История политической этики

Взаимоотношения политологии с этикой развивались по весьма запутанному сценарию, который будет рассмотрен ниже.

Античными авторами, особенно Платоном и Аристотелем, была заложена традиция совместного рассмотрения этики и политологии. Строго говоря, этика была ими инкорпорирована в политологическое знание. Платон в «Государстве» и «Законах» исходил из этики справедливости. Аристотель в «Политике» настаивал на жизни в соответствии с добродетелями. «Итак, ясно, что наилучшим государственным строем должно признать такой, организация которого дает возможность всякому человеку благоденствовать и жить счастливо»^[1]. Как видим, и Платон, и Аристотель, развивая канву политологических рассуждений, предпосылали им этику. Считалось само собой очевидным, что политологическая наука не может состояться без этики.

Христианство, разумеется, видоизменило ландшафт политологического знания. Августин ставил Граду земному в пример Град божий. Люди считаются подотчетными не государству, а Богу. Этика отодвигается в тень учения о святом, сакральном. Она не отвергается, а лишь переводится в разряд вице, готовая в любой момент занять место королевы, что и происходит в эпоху Возрождения.

Далеко не ординарная мысль Макиавелли состояла в том, что, «вдумавшись, мы найдем немало такого, что на первый взгляд кажется добродетелью, а в действительности пагубно для государя»^[2]. К сожалению, он не всегда точно характеризовал свою главную мысль. Под макиавеллизмом обычно понимают политику, пренебрегающую нравственными принципами и проводимую под лозунгом «Цель оправдывает средства». Некоторые рецепты Макиавелли действительно соответствуют этому лозунгу. Было бы, однако, неверно ставить печать аморализма на все творчество великого итальянца. Проблема, над которой он бился, — это вопрос о соотношении личного и общественного блага. Разрешить ее ему, конечно же, не удалось. О ней же задумывались лучшие мыслители Нового времени, в том числе Т. Гоббс, Дж. Локк, Ж.-Ж. Руссо, И. Кант.

Реализуя новый стиль философского мышления, обществоведы настаивали на подчинении всех людей одним и тем же законам. В этой связи стала нормой опора на понятие естественного права каждого человека, дополненная концепцией общественного договора. В отличие от Гоббса и Локка, Руссо понял, что право не следует из естественного состояния людей. По природе они не равны, но люди могут стать равными в обществе. Социальные законы не совпадают с природными.

Теоретическая разработка

Характеристика творчества политологов. С теоретической точки зрения главное достижение политологов XVIII—XIX вв. состояло в акценте на четыре концепта — мир, равенство, свобода и справедливость. Современный исследователь сказал бы, что политологи Нового времени оперировали не ценностями, а принципами. Удивительная ситуация — переменные есть, а законы как отношения переменных, ценностей отсутствуют. Политологическая наука все еще находилась в зачаточном состоянии. Синкретический же союз этики и политологии оставался в силе.

XIX в., завершивший собой всю эпоху Нового времени, принес свои новшества. Три из них заслуживают упоминания в первую очередь. Гегель рассматривал государство как воплощение нравственности народа. Продолжая эту линию, Макс резко критиковал социальную несправедливость и пришел к этике революции. Гегель и Маркс были убеждены, что они, руководствуясь методом восхождения от абстрактного к конкретному, «выводят» этику. У Маркса этика вторична, она следует за экономикой.

Еще одно новшество XIX в. состояло в укреплении, особенно благодаря усилиям француза О. Конта, позитивистской методологии с ее установкой начинать построение общественных наук с изучения фактов и из них извлекать функциональные зависимости переменных, законы. Этику следовало решительно изгнать из всех общественных наук. При всем своем желании обществоведы не были в состоянии строго следовать максимам позитивистской методологии. Наступил период явного методологического перелома.

В конце XIX в. он привел к ожесточенному методологическому спору экономистов, названному Methodenstreit, основными действующими лицами которого стали немец Г. Шмоллер и австриец К. Менгер. Шмоллер выступал за этически ориентированную экономику, не нуждающуюся в рафинированной математике, например в математическом анализе. Менгер же делал акцент на тщательно специализированной в математическом отношении и в этом смысле этически нейтральной науке.

Вышеупомянутый спор о методах имел большое значение не только для экономики, но и для политологии. Исследователем, который придал ему яркую социально-политическую окраску, стал М. Вебер, начавший свою карьеру ученого как экономист, но закончивший ее в качестве политолога и социолога. Его позиция, приобретшая многочисленных сторонников, оказалась далеко не безупречной.

