Понятие языковой личности

Язык не существует вне культуры. Это один из важнейших ее компонентов, форма мышления, проявление специфически человеческой жизнедеятельности, которая сама, в свою очередь, является реальным бытием языка. Поэтому язык и культура нераздельны. Если язык — это культура, то и культура — прежде всего язык.

Мнение специалиста

По мнению известного российского специалиста в области межкультурной коммуникации С. Г. Тер-Минасовой, «язык — зеркало культуры, в нем отражается не только реальный мир, окружающий человека, не только реальные условия его жизни, но и общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, система ценностей, мироощущение, видение мира»^[1].

Происхождение понятия «языковая личность» связано с именем немецкого ученого Л. Вайсгербера, который впервые употребил его в книге «Родной язык и формирование духа» (1927). По его мнению, язык является наиболее всеобщим культурным достоянием; никто не владеет языком только благодаря собственной языковой личности, наоборот, человек владеет им благодаря тому, что принадлежит к определенному языковому сообществу.

В русской лингвистической науке первые исследования в этом направлении сделаны Виктором Владимировичем Виноградовым (1894/5- 1969), который в работе «О художественной прозе» (1930) говорил о двух путях изучения языковой личности: личности автора и личности персонажа. На основе анализа литературных произведений как с точки зрения читателя, так и автора он отождествлял исследователя с образом автора, а читателя с персонажем, героем произведения. Исходя из этого, ученый полагал, что образ автора — это категория исследовательская, а художественный образ — читательская.

Важно запомнить

Языковая личность — 1) любой носитель того или иного языка, охарактеризованный на основе анализа произведенных им текстов с точки зрения использования и этих текстах системных средств данного языка для отражения ви? дения им окружающей действительности и достижения определенных целей в этом мире; 2) наименование комплексного способа описания языковой способности индивида, соединяющего системное представление языка с функциональным анализом текстов.

Несмотря на то что термин «языковая личность» стал употребляться в научной литературе с 1920—1930;х гг., научное определение ему было дано лишь в 1980;х гг. в работах филолога и лингвиста Георгия Исаевича Богина (1929−2001) и языковеда Юрия Николаевича Караулова (р. 1985), директора Института русского языка РАН. Именно они и проводили научную разработку этого термина.

Г. И. Богин разрабатывал понятие языковой личности. Он создал модель языковой личности, в которой человек исследуется с точки зрения его «готовности производить речевые поступки, создавать и принимать произведения речи»^[2]. В широкий научный оборот понятие «языковая личность» ввел К). Н. Караулов. Он считает, что языковая личность — это человек, обладающий способностью создавать и воспринимать тексты, различающиеся:

• а) степенью структурно-языковой сложности;
• б) глубиной и точностью отражения действительности;
• в) определенной целевой направленностью^[3].

Ю. Н. Караулов занимался разработкой уровневой модели языковой личности с опорой на художественный текст и полагал, что языковая личность имеет три структурных уровня^[4]:

• 1) вербально-семантический (семантико-строевой, инвариантный), отражающий степень владения обыденным языком;
• 2) когнитивный, на котором происходит актуализация и идентификация релевантных знаний и представлений, присущих социуму (языковой личности) и создающих коллективное и (или) индивидуальное когнитивное пространство. На этом уровне происходит отражение языковой модели мира личности и культуры;
• 3) прагматический, или высший, который включает в себя выявление и характеристику мотивов и целей, движущих развитием языковой личности.

Сейчас под языковой личностью принято понимать многослойную и многокомпонентную парадигму речевых личностей. В свою очередь, речевая личность — это языковая личность в парадигме реального общения, в деятельности. Именно на уровне речевой личности проявляются как национально-культурная специфика языковой личности, так и национально-культурная специфика самого общения.

Мнение специалиста

По мнению Ю. Н. Караулова, «языковая личность — вот та сквазная идея», которая «пронизывает все аспекты изучения языка и одновременно разрушает границы между дисциплинами, изучающими человека вне его языка»^[5].

В содержание языковой личности входят следующие компоненты:

• 1) ценностный, мировоззренческий, компонент содержания воспитания, т. е. система ценностей, или жизненных смыслов. Язык обеспечивает первоначальный и глубинный взгляд на мир, образует тот языковой образ мира и иерархию духовных представлений, которые лежат в основе формирования национального характера и реализуются в процессе языкового диалогового общения;
• 2) культурологический, т. е. уровень освоения культуры как эффективного средства повышения интереса к языку. Привлечение фактов культуры изучаемого языка, связанных с правилами речевого и неречевого поведения, способствует формированию навыков адекватного его употребления и эффективного воздействия на партнера по коммуникации;
• 3) личностный, т. е. то индивидуальное, глубинное, что есть в каждом человеке^[6].

