Экономический анализ права

Реалистическое понимание права во второй половине XX в. нашло применение в различных практических областях правоведения. Сам по себе правовой реализм в американской науке рассредоточился на множество направлений и течений, которые акцентировали внимание на формах соприкосновения и взаимодействия правового регулирования с другими сферами социального бытия. Эти направления, среди которых до 1980;х гг. ведущее положение занимала школа критических правовых исследований, впоследствии утратили значительную часть своего теоретического потенциала и стали заниматься решением конкретных прикладных вопросов. Сами названия этих направлений обычно звучали как «Право и…», что отражало их инструментальный характер. Одним из таких направлений стало «Право и экономика».

Сама экономика — это наука о рациональной деятельности человека. Основой экономики является идея об эффективности, предполагающая, что лучшее решение того или иного социального вопроса — это то, что уменьшает затраты при неизменном количестве дохода. Экономический обмен на постоянной основе оказывается наиболее выгодным для человека занятием, которое приносит больше, чем простой грабеж других людей, поэтому в истории мы можем встретить многочисленные рассказы о том, как разбойники становились купцами и торговцами. В то же время развитое человеческое общество не может существовать без высокого уровня потребления, без социального неравенства и несправедливости, сдерживать которые можно только с помощью права.

В истории правовой мысли рассуждения о связи правового регулирования и экономической деятельности были привычным местом; трудно было найти мыслителя, рассуждающего о праве, его сущности в отрыве от экономических условий существования человека. Это вполне объяснимо, поскольку право устанавливает границы и гарантии человеческой свободы, без которой по определению немыслим никакой экономический обмен.

Эти идеи имеют очень длинную историю, которую можно возводить к рассуждениям античных философов о том, какими законами можно улучшить быт и благосостояние населения, каких крайностей законодателю следует избегать в правовом регулировании с тем, чтобы не подорвать здоровый интерес людей к экономическому развитию. К этому направлению мысли можно, к примеру, относить полемику Аристотеля против идей своего учителя Платона об общности имуществ и семей, либо филигранные формулировки римских юристов, выводящих правила человеческого поведения, которые принимались как нормативное руководство к действию более в силу убедительности аргументов, обращенных к разуму и экономическому интересу людей, чем из опасения государственно-организованных санкций или иных мер принуждения. Методологические основы для применения экономических категорий и методов к изучению права, известные под собирательными терминами «экономический анализ права» или «право и экономика», были заложены в английской науке XVIII—XIX вв.

Это свойство общественной жизни замечательно продемонстрировал английский мыслитель XVIII в. Бернард де Мандевиль (1670—1733), прославившийся своим произведением — «Басней о пчелах», в котором дан манифест экономического понимания всех сторон социальной жизни. В основу этого труда положен памфлет в стихах, опубликованный в 1705 г. под названием «Возроптавший улей, или Мошенники, ставшие честными». Затем эта поэма с научными комментариями автора многократно переиздавалось под названием «Басня о пчелах, или Пороки частных лиц — благо для общества». В своей басне Мандевиль нарисовал картину общества, которое соединяет в себе роскошь и нищету, праздность, расточительность и тяжелый труд. Пчелы, члены этого общества, клянут несправедливость своего улья, праздность богатых и неустанный труд бедных, хитрость, проворство финансовых воротил, лукавство юристов, заставляющих людей верить в абстрактные идеи. В этом пчелином обществе господствует несправедливость, от которой пчелы мечтают избавить свой улей, проповедники обличают грехи и призывают отказаться от излишеств и пороков. Но именно эти пороки и дают возможность процветать улью.

В один прекрасный день по волшебному мановению все пчелы этого улья стали честными, вместо пороков у них появились добродетели, которые заставили ценить духовное и отказываться от материального, ценить имеющееся и не приобретать без конца ненужные вещи и богатства, обходиться минимально необходимыми и простыми вещами, отказавшись от роскоши. Все это привело к коренным изменениям в улье: живущие в улье пчелы лишились стимула к труду, из улья ушло богатство, поскольку исчезли гордость и тщеславие, которые толкали людей к покупке роскошных вещей и к напряженному труду, чтобы получить необходимый для покупки таких вещей доход.

