Русский национальный характер

Программное произведение Федотова названо в соответствии с русской философской традицией обращения, диалога с читателем: «Письма о русской культуре». В них объединены три темы:

• • о русском человеке, его традициях и национальном характере;
• • о будущем русской культуры, ее завтрашнем дне;
• • о духовной элите как источнике возрождения России.

Эти статьи были написаны в эмиграции в 1930;е гг.

Федотов не возлагает надежд на политическую реставрацию, но верит в идею преемственности развития духовной культуры:

Как ни резки бывают исторические разрывы революционных эпох, они не в силах уничтожить непрерывности¹.

Культура сильна своими могучими «подпочвенными» слоями — чем древнее, тем тверже. Эта старина, болезненно сжатая, прорывается сквозь толщу веков и составляет основу национальной культуры.

Первой предпосылкой культуры является сам человек. Поэтому так важно вглядеться в его черты, понять характер, нравственные, интеллектуальные и социальные достоинства и недостатки. Каждая нация, проходя через революционные катастрофы, меняет свое лицо, создавая новый культурный тип, непохожий на своих предков. Изменился за годы революционного переустройства и русский человек.

Вместо русской душевности, доброты, открытости и терпения культивировались иные свойства: «жалость» стала бранным словом, а злость — ценным качеством, тонкие душевные переживания объявлялись архаичным пережитком.

Но означает ли это «новое лицо», что навсегда утрачены черты национального характера, что исчезла «русскость», отличающая данный народ от иных народов? Этот вопрос широко обсуждается и в наше время.

Проследим за рассуждениями Федотова.

Возможно ли «заглянуть» в русскую душу в глубинах истории? Снимая слой за слоем культурно-исторические пласты, можно ли обнаружить в русском человеке основное, неразложимое ядро?

Или такой вопрос поставлен вообще неправильно, ибо национальная душа не дана в истории, не содержит изначально какой-либо идеи, в каждую эпоху принимает особый вид?

Эти полярные точки зрения Федотов пытается совместить и примирить.

Он предлагает всмотреться внимательно в таинственную глубину славянского язычества:

Мы лучше всех культурных народов сохранили природные, дохристианские основы народной души¹.

Первобытная материя русского язычества обнаруживает себя в высочайших творениях Ф. Тютчева, Л. Толстого, В. Розанова, в них открывается нечто общее с примитивом народного фольклора.

Эти древние пласты «русскости» Федотов называет «подземной галереей» русской души. Русский человек глубоко связан с природной стихией Матери-Земли. Природа для него не пейзаж, не обстановка быта, не объект завоевания. Он погружен в нее, ощущает всем своим существом, без нее засыхает, не может жить.

Природная стихия оказывает влияние на нравственность, создавая этику мира и согласия, в познании допуская мистику и интуицию, в труде и общественной жизни создавая недоверие к плану и организации. «Славянская психея» сближает нас с Востоком.

На этот первый исторический пласт «русскости» наслаивается второй, связанный с христианской традицией и православием. Но он внутренне не однороден, ибо каждый культурный слой народа имеет свои религиозные оттенки. Трудно выразить одной формулой религиозность преподобного Сергия Радонежского или протопопа Аввакума, митрополита Филарета или Ф. Достоевского.

В каждом случае это особые типы религиозного мировосприятия. В народных слоях русское средневековье удерживалось вплоть до середины XIX в., но и крушение его происходило особенно бурно.

На долю «удельно-вечевой» России тоже приходится немало черт русской натуры. К ним можно отнести ее широту, вольность, бунтарство, склонность к кутежам и разгулу, прожиганию жизни и щедрости, веселью и безалаберному артистизму русской души.

Наряду с этим в образе русского человека Федотов отмечает спокойствие и молчаливость, органическое отвращение ко всему приподнятому, экзальтированному, к «нервам». Отсюда юмор как усмешка над вечно суетящимся, вечно озабоченным разумом, налет фатализма. Сдержанность и уверенность в себе дополняют этот портрет.

Не продолжая дальше анализ черт русского национального характера, Федотов считает нужным подчеркнуть, что любые описания достаточно условны, спорны и относительны:

Мне кажется, что следует отказаться от слишком определенных нравственных характеристик национальных типов¹.

Добрые и злые, порочные и чистые встречаются всюду. Вероятно, даже в одинаковой пропорции. Все дело в оттенках доброты, в «как», а не «что».

Порой русский человек — само воплощение доброты, которая в соединении со спокойной мудростью создает образ достойного Человека.

Но русский человек может быть жесток и не только в мгновенной вспышке ярости, но и в спокойном бесчувствии, в жестокости эгоизма. Равнодушие к судьбе и страданиям может соединяться с мягкостью и поверхностной жалостью. То же можно оказать о волевых качествах русского человека.

