Договор как многосторонняя сделка

Выше* уже отмечалось, что многосторонние сделки (договоры) выражают согласованное волеизъявление двух или нескольких сторон. Всякий договор всегда представляет собой один (единый) акт волеизъявления нескольких лиц, т. е. один юридический акт (один акт волеизъявления), объединяющий несколько воль (воли нескольких лиц). В этом обыкновенно видят принципиальное отличие договора от суммы нескольких односторонних сделок: в то время как для последних применяется принцип «одна воля — один акт изъявления», то для договора действует начало «несколько (неважно, сколько именно) воль — один акт волеизъявления». Но такое отличие требует объяснения — а чью же волю в таком случае выражает (судя по своим внешним признакам) договор как сделка? Обыкновенно отвечают на этот вопрос в том смысле, что договор выражает единую (согласованную, общую) волю, т. е. становится актом-следствием совпадения (объединения, согласования) разнонаправленной воли его сторон. Так, один из современных ученых пишет, что «термин „договор“ … обозначает согласованное добровольное волеизъявление сторон, достигаемое посредством оферты и акцепта. Волеизъявление такого рода служит основой обязательности договора и его исковой защиты»^[1]. В одном из современных учебников утверждается, что «…разнонаправленные интересы субъектов только тогда превращаются в договор, когда воля его участников совпадает, т. е. становится единой»^[2]. Но такой ответ заключает внутреннее противоречие: акт единой направленности (на динамику гражданских нрав и обязанностей) никак не может быть результатом разнонаправленной вол и.

Практические соображения, которые заставляют не обращать внимания на эту «неувязку», в общем понятны. Возьмем куплю-продажу. Что дает рассмотрение двух различных (разными лицами, возможно — что в разное время и в разных местах совершаемых) актов волеизъявления в качестве единого — договора? Почему не принято говорить о сумме односторонних сделок покупателя (направленной на установление своей обязанности уплатить деньги при условии, что адресат (будущий продавец) не только согласится приобрести предоставляемые ему права, но и сам примет на себя обязанность передать вещь) и продавца (направленной на установление своей обязанности передать вещь при условии, что покупатель обязуется уплатить ему покупную цену)? Ответ понятен: если мы «разорвем» единый юридический факт (договор купли-продажи) на две односторонних сделки, то мы будем вынуждены обсуждать каждую из слагающих его односторонних сделок по собственным правилам о заключении, исполнении, отмене и недействительности, а значит, рискуем создать ситуацию, в которой все субъективные гражданские права и обязанности, порожденные суммой односторонних сделок, останутся в силе, несмотря на последующее наступление или обнаружение дефектности одной из иих^2П. Дефект же любой составляющей договора как единого акта волеизъявления влечет дефект всего договора в целом, который автоматически преобразует и прекращает все возникшие из него правоотношения. Достичь этого с помощью конструкции «суммы односторонних сделок» невозможно.

Но это — соображения практические. Удовлетворительного же научного (если угодно — философского) объяснения описанного феномена — сложения из нескольких разнонаправленных воль единого волевого акта — не предложено никем. Причина этому, думается, одна: такого объяснения не существует. Не спасает нас и очень точное замечание Ф. И. Гавзе о том, что договор правильно характеризовать не как акт совпадения, но как акт согласования воль различной (встречной) направленности. Однонаправленные волевые акты тоже могут образовать договор, — например, о совместной деятельности, но эту ситуацию нужно рассматривать, скорее, как исключение. Общим же правилом является ситуация, в которой «…интересы и воля одной стороны благодаря встречности соответствуют интересам и воле другой, они приходят к соглашению, в результате чего возникает общий волевой акт»^[3][4]. Говоря о взаимном согласовании и взаимном ограничении индивидуалистических интересов и произвола участников договора отчего-то предпочитают не замечать того очевидного факта, что результатом всех этих процессов становится выработка такой общей воли, содержание которой в полной мере не совпадает с волей ни одной из сторон, принимавших участие в ее выработке.

Возьмем ту же куплю-продажу: в то время как собственник товара (вещи) желает его продать как можно дороже (например, за 100 руб.), собственник денег желает получить эту вещь как можно дешевле (допустим, за 10 руб.)^[5]. Имеем, стало быть, два акта об изъявлении двух воль: первой — продать вещь за 100 руб.; второй — купить ту же вещь, но за 10 руб. Как же эти два — встречных по «знаку» (направленности), но различных по модулю (содержанию) — акта могли бы слиться в одном, содержательно едином (непротиворечивом) акте? В чистом виде это слияние, ясное дело, невозможно: «договор», согласно которому одно лицо обязалось передать вещь в собственность другого лица и приобрело требование к этому последнему об уплате им покупной цены в сумме 100 руб., а другое — приобрело право требования передачи этой самой вещи, но при том приняло на себя обязанность уплатить покупную цену в сумме 10 руб. вряд ли можно будет считать заключенным. Чтобы в данном случае состоялся договор, по крайней мере, какая-то одна (а скорее всего — каждая) из его сторон вынуждена будет несколько умерить свои притязания; положим, результатом взаимных уступок стала цена в 55 руб. за вещь. Чью же волю выражает договор с таким содержанием? Вроде бы, общую (как продавца, так и покупателя), и в то же время … ничью Ведь продавец на самом деле хотел бы продать вещь за 100, а отнюдь не за 55 руб., точно так же, как и покупатель, гоже не желал бы платить за эту вещь 55 руб., а стремился ограничиться лишь 10-рублевым долгом! Пресловутая общность касается, следовательно, не воли, а только акта ее изъявления. Участники всех без исключения договоров ставятся жизнью (в том числе — поведением своих будущих контрагентов) в такие условия, в которых они оказываются вынуждены к тому, чтобы изъявлять в конечном счете совсем не ту волю, носителями которой они в действительности являются.