Мораль басни заключалась в выводе, что пороки — необходимое состояние сложного общества, где они служат естественным двигателем для развития экономического спроса и производительности труда. Мандевиль в своих ответах критикам настаивал на том, что-то, что мы называем в этом мире злом как моральным, так и юридическим, является тем великим принципом, который является опорой всех профессий и занятий; и в тот самый момент, когда человеческие пороки перестали бы существовать, экономика должна была бы прийти в упадок, ограничившись производством только самых простых и необходимых вещей. С этой точки зрения задачей права являлось не искоренение социальных пороков и не установление справедливости, а лишь разумное ограничение несправедливости для сохранения экономического процветания общества. Такая мысль многим показалась крамольной, и об экономическом анализе права и других социальных явлений на некоторое время забыли.

Тем не менее произведение Мандевиля произвело большое впечатление на умы современников и многие стали искать научное объяснение общества с точки зрения экономики. Хотя вывод о том, что жажда наживы есть основа социальной жизни и благополучия импонировал далеко не всем. Современник Мандевиля, шотландский мыслитель Адам Смит осуждал теорию Мандевиля и крайние выводы этой теории, хотя сам формулировал схожие заключения о том, что наибольшую пользу для общества человек приносит тогда, когда стремится к своей выгоде, поскольку ради корысти средневзятый человек готов пожертвовать своим трудом и покоем, подчиниться дисциплине. Смит предложил изучение экономических законов, регулирующих обмен и накопление богатств в обществе, и их сравнение с законами юридическими, с тем чтобы выявить разумность и эффективности последних. Имеются в виду те законы и принципы, что представляются естественными для нормальной жизни социума, нарушение которых путем произвольного нормативного регулирования со стороны государства может повлечь экономический упадок общества. Смит был убежден в том, что государственное вмешательство, в том числе и через законы, в общественную жизнь должно быть минимальным — все основные экономические процессы может расставить на места «невидимая рука рынка», а государству должна остаться лишь роль «ночного сторожа».

Адам Смит анализировал случаи вторжения государства в экономическую деятельность: как успешные, когда удавалось установить общие рыночные правила и ограничить монополии, так и неудачные, когда государство пыталось указать предпринимателям пути использования капитала, ставило экономически необоснованные препятствия и барьеры для развития хозяйства (например, запрет ростовщичества). И хотя именно от Смита идет идея меркантилизма (протекционизма), т. е. защиты государством своей торговли от конкуренции чужих экономик, эта идея была сформулирована Смитом со многими оговорками и условиями, которые редко когда принимались в расчет государственными деятелями. В принципе, это направление часто было предметом рассуждений как до, так и после Смита, заслугой шотландского экономиста является постановка данного вопроса на научную основу — как увеличить благосостояние нации за счет правильного использования законодательных полномочий государственной власти.

Экономический анализ средств правового регулирования против нерыночного поведения был развит в трудах упомянутого выше английского мыслителя Бентама, который известен не только как один из основоположников позитивистской философии права, но и как сторонник утилитаристских воззрений. Утилитаризм означал веру в то, что все в личной и общественной жизни может быть измерено с помощью удовольствий и страданий: «Природа подчинила человечество двум господам: страданию и удовольствию». Такая универсальная мера для оценки всех событий и фактов не могла не дать идеи применить ее и к праву, и к государственной деятельности. Бентам предложил утилитаристскую модель калькуляции поведения рационального экономического агента (homo economicus) в правовых отношениях. Он полагал, что люди действуют рационально, максимизируя свой собственный интерес в любой сфере жизни, преследуя то, что приносит удовольствие, и избегая всего того, что несет страдания. В цивилизованном состоянии общим мерилом удовольствия и страдания являются деньги. Поэтому законодателю нужно вводить ограничения, которые бы заставили человека выбирать нужный путь поведения, заставляя нарушителей платить за их проступки. Это правило может быть применено ко всему спектру человеческой деятельности, а не ограничено собственно хозяйственной деятельностью, как это предлагал Смит.

Метод Бентама особенно отчетливо проявился в исследовании уголовного наказания. Он предположил, что люди, принимая решение о том, совершить ли им преступление, преследуют цель получить некую измеряемую экономическими величинами прибыль так же, как они делают это при какой-либо рядовой сделке. Поэтому проблема контроля над преступностью состоит в том, чтобы установить такой набор «расценок» на преступления, который воздействовал бы на две переменные, определяющие издержки наказания для потенциального преступника, — строгость наказания и его вероятность. Все остальные методы уголовной политики государства должны основываться именно на таком обращении к потенциальному преступнику как к экономическому агенту, рационально взвешивающему возможную прибыль и убытки. Но экономический анализ не ставит перед собой цели устранения правонарушений как таковых. Вместо этого предполагается сведение к минимуму суммы убытков от преступлений для общества. Суть идеи об эффективности заключается в том, что совершение любого нежелательного действия должно дорого стоить нарушителю.

