Возрождение в европе: становление эпохи

ПРЕДВОЗРОЖДЕНИЕ XIV-XV ВЕКОВ

Европейский мир

По крайней мере в одном смысле это название звучит иронически: мира не было, была всеобщая война. Но в ходе войн складывался европейский мир, возникала Европа — политическое единство национальных государств.

Только в наши дни это географическое название наполняется историческим значением. Прежде, в Средние века, единство Европы было единством христианского католического мира, но, как будто предчувствуя в уже начавшихся ересях и распрях его раскол, Реформацию, европейцы торопятся установить более крепкие отношения друг с другом, которых не разорвут религиозные споры и войны будущих веков. Целый ряд обстоятельств способствовал тому, что в середине XIV в. облик Европы начал сильно меняться:

" В 1350 г. Черный мор добавил свои бедствия к замедленному и мощному спаду, который начался задолго до середины столетия. Европейский мир-экономика той поры охватывает помимо сухопутной Центральной и Западной Европы Северное и Средиземное моря. Система ЕвропаСредиземноморье, вполне очевидно, познала тогда глубокий кризис. Христианский мир, утратив вкус к крестовым походам или лишившись возможности их совершать, натолкнулся на сопротивление и инерцию ислама, которому он уступил в 1291 г. последний важный опорный пункт в Святой Земле — Сен-Жан-д'Акр. К 1300 г. ярмарки Шампани, лежавшие на полпути между Средиземным и Северным морями, стали приходить в упадок. К 1340 г. оказался прерванным — и это тоже, несомненно, было весьма серьезно — «монгольский» [Великий шелковый] путь, путь свободной для Венеции и Генуи торговли к востоку от Черного моря, вплоть до Индии и Китая. Мусульманский заслон, разрезавший эту торговую дорогу, снова сделался реальностью, и христианские корабли оказались вновь привязаны к традиционным левантинским гаваням в Сирии и Египте. К 1350 г. Италия также начала индустриализироваться. Она красила суровые сукна, изготовленные на севере Европы, с тем чтобы продавать их на Востоке, и начала сама изготовлять сукна. Шерстяное производство станет господствовать во Флоренции… Европейская система, разделившаяся между полюсом североевропейским и полюсом средиземноморским, склонилась в южную сторону, и утвердилось первенство Венеции…"^[1]

Таким образом, Европа поляризовалась, и «у истоков новой Европы надлежит поместить рост двух этих великих комплексов: Севера и Юга, Нидерландов и Италии, Северного моря вместе с Балтийским и всего Средиземноморья»^[2]. Однако, поляризовавшись, начав свой экономический рост с двух противоположных концов, Европа искала воссоединения, обретения единства, по крайней мере на уровне рынка. Ярмарки Шампани пришли в упадок, перерезав пути сухопутных контактов. Но Европа Балтийского моря и Европа Средиземного моря ищут и находят друг друга. В 1291 г. генуэзские моряки открывают для итальянских судов Гибралтар, контролируемый арабами, а еще ранее первые торговые суда из Средиземноморья пребывают в Брюгге, город на побережье Северного моря, обеспечивая ему значение важнейшего порта. Торговля идет и по суше, но море остается самым надежным и сравнительно безопасным торговым путем. Левантинские специи, вина и предметы экзотической роскоши поступали с юга в обмен на фландрские сукна.

С юга поступали и новые идеи — идеи гуманистической образованности, которым предстоит стать одним из факторов формирования национальных культурных традиций. Гуманизм из Италии распространялся к северу от Альп. Пути идей и товаров пролегали поверх политических и военных барьеров. Франческо Петрарка, хорошо знавший о своем поистине европейском влиянии, писал из Воклюза в ноябре 1352 г.:

" Ежедневно на эту голову сыплется град писем со стихами и поэмами из всех углов земного круга. Мало наших: меня уже начинают трепать чужеземные поэтические бури, не только галльские, но и греческие, и тевтонские, и британские…"^[3]

Это был последний год, который Петрарка провел на берегу Сорги, где вскоре его поместье было разорено в событиях Столетней войны между Англией и Францией.

