшийся в частных проявлениях.

Вместе с тем религия за прошедший исторический период перестала быть тотально востребована, а наука подрастеряла, утратила изначальное влечение к «смыслу». Ж. Фурастье считал катастрофичным утрату людьми, ничего не получившими взамен, основополагающих моральных и религиозных ценностей, которые на протяжении тысячелетий поддерживали дух страдающего человечества. К ним относятся пренебрежительно, считая их «донаучными» и, следовательно, отжившими свой век, ошибочными, ребяческими, бесполезными для «высокоразвитого» человечества. Несчастье в том, пишет Фурастье, что эти безжалостно дискредитированные традиционные ценности, моральные правила и концепции мира и космоса не были заменены другими. Но выход видится ему не в противопоставлении, а в союзе науки, философии, морали и религии.

Практически на всем протяжении сосуществования знания и веры имели место попытки достичь соглашения между ними. И. Р. Пригожин и И. Стенгерс даже говорят о резонансе, взаимном усилении двух направлений мысли: взрыв научного творчества в XVII в. был бы невозможен без консенсуса ученых и теологов.

Стремление рационально обосновать данные веры на Западе проявляли такие апостолы экспериментальной науки, как У. Оккам и Н. Коперник, которые были людьми церкви; такие ученые, как Г. Галилей, Р. Декарт, Г. В. Лейбниц, Б. Паскаль, Леонардо да Винчи, которые были набожными людьми, как и Л. Пастер, П. Тейяр де Шарден и многие другие.

• [1] См.: Трёльч Э. Историзм и его проблемы. С. 685.