Задачей законодателя Бентам считал максимизацию пользы, определяемой на основе описанного выше подхода: «…счастье индивидов, из которых состоит общество, есть конечная и единственная цель, к которой должен стремиться законодатель». Бентам создал нормативную цель для экономики и тем самым одновременно позволил ей стать частью теории права. В целом идея расчета всех типов пользы является основной не только для утилитаризма, но и для экономического метода анализа издержек и выгоды. Аналогичным образом в основу экономического анализа права легли и иные постулаты утилитаризма, а именно консеквенциализм (согласно которому человеческие поступки должны оцениваться исходя из их последствий) и принцип всеобщей максимизации счастья или пользы (т.е. идея о том, что исполнение человеческих желаний в соответствии с личными предпочтениями людей является целесообразным само по себе).

Многие видные американские ученые примкнули к этому направлению. С точки зрения методологического генезиса «Права и экономики» упомянем знаменитого экономиста XX в. Фридриха Хайека, который выделял два типа социального порядка — «выросший» и «сделанный» порядки. Первый состоит из взаимных ожиданий, которые испытывают друг к другу люди, что делает совместную жизнь возможной. Эти взаимные ожидания периодически повторяются и порождают «правила справедливого поведения», которые означают запрет одним людям вмешиваться в сферу свободы других. Механизм такого спонтанного правового регулирования аналогичен действию механизма спроса и предложения в экономике. Индивиду нет необходимости заранее знать эти правила, он ведет себя так, как считают правильным люди вокруг него (вернее, как, по его мнению, полагают другие люди), и за счет совпадения ожиданий поведение данного человека согласуется с поведением всех остальных. Главное — не мешать действию этих механизмов.

«Сделанный» порядок состоит из целевых предписаний (из норм, которые сознательно приняты компетентными органами для достижения определенных целей), которыми устанавливается социальная организация; это — нормы позитивных социальных порядков. В экономике это — разного рода ограничения, наподобие антимонопольной политики, сертификации продукции или запрета недобросовестной рекламы. Этот «сделанный» порядок также необходим в развитых экономиках, но регулирование будет эффективным только в небольшом числе областей, в которых рыночные механизмы не могут сбалансировать процессы. Точно также и в праве законодателю допустимо вмешиваться в регулирование экономических отношений только в крайних случаях дисфункции рыночных механизмов; тем судьям, которые будут рассматривать хозяйственные споры, с этой точки зрения следует разрешать споры не на основании абстрактных норм права, а согласно тем экономическим практикам, которые сформировались в спорной сфере.

Ожидания людей по поводу их взаимного поведения не всегда совпадают, так что точное содержание правил справедливого поведения устанавливается при разрешении споров. Это — предмет деятельности юристов, целью которых является не создание формальных абстрактных правил, а достижение определенной последовательности в содержании и применении правил разумного поведения. Общее право в Англии и обычное право в традиционных обществах являют собой пример такого «выросшего» права, тогда как континентальное право есть, по большей части, пример «сделанного» права. Хайек хвалит первый вид норм и критикует второй за то, что он изначально ограничивает свободу людей усмотрением творцов «сделанных» норм. В этом отношении «Право и экономика» в смысле направления, разрабатывающего методы разрешения судебных споров на основании правил экономических практик, оказывается пригодной только для стран общего права. Но на самом деле, судьи в любой стране выносят решения, ориентируясь на разумные ожидания людей по отношению друг к другу и к тем решениям, которые должны выносить судьи. Другое дело, что в странах, где господствует «сделанное право», судьи иначе аргументируют свои решения — они ссылаются на разумные ожидания и представления о справедливости не напрямую, как судьи общего права, а посредством отсылки на законы, которые, как предполагается, и должны воплощать разумность и справедливость.

Нельзя при этом не отметить, что экономический анализ права сформировался под влиянием методологических идей представителей американского правового реализма, почему мы и включили рассуждения об этом направлении в данный раздел. Согласно постулатам правового реализма, настоящее право создается в индивидуальных судебных решениях, а нормы, принципы, законодательные установления — это лишь предсказание того, что фактически будут делать судьи (согласно известной формуле Оливера Холмса). Поэтому изучение «бумажных норм» (статей законов и судебных прецедентов) мало что может сказать о реальных способах разрешения социальных конфликтов — реальное право или «право в действии» может быть выявлено путем изучения фактических стимулов, влияющих на поведение судей и принятие ими решений. Если исходить из этих теоретических конструкций, замысел экономического анализа как предсказания будущих судебных решений на основе принципов рационально-экономического мышления (минимизации затрат, наибольшей эффективности и т. п.) выглядел весьма убедительно.