Ленив он или деятелен? Трудно ответить однозначно. Работая из-под палки, он чаще всего ленится. Но он обладает удивительной способностью, «встряхиваясь в последний час», не щадить себя и за несколько дней наверстывать упущенное за месяцы безделья. Каждый может узнать себя в этих описаниях.

Бесконечно трудно уложить в схему понятий живое многообразие личности. Так же трудно это сделать по отношению к собирательному типу национального характера.

Историческая эпоха, сословная принадлежность, политические симпатии придают особые черты «русскости». Петровские реформы, как отмечает Федотов, создали «породу русских европейцев». Это люди дела, созидательной работы, свободы и широты духа. «Русский европеец» свободно акклиматизируется в чужой среде.

В каждом типе отражается лицо России. Можно представить и портрет вечного искателя, энтузиаста, увлеченного идеями и готового к жертвам, максималиста в отношении к себе и другим. Он не признает умеренности и аккуратности, рассудительности и планомерности. Для него творчество важнее творения, искание важнее истины. Он вообще холоден к культуре как к царству законченных форм. Он непримирим к компромиссам и всегда готов к спору. Подобные характеры нередко встречаются в жизни.

Национально-особенные черты «русскости» чрезвычайно многообразны и не могут быть сведены к нескольким чертам. Исторический подход позволяет увидеть немало культурных пластов в облике русского народа, которые изменили его национальные черты, хотя при этом сохранялось ядро, основа русской духовности.

Выяснение особенностей национального характера важно для Федотова, чтобы ответить на вопрос, который он считает главным: какие исторические пласты в русском человеке разрушены революцией, какие переживут ее?

Революция не проходит бесследно. Она совершает переворот в национальном сознании. Зачеркивается целая историческая эпоха с ее опытом, традицией, культурой, меняются ценности и кумиры.

Федотов называет три источника перемен.

• 1. Сознательное истребление старого культурного слоя и замена его новой, поднявшейся из низов интеллигенцией. В этой катастрофе были уничтожены два верхних слоя: «имперский» человек и «интеллигент» погибли вместе с буржуазией.
• 2. Второй источник перемен заключается в чрезвычайно быстром процессе приобщения масс к цивилизации. Он называет это «рационализацией русского сознания», распространением элементарной грамотности, обучением технике. Психологические последствия темпов вскоре отразились на культурном облике новых поколений. В результате возникла новая интеллигенция, но совсем не похожая на дореволюционную. Он называет ее «европо-американской», но она не является наследницей великого богатства европейской культуры. Новый тип образованного человека лишен прежде значимых знаний иностранных языков, истории русской и мировой культуры, широкого кругозора и эрудиции. Технический и спортивный человек нашего времени — продукт распада очень старых культур и в то же время приобщения к цивилизации новых варваров — таков новый облик интеллигента.
• 3. Третий источник перемен: тоталитарное государство, которое опирается на монополию воспитания и пропаганды, подавляя все инородные влияния. Цензура и запрет свободного выезда усиливали состояние изоляции. Революции в любой стране создают один и тот же психологический тип: военно-спортивный, волевой, бездуховный, технически ориентированный, строящий иерархию ценностей на примате власти.

Но исход этого драматического процесса нельзя предсказать окончательно. Устоит ли в этом перерождении русский национальный тип? Ответ на этот вопрос даст будущее:

Сейчас ясно лишь, что борьба за русскую душу не окончена. Может быть, она только еще начинается. Опасность несомненна и грозна. Но то живое, что долетает до нас из России, не дает права хоронить ее¹.

Перспективам развития русской культуры посвящены письма «Завтрашний день» и «Создание элиты». Федотов вполне объективно оценивает романтику и идеализм первых лет революции. В эти годы буквально горела духовная жизнь; писатели, поэты, художники сливались в радостном ощущении жизни. Жизнь казалась чудесной, многообещающей. Массы рвались к просвещению, заполняли лекционные залы, аудитории рабфаков. Буря событий захватила их как «дионисическое» опьянение.

«Жизнь была неприглядна, голодна и дика, насилие торжествовало повсюду, но, глядя на эти честные, взволнованные лица молодых и стариков, впервые дорвавшихся до культуры, хотелось верить в будущее», — заключает Федотов¹.

Но вскоре наступил иной этап революции. Он оттеснил романтическое бескорыстие, вначале переключив энтузиазм на техническое строительство, «парашютничество», полярный миф, увлечение военным делом.

А затем пришли массовый террор и страх. Такой результат, по мнению Федотова, неизбежен во всяком тоталитарно-тираническом государстве, какова бы ни была идея, положенная в его основу.