Органы и учреждения юстиции в период раздробленности Русской земли

После изучения данной главы студенты должны:

знать

• • суд и органы юстиции в Новгородской республике;
• • суд и органы юстиции в Псковской республике;
• • развитие суда и судебного процесса периода раздробленности русских республик (XIV-XV вв.);
• • причины усиливающихся противоречий Руси и Золотой Орды;

уметь

• • характеризовать основные источники права Новгородской и Псковской республики;
• • анализировать судебный процесс в Новгородской и Псковской республике.

Общая характеристика органов и учреждений юстиции в Новгороде, Пскове и в удельных Русских княжествах периода феодальной раздробленности опирается на исследования уникальных по форме и содержанию источников.

Как суверенное государство Новгород существовал с 1136 г., когда он приобрел суверенитет от Киева, и до присоединения к Москве в 1478 г. Господин Великий Новгород — так в оригинале называлось уникальное государство на севере Русской земли, известное в советской историографии как Новгородская феодальная республика. В социально-экономическом развитии Господин Великий Новгород доминировал среди других древнерусских государств, что видно и в историко-правовом ракурсе его изучения, на примерах уровня развития органов судебной власти и учреждений юстиции.

В Новгородской республике раньше всех на Руси стали формироваться собственные суд и органы юстиции. Высшим органом власти и суда Новгорода было вече. При вече состоял «вещный дьяк», в качестве его департамента можно считать «вечевую избу». Чиновником в Новгороде был и епископ, поэтому при дворе владыки находился государственный архив вече и судебных решений. Законодательной инициативой на вече обладал совет господ (из числа 50 бояр), он же занимался правотворчеством.

Власть князя в Новгороде была ограничена полицейскими и судебными функциями. В случае избрания князь подписывал договор, по которому определялись права и обязанности сторон. Деятельность князя находилась под контролем посадника.

Новгородский посадник также был высшим должностным лицом, обладал правом суда и руководства правоохранительными органами власти. Вторым должностным лицом государства и помощником посадника являлся новгородский тысяцкий. В мирное время он, будучи наделен полицейскими полномочиями, помогал посаднику в осуществлении судебной власти. В подчинении посадника и тысяцкого находилась администрация: сотские, сотники, десятники, сторожа, старосты городских концов и улиц. Им были предоставлены полномочия сотрудников правоохранительных органов, в том числе юстиции.

Как уже было сказано, реальной властью в государстве обладал архиепископ. После 1156 г. новгородцы стали избирать епископов самостоятельно. Кроме духовной и судебной власти епископ был наделен еще и прокурорскими полномочиями. При епископе была своя дружина, также выполнявшая в мирное время полицейские задачи.

Псковская республика выделилась из состава Господина Великого Новгорода в 1323 г., была признана Новгородом в 1348 г. и просуществовала до 1510 г., войдя в состав Русского централизованного государства. Судебные органы и учреждения юстиции в Пскове, как и в Новгороде, находились на высоком для своего времени уровне развития.

Так же, как и в Новгороде, вся верховная власть в Пскове принадлежала вече. Государственные органы и учреждения Пскова тоже во многом походили на новгородские (совет бояр «господа», два посадника, их помощники сотские и старосты). На них лежала часть полицейских полномочий, организация работы суда и исполнения судебных решений.

Псковичи, как и новгородцы, приглашали князя в боярский совет для руководства военными и полицейскими функциями. Он не имел права принимать участие в вече, судебная власть его была ограничена. За выполнение своих обязанностей князь, как и в Новгороде, получал вознаграждение, которое называлось «корм». В общем, все материальное обеспечение суда и юстиции строилось на системе кормления.

Как видно из обзора государственного строя, в Пскове сформировалась весьма передовая для своего времени судебная система. Вокруг вече, князя, епископа и посадников начали появляться специализированные органы и учреждения, которые можно назвать юстицией.

Суд и юстиция в русских республиках могут быть представлены по Новгородской и Псковской судным грамотам, договорам с князьями на княжение, международным договорам, писцовым книгам и другим письменным свидетельствам. Важным источником права русских республик является Новгородская судная грамота. Этот памятник дошел до нас фрагментарно в рукописи 1471 г. Сохранились только первые 42 статьи, но можно полагать, что Новгородская судная грамота была достаточно обширным документом. Этому есть ряд подтверждений. Во-первых, документ составлен в поздний период республики — значит существовало раннее законодательство. Во-вторых, грамота являлась результатом кодификации Пространной Правды и других источников, в том числе систематизировала казуальные решения веча. В-третьих, первые 42 статьи источника порождают больше вопросов, чем ответов — эти ответы и должны были содержаться в последующих, несохранившихся статьях документа. Следующим аргументом можно назвать явное противоречие между развитым процессуальным правом Новгорода и определением суда этой республики. По Новгородской грамоте получается, что слово «суд» включало в себя и следственный процесс, и сам суд, и исполнительное судопроизводство. Четкого разделения гражданского и уголовного права в грамоте также не отмечено.

В Новгородской судной грамоте устанавливалась компетенция судов архиепископа, посадника и тысяцкого, князя. Документ регламентирует действующее законодательство, называя при этом Номоканон, старые Новгородские уставы и грамоты. Среди них должна быть и Двинская судная грамота 1397 г., которая юридически закрепляла боевой поединок тяжущихся сторон (поле). Новгород знал эту юридическую практику, но церковный суд ее не признавал. Более того, архиепископ запрещал отпевать в церкви погибших на поединке, а победившую (в том числе с юридической точки зрения) сторону отлучал от церкви на 18 лет, налагал епитимью. (Двинская грамота известна еще тем, что впервые на Руси в ней говорилось о смертной казни).

Новгородская судная грамота свидетельствует о судоустройстве государства, а также о том, что в новгородском суде появились инстанции. Известно, что князь не имел права судить без посадника. Следовательно, суд князя и посадника был второй инстанцией по отношению к судам, в том числе выездным, первой инстанции судам, которые устраивали посадник и его тиуны на местах с участием выборных от тяжущихся сторон приставов-заседателей. Они не могли выносить окончательного решения, а имели право проводить лишь предварительные слушания с последующей передачей дела в вышестоящий суд, соответственно юрисдикции.