Под этими рассуждениями было и другое, уже юридическое основание. Как было показано выше, один из основных тезисов американского правового реализма заключается в рассмотрении права как того, что о праве говорят судьи. А доктрина общего права исходит из того, что судья не творит, а находит право. Причем такое нахождение права не ограничено логическими рамками аналогии с предшествующими решениями, а может опираться на фактические социальные процессы и факты, на существующие в обществе мнения и убеждения («добрые нравы» в терминологии общего права), из которых судья может вывести правовые принципы. Поэтому экономические отношения, основанные на социальных практиках и прагматическом расчете, могли без ущерба для правовой доктрины рассматриваться как одна из областей, из которой судьи могли брать рациональные модели поведения, абстрагируя их до уровня принципов. В то же время более широкое употребление экономических аргументов судьями приводило к тому, что применение этой аргументации в судебных решениях, создание прецедентов на основе моделей экономического поведения стали восприниматься как отдельный предмет для научного анализа права.

В качестве одной из отправных точек экономического анализа послужило понятие предельной полезности, как инструмента социального выбора между несколькими альтернативами поведения. Под полезностью (эффективностью) в экономике обычно понимается минимальное количество издержек. Полезность того или иного правового установления служит критерием выбора со стороны законодателя; и в то же время предполагается, что соревнование между несколькими альтернативными проектами юридического решения того или иного казуса приведет к «естественному» отбору, «выживанию» наиболее эффективной нормы.

Если же норма оказывается неэффективной и отторгается обществом, то на языке экономического анализа это означает, что такие институты значительно увеличили переменные издержки социальных связей, сделав тем самым более сложным, дорогим и долгим (издержки труда, денег и времени) правовое взаимодействие между членами данных систем права. В силу экономических факторов любое нововведение с высоким уровнем издержек рано или поздно обнаруживает свою неэффективность, заставляя законодателя пересмотреть норму. Если законодатель не принимает в расчет неэффективность нормы, само общество (точнее, социальные группы и сообщества, отдельные лица) перестает применять такой неэффективный институт, который малопомалу становится «мертвой буквой» закона, либо же, что случается чаще, практика меняет сущность таких институтов, наполняя их новым содержанием. В этой перспективе полезность, понимаемая как степень минимизации издержек, может служить универсальным критерием, позволяющим сопоставлять разные правовые нормы, семьи, культуры с точки зрения их экономической и организационной, а следовательно, и социальной затратности.

В экономическом анализе права принято выделять несколько параметров и систем, в рамках которых измеряется эффективность. Критерий эффективности по Парето позволяет измерять полезность правового акта в зависимости от того, приведет ли его реализация к улучшению положения хотя бы одного индивида, не ухудшая положения других. Если да, то правовой акт будет отвечать критерию эффективности. Этот критерий используется для нахождения минимально приемлемого для всех положения дел. В рамках предложенного Вильфредо Парето (1848—1923) анализа предпочтения индивидов рассматриваются как заранее заданные, справедливость распределения доходов, соответствие каким-то внерыночным ценностям здесь никак не учитывается. Критерий Калдора — Хикса является другим универсальным измерителем эффективности. Согласно этому критерию, увеличение общей полезности предполагается в том случае, если изменение в распределении ресурсов за счет, например, изменения законов, теоретически позволило бы выигравшей стороне компенсировать проигравшей стороне размер ее проигрыша, даже если такая компенсация в действительности не имеет места. Применительно к судебному акту это означает его эффективность в случае, если после вынесения этого судебного акта те, в чью пользу направлен этот акт, могут получить прибыль даже после того, как компенсируют убытки проигравшей стороны.