Из первоисточника. М. Вебер об исходных установках политолога

Вебер был убежден, что политик должен использовать не этику убеждений, а этику ответственности. «Ты должен насильственно противостоять злу, иначе за то, что зло возьмет верх, ответственен ты»^[3]. Он заключал, что существует определенное различие между абсолютной, в том числе религиозной, и политической этикой. К политическому действительно нельзя подходить с требованиями якобы всеобщего характера как «не совершать насилия», ибо злу приходится противостоять силой, иначе дискредитированным окажется мир, а не война^[4]. Правильная идея Вебера о взаимосвязи политики и этики не получила у него должного развития. Ему не удалось совместить ее с анализом метода политологии, содержание которого он всего лишь пытался выявить.

В одной из своих поздних работ Вебер выдвинул требование, которое он сам называл «тривиальным» — разделять «две группы гетерогенных проблем: установление эмпирических фактов (включая выявленную исследователями „оценивающую“ позицию эмпирически исследуемых ими людей), с одной стороны, и собственную практическую оценку, т. е. все суждения об этих фактах (в том числе и о превращениях в объект эмпирического исследования „оценок“ людей), рассматривающее их как желательные или нежелательные, т. е. свою в этом смысле оценивающую позицию — с другой»^[5].

" Эмпирическая наука никого не может научить тому, что он должен делать, она указывает только на то, что он «может», а при известных обстоятельствах на то, что он хочет совершить"^[6]. Не наука, а человек «взвешивает и совершает выбор между ценностями, о которых шла речь, так, как ему велят его совесть и мировоззрение», а также вера^[7]. Вебер стремится обезопасить общество, в первую очередь обучаемую молодежь, от различного рода личных притязаний преподавателей: «политике не место в аудитории»^[8].

Особенность позиции как самого Вебера, так и огромного числа его сторонников, включая современных, состоит в выделении в составе общественной науки ее эмпирической части, сопровождаемой снисходительной характеристикой всего остального. Налицо тот же самый дуализм, что и в методологии экономики, — противопоставление позитивной и нормативной науки. В таком случае этику относят к нормативной науке. Вебер же статусу нормативной науки вообще не уделял должного внимания. Вследствие этого этика выводится вообще за пределы политологии. И лишь затем в ней различаются положительная (этика ответственности) и негативная (этика убеждений) части.

Вебер оправданно и даже смело отделял политическую этику от абсолютной, в том числе религиозной, этики. Но он ошибочно считал, что исповедующий политическую этику в любом случае покидает сферу науки. Политик должен противостоять злу, утверждал классик, но никак не объяснял, откуда же он черпает свои представления о зле. Какой политике не место в аудитории, любой? Неужели неправомерно в курсах политологии выступать против фашизма, национализма, тоталитаризма, терроризма? Последний вопрос является, конечно же, риторическим. Именно политология учит тому, что является политическим злом и почему ему следует противостоять. У Вебера отсутствует научный критерий определения зла, а потому его призыв «боритесь против зла» относится к метафизике, в нем много пафоса, но он лишен основательности. В студенческой аудитории, равно как и в любых других общественных местах, не место политиканству, предвзятости, своеволию, а политическая этика, тщательно выверенная, обстоятельная, откликающаяся на злобу дня, лишь облагораживает место ее проведения.

Таким образом, правильная аргументация состоит в подчеркивании аксиологического статуса политологии (она не свободна от понятий-ценностей), понимании политологической этики как результата критики, проблематизации и тематизации самой политологии. Неправомерно деление любой общественной науки, в том числе политологии, на две части, позитивную и нормативную, а вместе с этим и выведение этики за пределы науки.

Позиция М. Вебера рассмотрена столь внимательно далеко не случайно. По сути, она вобрала в себя основную трудность политологии XX в. Подобно многим другим наукам, политология оказалась перед вызовом позитивистской методологии, уточненной в первой трети XX в. Л. Витгенштейном, Р. Карнапом и другими философами. Рассматриваемая методология была выработана на базе физики и в силу этого имела описательный, семантический характер. Ее перенос в область общественных наук приводил к многочисленным затруднениям, в частности отрицалась научная состоятельность нормативных положений. Тем не менее, во многих отношениях именно неопозитивистская методология способствовала явному прогрессу политологии.

