Эпоха Ренессанса — новый этап в развитии политической коммуникации

Пятнадцатый — шестнадцатый века были весьма противоречивым периодом: с одной стороны, это эпоха зарождения капиталистических отношений, с другой — время расцвета феодальной аристократии, с одной стороны, возрождение идеалов античности, гуманизм, с другой — засилье католической церкви и инквизиции. На фоне всех этих сложных процессов начинают активно развиваться новые формы коммуникации.

Государи в еще большей степени, чем прежде, уделяют внимание сбору и использованию информации, причем стараются получать ее из любых источников, прекрасно понимая, что односторонность информации значительно понижает ее ценность. Подобная деятельность Людовика XI подробно описана сто современником Филиппом де Коммином: «Из всех, кого я знал, самым мудрым человеком, способным выпутаться из беды в тяжелое время, был наш господин — король Людовик XI, смиреннейший в своих речах и одежде и весьма настойчивый, когда ему нужно было привлечь на свою сторону полезных или опасных для него людей. Он не унывал, если с первого раза получал отказ от того или иного человека, и продолжал свои усилия, не жалея посулов и даров в виде денег и тех должностей, которые, как он знал, того прельщали… Никто, кроме него, не изъявлял желания знать стольких людей, и не прислушивался к людям столь внимательно и не осведомлялся о столь многих вещах… Но в особенности его выручала великая щедрость… Он с легкостью злословил о людях и в глаза, и за глаза, исключая лишь тех, кого побаивался… Но когда его болтливость приносила ему неприятности или же он опасался их и хотел как-то поправить дело, он говорил обиженному: Я знаю, что язык мой причиняет мне много вреда, но он же иногда и доставляет радость. Однако я готов повиниться. Слова эти он обязательно подкреплял каким-нибудь подарком, и дары его были щедрыми»^[1].

Английская и французская знать существенно дискредитировала себя в период Столетней войны (1337—1453) частыми изменами и борьбой исключительно за собственные интересы, и в результате монархи Франции и Англии, опираясь на менее знатных дворян, а также на горожан и буржуазию, сумели укрепить свою власть и централизовать государства. Для ослабления могущественных вассалов короли не брезговали клеветой, распускали слухи и всемерно очерняли влиятельных аристократов в глазах общества. Весьма красноречив пример с Жилем де Ре — героем Столетней войны, маршалом Франции и одним из ближайших сподвижников Жанны д’Арк). Имея репутацию талантливого полководца, отважного воина и благочестивого христианина, де Ре не выражал особой привязанности к королю Карлу VII, и тот поручил своим приближенным дискредитировать маршала в глазах французов с целью погубить столь влиятельного оппозиционера. В результате были распущены слухи, что Жиль де Ре занимается черной магией и, отправляя сатанинский культ, приносит в жертву малолетних детей. Более того, следственной комиссией были даже обнаружены ритуальные предметы и трупы детей, а самого де Ре под пыткой заставили признаться в своих преступлениях. В результате маршал Франции был публично казнен в 1440 г., а его имя стало в народной памяти символом безумной жестокости. Во французском фольклоре де Ре выведен под именем «Синей Бороды», ставшим широко известной благодаря одноименной сказке Шарля Перро.

Происхождение королей но-прежнему служило главным фактором легитимности власти. Так, когда герцог Ричмонд в 1485 г. разбил при Босворте английского короля Ричарда III и сам короновался как Генрих VII Тюдор (1485—1509), он обосновал свое право на трон не победой и даже не браком с дочерью короля Эдуарда IV, а тем, что сам был представителем боковой ветви династии Плантагенетов, правивших Англией в течение 300 лет. Но, сохраняя и укрепляя образ легитимных правителей, монархи вместе с тем стремились обрести народную поддержку, проявляя положительные качества: щедрость, великодушие, благочестие. Тот же Генрих VII, заняв трон, старался всячески дискредитировать в глазах общественности своего предшественника Ричарда III (и это ему вполне з’далось: вспомним хотя бы драму У. Шекспира «Ричард III»!) и расправляться с его приверженцами. Но поступал он весьма хитроумно: крупные аристократы, поддержавшие короля Ричарда, были обвинены и наказаны по решению парламента, а менее знатных преступников король помиловал собственнолично. В результате в глазах народа парламент продемонстрировал суровость, а король — великодушие и прощение.

Блестящее управление общественным мнением демонстрировали правители итальянских городов-государств. Безусловно, наибольшей известностью пользуется деятельность одиозного семейства Борджа (см. case study 2), но его представители были лишь наиболее яркими в целой плеяде опытных манипуляторов общественным мнением. Так, богатому торговцу Джованни Медичи удалось завоевать популярность в народе следующим образом: флорентийская аристократия предприняла попытку вовлечь его в заговор против правительства, но он не только отказался, но и сделал гак, чтобы в народе стало известно и о его отказе, и о самом заговоре. В результате Медичи приобрел репутацию защитника государства, и впоследствии ему удалось de-facto стать правителем Флоренции. В 1478 г. в результате заговора был убит его внук Джулиано, причем заговорщики весьма обоснованно рассчитывали на поддержку флорентинцев, зная о недовольстве последних засильем Медичи. Однако Лоренцо Великолепный, брат убитого, сумел так разагитировать горожан, что они сами расправились с заговорщиками, лишив семейство Медичи необходимости мстить за убийство Джулиано.