Первоначально данное направление воодушевило немалое количество исследователей, которые пытались применить экономические модели и категории к анализу антимонопольного, налогового, корпоративного права и иных тесно связанных с хозяйственной деятельностью сфер правовой действительности, точнее, для реконструкции матриц экономической стратегии при анализе юридически значимых ситуаций в этих сферах. Со временем, эти рекомендации и обобщения обретали «научный вес» в ракурсе типичного для американских социальных наук научного прагматизма, и становились руководством к действию для юристов, законодателей, судей, которые стали все шире использовать экономико-правовую риторику при обосновании принимаемых решений. Так, экономические понятия стали теми категориями, с помощью которых о праве стали говорить и думать судьи, склонные к оценке своих решений с точки зрения экономической рациональности; а экономические рассуждения судей о праве стали описывать специализирующиеся в этом направлении исследователи. Вместе с тем под «правом» в данном аспекте имелось в виду преимущественно судебное право, поскольку заложенные в законодательстве формальные нормы поведения оставляли меньше простора для заполнения их иным реальным содержанием, чем-то, которое имел в виду законодатель.

Главной причиной развития этого направления является децентрализованная система принятия решений и более влиятельная роль судьи в англо-американском общем праве, что отличает его от континентального права, где судья традиционно воспринимается лишь в качестве интерпретатора, обнаруживающего в текстах законов волю законодателя. Применительно к российской и другим романо-германским правовым системам можно говорить о нормативном конфликте между требованием кодексов о связанности судьи законом, с одной стороны, и прагматическим требованием принимать наиболее экономически эффективные решения — с другой. Этот конфликт не так заметен в прецедентной системе американского права, где судья вправе отойти от требований закона в интересах вынесения разумного и справедливого решения.

Но в правопорядках, устройство которых основано на принципе законности, требование выносить решения в строгом соответствии с законом может привести к лишению экономических аргументов того нормативного значения, которым они могут наделяться в судебном процессе стран англо-американской правовой семьи. При таких обстоятельствах, экономическая аргументация может использоваться либо как декорация в мотивировочной части решения, не влияющая на выбор судьей применяемой нормы права, либо как обоснование отхода судьи от применения той нормы права, которая должна быть применена согласно требованиям юридической логики (субсумации и дедукции), но применение которой может привести к экономически неразумным последствиям. В этом направлении, в частности, ведутся дискуссии о применимости постулатов экономического анализа права в рамках российского судопроизводства.

Если обратиться к формированию экономического анализа права, то рождение «Права и экономики» как особого методологического подхода обычно связывается с развитием американской науки второй половины XX в. Опубликование трех работ по экономической теории правового регулирования нерыночного поведения в период между 1959 и 1962 г. стало отправной точкой для развития в США экономического анализа права как направления юридической науки. Это — монография Гэри Стэнли Беккера (1930—2014) об экономике преступности, статья Гвидо Калабрези (род. 1932) о деликтном праве и статья Рональда Коуза (1910—2013) о социальных издержках неправомерного распределения ресурсов.

В частности, Беккер исследовал экономическую мотивацию преступников и, следуя идеям Бентама, доказал, что преступное поведение можно объяснить на основании тех же самых правил, которыми руководствуются предприниматели при принятии экономических решений. Преступник будет нарушать закон, если сравнительные экономические выгоды (рассчитанные как функция от заработанной прибыли, риска, стоимости лет лишения свободы и прочих выгод и убытков) от преступления выше, чем убытки от грозящего за преступление наказания. Если исходить из того, что преступления совершаются умышленно и с экономическим расчетом, то регулировать преступность можно путем повышения «цены преступления», т. е. строгости наказания и вероятности его применения. Калабрези изучил экономический эффект законодательных нововведений в области деликтного права — так, в случае ужесточения в какой-либо из отраслей хозяйства правил ответственности работодателя за вред работникам при исполнении должностных обязанностей, можно, как правило, наблюдать перенаправление потока инвестиций в другую отрасль, где правила ответственности остались неизменными, т. е. более мягкими.

Рональд Коуз указал на значение транзакционных (связанных с заключением и исполнением сделок) издержек на эффективность правового регулирования. Так, если транзакционные издержки превышают экономический эффект законодательных нововведений, предприниматели не будут мотивированы к внедрению этих нововведений. Законодателю для обеспечения действенности новых норм следует создать обязательные правила экономического обмена или изменить правила права собственности. Но такие действия допустимы только в той мере, в которой они ведут к выгоде заинтересованных лиц: предпринимателей в той или иной отрасли. В статье Коуза критике подвергается идея об оптимизации внешних издержек путем возложения обязанности компенсировать убытки на сторону, ответственную за снижение экономической эффективности. Указывая на эффект стимулирования определенного поведения со стороны лиц, которые потенциально могут пострадать от подобных внешних факторов, Коуз доказывает экономическую обусловленность отношений между правонарушителем и пострадавшим и необходимость тщательного расчета последствий, с зачетом некоторых сумм, на которые обогатился пострадавший, в суммы возмещения вреда. Впоследствии Коуз получил Нобелевскую премию за свои исследования.