Английская культурная ситуация — пример особенно показательный, ибо он один из самых ранних, если судить, но первым проявлениям нового, и один из самых трудных, медленных в его окончательном осуществлении (см. § 6.2). Английские события па рубеже XIV—XV вв. еще и потому показательны для состояния европейского мира, что Столетняя война втягивает многие государства: Кастилию, Арагон, Португалию, Шотландию, Бургундское герцогство. Обе стороны — и Англия, и Франция — ищут и находят союзников. Состояние войны становится постоянным и общим. Это не лучшее условие для распространения образования, учености, культуры: общеевропейское Предвозрождеиие все не как не обретет силу, чтобы стать собственно Ренессансом. Для новой эпохи потребен более прочный мир, и он на какое-то время устанавливается ввиду общей опасности — с Востока, со стороны мощной Османской империи.

Впервые эту опасность как реальную европейские правители ощутили в самом конце XIV в. В 1389 г. турки на Косовом поле нанесли решительное поражение сербам. В 1393 г. они захватили Тырновское царство болгар, однако десять лет спустя сами потерпели сокрушительное поражение при Анкаре от своего восточного противника — Тамерлана, образ которого в ренессансной Европе рисовался неизменно героическим. Его победа на полвека отсрочила то, что было неизбежно, — падение Константинополя, с которым прекращала свое тысячелетнее существование Византия.

Константинополь пал в 1453 г., в том самом, когда завершают свою Столетнюю войну Англия и Франция. Тогда же решают примириться и вечно враждующие между собой итальянские государства, заключив договор в Лоди в 1454 г. — хрупкий прообраз европейского мира, недолговечный шедевр итальянской дипломатии. Устанавливается политический баланс сил, а вместе с ним возникает надежда на то, что христианский мир сможет подняться для нового крестового похода и отвоевать свои святыни. Папагуманист Пий II провел день 14 августа 1464 г. у окна в ожидании флота, который бы он лично препроводил до Босфора и благословил на войну с неверными. Ни один корабль так и не появился, а папа скончался от огорчения.

Идея Европы, единой по прежнему принципу христианского вероисповедания, обречена. Но значит ли это, что обречена и сама Европа? Во всяком случае «во многих отношениях XV век был для Западной Европы временем пространственного сокращения (contraction), а не экспансии»^[4].

Тем не менее столетие завершается событиями, позволяющими говорить о начале эпохи Великих географических открытий. Европейцы выходят за пределы своего континента. Они долго подготавливают этот шаг. Вначале пальма первенства принадлежит португальцам. В 1415 г. на Африканском побережье ими захвачена марокканская крепость Сеута. Это первое приобретение, необходимое как плацдарм для будущих попыток преодолеть водное пространство, проплыть на юг вдоль Африки и найти путь в Индийский океан. На это уходят десятилетия. Принц Генрих Мореплаватель (1394−1460) снаряжает экспедиции, собирает вокруг себя лучших знатоков морского дела, побуждает отыскивать старые и создавать новые карты. В 1410 г. был переведен на латинский язык и стал доступным Птолемей. Открывать мир европейцы начинают с картами, выполненными во II в., — возрожденная античность служила практическим целям. Однако скоро мир станет известен неизмеримо подробнее и достовернее, чем представлялось древним.

В 1492 г. Колумб пустится в первое плавание к берегам Америки, которую он примет за Индию. В 1497—1498 гг. Васко да Гама наконец завершит усилия нескольких поколений и, обогнув южную оконечность Африки действительно достигнет Индийского побережья. За ними последуют многие. Мир распахнется для европейцев. В 1521—1522 гг. после кругосветного путешествия Магеллана земное пространство станет поистине всемирным. Еще 20 лет спустя астрономическая теория Коперника перечеркнет учение Птолемея. Античность сделала свое дело: у нее учились, но ей не собирались слепо подражать.

