Поэзия вагантов. 
История зарубежной литературы Средних веков

Средневековых студентов по сложившейся традиции принято именовать вагантами (от лат. vagantes — «бродячие»). В период раннего Средневековья это наименование обычно применялось к малообразованным клирикам низшего звания, скитающимся в поисках прихода. С XII в. его стали применять к школярам, которые, стремясь получить образование, нередко отрывались далеко от родных мест и пешком добирались до вожделенного края. Одна из самых известных песен вагантов («Прощание со Швабией») начинается строками:

Во французской стороне, на чужой планете, предстоит учиться мне в университете.

До чего тоскую я -.

не сказать словами…

плачьте ж, милые друзья, горькими слезами!

На прощание пожмем мы друг другу руки, и покинет отчий дом мученик науки.

(Пер. Л. Гинзбурга) В надежде на лучшие условия обучения средневековые студенты нередко переходили из университета в университет. Это было возможно потому, что повсюду единым языком обучения была латынь. Странствовали они и в период каникул или, вынужденные из-за нужды прервать учебу, в поиске заработков. Однако образованность средневековых школяров уже значительно превосходила уровень раннесредневековых клириков. Они выступили наследниками книжной культуры, которую самобытно преобразили и развили соответственно настроениям, вкусам, ценностям, сложившимся в их среде.

Не случайно творчество вагантов нашло отражение в латинской поэзии. В процессе обучения на низшем, артистическом факультете уделялось не только большое значение изучению латинских авторов (Горация, Вергилия, Овидия и др.), но также и сочинению стихов на латинском языке. Естественно в школярской среде возникал опыт подражания древним авторам и соревнования с ними. Ученая поэзия вагантов в значительной мерс носит реминисцентный характер («Стих о погибели Трои», «Жалобы Дидоны», «Орфей в загробном мире» и др.). Из римских авторов для вагантов был особенно притягателен жизнелюбивый Овидий, о чем свидетельствует любовная поэзия вагантов, наполненная чувственными мотивами.

Творчество вагантов стало важным слагаемым того явления в культуре XII в., которое получило название «Овидианского возрождения». Вместе с тем средневековые школяры были хорошо знакомы с библейскими текстами, благочестивыми легендами и произведениями известных средневековых христианских авторов. Как преимущественно представителям плебейских кругов общества вагантам естественно был близок фольклор. Можно сказать, что на пересечении всех этих трех традиций, вбирая их и творчески осваивая, складывалась поэзия вагантов.

Своеобразным манифестом средневековых школяров считается текст, получивший название «Орден вагантов» («Cum in orbem iniversum»). Написан он классической «вагантской строфой», включающей четыре стиха шестистопного хорея со сквозной рифмой, к которой вагангы охотно прибегали. Заметим, что в действительности никакого ордена вагантов, подобного странствующим монашеским орденам, не существовало. Декларируемый устав — поэтическая условность. Но в ней отражены принципы и идеалы вагантской среды, для которой идея братской солидарности и милосердия является определяющей. Подчеркивается, что ни национальность, ни происхождение, ни достаток, ни внешний вид, ни даже вера не могут быть препятствием к тому, чтобы примкнуть к среде школяров.

Каждый добрый человек, -.

Сказано в Уставе, -.

Немец, турок или грек Стать вагантом вправе.

Признаешь ли ты Христа, -.

Эго нам нс важно, лишь была б душа чиста, сердце не продажно.

Все желанны, все равны, К нам вступая в братство, Невзирая на чины, Титулы, богатство.

Наша вера — не в псалмах!