Языковая личность существует в пространстве культуры, отраженной в языке, в формах общественного сознания на разных уровнях (научном, бытовом и др.), в поведенческих стереотипах и нормах, в предметах материальной культуры и т. д.

Таким образом, языковая личность — это человек как носитель языка с учетом комплекса психофизических свойств индивидуума, позволяющих ему производить и воспринимать речь. В понятии языковой личности фиксируется связь языка с индивидуальным сознанием личности и мировоззрением.

Гипотеза лингвистической относительности Сепира — Уорфа. Общественно-исторический опыт, как общечеловеческий, так и национальный, определяют специфические особенности языка. В силу специфики языка в сознании его носителей возникает конкретная языковая картина мира, сквозь призму которой человек и познает мир. Таким образом, языковая картина мира в системе различных его картин наиболее устойчива и долговечна. В свете современной концепции лингвистической философии язык толкуют как форму существования знаний.

Язык — не просто инструмент для воспроизведения мыслей, он сам формирует наши мысли. Эта идея легла в основу гипотезы одной из самых значительных теорий в лингвокультурологии — гипотезы лингвистической (языковой) относительности Сепира — Уорфа, разработанной в 30-х гг. XX в., согласно которой структура языка определяет мышление и способ познания реальности.

Истоки гипотезы Сепира — Уорфа можно найти еще в конце XVIII — начале XIX в., в частности, в трудах В. фон Гумбольдта. Язык представляет собой воплощение неповторимости народа, своеобразия видения мира, этнической культуры. В мире не существует двух абсолютно идентичных национальных культур. Гумбольдт писал, что «различные языки, но своей сути, по своему влиянию на познание и на чувства являются в действительности различными мировидениями. В языке мы всегда находим сплав исконно языкового характера с тем, что воспринято языком от характера нации. Влияние характера языка на субъективный мир неоспоримо»^[7]. Гумбольдт полагал, что характер нации сказывается на характере языка, а он, в свою очередь, представляет собой объединенную духовную энергию народа и воплощает в себе своеобразие целого народа, язык выражает определенное видение мира, а не просто отпечаток идей народа^[8]

Создатели гипотезы, американские лингвисты Эдвард Сепир (1884- 1939) и Бенджамин Ли Уорф (1897−1941) внесли значительный вклад в дифференциацию понятий «картина мира» и «языковая картина мира». Основной ее тезис состоит в том, что люди, говорящие на разных языках, по-разному воспринимают мир и по-разному мыслят. Первоначально автором концепции был американский этнолингвист-любитель Б. Л. Уорф (рис. 2.8). Его взгляды были созвучны идеям крупнейшего американского лингвиста первой половины XX в. Э. Сепира (рис. 2.4), который поддерживал Б. Уорфа. Поэтому за этой гипотезой закрепилось название «гипотеза Сепира — Уорфа», или гипотеза лингвистической относительности.

Так, Э. Сепир отрицал биологическую определенность языка, отмечая, что «язык есть чисто человеческий, не инстинктивный способ передачи мыслей, эмоций и желаний»^[9]. Ученый делает акцент на коммуникативной функции языка как самого выразительного вида коммуникативного поведения^[10].

Его последователь Б. Л. Уорф в работе «Отношение норм поведения и мышления к языку» (1939) развивал эту мысль и отмечал, что язык и культура развивались вместе, постепенно влияя друг на друга. Природа языка является тем фактором, который сдерживает его развитие. По мнению Б. Уорфа, «это происходит потому, что язык является системой, а не просто комплексом норм. Структура большой системы поддается существенному изменению очень медленно, в то время как во многих других областях культуры изменения совершаются сравнительно быстро. Язык, таким образом, отражает массовое мышление; он реагирует на все изменения и нововведения, но реагирует слабо и медленно, тогда как в сознании производящих изменения это происходит моментально»^[11].

Согласно гипотезе лингвистической относительности, имеющаяся у человека картина мира в значительной степени определяется системой языка, на котором он говорит. По мнению Б. Уорфа, грамматические и семантические категории языка служат не только инструментами для передачи мыслей говорящего, но также для формирования его идей и управления мыслительной деятельностью человека. Поэтому люди, говорящие на разных языках, будут иметь разные представления о мире, вследствие чего у них могут возникать трудности с пониманием друг друга. Поскольку языки по-разному классифицируют окружающую действительность, то и их носители различаются по способу отношения к ней. Уорф писал: «Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком. Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они (эти категории и типы) самоочевидны; напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит в основном — языковой системой, хранящейся в нашем сознании»^[12].