Структурно суд делился на управы. Свою управу имел, например, тысяцкий. Суд созывался в Новгороде три раза в неделю: по понедельникам, средам и пятницам, а также организовывались выездные заседания по новгородским городам. Дела в суде должны были решаться в определенный срок и об этом полагалось регулярно докладывать архиепископу. В противном случае судьи штрафовались.

К суду в Новгороде имели отношение наместник, тысяцкий, судьи, приказчики, присяжные заседатели, рассказчики и стряпчие, дьяки, докладчики и приставы. Если суд был церковный или княжеский, то, соответственно, присутствовали архиепископ и князь.

Суд под председательством наместника с участием тысяцкого и князя был состязательным. Предварительно тяжущимся сторонам предлагалось нанять рассказчиков, которые должны были помирить истца и ответчика в досудебном порядке. Если примирение было достигнуто, выдавались соответствующие грамоты, которые обжалованию не подлежали, и решение считалось окончательным. Если одна из сторон не соглашалась на досудебное примирение, созывался суд, на котором присутствовали истец, ответчик и нанятые ими рассказчики.

Рассказчики вводили членов суда в суть дела, затем истец и ответчик приводились к присяге, при этом сразу оговаривалось, что дача ложных показаний и неуважение к суду уголовно наказуемо. На суд вызывались только мужчины. За жен отвечали в суде мужья, а за вдов — сыновья (с какого возраста наступала юридическая ответственность, грамота не говорит). Суд в процессе учитывал и сословные привилегии. Например, жены бояр и житных людей, хотя и не присутствовали на суде, могли присягнуть дома через доверенного лица. Холоп мог присягать только через холопа. Присяги псковитян и жителей других земель, т. е. «неграждан» Новгорода, не принимались. Нельзя было присягнуть отлученному от церкви или исповедовавшему иную религию, так как в присяге клялись по-христиански.

После принятия присяги свое особое мнение высказывали докладчики и судьи. При этом докладчики отстаивали государственную точку зрения, выступая в уголовном суде, видимо, в роли обвинителя. Присяжных заседателей на суде было десять — по одному боярину и одному житьему человеку от пяти новгородских концов. Вердикт присяжных регистрировали дьяки (они же выступали в роли секретарей). Стряпчие и дьяки составляли грамоту о решении суда. Грамота скреплялась подписями и печатью суда. Присутствовавший на суде приказчик «целовал крест» — обязывался точно исполнить решение суда. Судебные издержки и пошлину (штраф в пользу Новгорода и церкви) оплачивала проигравшая сторона, которая могла обжаловать это решение в церковном суде.

Церковный (святительский) суд заседал во «Владычных палатах» под председательством архиепископа и руководствовался номоканоном. Компетенция святительского суда ограничивалась преступлениями против церкви и судом над «церковными людьми» (иереями, иноками и монастырскими людьми). Святительский суд являлся высшей инстанцией по отношению к гражданскому.

Итак, в Новгороде сформировалась трехзвенная судебная система. Сначала дело предварительно рассматривали посадник с тиунами или на выездных заседаниях, затем его «по докладу» слушали в суде второй инстанции совместной юрисдикции князя и посадника. В некоторых случаях дело рассматривалось святительским судом епископа, который можно считать и высшей инстанцией, и органом, обладающим правом прокурорского надзора. Статусом высшей судебной инстанции должно было обладать и вече, которое имело право «казнить всем вечем», т. е. утверждать окончательное наказание, если судебное решение по разным причинам не исполнялось. Если должник не мог отдать долг, его следовало продать в рабство. В другом случае человеку грозила смертная казнь. Понятно, что судьи не хотели брать на себя такую ответственность и относили вынесение смертных приговоров и продажи в рабство к компетенции всенародного суда на вече. Поэтому данные виды наказаний хотя и имели место в актовом материале, но почти не применялись.

Псковская судная грамота — один из крупнейших памятников права эпохи феодальной раздробленности. Большинство исследователей документа сходятся на мысли, что грамота явилась систематизацией права Пскова и Новгорода и датируют ее 1467 г.

В осуществлении правосудия в Пскове широкое участие принимали и вече, и князь с двумя посадниками, и псковские судьи с княжескими тиунами как в городке, так и в его пригородах, а также братчина (суд общины). В общем, в судебной структуре прослеживаются те же три инстанции, что и в суде Новгорода (суд вече и наместника новгородского епископа, суд князя и посадников, местный суд тиунов и других слуг князя и посадников).

Святительский суд под председательством наместника новгородского епископа в Пскове строился по образу и подобию церковных судов того времени. Он рассматривал дела о преступлениях против бога и веры, церкви, а также и другие дела в пределах своей юрисдикции, согласно Номоканону, Кормчей книге, Закону русскому людям и иных актов церковного права. Наместник новгородского епископа и состав его суда были из числа черного, т. е. монашеского, духовенства в чине от иерея до наместника монастыря.

Правда, особую роль псковичи уделяли вечевому суду, а не святительскому, поэтому на вече не могли осуществлять правосудие ни посадники, ни князь. Суд на вече, в отличие от новгородского, созывался не просто редко, когда невозможно было добиться справедливости иначе, как общим народным собранием, а только при наиболее «громких, резонансных делах» того времени.

Князь и посадники заседали в «княжеских сенях», т. е. при княжеском дворе, и рассматривали большинство дел по преступлениям против личности и имущества, а также иски по недвижимости.

Псковские судьи, княжьи и посадников наместники, тиуны занимались всеми остальными делами о преступлениях и проступках, а также исками на незначительные суммы и не связанные с недвижимостью.

Кроме того, Псковская грамота и письменные источники упоминают суд общинников (братчины), что видно, например, по ст. 113. Братчина представляла собой артель предпринимателей либо соседей, товарищей, партнеров по бизнесу. В любом случае речь идет о наиболее раннем упоминании товарищеского суда, а также о русском средневековом примирительном правосудии. Суд братчины возглавлял выборный староста. Такой суд не только рассматривал обычные бытовые правонарушения или незначительные имущественные претензии соседей, родственников, компаньонов артельщиков друг к другу, он часто предупреждал и совершение правонарушений, и его деятельность носила, несомненно, воспитательный характер.