Господа мы славим Тем, что в горе и в слезах Брата не оставим…

(Пер. Л. Гинзбурга) Однако едва ли не главная черта в облике лирического героя вагантских песен — это манифестируемый идеал душевной свободы. Вагант решительно сбрасывает с себя груз ограничений и отстаивает право на все естественные радости, что ярко видно в одном из самых известных вагантских текстов, принадлежащих поэту, который оставил нам не имя, а лишь свое гордое прозвище — Архипиита («поэт поэтов») Кёльнский (Archipoeta, ум. после 1165 г.). Мятежный вызов, молодой задор, юмор пронизывает строки «Исповеди» Архипииты. Поэт сравнивает себя с гонимым ветрами листком, с непостоянной быстротечной рекой, перелетной птицей и т. д. «Исповедь» написана традиционным шестистопным хореем, но с затянутой цезурой, что и постарался передать в своем переводе О. Румер, разбивая строку на полустишия.

Я иду широкою / юности дорогой И о добродетели / забываю строгой, О своем спасении / думаю немного И лишь к плотским радостям / льну душой убогой.

В кабаке возьми меня, / смерть, а не на ложе!

Быть к вину поблизости / мне всего дороже.

Будет петь и ангелам / веселее тоже:

Над великим пьяницей / смилуйся, о Боже!

(Пер. О. Румера) Вакхические мотивы обильно пронизывают поэзию вагантов («Стих о Вакхе», «Прение вина с водою», «Кабацкая песня» «Десять кубков» и т. д.). К застольным песням вагантов восходит и знаменитый «Гаудеамус» («Gaudeamus igitur»), окончательно сложившийся, правда, позднее, к XVIII в., и ставший впоследствии международным гимном студенчества. Однако уже в этом широко известном тексте видно, что наряду с гимном молодости и ее естественным радостям ваганты прославляют обретенное знание, наставников-профессоров, покровителей-меценатов.

Gaudeamus igitur,.

Juvenes dum sumus!

Post jucundam juventutem,.

Post molestam senectutem.

Nos habebit humus!

Итак, будем веселиться, Пока мы молоды!

После приятной юности, После тягостной старости Нас возьмет земля.

Vivat Academia!

Vivant professores!

Vivat membrum quodlibet!

Vivant membra quaelibet!

Semper sint in flore!

Да здравствует Университет!

Да здравствуют профессора!

Да здравствует каждый!

Да здравствуют все!

Да вечно они процветают!

(Пер. И. С. Соболевского) Из более ранних текстов показательна в этом отношении «Рождественская песня школяров своему учителю», «Восхваление истины», «Любовь к филологии». Вместе с тем для вагантов характерно смягчать панегирический пафос мягким юмором, как в последнем из перечисленных текстов, где прославление Филологии выливается в следующие строки.

Смог я к мудрости веков с нею причаститься, Дорога мне у нее каждая вещица:

суффикс, префикс ли, падеж, флексия, частица.

Молвит юноша: «Люблю!» .

Полон умиленья.

А для нас «любить» — глагол первого спряженья^[1].

Ну, а эти «я» и «ты» -.

два местоименья.

Можно песни сочинять о прекрасной даме, можно прозой говорить или же стихами, но при этом надо быть в дружбе с падежами!

(Пер. Л. Гинзбурга) Вагантами также создан целый цикл так называемых «каникулярных несен», где опять же с залихватской шуткою они славят «дни освобождения от цепей учения» .

Школяры, мы яростно Славим праздник радостный.

Пук тетрадей — в сторону!

На съеденье ворону -.

Творчество Назоново, Хлама груз ученого!

Пусть, как знают прочие, Мы спешим к Венере И толпой бесчисленной К ней стучимся в двери.

(Пер. О. Румера) Одним из наиболее репрезентативных жанров вагантов считается жанр так называемой «попрошайни». Адресованный конкретному лицу или чаще воображаемому потенциальному покровителю текст «попрошайни» содержит жалобы ваганта на его бедственное положение. В то же время ему важно отделить себя от бездеятельных бродяг и напомнить о своем стремлении к знаниям. Характерным образцом рассматриваемого жанра может выступить «Малая попрошайия». Примечательно включение в этот текст образа св. Мартина Турского, который из жалости к нагому нищему отрезал для него половину своего плаща. Поэт уповает на то, что этот пример милосердия повлияет на возможного покровителя.