Многие правители позднесредневековой Европы прослыли покровителями искусства и даже нередко сами были писателями, учеными, астрологами. В условиях Ренессанса, когда культура и искусство стали доступны всем слоям населения, образ мецената и государственного деятеля, не чуждого прекрасному, вызывал у населения гораздо большее расположение, чем образ полководца, отважного воина, столь популярный в эпоху «развитого феодализма». Благодаря покровительству художникам, скульпторам и литераторам в историю вошли бургундский герцог Филипп Добрый, неаполитанский король Рене Анжуйский, флорентийский правитель Лоренцо Медичи, урбинский герцог Гвидобальдо да Монтефельтро и другие.

Вместе с тем демонстративные попытки европейских государей отречься от духа рыцарства и пойти навстречу чаяниям народа пока еще оказывались преждевременными. Например, в 1464 г. чешский король Иржи Подебрад обнародовал трактат, в котором призывал европейских государей объединиться для поддержания всеобщего мира и согласия. Это настолько шло вразрез с политикой королей-рыцарей и церкви, призывавших к новым крестовым походам, что папа римский прозвал Подебрада «гуситским королем» (последователей Яна Гуса считали еретиками) и призвал монархов Европы к борьбе с ним. Однако этот пример показывает, что король, идя навстречу мнению подданных, желавших мира и спокойствия, мог даже бросить вызов другим монархам.

Создавая положительный имидж собственными силами, европейские правители всячески старались не допускать его дискредитации другими лицами. Подобная опасность могла исходить от деятелей, которых сегодня принято называть публицистами: это были авторы книг, поэм, памфлетов и т. п., произведения которых становились достоянием общественности, особенно с середины XV в., когда был изобретен печатный станок, и появилась возможность размножать подобную «публицистику» в большом количестве. Так, например, выдающимся памфлетистом Англии XV в. был правовед Джон Фортескыо (ум. 1485 г.), активно отстаивавший интересы дома Ланкастеров в период феодальной войны Алой и Белой Розы (1455—1485). В первой половине XVI в. широко известным стало имя Пьетро Аретино (1492—1557), прозванного «Бич королей»: он распространял, но всей Европе ядовитые памфлеты и открытые письма, в которых нещадно критиковал правителей, и последним приходилось постоянно отправлять ему подарки, чтобы он либо писал о них хорошо, либо хотя бы воздерживался от критики.

Неудивительно, что вскоре после изобретения книгопечатания последовали и первые законодательные ограничения в сфере печатного слова. Так, например, уже в 1529 г. английский король Генрих VIII издал указ о запрещении печати тех книг, которые духовенство сочтет вредными для чтения. В течение 1538—1585 гг. в Англии сформировалась доктрина, согласно которой печатное дело представляет государственную важность и подлежит строгому регулированию со стороны властей. Весьма характерно, что дела, связанные с книгопечатанием, рассматривались судом Звездной палаты, который разбирал дела политического значения.

Позиции знати и рыцарства в этот период значительно пошатнулись, хотя этот класс по-прежнему старался поддерживать имидж главнейшего сословия: рыцарские турниры получили к XV—XVI вв., пожалуй, еще большее распространение, чем ранее, изобретались новые виды рыцарского вооружения, геральдика достигла небывалых высот. Низшие классы продолжали пользоваться менее положительной репутацией, при этом зачастую на ее формирование влияло даже не поведение конкретного человека, а его принадлежность к определенному сословию. Например, в германском кодексе законов «Каролина» (1532) содержится такая статья: «Разъезжающие или пешие кнехты, что обычно валяются и проедаются по кабакам и не смогут доказать, что честная служба, ремесло или оброк, которыми они располагают, позволяют им делать такие расходы, должны считаться подозрительными касательно всяких лихих дел и в особенности разбоя. Надлежит иметь в виду…, что таких плутов должно не жалеючи хватать, допрашивать с пристрастием и сурово карать за их преступления»^[2].

Однако сохранение рыцарством влияния в этом время было уже видимостью: становилось все очевиднее, что главными игроками на политической арене будут теперь не аристократия и рыцарство, а монархи — правители сильных централизованных государств, крупная буржуазия и церковь, а также «люди мантии» (чиновничество), чье могущество в этот период возросло как никогда ранее. Весьма красноречиво их роль отразилась, например, во время гражданской войны арманьяков (сторонников французской династии Валуа) и бургиньонов (приверженцев английский претендентов на французский трон) во Франции в эпоху Столетней войны. В 1417 г. Жан Бесстрашный, герцог Бургундский, приказал распространить по французским городам письма, содержащие угрозы сторонникам арманьяков и их характеристику как «вымогателей, растратчиков, тиранов, предателей и отравителей»; письма эти прикреплялись на воротах храмов, т. е. в местах наибольшего скопления народа. Но парижский Парламент объявил эти письма «дурными, подстрекательскими и скандальными и ущемляющими королевское достоинство», приказав публично разорвать все экземпляры, а на их распространителей наложить штраф в 100 марок.

• [1] Де Коммин Ф. Мемуары. М.: Наука, 1986. С. 34—35.
• [2] Каролина. Уголовно-судебное уложение Карла V / пер. С. Я. Булатова. Астана, 2010.П. XXXIX. С. 56.