Существовало в псковском праве и множество процессуальных мер, способствовавших торжеству правосудия. Наиболее известным среди них было правило, согласно которому князь, во избежание злоупотреблений, не имел права судить единолично. Но еще посадники после оставления своей должности обязаны были завершить начатые ими, но не доведенные до конца судебные дела и исполнение решений, вынесенных в бытность их нахождения «при степени», т. е. в должности. Новый посадник при этом не мог отменять решения, принятые его предшественником.

Псковский суд так же, как и в прежние времена, носил состязательный характер. Но в случаях преступлений против государства допускалась и разыскная форма процесса. Существовал и интересный в процессуальном отношении институт досудебной подготовки дела — свод. Свод в Пскове был сопоставим с древнерусским сводом, но получил дальнейшее развитие, результатом которого явилась более качественная подготовка дела и выработка методов примирения сторон в досудебном порядке. Как и в Древней Руси, суд мог созываться при наличии заклича, который на торгу публично объявлял об иске к ответчику. В процессе суда допускалось представительство сторон через пособников. Например, интересы в суде женщин, детей, стариков, различных категорий недееспособных представляли пособники. Однако в качестве пособника не могли выступать должностные или заинтересованные лица.

По мнению Н. Г. Устрялова и Н. И. Костомарова пособники (в Новгороде — наймиты) вообще не могли быть христианами, но евреи, например подходили на эту роль. Поскольку пособничество было связано и с судебным поединком — с полем, следовательно, участие в нем влекло за собой церковную анафему. Вообще приглашение одной из сторон наемного бойца ограничивалось. Так, наемника не могли призывать, если и истец, и ответчик были женщинами, если одна из сторон была не в состоянии оплатить наймита. Однако не во всех случаях представитель на суде сопоставим с наймитом для ордалии. По псковскому закону приходской староста являлся представителем интересов церкви в имущественных поземельных спорах церкви с иными землевладельцами.

Решение суда считалось окончательным и обжалованию не подлежало. Неявка в суд означала проигрыш неявившейся стороны, а при наиболее важных делах допускался насильственный привод в суд ответчика, если тот игнорировал судебные заседания в течение пяти дней. Выигравшей стороне выдавалась Правая грамота, на основании которой исполнялось решение суда.

В общем, процесс суда в Пскове сравним с новгородским. Нужно отметить, что отсутствие в источнике ряда процессуальных норм объяснялось действием в Пскове Русской Правды. Решения суда принимались только в письменной форме. На суде часто фигурировали письменные доказательства, особенно если речь шла о тяжбе господ с их изорниками. Так, в источнике упоминаются простые расписки, которые назывались рядницы и записи (более универсальные виды письменных доказательств). По уголовным делам в качестве доказательств могло быть и поличное, изъятое у подозреваемого во время обыска.

Псковский суд применял следующие виды наказаний: смертную казнь и денежный штраф в пользу государства (продажа). Смертная казнь практиковалась в виде сожжения, повешения, отсечения головы. По псковским документам известно лишь несколько фактов применения смертной казни. В отличие от казни продажа была широко распространена и достигала суммы двух рублей. Большая часть продажи полагалась Пскову и его высшим должностным лицам, а также князю. Меньшая ее часть как возмещение ущерба доставалась пострадавшему.

Взимались также судебные пошлины. В любом случае предусматривалось возмещение ущерба, а при невозможности выплатить денежную сумму нужно было отработать долг. Существовали и телесные наказания, такие как дыба (или истязание, или колодки), правеж, плеть. В качестве наказаний или временного лишения свободы до суда упоминаются содержание в крепости или иное заключение, заточение в башне или клети.

Развитие суда и процесса периода раздробленности прослеживается не только по грамотам русских республик, но и по актовому материалу XIV—XV вв., а также по летописям. Рассмотрим лишь актовый материал, дополняющий русское средневековое республиканское законодательство, где говорится о суде и юстиции.

Двинская судная грамота 1397 г. — один из таких древних актов. Она была написана для жителей Двинской земли, признавших себя в том же году подданными московского князя. Грамота имеет большое значение. Во-первых, она утверждает в качестве наказания смертную казнь за квалифицированное, в данном случае троекратное, воровство. Во-вторых, она дополняет процессуальные нормы Русской Правды. В-третьих, вводит новые статьи в уголовное законодательство. В-четвертых, Двинская грамота показывает различие новгородских и московских законов, так как своими положениями отменяет ранее действовавшее законодательство Двинской земли. Кроме того, по ней можно судить о вытеснении из оборота старой денежной единицы — белки и появлении новой единицы — рубля.

Источники XV столетия, в общем, свидетельствуют об ограничении прав не только на вотчинную собственность княжат и бояр, но и в отношении их наместнического правления. Юрисдикция великокняжеской власти определяется теперь в одностороннем порядке посредством уставных грамот.

Белозерская грамота 1488 г. — это весьма характерный документ той эпохи, важнейший источник административного права (на Белозерскую грамоту, в частности, ссылается ст. 38 Судебника Ивана III, где говорится, что наместники и волостели должны собирать судебные пошлины согласно грамотам. Многие ее положения вошли в последующий вскоре Судебник 1497 г.). Грамота устанавливает правила дознания, судопроизводства, размеры судебных пошлин. Важно, что документ ограничивает размеры корма и период его сбора (дважды в год). В сборе корма участвуют сотники, а не наместники, что сдерживает произвол последних.

Положения грамоты конкретизировали судопроизводство. Со стороны общины в суде должны были присутствовать сотники и выборные «добрые люди», а судья был обязан с ними совещаться. В случае злоупотребления судьи, наместника или волостеля местные жители имели право жаловаться на решение суда, а наместник или волостель не имели права откладывать дело на неопределенное время с целью уклониться от ответственности за свои административные решения. Белозерская грамота утверждает княжеское право суда над местной администрацией в случае нарушения ею положений законодательства.

Крупным феодалом в Северо-Восточной Руси являлась церковь. Монастырское землевладение на северо-востоке расширялось в основном за счет пожалований в виде завещаний, а экономическое могущество — в связи с церковным иммунитетом, характерным для этого и предыдущих периодов феодализма. Феодальный иммунитет распространялся в том числе и на судебную власть. Епархия в целом и монастыри, в частности, обладали собственными судебными учреждениями. По необходимости созывался «сместный» (совмещенный) суд церковной и светской властей. В своих действиях он опирался на греческие по происхождению законы, Закон Русский, переработанный позже в актовое церковное законодательство. Применялось и имеющееся в наличии действующее государственное законодательство. Акты церковного законодательства из монастырских архивов — весьма ценный пласт источников не только по землевладению, но и по правовому регулированию. Многие их положения вошли в последующем в государственное законодательство.