Пожалейте, добрые: / клирик я бродячий.

От жестокой скудости / дни и ночи плачу.

Я хотел осиливать / мудрые науки, А теперь от бедности / нет и книги в руки.

Одежонка тощая / тело прикрывает, И зимой холодною / зябко мне бывает.

Стыдно показаться мне / в церкви у обедни, Только лишь и слышу я, / что псалом последний.

Господин прославленный / щедростию многой, Подаянья доброго / ждет от вас убогий.

Вспомните Мартиново / благостное дело И оденьте страннику / страждущее тело.

Бог за это примет вас / в царствие небесно, Вам за дело доброе / отплатив чудесно.

(Пер. М. Гаспарова) Поэзия вагантов, однако, впечатляет многообразием тем и интонаций. Их интересует как ближний мир, так и дальний. Они откликаются на события крестовых походов, смерть английского короля Ричарда Львиное Сердце и даже татарское нашествие. Последние в известном тексте «Стих о татарском нашествии» представлены как злобное племя, вырвавшееся из недр земли («племя Тартара, татары») и несущие горе многим краям и людям их населяющим.

Царства опрокинуты, / вытоптаны грады, Под кривыми саблями / падают отряды, Старому и малому / не найти пощады, В божиих обителях / гибнут божьи чада.

Через Русию, Венгрию, Паннонию, Сквозь Туркию, Аварию, Полонию, Сквозь Грузию, сквозь Мидию, Перейду Легла дорога горя и обиды.

(Пер. М. Гаспарова) Подобно библейским пророкам, ваганты обличают социальные пороки времени («Ложь и злоба миром правят», «Против симонии», «Взбесившийся мир» и др.)• Особенно достается в их песнях злоупотреблениям духовенства и, прежде всего папской курии. Одна из наиболее гневных инвектив («Обличение Рима») в адрес папского престола, погрязшего в мздоимстве, принадлежит перу Вальтера Шатильонского (ок. 1135−1200), одного из самых образованных и талантливых поэтов, примыкающих к вагантам.

…Возглавлять вселенную призван Рим, но скверны Полон он, и скверною все полно безмерной.

Ибо заразительно веянье порока, И от почвы гнилостной быть не может прока.

Рим и всех и каждого грабит безобразно;

Пресвятая курия — это рынок грязный!

Там права сенаторов продают открыто, Там всего добьешься ты при мошне набитой…

(Пер. О. Ру мера) Особенно ярко мятежная смелость и изобретательное озорство вагантов проявились в образцах антиклерикальной сатиры, обличенных в пародию на библейские тексты и литургию («Евангелие от марки серебра», «Евангелие о страстях школяра парижского», «Всепьянейшая литургия», «Молитва о монахах-полубратьях» и др.). В известной мере эти тексты — дань свободе и духу карнавальной традиции. Так вагантские «евангелия» представляют собой искусные центоны, где местами библейский текст дан без изменений, но в него вторгаются «ядовитые» вставки, взрывающие атмосферу благообразия и обнажающие изнанку церковного мира. Зачастую пародийный эффект достигается игрой слов, которой особенна полна «Всепьянейшая литургия», талантливо переведенная Б. И. Ярхо, нашедшим необходимые пародийные созвучия: «святейший — шутейший», «вездесущий — винососущий», «во веки веков — во шкалики шкаликов», «аминь — опрокинь», «мир вам, и со духом святым — пир вам, и со духом свиным…», «Отче наш — Отче Бакх» и т. д.

