Теория лингвистической относительности

Перед нами интереснейший пример того, как безусловно ошибочная исходная позиция приводит порой в науке к чрезвычайно ценным результатам исследования.

И. Л. Перельмутер о стоиках

Важнейшей теорией, связавшей воедино культуру, язык и мышление, является гипотеза лингвистической относительности, или гипотеза Сепира — Уорфа. Сейчас принято говорить о теории лингвистической относительности. Рассмотрим ее подробнее.

Гипотеза Бенджамина Уорфа

История создания этой теории весьма необычна. Бенджамин Ли Уорф (1897−1941) прожил сравнительно недолгую жизнь, однако оставил наследие, вокруг которого по сей день продолжаются споры. Это тем более интересно, что Уорф не был профессиональным лингвистом. Химик-технолог, закончивший знаменитый Массачусетский технологический институт, Уорф всю жизнь проработал в страховой компании, занимаясь страхованием от пожаров. Свободное от работы время Уорф посвящал наукам: он стремился к поискам глобальных истин, при этом для него была характерна склонность к мистицизму. Уорф писал не только о лингвистике, но также о гравитации, об эволюции (решительно отвергая теорию Дарвина), в его архиве сохранился сделанный им новый перевод Книги Бытия (Ветхий Завет). Лингвистика была одним из увлечений Уорфа, возможно, самым глубоким. На более серьезный уровень это увлечение вышло, когда в 1931 г. Уорф начал посещать вечерние занятия в Йельском университете, где в то время работал Эдуард Сепир, ведущий американский лингвист.

Э. Сепир читал лекции по американистике — науке о языках и культурах коренного населения Нового Света. Под руководством или, скорее, под влиянием Сепира Уорф начал изучение одного из америндийских языков — распространенного на севере Аризоны языка индейцев хопи, принадлежащего к юто-ацтекской языковой семье. Уорф работал самостоятельно, в том числе собирал полевой материал, причем не только по языку хопи, но и по майянским языкам и языку науатль (ацтекскому). Однако основное внимание он уделил именно хопи. Среди неизданных трудов Уорфа имеется и составленный им словарь этого языка.

Знакомство с языком, в структурном отношении значительно отличающимся от индоевропейских, привело Уорфа к идеям о примате языка над человеческой культурой. Свои идеи Б. Уорф изложил в нескольких статьях, причем при его жизни были напечатаны три небольших работы: «Наука и лингвистика», «Лингвистика как точная наука» (1940) и «Языки и логика» (1941). Летом 1941 г. Б. Уорф умер от рака в возрасте 44 лет. Уже после его смерти психолог, исследователь когнитивных способностей человека Джон Б. Кэрролл опубликовал лингвистические статьи и эссе Б. Уорфа в сборнике под общим названием «Язык, мысль и действительность. Избранные работы Бенджамина Ли Уорфа» в 1956 г. В 1960 г. три основные статьи Б. Уорфа вышли на русском языке в первом номере сборника «Новое в лингвистике» (М., 1960) с предисловием В. А. Звегинцева.

Имена Б. Уорфа и Э. Сепира в качестве авторов единой гипотезы лингвистической относительности, известной как гипотеза Сепира — Уорфа, соединил издатель трудов Уорфа Дж. Б. Кэрролл. В действительности Уорф и Сепир не были соавторами и никогда не работали вместе. Многие идеи о неразрывной связи языка и культуры принадлежат Сепиру, однако ему был чужд лингвистический детерминизм, проповедником которого, по существу, был Уорф. Разберем основные положения гипотезы Б. Уорфа.

Основные положения концепции Б. Уорфа Б. Уорф основывался на заимствованном у Э. Сепира представлении о неразрывной связи языка и культуры, а также на идеях о том, что язык в значительной степени связан с категоризацией действительности. Своей, возможно, самой значимой статье «Отношение норм поведения и мышления к языку» он предпослал в качестве эпиграфа цитату из Сепира, где, в частности, говорится, что «реальный мир» «в значительной степени бессознательно строится на основе языковых норм данной группы… Мы видим, слышим и воспринимаем так или иначе те или иные явления главным образом благодаря тому, что языковые нормы нашего общества предполагают данную форму выражения»¹.

Ниже мы вернемся к взглядам Сепира, а пока заметим, что он нигде не говорит о примате языка над культурой, познанием и восприятием действительности. Приведенное и иные высказывания Сепира на данную тему свидетельствуют о том, что он предполагал скорее неразрывную взаимосвязь указанных феноменов. Уорф же говорит о том, что язык навязывает человеку нормы мышления и поведения. По Б. Уорфу, язык формирует:

¹ Здесь и далее в данном параграфе, если не указано иное, см.: Уорф Б. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в лингвистике. Вып. 1. М., 1960. С. 135—168.