Интересным источником права является Уставная грамота Михаила Андреевича (примерно 1450 г.), последнего удельного Белозерского князя. (После смерти князя его владения в 1486 г. перешли к Ивану III, утвердившему Белозерскую уставную грамоту в 1488 г.) Грамота Белозерского князя говорит о структуре власти княжества (наместник, бояре, дети боярские, околичники, посельские). Важным в источнике является упоминание о «Юрьевских крестьянах» — заключивших с феодалом ряду (договор) о работе в вотчине с Юрьева дня (26 ноября) по Юрьев день, т. е. весь сельскохозяйственный сезон. Князь подтверждает право Кириллова монастыря не отпускать («отказывать») таких крестьян до выплаты ими долга («отказа»). Нарушителям положений грамоты определена мера наказания — казнь (здесь имеется в виду «торговая казнь», т. е. телесное наказание).

Жалованная Грамота Александра Ивановича, Нижегородского князя, является завещанием, данным им Благовещенскому монастырю в 1418 г. Вместе с земельным пожалованием грамота передает монастырю ряд административных функций сбора дани (мыт — торговая пошлина, тамга — сбор за продажу скота, побережное — за пользование причалами, костки — проезжая подать, осмничее — торговая пошлина). Грамота косвенно подтверждает, что у монастыря был свой административный аппарат. К монастырю переходило право суда по всем отраслям права, кроме уголовного по наиболее тяжким преступлениям (душегубство и разбой). В случае спорных дел, затрагивающих интересы монастырской и княжеской сторон, в грамоте определялись полномочия смешанного суда с участием наместника, игумена или его представителей. Судебная пошлина при этом распределялась пропорционально между сторонами. Вместе с привилегиями князь ограничивал право перехода в монастырские земли жителей его княжества и оставлял за собой право сбора налогов с жителей других княжеств, перешедших на монастырские земли. Аналогично предыдущему документу за нарушение положений грамоты определялась как мера наказания торговая казнь.

Жалованная Грамота митрополита Геронтия Кузьмину монастырю 1477 г. интересна в первую очередь тем, что говорит о размерах и сроке оброка в Дмитриев день (26 октября) и дополняет сведения других грамот о существовании в церкви собственного административного аппарата. В частности, грамота упоминает посельского — приказчика митрополита. Кроме того, грамота говорит об административной власти в Русской православной церкви.

Купчая грамота 1448−1461 гг. является источником, относящимся к гражданскому праву. Акт купли-продажи села Маричинского подтверждается не только свидетелями, но и скреплен печатью и занесен в нотариальную книгу. Грамота говорит о разветвленном административном аппарате монастырей (старец-келарь, старец-казначей, митрополичий управляющий, купивший село по доверенности) и выразительно свидетельствует о достаточно высоком уровне оформления документов в XV в.

Запись о душегубстве 1456−1462 гг. (Губная московская запись) оформляла господствующее положение Москвы как центра русских земель. Запись характеризует уровень развития уголовного права. Акт был впервые описан ?. Ф. Владимирским;

Будановым, подробно проанализирован Л. В. Черепниным и во втором томе Российского законодательства X—XX вв. Источник состоит из 10 статей. Содержание документа следующее. Акт перечисляет территории, на которые распространяется судебная власть московского наместника по наиболее важным делам об убийстве (душегубстве). Это преступление четко отграничивается от других, за которые налагались штрафы (пени). Кроме разграничения судебных полномочий Запись упорядочивает размеры судебных пошлин и впервые вводит понятие посула (взятки). Посул еще не запрещен, но его размеры ограничиваются. Хотя Запись и относится к душегубству, но говорит и о подсудности московскому князю дел о разбое и воровстве с поличным. Как видно из содержания акта, местные феодалы значительно ограничивались в осуществлении судебной власти.

Белозерская таможенная грамота 1497 г. — первая по времени из сохранившихся таможенных грамот. Источник впервые был опубликован силами Археографической комиссии 1836 г. и прокомментирован А. А. Зиминым. Грамота состоит из 17 статей и по содержанию могла быть руководством к действию судей. В Русском государстве по грамоте определялись таможенно-финансовые и иные полномочия излюбленных голов и целовальников (таможенников, избираемых из черносошных крестьян) и откупщиков (таможенников, собиравших пошлины за оклад — денежную сумму, установленную правительством).

Для откупщиков грамота устанавливает сроки уплаты оклада (и определяет его конкретные размеры), пошлины (пятно, явка) и штрафов (протаможье) в зависимости от категорий торгового населения (местные или иногородние), значимости и стоимости товара и т. д. Таким образом, размер пошлины, штрафа и оклада зависел не только от объекта, но и от субъекта права. Как видно из содержания грамоты, в Русском централизованном государстве унифицировались таможенно-финансовые полномочия. От них не отделялись судебные полномочия, т. е. местные администраторы наделялись и правом решения вопросов в пределах их таможенной и финансовой компетенции. Первоначально данная унификация затронула наиболее развитый, северный регион Русского государства. Только затем эта тенденция перенеслась на другие регионы страны.

Итак, период раздробленности и начало формирования единого государства отражает сначала региональную специфику в суде и процессе Новгорода, Пскова, Северо-Восточной Руси при наметившейся тенденции унификации, основывавшейся в том числе на схожем по духу законодательстве.

Юстиция в системе органов государственной власти и организация деятельности суда и юстиции Новгорода и Пскова обретала следующие черты. В период XIII—XV вв. феодальная система вассалитета-сюзеренитета под влиянием ордынского ига дополнилась практикой «подарков» и «отдарков», являвшихся своеобразной формой дани, «ордынского выхода». Русские князья при покупке золотых ярлыков вынуждены были одаривать еще и жен, и «царевичей» (близких родственников правящего хана Золотой Орды). Они занимали высшие должности в золотоордынской администрации. Поэтому можно говорить и об исторически сложившемся в течение двух с половиной столетий русском обычае, подсмотренном в Орде, — покупать государственные должности и извлекать из полученной должности собственную выгоду в виде части дани, которую русские князья (а также их бояре и посадники) оставляли себе.