В том же году, когда Колумб отправился открывать Индию для испанской короны, в Испании произошло еще одно событие: завершилась Реконкиста, пала Гранада, последняя область, остававшаяся в руках арабов. Это был праздник, отмеченный всем христианским миром: если и не удалось вернуть Константинополя, то хоть как-то утешились, нанеся поражение неверным у себя дома. Для христианского мира то было событие символического значения, для Испании — возможность осуществиться как единому национальному государству. Возможность, которую уже начали использовать завершившие между собой войну Франция при Людовике XI (1461−1483) и Англия при первом короле из династии Тюдоров — Генрихе VII (1485−1509).

Историческое преимущество в этот момент имеют те, кто успел объединиться, создать государственность и на ее основе положить начало единству национальной культуры. Те, кому этого сделать не удалось, теперь оказываются проигравшими. До этого момента итальянские идеи и итальянские деньги победоносно являлись в Европу. Теперь в Италию явились европейские правители во главе своих армий. В 1494 г. по приглашению папы Александра VI Борджиа французский король Карл VII проходит через Италию, грабит Рим. Он обещает идти против султана Баязета, но благое дело так и останется не совершенным. Его поход запомнился делами отнюдь не святыми — грабежом, разбоем и первой в европейской истории эпидемией сифилиса, потому первоначально и названного «французской болезнью» (полагают, что неизвестный до той поры недуг был завезен моряками Колумба из Нового Света). С этого похода начался полувековой период итальянских войн. В них участвует едва ли не вся Европа, сошедшаяся на полях Италии, которой, в сущности, нет: мечта Данте и Петрарки так и не осуществилась, единство страны не стало реальностью.

Но и в других странах процесс был медленным и трудным. Англия — яркий тому пример. Предвозрождение в ней было ранним, однако это не значит, что оно незамедлительно сменилось ренессансным расцветом.

" Предвозрождение" - термин достаточно неопределенный. Это и понятно: им пытаются описать еще не сложившуюся реальность, ускользающую, прерывистую, предшествующую тому моменту, когда культурные изменения приобретают необратимый и эпохальный характер. Итальянская ситуация была исключительной. Между Средневековьем и Возрождением там высится монументальная фигура Данте, подводящего итог и одновременно возвещающего о рождении нового, которое сразу же вслед ему и получает продолжение.

Остальная Европа ориентирована на Италию. Сюда с XIV по XVI в. ездят за плодами новой образованности — studia humanitatis. Здесь — лучшие педагоги, ученые, поэты. Здесь — источник влияния, рано ставшего привлекательным, но трудно приживающегося на почве иных культур. Однако не нужно думать, что всюду, кроме Италии, Ренессанс явился продуктом исключительно импортированным. Как и в Италии, новое отношение к античному наследию могло явиться лишь продуктивным следствием рождения нового человека.

Культурная ситуация по разным причинам оказывалась невосприимчивой к новому веянию или, восприняв его, неспособной его удержать. Так, во Франции в XIV и даже в XV в. Средневековье еще вполне жизнеспособно. Гуманистические идеи под запретом со стороны Парижского университета, остающегося центром европейского богословия. В поэзии система средневековых жанров не только не пришла в упадок, но заново построена и отлажена. Предвозрождение как подготовка к культурному обновлению происходит здесь в максимальном напряжении возможностей старого, а характерная для всей эпохи утопическая идея создания нравственно совершенного мира выступает в декорациях и костюмах рыцарского спектакля (см. § 6.4).

Иначе было в Англии, где Джеффри Чосер ранее всех откликнулся на итальянский пример и не только последовал ему, но в чем-то и превзошел. Однако так блестяще начатый путь на долгое время остался без значительного продолжения, не привел к созданию культурной эпохи.

Круг понятий

Европейский мир:

черный мор распространение гуманизма основные рынки национальные государства.

• [1] Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм в XV- XVIII вв. Т. 3. Время мира. М., 1992. С. 74.
• [2] Там же. С. 93.
• [3] Петрарка Ф. Эстетические фрагменты. С. 138.
• [4] Parry J. H. The Establishment of the European Hegemony. 1415−1715. Trade and Exploration in the Age of the Renaissance. N.Y., 1961. P. 7.