При этом в отличие от ученых прошлого, которые часто ограничивались общими рассуждениями, Уорф стремился доказать свои положения, подкрепляя их конкретным фактическим материалом. Чаще всего он обращается к языку хопи. Уорф сравнивает факты этого языка с некоторым «общеевропейским стандартом», который он назвал SAE (Standard Average European), полагая, что многие базовые категории в большинстве европейских языков весьма сходны и «имеют лишь незначительные отличия».

Рассматривая построения Уорфа, чаще всего говорят о его идеях, касающихся концептуализации действительности человеком. Внешний мир, по Уорфу, — хаотичный поток впечатлений: звуков, изменений оттенков, света и тени, тактильных ощущений. Человек бессознательно собирает их в образы: он видит не пятна разной формы и оттенка, а «дерево», «дом», «бегущего человека». Это происходит, как считает Уорф, благодаря языку, в котором существуют слова дерево, дом, человек, бежать. Мы видим пламя (flame) и воспринимаем его как некий предмет, поскольку в русском и английском языках указанные слова являются существительными. В языке хопи нет такого существительного, а есть глагол со значением ‘пламя полыхает' или ‘быть (о пламени)'. Говорящий на языке хопи не может произнести фразу вроде ‘Пламя отбрасывало отблески на стену', где пламя — грамматический субъект; для хопи пламя предстает как разворачивающийся процесс. «В языке хопи „молния“, „волна“, „пламя“, „метеор“, „клуб дыма“, „пульсация“ — глаголы, так как все это события краткой длительности и именно поэтому не могут быть ничем иным, кроме как глаголами»^[1]. Соответственно и люди, говорящие на таком языке, воспринимают эти явления иначе, чем говорящие на SAE.

Таким образом, получается, что каждый язык по-своему «видит» действительность, как бы накладывая на нее сетку. В самом общем виде эти идеи Уорфа сейчас принимаются большинством лингвистов — представителей когнитивного направления в лингвистике (подробно мы будем говорить об этом ниже). Однако Уорф в отличие от современных когнитивистов, которые, безусловно, согласны с важнейшей ролью языка в процессе категоризации действительности, абсолютизировал примат языка. Если воспользоваться метафорой С. И. Богданова о том, что «язык — это очки» ^{[2], то с общепринятой сейчас точки зрения человек подбирает себе очки «но глазам» в соответствии с необходимостью и берет такие, в которых лучше видит. Согласно Уорфу, человеку навязываются какие-то очки, и он поневоле вынужден взирать на действительность посредством их. Причем дело не ограничивается одним восприятием действительности через призму языка. По Уорфу, язык, формируя картину мира, а также нормы мышления и поведения людей, оказывается движущей силой, обусловливающей не только культуру, но и цивилизацию в целом.}

Большое внимание Уорф уделил проблеме выражения понятия время в языке хони и языках SAE и связанному с этим понятием представлению о мире, а также особенностям мышления и поведения людей. Глагольные формы языка хопи, как и многих других америндийских языков, выражают разнообразные видовые различия, но не временные, как английский язык. По-видимому, Уорфу как человеку с родным английским сама идея того, что грамматическое время может не выражаться эксплицитно, показалась настолько необычной, что он придал этому факту важнейшее значение. Он пишет о языке хопи: «Глаголы здесь не имеют времен, подобно нашим: вместо них употребляются формы утверждения, видовые формы и формы, связывающие предложения, — все это придает речи гораздо большую точности. Формы утверждения обозначают, что говорящий (не субъект) сообщает о событии (это соответствует нашему настоящему и прошедшему), или что он предполагает, что событие произойдет (это соответствует нашему будущему), или что он утверждает объективную истину (что соответствует нашему „объективному“ настоящему). Виды определяют различную степень длительности и различные направления „в течение длительности“».

Уорф имел дело с языком, в котором нет грамматических времен, но есть вид и наклонения. Для носителей славянских языков, где вид является одной из эксплицитно выраженных категорий глагола, в этом нет ничего удивительного (хотя категория времени в них представлена). Уорф же на основании приведенного и некоторых других соображений приходит к выводу об отсутствии в культуре хопи идеи времени вообще, по крайней мере в нашем представлении. Он считает, что в языке хопи нет слов, грамматических форм, конструкций и выражений, которые бы прямым образом отражали то, что мы называем «время».

Уорф проводит довольно остроумный анализ нашего (европейского) представления о том, что такое время. Он начинает с рассмотрения особенностей употребления форм числа в SAE и в хопи. В хопи невозможно употребление числительных с предметами, которые не могут образовать реальную группу, например, там невозможны выражения вроде десять дней или десять ударов колокола. Ведь в отличие от, скажем, ряда бутылок, которые^[3]

можно увидеть одновременно, мы не можем ни увидеть сразу десять дней, ни услышать одновременно десять ударов колокола. «Несколько дней» воспринимается не так, как «несколько людей», к чему как раз склонны наши языки, отмечает Уорф, а «как последовательное появление одного и того же человека». Эту особенность европейских языков Уорф назвал объективизацией, хотя точнее было бы назвать ее абстрагированием.