Такая же система появилась и в русских республиках Новгорода и Пскова, и в европейских сопредельных странах. Нельзя сказать, что система кормлений тогда была негативным фактором, как ее станут считать веками позже. Напротив, появившаяся в русских республиках раньше, чем в Москве, она была позитивна, позволяла собрать больше средств, чем древнерусская система дани, уроков и корма, и организовать в государственных учреждениях большее число служащих.

Развитие системы кормлений говорит о появлении кроме мзды (оплаты за услуги) еще и посула (дополнительной оплаты за юридические услуги и осуществление правосудия или штрафа с воров в пользу местного начальника). Первые упоминания о посулах относятся именно к тому времени. Уставная Двинская грамота Василия I, датируемая 1397 г., гласит: «кто изымав татя с поличным, а посул себе возьмет, а наместники доведаются, ино то самосуд, а опричь того самосуда нет». Приведенный текст из ст. 6. грамоты показывает, что вора запрещается отпускать за посул (взятку), т. е. прежде эта практика не была противоправной, скорее, обычной — для возмещения наместниками, как представителями власти, своих затрат при покупке должности.

Псковская судная грамота 1467 г. также еще не устанавливает денежного содержания для судей, но требует, чтобы избранный посадник, как глава администрации, «городскими кунами не корыстовался», что он «судом не метится», чтобы обязывался «судом не отчитись, виновного не жаловать, без неправы человека не погубить», в чем должен был «крест целовать». Следующая ст. 4 грамоты для противодействия взяточничества признает (в дополнение к ст. 2 этого же документа) только коллективный суд князя и посадника, говорит, чтобы «тайных посулов не иметь ни князю, ни посаднику», иначе «Бог будет им судьей на втором пришествии Христова» .

Государство здесь еще не вводит санкций за получение взяток, предлагая только лишь меры по их предотвращению, уповает на религиозно-моральные установки судей, разграничивает официальный гонорар судей и «тайный» посул. То есть государство теперь считает, что осуществление правосудия должностными лицами является частью их административных функций, за которые нельзя получать дополнительной мзды (пошлины). А заинтересованные лица все же сулят (предлагают) за «нужное решение» денег сверх пошлины, отсюда и появляется слово посул, ставшее потом явлением и ранней формой взятки в суде и юстиции. Таким образом, в основу организации и материального обеспечения суда и учреждений юстиции была положена система кормлений, пошлины и мзды за челобитные грамоты и иные документы для местного населения.

Исполнение судебных решений по Новгородской судной грамоте описывается, например, в ее 34-й статье. Там говорится, что сторона, в пользу которой выносилось судебное решение, получала «судную грамоту». Выигравшая суд сторона могла обладать и «бессудной грамотой», которая являлась исполнительным листом, если противная сторона не явилась в суд во время рассмотрения дела. В любом случае лицо, обладая таковым документом, могло просить на вече предоставить ему пристава. Если проигравший в течение одного месяца не договорился с судьей и приставом по срокам уплаты пошлин и погашения иска и, тем более, начинал прятаться от приставов, избегать кредитора, грамота предписывала казнить его «всем Великим Новгородом». Под словом казнь здесь нужно понимать не лишение жизни, смерть, а торговую казнь, т. е. телесное наказание, получившее название «правеж» .

Исполнение судебных решений по Псковской судной грамоте, как и в Новгороде, уже опиралось на относительно развитый государственный аппарат, где имелись в наличии соответствующие служащие, обладающие достаточной квалификацией.

Службу судебных исполнителей возглавляли приставы, Подвойские и подверники (кроме исполнения судебных решений они оповещали о предстоящем суде тяжущиеся стороны, а при необходимости обеспечивали доставку нужных лиц на заседание в суд). Приставы приводили к палачам тех лиц, в отношении которых был назначен правеж. Если сторона не могла выполнить судебное решение, то виновного доставляли на правеж, т. е. телесное наказание в виде битья дубинками. Правеж осуществлялся на торговой площади (отсюда его вариация — торговая казнь) или в специальном месте недалеко от суда.

Правеж был публичным, с воспитательной целью. Поскольку он назначался на срок до одного года, пристав ежедневно мог водить виновного на экзекуцию, если не было должного поручительства, что приговоренный к правежу самостоятельно, без принуждения будет приходить к месту совершения над ним болезненной пытки. Понятно, что люди, как правило, не склонны к мазохизму, поэтому новгородские и псковские приставы обладали широкими служебными полномочиями, согласно предписаниям приставных грамот, их действия не ограничивались. То, что методы исполнения судебных решений были довольно жесткими, подтверждается псковским законом. Например, в его ст. 98 речь идет о прецеденте (у беременной женщины случился выкидыш), вызванном приходом в некую семью пристава. Псковская судная грамота специально оговаривала, что пристав не несет ответственности, если в результате его профессиональных действий (поимка вора, взыскание долгов и т. д.) у кого-либо из домашних произошло ухудшение состояния здоровья. Другое дело, что приставы, как и палачи, были у простого народа не в почете.

Существовал и своеобразный департамент юстиции, состоявший при вече, суде, князе. Служащими там были дьяки (один был княжеским слугой, а другой представителем от посадников), приставы и их подручные, в штат входили так же писари и иные мелкие служащие, а также палачи для осуществления процедуры правежа и торговой казни.

О наличии в русских республиках зачатков адвокатуры источники сохранили мало сведений. В адвокатской деятельности Новгорода и Пскова, как указывалось ранее, выделялись наймиты, которые участвовали в сражениях на поле, но могли и примирить враждующие стороны, что говорит о зарождении медиации. Кроме наймитов функции адвокатов по собственной инициативе осуществляли судьи и другие служилые люди, даже князья в Новгороде. Поэтому законом специально оговаривалось, чтобы князья не занимались юридической деятельностью и самостоятельно не судили. Впрочем, сам состязательный процесс, по Новгородской и Псковской судным грамотам, давал широкие возможности для медиации, а присутствовавшие на суде лица способствовали торжеству примирительного правосудия.

Нотариат, по мнению ученых классиков и современных исследователей историко-правовой науки, во времена судных грамот уже имел место. Нотариальные функции выполняли либо церковь, либо площадные подьячие, которые в XVI в. специально на площадях занимались составлением различных письменных актов, т. е. в смутное время феодальной раздробленности XII-XIV столетий появляется «протонотариат» .