Как уже отмечалось, политология Нового времени была довольно беспомощной в изучении связей, существующих между переменными (ценностями). Как же обстояли дела в XX в. Явно иначе, чем прежде. Известный знаток политической науки Г. Алмонд отмечает, что в течение XX столетия у ее истории были три вершины: Чикагская школа (1920- 1940 гг. — Ч. Мерриам, Г. Госпелл), поведенческий подход (1940−1960 гг. — Г. Лассуэл, Р. Ликерт, П. Лазарсфельд, Г. Алмонд), концепция рационального выбора (с 1960 — по настоящее время — Э. Даунс, Дж. Бьюкенен, М. Олсон)^[9]. Для первых двух подходов характерны развитие экспериментальных методов и тщательная обработка количественных данных посредством методик, известных из математической статистики. К середине прошлого столетия политология стала метрической дисциплиной, т. е. концепцией, широко использующей процедуры измерения.

А как же обстоят в этот период дела с этикой? О ней вспоминают крайне редко, этические максимы перестают почитаться. В моду входит тщательная детализация. Крайне сложно идет процесс выстраивания оснований политологии, ее исходных принципов. Все рассуждают о фактах и их взаимосвязях, но не о принципах. Политологический маятник явно отклонился в сторону от этики. Раньше, в Новое время, любили рассуждать о принципах, не обосновывая их фактами. Теперь вошла в моду фактология, не нуждающаяся в принципах. Описанная ситуация была разрушена появлением в 1971 г. книги Дж. Ролза «Теория справедливости» .

Необходимое разъяснение.

Реабилитация Дж. Ролзом политологической этики

Былой разобщенности фактов и принципов пришел конец. Но самое главное состояло в поистине триумфальной реабилитации этики, в том числе принципов равенства, свободы, справедливости и ответственности. В политологическом контексте этике стала придаваться не экзогенная, как было ранее, а эндогенная значимость. Бесспорно, что книга Ролза стала поворотным пунктом в развитии политологии XX в. На этот факт указывает, в частности, Ай. М. Янг^[10]. Но она не отмечает два важнейших обстоятельства. Во-первых, закончился этап благоговейного отношения к неопозитивистской ортодоксии, всегда находившейся в конфронтации с этикой. Во-вторых, при всех достоинствах теории справедливости Ролза она является не столько систематическим изложением содержания политологии, сколько ее впечатляющим фрагментом.

Выводы

• 1. В эпоху Античности наблюдается синкретическое единство этики и политологического знания. Этика предпосылается политологии, иначе говоря, первой придается по отношению ко второй экзогенный характер. Эта тенденция не нарушается вплоть до XX столетия.
• 2. Политологи Нового времени ориентировались на четыре основополагающих принципа — принципы мира, равенства, свободы, справедливости и ответственности. О ценностях же было известно немногое. Вплоть до XX в. политология имела, по преимуществу, нединамический характер.
• 3. В XIX столетии начинает разрабатываться позитивистская методология, которая в начале XX в. переходит в стадию неопозитивистских требований. Акцент делается не на прагматике, а на семантике с ее идеалом описательной науки. Переход на неопозитивистские рельсы не обходится без крайностей. Этика вытесняется на периферию политологического знания.
• 4. Творчество М. Вебера — яркий пример сумятицы в области методологии политологии. Он неправомерно требовал свободы политологии от ценностей и тем самым отделял ее от этики. Но он же прозорливо настаивал на необходимости руководствоваться этикой ответственности.
• 5. Вплоть до 1960;х гг. политология развивалась под позитивистскими знаменами. Вполне правомерно огромное внимание уделялось экспериментальным и количественным методам. Этика пребывала в забвении, но, по сути, создавалась база для ее возрождения.
• 6. Определенный переломный этап знаменует собой книга Дж. Ролза «Теория справедливости». Отказавшись от противопоставления позитивной и нормативной науки, он реабилитировал этику. Ролз благополучно преодолел семантический синдром и, по сути, перевел политологию на прагматические рельсы.

• [1] Аристотель. Политика // Сочинения: в 4 т. М.: Мысль, 1984. Т. 4. С. 591.
• [2] Макиавелли Н. Государь: Сочинения. М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Фолио, 1992. С. 91−92.
• [3] Вебер М. Политика как призвание и профессия // Его же. Избранные произведения. М., 1990. С. 696.
• [4] См.: Там же. С. 694-696.
• [5] Вебер М. Смысл «свободы от оценки» в социологической и экономической науке // Вебер М. Избранные произведения. С. 558.
• [6] Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания // Его же. Избранные произведения. С. 350.
• [7] См.: Там же. С. 348, 351.
• [8] Вебер М. Наука как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения. С. 721.
• [9] См.: Алмонд Г. Политическая наука: история дисциплины // Политическая наука: новые направления. М., 1999. С. 69−112.
• [10] См.: Янг Ай. М. Политическая теория: общие проблемы // Политическая наука: новые направления. С. 456.