Важнейшим отличием языка хопи от SAE, по Уорфу, является также наличие в европейских языках существительных, обозначающих вещества как таковые: вода {water), песок {sand), мыло {soap) и т. п. Для указания на то, что перед нами не ‘однородная не имеющая границ масса', а лишь ее часть (‘тело определенной формы'), употребляются названия либо самих форм (кусок мыла, лоскут ткани), либо контейнера, содержащего такое вещество {мешок муки, чашка кофе). В языке хопи все существительные обозначают отдельные предметы и изменяются по числам: «В каждом конкретном случае water „вода“ обозначает определенное количество воды, а не то, что мы называем „субстанцией воды“^[4]. В языке хопи нет ни необходимости, ни моделей для построения понятия существования как соединения бесформенного и формы». По сути, Уорф указывает на то, что и в данном случае в языке хопи нет абстрактных существительных, не происходит «абстрагирования» материала или вещества от предметов, которые сделаны из данного материала или состоят из данного вещества.

Время {time), по мнению Уорфа, такое же обозначение ‘массы, субстанции', как и приведенные выше. То же самое касается и наименований периодов времени: «а summer „некое лето“ мы превращаем в summer „лето“ (как общее понятие)… мы можем говорить a moment of time „момент времени“… здесь точно сохраняется модель a bottle of milk „бутылка молока“… это помогает нам представить, что a summer реально содержит такое-то и такое-то количество „time“».

Уорф, таким образом, увязывает существование понятия об отвлеченном времени с существованием понятий о субстанции (массе, материале, веществе) вообще. В этом, но Уорфу, разница между словами, обозначающими дни, части суток и т. п. в хопи и в SAE. В европейских языках это названия промежутков времени, в хопи — обозначение дня, вечера, утра и т. п. как явлений природы: «Нельзя сказать it s a hot summer „лето нынче жаркое“, лето не может быть жарким, лето — это период, когда наступает жара». В результате предпринятого анализа Уорф приходит к выводу, что «в языке хопи нет основания для создания абстрактного термина, подобного нашему time». Наше представление о времени есть результат «объективизации», т. е. абстрагирования.

Уорф отмечает, что люди могут осмыслить такие «объективизированные» понятия, лишь создавая их «пространственную (мыслительно представимую) модификацию», когда отрезки времени как бы выстраиваются.

в ряд, который гармонирует с системой трех времен: настоящего, прошедшего и будущего. В языке хони и других подобных, напротив, выражается понятие ‘становиться позже⁹. По мнению Уорфа, такая «система двух времен — раннего и позднего — более точно соответствовала бы ощущению длительности в его реальном восприятии».

Нормы мышления и поведения людей, по Уорфу, во многом зависят от указанных особенностей языка. Человек, мыслящий на языках SAE, анализирует действительность, используя «слова, обозначающие предметы… и те виды протяженного, но бесформенного существования, которые называются „субстанцией“ или „материей“. Он воспринимает бытие посредством двучленной формулы, которая выражает все сущее как пространственную форму плюс бесформенная пространственная непрерывность, соотносящаяся с формой содержания». Хопи использует «слова, обозначающие явления… В природе каждого явления, способного выступать как единое целое, заключена сила присущего ему способа существования…».

С такими представлениями о мире связаны нормы поведения хопи: «они действуют в данной ситуации так или иначе, полагая, что это окажет влияние, как очевидное, так и скрытое, на предстоящее событие, которое их интересует. Хопи придают особое значение силе желания и силе мысли. Скрытое участие у хопи есть мысленное соучастие людей, которые фактически не участвуют в данной операции или церемонии… одна из целей скрытого соучастия — добиться массовых усилий многих доброжелателей, чтобы противостоять губительной мысли недоброжелателей. Подобные действия способствуют развитию чувства сотрудничества и солидарности».

Как видим, нормы поведения людей, мыслящих на языках SAE, по Уорфу, связаны с объективизацией времени. Оно «соответствует историчности и всему, что связано с регистрацией фактов, тогда как представление хопи о времени противоречит этому». Так, мы ведем записи, дневники, летописи, хроники, бухгалтерию; возникает интерес к точной последовательности событий (отсюда датировки, календари, хронология); важнейшую роль играют часы (отсюда исчисление зарплаты по затраченному времени). Особенно интересна трактовка будущего. В языке хопи, как уже говорилось, не только нет будущего времени, но нет и возможности выразить «факт в будущем». Такие значения выражаются при помощи различных наклонений — желательного и потенциального. На языке хопи нельзя сказать ‘Завтра я поеду в Москву', а можно только ‘Завтра я собираюсь поехать в Москву' или ‘Я бы хотел завтра поехать в Москву'. Следует отметить, что это свойственно вовсе не одному языку хопи, но и многим другим языкам, где будущее время оказывается модальным. Такова, например, история образования форм будущего времени во многих романских языках, в языках балканского языкового союза.