Особое значение имеет то, что именно Псковская грамота впервые закрепляла ряд формальных требований к составлению различных документов, без соответствия которым документ считался ничтожным. Таким образом, на законодательном уровне была закреплена необходимость юридического оформления договора, как обязательное условие для получения защиты закона в случае нарушения обязательств, что тождественно правилу относительно «порока формы договора», которое так же связывает недействительность договора по основаниям ничтожности в случае несоблюдения письменной формы договора, предусмотренной законодателем для конкретного вида договора.

Кроме договора о недвижимости так же и договор хранения, начиная с новгородского и псковского законодательства, должен был совершаться посредством записи, где перечислялись все ценности, сдаваемые на хранение. Иск по договору поклажи не подлежал удовлетворению, если договор не был оформлен доской, не было поименного обозначения вещей или пропущен срок исковой давности. В качестве следующего примера можно привести договор купли-продажи земли, который оформлялся только записью и впервые сопровождался условием о праве обратного выкупа. Схожий порядок такой сделки утвердился в Новгородской республике, она проходила при свидетелях обеих сторон, документ скреплялся печатью архиепископа или его наместника. В договоре могло быть оговорено, что земля продается «одерень» или «в веки», т. е. без права обратного выкупа. При отсутствии этого условия обратный выкуп допускался.

Знаменательным фактом можно назвать впервые закрепленные в тексте Псковской судной грамоты определенные формальные требования, которые предъявлялись к завещанию. По своему содержанию они характерны и для современного наследственного права. В тексте Псковской судной грамоты завещания назывались рукописаниями. В соответствии с ее ст. 14 рукописание должно было быть «написано и в ларь положено», т. е. для завещания устанавливалась письменная форма.

В общем, кроме нотариального оформления недвижимости Псковская судная грамота (1467) регулирует порядок осуществления нотариальных действий в отношении материальных ценностей, исходя из предпочтения письменным актам, по сравнению с устными формами договоров. Оформление договоров на незначительные суммы (займа до одного рубля, или десятой части от новгородской гривны) осуществлялись при помощи доски (записи на бересте или доске). Впрочем, достоверность договора на доске или бересте можно было оспаривать.

Большее значение имела «запись», составленная на пергаменте, копия которой передавалась на хранение в «Троицкий ларь», в церковь Пскова. Пергамент (тщательно выделанная кожа ягненка из византийского города Пергама) был дорогим материалом, поэтому записью на нем оформлялись наиболее ценные договоры купли-продажи земли, хранения, займа на большие суммы, поручительства. В то же время еще более дорогим, инновационным материалом для письма стала бумага европейского происхождения с водяными знаками, да и составление записей было довольно сложным делом. Но этот документ при разрешении судебных споров являлся неопровержимым доказательством, его нельзя было оспорить. Насколько важным документом были записи на бумаге, можно понять из того факта, что на бумаге был написан первый русский закон — Судебник 1497 г.

В Новгороде, Пскове, затем и в едином Русском государстве институт нотариата аккумулировался главным образом внутри церкви. Во-первых, христианская церковь являлась активным участником гражданского оборота, в ее компетенции было церковно-гражданское право, запись актов гражданского состояния. Новгородская и Псковская судные грамоты, манускрипты того времени показывают сведения о записи и хранении договоров и документов в православных храмах. Во-вторых, церковь была во всех отношениях более надежным местом для хранения ценных документов в условиях войн, пожаров и других бурных событий мрачного Средневековья.

Кроме церковных служащих запись юридических актов частного характера в Новгороде и Пскове могли произвести и лица, занимающие разные административные должности. Попы, согласно Псковской судной грамоте, могли удостоверять завещания и принимать их на хранение в свои приходы (ст. 14). Писарь, по ст. 82 Псковской судной грамоты, за оформление документа мог взять с человека по силе, т. е. по таксе. Посадники и тысяцкие в Новгородской феодальной республике имели свои печати, которые прикладывались к договорам, что в целом можно рассматривать как удостоверительное нотариальное действие.

Таким образом, высокий уровень социально-экономического развития средневековых Новгорода и Пскова, не испытавших ордынского ига и усобиц, влиял на многие элементы общественной жизни. Появление нотариата именно в этой части русской земли стало закономерным явлением в развитии русского права.

История оформления юридических документов периода раздробленности и ордынского ига на Руси пересекается с оформлением феодализма в форме актов феодального землевладения. В науке даже возник термин «юридический феодализм», который понимается как юридическое оформление вассалитета-сюзеренитета феодалов. Отношения Золотой Орды и Руси в XIII—XV вв. сформировались при контроле над администрацией владимирских и московских князей со стороны золотоордынских представителей. Вассалитет основывался на грамотах, выдаваемых русским князьям в Орде, — ярлыках. В переводе с татарского ярлык означает повеление, приказ. Ярлыки на княжение выполнялись на золотой пластине или пергаменте, украшенном золотом. Отсюда название — Золотой ярлык. По сути, ярлыки — иммунные грамоты, выдаваемые светским и духовным феодалам. Они давали право администрации на сбор дани или освобождали от налогов и обязанностей. Ярлыки следует отличать от басмы (пайзцы) — таблицы или знака по-монгольски. В отличие от ярлыка пайзцы выдавались монгольской военной и гражданской администрации, являлись знаками отличия и наделяли высших государственных служащих соответствующими правами.

В период монголо-татарского ига выстраивалась следующая властная иерархия. Сюзереном русских князей являлся хан Золотой Орды, которого на Руси называли царем. Первым, «старшим» среди равных, являлся князь, получивший ярлык.

Первый ярлык на великое княжение был выдан Ярославу Всеволодовичу (1243), затем Александру Невскому (1252), великим князьям Ярославу Ярославовичу (1263), Василию Ярославовичу (1276), Андрею Александровичу (1294), Михаилу Ярославовичу (1304), другим Владимирским и Киевским князьям.

Московские князья Иван Калита, Симеон Гордый, Иван Красный и Дмитрий Донской получали ярлыки соответственно в 1332, 1340, 1353, 1359 гг. Ярлыки на княжение имели также удельные Тверские, Рязанские, Нижегородские и другие князья.