Антиклерикальная направленность поэзии вагантов, естественно, навлекла на них гнев церкви. В соборных постановлениях XIII в. с упорной повторяемостью присутствует осуждение песен и постыдного шутовства вагантов, им угрожают лишением возможности иметь духовное звание и строгими наказаниями. Примечательно, что в соборных постановлениях ваганты в этот период все чаще фигурируют под своим вторым именем — голиарды, которое имеет несколько источников, следующим образом проясняемых М. Л. Гаспаровым: «В романских языках было слово gula — „глотка“, от него могло происходить слово guliart — „обжора“, в одном документе XII в. упоминается человек с таким прозвищем. Но кроме того, оно ассоциировалось с именем библейского великана Голиафа, убитого Давидом; имя это было в Средние века ругательством, его применяли и к Абеляру, и к Арнольду Брешианскому. Бой Давида с Голиафом аллегорически истолковывался как противоборство Христа с сатаною; поэтому выражения „голиафовы дети“, „голиафова свита“ и пр., обычные в рукописях XIII в., означают попросту „чертовы слуги“». Для закрепления данного прозвища за вагантами имел также значение своеобразный миф, сложившийся в Англии о прародителе и покровителе вагантов — гуляке и стихотворце Голиафе. Примечательно, что ваганты от нового звания не открещивались, а носили его с гордым вызовом. Один из сквозных образов поэзии вагантов — своенравная Фортуна. Она для них и олицетворение суровости мира с его жестокостью, и источник надежды на возможную перемену к лучшей доле.

До нас дошло значительное число текстов вагантов, которые большей частью анонимны. Известны лишь имена наиболее талантливых авторов: Гугон по прозвищу Примас (т.е. Старейшина) Орлеанский, уже ранее упоминавшиеся Архипиита Кельнский, Вальтер Шатильонский, Филипп Гревский. Объясняя это обстоятельство, М. Гаспаров сравнивает в этом отношении поэзию вагантов и поэзию трубадуров: «Поэзия трубадуров аристократична, каждый певец гордится своим именем и своим местом если не среди дворян, то среди других певцов, расстояние между собой и своим соседом он ощущает очень остро и старается на каждое стихотворение ставить свою творческую печать. Духовного аристократизма в ней очень много,… но социального аристократизма и индивидуализма в ней нет, все ваганты… люди, гораздо лучше чувствующие общность своего школярского положения и образования, чем разницу своих личных вкусов и заслуг»^[2].

Из дошедших до нас рукописных сборников текстов вагантов особенно выделяют сборник под названием «Carmina burana». Такое название было дано рукописи ее первым издателем И. Шмеллером (1847) но месту обнаружения рукописи в бенедиктинском монастыре в Бейрене (Beuren). «Буранскую» рукопись нередко называют «царицей» текстов вагантов. Она включает более 200 текстов, тематически организованных (морально-сатирические стихи, любовные, застольные и т. д.) с включением миниатюр, и была эта рукопись, как полагают ученые, выполнена по заказу какого-то влиятельного лица, аббата или епископа, проявляющего интерес к текстам вагантов. Почти столетие спустя после обнаружения сборника другой немец, композитор Карл Орф, в 1937 г. создал на тексты рукописи свою кантату «Carmina Burana». Комментируя этот факт, известный переводчик текстов вагантов Л. Гинзбург писал, что Карл Орф, «сохранив в неприкосновенности старинные тексты с тем, чтобы „через них“ и с их помощью высказать свои суждения о человеке, о его истовом стремлении к свободе и к радости в годину мрака, жестокости и насилия»^[3].

В отечественной традиции перевода текстов вагантов отчетливо видны два направления: более свободная, нередка отступающая от оригинала, но передающая его дух — традиция, которой привержен Л. Гинзбург. И более академическая традиция, приближающая нас к оригинальному тексту, снабженному научными комментариями и обширной статьей — в издании М. Гаспарова в серии «Литературные памятники». До настоящего времени это издание остается наиболее полным переводным собранием текстов вагантов.

Круг понятий и проблем

Поэзия вагантов: синтез книжной традиции и фольклора, антиклерикализм, вакхические мотивы, Овидианское возрождение, анонимность текстов.

• [1] В латыни глагол «любить» («amo») — первого спряжения.
• [2] Гаспаров М. Л. Поэзия вагантов. М., 1975. С. 459.
• [3] Гинзбург Л. Предисловие переводчика // Лирика вагантов. Колесо Фортуны. М., 1998. С. 16.