Уорф, однако, проводит резкую грань между языком хопи и языками, где формы будущего времени лишены модального значения и обозначают лишь факт в будущем: «Мы представляем себе наше объективизированное время простирающимся в будущем так же, как оно простирается в прошлом, подобно этому и наше представление о будущем складывается на основании свидетельства прошлого, и по этому образцу мы вырабатываем программы, расписания, бюджеты. Влияние такого понимания времени на наше поведение проявляется… в том, что однообразие и регулярность, присущие нашему представлению о времени (как о ровно вымеренной безграничной ленте), заставляют нас вести себя так, как будто это однообразие присуще и событиям. В своем поведении мы исходим из ложного чувства уверенности, верим… в то, что все должно идти гладко… мы как будто совсем не заинтересованы в том, чтобы помешать действию энергии, которая вызывает несчастные случаи, пожары и взрывы, происходящие постоянно в широких масштабах». Читая рассуждения Уорфа о том, что люди, говорящие на SAE, прежде всего на английском языке, проявляют «равнодушие к непредвиденному в жизни», невольно вспоминаешь, что он работал в страховой компании.

Итак, на примере разницы в представлении о времени в обобщенно европейской культуре и культуре хопи Уорф стремился показать, что многие нормы поведения людей, особенности их мышления, восприятия мира связаны с этими базовыми представлениями. В свою очередь, такие представления возникли иод влиянием соответствующих языков. Возникает естественный вопрос: что же первично — язык или культура? Уорф признает: «В основном они развивались вместе, постоянно влияя друг на друга». Однако примат все же принадлежит языку, так как «в этом содружестве природа языка является тем фактором, который ограничивает его свободу и гибкость и направляет его развитие по строго определенному пути». Фактически Уорф выводит всю европейскую цивилизацию из идеи объективизации времени, которая, в свою очередь, вытекает из наличия в европейских языках категории грамматического времени и «вещественных» существительных.

Примат языка, по Уорфу, выражается в том, что основа языковой системы любого языка, г. е. грамматика, «не есть просто инструмент для воспроизведения мыслей. Напротив, грамматика сама формирует мысль, является программой и руководством мыслительной деятельности»¹.

• [1] 2 Уорф Б. Наука и языкознание // Новое в лингвистике. Вып. 1. М., 1960. С. 177.
• [2] Сергей Богданов: «Язык — это очки, через которые мы видим мир» // Официальный ресурс Программы Санкт-Петербурга «Толерантность». URL: http://spbtolerance.ru/archives/12 284 (дата обращения: 22.04.2015).
• [3] Курсив наш. Как видим, Уорфу свойственно ранжирование языков на более и менее"хорошие", при этом в противовес людям с обыденным сознанием он отдаст пальму первенства «неевропейскому» языку. Идея о преимуществах языка, мировоззрения и мышленияхопи проходит через все его произведения: «Говоря об Уорфе, следует помнить одну оченьважную вещь. Он писал большинство своих работ в то время, когда в Европе поднимал голову нацизм, а в Америке был широко распространен шовинизм и ура-патриотизм. В этовремя было широко распространено, в том числе и в Соединенных Штатах, представление, что белые люди обладают более высоким уровнем умственного развития, чем люди с другимцветом кожи. Западная цивилизация рассматривалась как вершина интеллектуальных достижений, другие цивилизации расценивались как „низшие“ по сравнению с западной. Слово"культура» означало европейскую и американскую культуру, но не культуру хопи или балийскую культуру. <…> Считалось даже, что западные языки более продвинулись по путиразвития, а незанадные языки являются «примитивными». <…> Идея, что их концептуальнаясистема лучше соответствует научной реальности и что мы могли бы поучиться у них, находилась на грани немыслимого. Уорф был не только первопроходцем в лингвистике. Он шелвпереди общества как человек. Это не должно быть забыто" (Лакофф Дж. Женщины, огоньи опасные вещи. С. 428—429).
• [4] 2 Здесь Уорф дает комментарий: «В хопи существует два слова для обозначения количества воды: kd-yi и ра-Иэ. Разница между ними примерно та же, что и между stone и rock в английском языке: ра-Иэ обозначает больший размер и wildness „природность, естественность“…11о в отличие от stone и rock разница здесь существенная, не зависящая от контекста, и однимсловом нельзя заменить другое».