Ханы Золотой Орды, основываясь на предписании Великой Ясы, выдавали ярлыки русским митрополитам и православной церкви. Первый такой ярлык был пожалован Киевскому митрополиту Менгу-Тимур-ханом в 1270 г. Последующие ханы Золотой Орды подтверждали церковный иммунитет, дополняя его новым содержанием. В частности, Узбек-хан, ссылаясь на Великую Ясу и предыдущие ярлыки, данные церкви, выдал ярлык митрополиту Владимирскому Петру в 1313 г.

Итак, взаимоотношения русских князей с ханом и друг с другом исходили из отношений сюзеренитета-вассалитета. Эти отношения давали ханам право высшего суда над русскими князьями. В частности, в 1290—1294 гг., когда возникли разногласия между группами князей, объединенных вокруг Ростова, с одной стороны, и вокруг Переяславля, Твери и Москвы — с другой, Тохта-хан направил для решения спора Сарайского епископа Михаила. Русские князья были вызваны во Владимир, где их обязали подписать соглашение о мире.

В 1301—1304 гг. вновь возникли разногласия между русскими князьями Даниилом Московским, великим князем Андреем Городецким и Михаилом Ярославовичем Тверским. Наследник Даниила Юрий Данилович и Михаил Тверской предстали перед судом Тохта-хана. В соответствии с судебным решением ярлык был выдан Михаилу Ярославовичу Тверскому. Аналогичный эпизод с соответствующей выдачей ярлыка был в 1325 г. Противоречия московского князя Юрия Даниловича и тверского князя Дмитрия Михайловича закончились тем, что Дмитрий Михайлович в порыве гнева убил в Орде московского князя. Решением ханского суда Дмитрий Михайлович был казнен в Орде.

Золотая Орда пыталась использовать династические противоречия князей и избежать усиления удельных княжеств. В частности, после подавления Иваном Калитой восстания в Твери (1327) ярлык на великокняжеский престол был передан московскому князю только в 1332 г. Несмотря на интриги золотоордынских ханов, Ивану Калите удалось заполучить ярлык, усилить свою власть и избежать вмешательства Орды в русские дела. Мирная передышка длилась около 40 лет. Печальный опыт усобиц, решений ханских судов с последующими разорениями русской земли повлиял на процесс централизации Руси. Юридически отношения между князьями стали регулироваться договорами, а наследование княжеского престола оформлялось в духовных грамотах.

Следующий эпизод вассально-сюзеренных отношений связан с договором между князьями Дмитрием Ивановичем (Донским) и тверским князем Михаилом Александровичем. События 1375 г. дают много интересной информации.

Во-первых, договор раскрывает суть феодального вассалитета-сюзеренитета и дополняет старое законодательство в нормах гражданского и уголовного права. Во-вторых, с договором связан первый в истории отечественного права прецедент вынесения и исполнения смертного приговора. Договор («докончание») 1375 г. раскрывает содержание сюзеренных отношений. Войска Дмитрия разгромили тверскую дружину и Михаил Александрович вынужден был подписать не просто мирный договор, но и признать Московского князя своим «старшим братом», т. е. сюзереном.

Текст договора содержит ограничения в политике «младшего брата» — не претендовать на владимирское или новгородское княжение, не вступать в отношения с Литвой и впредь не выдавать грамот, противоречащих пунктам подписанного договора. Эта часть документа говорит о могуществе Московского княжества, объединившего бо? льшую часть северо-восточной Руси и решавшего политические вопросы без согласования с Ордой.

Некоторые положения договора свидетельствуют об усиливающихся противоречиях Руси и Золотой Орды. Впервые Московский и Тверской князья согласовывали, в каких случаях соглашаться на мир и выплачивать дань («ордынский выход»), а в каких случаях отказывать в выплате.

Документ, разграничивая экономические и социальные полномочия Москвы и Твери, говорит о развитии гражданского права, что наглядно демонстрирует история взаимоотношений с Торжком. Этот стратегически важный город, принадлежавший прежде Новгороду, был предметом притязаний Москвы и Твери. В 1332 г. Торжок был окончательно присоединен к Москве, но у Твери остались в Торжке экономические интересы. Поэтому договор определял, что имущественные вопросы в Торжке должны решаться по отдельным договорам. В некоторых случаях такие документы уже были подписаны. Стороны соглашаются с их положениями, ссылаясь на прежние законы Ивана Калиты и других московских князей. В других случаях оговаривается, что собственность князя Михаила и его бояр в Торжке может быть продана по письменному договору. Дмитрий Иванович, договариваясь с «младшим братом», исходил из того, что все обязательства, составленные в Торжке в виде устных договоров («пословицей»), необходимо переоформить в письменные («целованием»), как берестяные (терноватые) грамоты.

Документ объявляет недействительными сделки, оформленные юридически неправильно или сомнительного происхождения. Новое законодательство запрещает закабалять и вывозить из Торжка холопов («одернь») и регламентирует обязательственные отношения, исходящие из торговых пошлин и налогов. Должников и холопов, сбежавших в Торжок, стороны имели право возвращать самостоятельно. Вводить новые налоги и повинности запрещалось. В уголовном праве за вора и разбойника допускается поручительство, но поручителем не мог быть новгородец. (В пособии приводится текст договора, положения которого, говорящие об обязательственных отношениях и уголовном праве, необходимо сравнить с соответствующими положениями Русской Правды и Псковской судной грамоты.).

Дмитрий Иванович Донской скончался 19 мая 1389 г., оставив перед смертью «духовную грамоту» (завещание). Великий князь справедливо считал, что неудача в войне с Тохтамышем — временное поражение, что борьба с монголо-татарским игом продолжится. В завещании Дмитрий Донской наставлял сыновей жить дружно, передав, как «отчину», княжество и великокняжеский владимирский престол своему старшему сыну Василию I. При этом князь проигнорировал ярлык и право ханов распоряжаться в Русском государстве, самостоятельно наделив остальных четырех сыновей значительно меньшими уделами и определив их вассалитет по отношению к старшему брату. Таким образом, деятельность по объединению русских земель и сопротивлению монголо-татарскому игу закреплялась юридической формой.