Исходя из основных положений гипотезы лингвистической относительности, у носителей разных языков ментальные образы одного и того же объекта неодинаковы. Например, в английском языке существует единственное слово, обозначающее снег, в эскимосском их несколько, так что от носителя эскимосского языка требуется различать, о каком снеге идет речь: падающем или лежащем на земле.

Таким образом, для сторонников гипотезы Сепира — Уорфа реальный мир существует постольку, поскольку он отражается в языке. Они полагают, что наличие различных категорий в разных языках свидетельствует о том, что носители этих языков по-разному концептуализируют окружающий мир.

Вокруг гипотезы Сепира — Уорфа шли оживленные дискуссии с самого момента ее появления. Противники этой гипотезы доказали, что, хотя различия в восприятии мира, бесспорно, существуют, но они не так вески, иначе люди просто не смогли бы общаться друг с другом.

В то же время, многие исследователи придерживаются взглядов, близких к идеям Э. Сепира и Б. Уорфа. Так, по мнению российского специалиста в области языкознания Е. О. Опариной, каждый язык является прежде всего национальным средством общения, и в нем отражаются специфические национальные факты материальной и духовной культуры общества, которое он обслуживает. Выступая в качестве транслятора культуры, язык способен оказывать влияние на способ миропонимания, характерный для той или иной лингвокультурной общности^[13].

Теория Сепира — Уорфа стимулировала серьезные дискуссии и эксперименты, касающиеся взаимоотношения языка и мышления. Так, она стала стимулом появления и других гипотез в лингвокультурологии, например, гипотезы естественного метаязыка польской исследовательницы, лингвиста Анны Вежбицкой (р. 1938). Согласно этой гипотезе, несмотря на внешнее разнообразие языков и культур, человечество обладает несомненной культурной общностью, которая позволяет постулировать универсальный семантический метаязык.

Любой язык есть уникальная структурированная сеть элементов, являющих свое этническое ядро через систему значений и ассоциаций. Системы видения мира различны в разных языках. По мнению А. Вежбицкой, «каждый язык образует свою семантическую вселенную. Не только мысли могут быть додуманы на одном языке, но и чувства могут быть испытаны в рамках одного языкового сознания, но не другого»^[14].

Исследования А. Вежбицкой продолжают многолетние споры вокруг проблемы взаимоотношения языка и культуры. Каждый язык, по ее мнению, служит уникальным средством выражения человеческого опыта, представляя собой «лучшее доказательство реальности культуры»^[15], а «языковые данные оказываются решающими при выявлении фундаментальных моделей мышления у различных групп людей»^[16].

Выводы

Между языком, культурой и мышлением очевидна прямая связь, при этом культура понимается как содержание, а язык — как форма существования данного содержания. Языку отводится приоритетная роль в процессе познания и концептуализации окружающего мира. Он считается одной из самых важных категорий культуры, именно от языка зависит передача культурной информации. Одновременно язык можно назвать и важнейшим инструментом коммуникации, ее основой, без которой любая форма общения будет затруднительной.

Язык также служит важнейшим способом формирования и существования знаний человека о мире. Отражая в процессе деятельности объективный мир, человек фиксирует в языке результаты познания. Кроме этого, язык обладает и другими многочисленными функциями, но главное — он формирует личность человека — носителя языка, делая это через заложенные в нем видение мира, менталитет, отношение к людям и т. п., т. е. через культуру народа, использующую язык как инструмент общения.

• [1] Тер-Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. М.: Слово, 2000. С. 8.
• [2] Богин Г. И. Исследования речевого мышления в психолингвистике. М.: Наука, 1985. С. 32.
• [3] Маслова В. Л. Лингвокультурология: учеб, пособие для вузов. С. 56.
• [4] Караулов Ю. II. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. С. 25.
• [5] Там же.
• [6] Маслова В. Л. Лингвокультурология: учеб, пособие для вузов. С. 57.
• [7] Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985. С. 73.
• [8] Там же. С. 89.
• [9] Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М.: Прогресс, 2001. С. 31.
• [10] Там же. С. 201.
• [11] Уорф Б. Л. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в лингвистике. М.: Изд-во иностранной литературы. Вып. 1. 1960. С. 49.
• [12] Уорф Б. Наука и языкознание // Зарубежная лингвистика. М.: Прогресс. 1999. С. 79.
• [13] Опарина Е. О. Концептуальная метафора // Метафора в языке и тексте. М.: Наука, 1988. С. 58.
• [14] Вежбицкая А. Язык, культура, познание. М.: Русские словари, 1997. С. 29.
• [15] Там же. С. 289.
• [16] Там же. С. 291.