Границы экономического анализа права как научной дисциплины были определены в 1970;е гг. американским правоведом Ричардом Познером: он сформулировал основные задачи экономики права: во-первых, объяснение существующих правовых норм или структуры правовой системы в целом с точки зрения выполняемых ими экономических функций и, во-вторых, — экономическое стимулирование поведения, на которое эти нормы оказывают влияние. Познер обобщил существующие попытки анализа права так, что сформулированный таким образом подход смог получить признание не только среди экономистов, но и среди юристов. Этим последним особенно интересным представлялся анализ мотивов и аргументов, которые могут побудить судей принимать те или иные решения.

Применительно к экономическому анализу права Познер выделяет две основные предпосылки. Во-первых, люди, даже принимая «нерыночные» решения, например, выбирая скорость вождения автомобиля, проявляют рациональность и максимизируют свою выгоду от того или иного решения, учитывая связанные с таким выбором издержки. А во-вторых, нормы права устанавливают своего рода цены того или иного решения для человека. Изменение цен, таким образом, влияет на «количество» деятельности, которое индивид будет готов осуществить. Вслед за Коузом, Познер сформулировал гипотезу, согласно которой нормы общего права можно объяснить как намеренное или ненамеренное стремление к достижению эффективности.

Но как быть со справедливостью? Если доход не может быть перераспределен без издержек, то между справедливостью и эффективностью может возникнуть конфликт. С экономической точки зрения, предпочтительнее распределение дохода, которое приведет к максимизации общественного богатства. Сам же критерий максимизации богатства заключается в следующем правиле: если блага находятся в руках людей, готовых предложить за них максимальную цену, то общество достигнет цели максимизации совокупного богатства. Правовое регулирование должно улучшать рыночные условия, т. е. в условиях транзакционных издержек перераспределять собственность и права так, как делал бы это рынок при отсутствии этих издержек. Познер, сам долгое время бывший судьей, развил идею применения экономического анализа в судах: если допустимо апеллировать к добрым нравам, справедливости или разумности, то почему бы судьям в экономических спорах не применять соображения минимизации издержек, разумных ожиданий от рыночного поведения и другие соображения, которыми должны были бы руководствоваться лица, чей спор дошел до суда? Если судье следует разрешить этот спор, то ему не нужно возвышаться на уровень нормативных абстракций, а следует просто изучить те выгоды, которые преследовали участники процесса, и оценить данные выгоды, а также соответствующие действия с точки зрения разумности и эффективности.

Дополнительная литература к 9.2

Беккер, Г. Преступление и наказание: экономический подход // Беккер Г. Человеческое поведение: экономический подход. Избранные труды по экономической теории. — М., 2003. — С. 282—330.

Гаджиев, Г. А. Право и экономика (методология) / Г. А. Гаджиев. — М., 2016 («Вместо предисловия». С. 6—12).

Грехениг, К. Трансатлантические различия в правовой мысли: американский экономический анализ права против немецкого доктринализма / К. Грехениг, М. Гелтер // Вестник гражданского права. — 2010. — № 6. — С. 207— 278.

Познер, Р. О применении экономической теории и злоупотреблении ею при экономическом анализе права / Р. О. Познер // Истоки: экономика в контексте истории и культуры. — М., 2004. — Вып. 5. — С. 312—348.

Честное, И. Л. Экономический анализ права: теоретико-методологические основания и перспективы научного направления / И. Л. Честнов // Российский ежегодник теории права. — 2009. — № 2. — С. 95—113.

Шеффер, Г. Б. Эффективность как правовая норма / Г. Б. Шеффер // Истоки: экономика в контексте истории и культуры. — М., 2004. — Вып. 5. — С. 393—420.

Контрольное задание к 9.2

В чем заключается сущность идеи применения экономических методов в праве? Определите, для решения каких задач и проблем юридической науки и практики может использоваться экономический анализ права. Обсудите, в каких отношениях экономический анализ права может быть применен в российском правопорядке, а в каких случаях его применение не приведет к положительным результатам. Как можно совместить требование к судье выносить решения на основании закона (принцип законности) и требование принимать экономически рациональные и обоснованные решения (принцип эффективности)?