Усиление Московского княжества при Дмитрии Донском и Василии I проявилось в социально-экономическом развитии Руси, что сказалось на совершенствовании законодательства. В период правления Василия I (1389−1425) появляются новые законы, дополняющие уже существующее законодательство. Здесь представляются важными уставная грамота митрополита Киприана Царевоконстантиновому монастырю (1391), грамота Василия I митрополиту Константину (1403), предсмертное наставление в виде грамоты митрополита Константина Василию I, князьям и боярам (1406) и Двинская грамота (1397).

Грамота 1391 г. конкретизирует обязательства крестьян по отношению к монастырю, закладывая основы крепостнического законодательства. Различая обязанности зажиточных «больших людей» и обедневших крестьян — «пешеходцев», документ создает прецедент дальнейшего развития таких обязательств. Кроме того, грамота говорит не только о верви, но и о производственных общинах крестьян — «братчине» и «сыпцине» («ссыпщине»), которые аналогичны новгородской «складчине». В документе упоминается пошлина как устаревшая форма прежнего законодательства и обычного права и необходимость ее замены грамотой. Князь Василий I подтвердил право церкви издавать подобные уставные грамоты, а также вершить церковный суд по аналогичным уставам в соответствии с номоканоном, начиная с устава древнерусского князя Владимира.

Грамота Василия I гласит: «Се аз, князь великий Василий Дмитриевич, размыслив с отцем своим, митрополитом Киприаном, возобновляю древние уставы церковные прадеда моего Святого Владимира и сына его Ярослава, согласно греческим номоканонам… В лето [1403 г.]». Киприан умер в 1406 г., оставив Василию I и всем русским князьям, боярам и духовенству грамоту, по духу аналогичную завещанию Дмитрия Донского. В этой грамоте Киприан не призывал (как обычно писалось в документах такого рода), а требовал от князей, бояр и церкви согласия друг с другом и христианского смирения.

Важный эпизод в развитии Российского государства и права связан с феодальной войной 1425−1453 гг. В 1425 г. скончался Василий I, оставив две духовные грамоты. Первая (примерно 1407 г.) объявляла наследником старшего сына Ивана, а по второй (примерно 1423 г.) великокняжеский престол завещался сыну Василию. Первая грамота оканчивалась словами в сослагательном наклонении «а даст бог князю Ивану великое княжение держати», т. е. завещание подразумевало утверждение кандидатуры великим ханом. Василий II вступил на престол в малолетнем возрасте, поэтому его политические позиции были слабыми. Новый порядок престолонаследия московских князей «от отца к сыну» по духовным грамотам противоречил старым родовым порядкам и «ярославому ряду». Кроме того, в одном из договоров Василия I (1403) старые родовые князья названы «старшими братьями» по отношению к сыновьям князя Василия I. Следовательно, с точки зрения родовых московских князей престол должен был перейти к родному брату Василия I (Дмитриевича) — Юрию Дмитриевичу, который обосновал свое право на престол не только юридическими тонкостями старого родового принципа старшинства дядьев перед племянниками, но и экономическими. В уделе князя Юрия Дмитриевича и его сыновей Василия Косого и Дмитрия Шемяки было экономически значимое Галицкое княжество и г. Звенигород.

Таким образом, объединительная политика московских князей и претензии на престол князя Юрия Дмитриевича и его сыновей вылились в феодальную войну 1425−1453 гг. С точки зрения развития княжеского наследственного права здесь важны три аспекта. Во-первых, князья подписали в 1428 г. мир, по которому согласились рассмотреть вопрос о престолонаследии на третейском Ханском суде. Во-вторых, князья действительно явились в 1432 г. на этот суд, возглавляемый Махмедханом, который выслушал аргументы сторон. Василий и его бояре настаивали на «новом порядке престолонаследия», т. е. независимом от Орды, и доказывали, что с этим порядком сама Орда уже согласилась, так как выдавала ярлыки в соответствии с духовными грамотами Ивана Калиты и Дмитрия Донского. Наконец, с 1425 по 1432 г. Орда принимала «выход» и молчаливо соглашалась с наличием власти у Василия II, т. е. признала его легитимность (другое дело, что у ханов не было сил вмешиваться во внутренние дела Московского государства).

Поведение на суде Юрия Дмитриевича, требовавшего у Махмед-хана ярлык, и его аргументы свидетельствуют, что и эта сторона относилась к суду не более как к третейскому. Галицкий князь настаивал на старом принципе родового престолонаследия от отца к сыну, а затем к старшему дяде, т. е. после Дмитрия Донского и Василия I к Юрию Дмитриевичу. Ссылался Галицкий князь и на положение в завещании Дмитрия, выделившего ему второй по значимости Галицкий удел с последующим наследованием престола, и на свою экономическую мощь.

В-третьих, это событие демонстрирует значительные изменения в расстановке политических сил. Решение третейского суда Махмед-хана было в пользу Василия II, так как ослабленная внутренними противоречиями Орда не хотела ссориться с сильным Московским княжеством и терять хотя бы номинальную власть над ним. С другой стороны, принятое на суде решение и последующее его подкрепление в золотоордынском ярлыке юридически закрепляло новый порядок престолонаследия и давало соответствующий прецедент.

Юрий Дмитриевич (умер в 1433 г.), Василий Косой и Дмитрий Шемяка, как видно из последующих событий, не собирались признавать решения ханского суда. В 1433,1434, 1446 гг. они захватывали Москву, а войну вели до 1453 г.

Заключительный эпизод юридического сюзеренитета золотоордынских ханов свидетельствует, что экономическое и политическое могущество Москвы подтвердилось даже в период ослабления политической власти в годы правления Василия II.

Итак, период раздробленности и ордынского ига показывает, что суд, процесс и учреждения юстиции в различных частях Руси находились на разных уровнях. Для Господина Великого Новгорода и его младшего брата Пскова последствия ордынского ига были менее губительными, поэтому на общем фоне социально-экономического развития и позитивного западного влияния развивается и судебное право. На востоке Руси по мере приближения к ордынским границам ситуация менялась к худшему, а в приграничных Русских землях отмечается инволюция суда и государственности в целом. Тем не менее необходимость объединения Русских земель, окруженных враждебными странами, укрепление порядка в России предопределили назревшую общую тенденцию появления нового, более жесткого законодательства с соответствующим не только состязательным, но и инквизиционным, разыскным судом и процессом, а также с репрессивной юстицией.