Договор, таким образом, — это акт изъявления общей (согласованной) воли лишь в том смысле, что ее носителями в равной (в одинаковой) степени не является ни один из ее участников. Договор — это акт изъявления воли не существующего, но молчаливо правом признаваемого, и, следовательно, фиктивного субъекта. Образуется построение, весьма сходное с объяснением существа юридического лица с позиции теории фикции: если юридическое лицо представляет собой безвольную правовую точку (пункт ириражения прав и обязанностей, не обладающий качествами настоящего субъекта права), то договор представляет собой, напротив, волевую правовую точку, не опирающ) юся на своего реального носителя, т. е. пункт приражепия воли несуществующего лица.

Договор и его гражданско-правовые последствия. С понятием договора как сделки — основания динамики гражданско-правовых форм — не следует смешивать сами эти гражданско-правовые формы, создаваемые, изменяемые или прекращаемые договором (сделкой)^[6]. Мы не рискуем ошибиться в предположении о том, что главной причиной такого словоупотребления стало повсеместное смешение понятия о договоре с понятием договорного обязательства в законодательстве, причем, не только отечественном, но и иностранном. Собственно, практически весь разд. IV ГК вопреки своему названию («Отдельные виды обязательств») говорит не столько об обязательствах, сколько о договорах, служащих основаниями их возникновения. Между тем четкое различение договоров (юридических фактов) и обязательств является абсолютно необходимым условием адекватного усвоения и применения всего гражданско-правового материала. Учащийся, не отдающий себе отчета в том, что «договорный» ни при каких условиях не равнозначно «обязательственный» (потому что существуют договоры, влияющие не на обязательственные, а на другие правоотношения^[7]), а «обязательственное» никогда не сводится к «договорному» (ибо существуют обязательства, порождаемые не договорами, а другими юридическими фактами), никогда не сможет правильно истолковать ни одну из законодательных норм, употребляющих термины «договор» или «обязательство».

*см. § 2 гл. 4.

Мы уже встречались со случаем несовпадения сторон (участников) сделки со сторонами (участниками) правоотношения, из этой сделки возникающего, когда рассматривали феномен представительства* . Ниже нам встретится такая конструкция, как договор в пользу третьего лица (ст. 430 ГК) — субъекта, не участвующего в договоре, заключаемом иными лицами, но зато участвующего в правоотношении, из этого договора возникающем. Далее, договоры могут быть многосторонними во всех смыслах этого слова (т.е. в договоре могут принимать участие и два, и три, и пять, и десять, словом, любое число лиц, причем, каждое из них будет считаться самостоятельной стороной договора), в то время как гражданские правоотношения всегда могут быть только двусторонней правовой связью. Не составляют исключения, между прочим, и обязательственные правоотношения из многосторонних договоров (например, учредительного или о совместной деятельности^[8]), создающих такое количество двусторонних граждамских правоотношений, которое определяется числом сторон договора. Так, если перед нами соглашение с тремя участниками (А, В и С), оно может быть названо многосторонним договором при условии, что оно порождает минимум три следующих правоотношения: А — (В + С), В — (Л + С) и С — (А + В), т. е. правоотношения всякого и каждого со всяким и каждым^ш; другое дело, что одна из сторон каждого такого правоотношения будет представлена несколькими (общее число участников договора — (минус) 1) лицами. Более подробно вопрос о недопустимости смешения понятий обязательства и договора уже был предметом нашего изучения, к результатам которого мы и считаем необходимым отослать наших читателей^[9][10].

*п. § 3 гл. 5.

Из сказанного видно, что как дву-, так и многосторонние договоры обладают таким любопытным качеством, как способность служить формой не собственно договоров, но корпоративных актов. Так происходит в тех случаях, когда участники договора не стремятся связывать себя взаимными обязательствами, полагая, что они и так связаны друг с другом общностью преследуемых целей и ведущейся общей деятельности, и что этой связи им вполне достаточно. Подробнее об этом — см. ниже*.

см. § 4 гл. 3.

• [1] Полдников Д. Ю. Основные этапы формирования современного понятия гражданско-правового договора // Цивилистические исследования: Ежегодник гражданскогоправа. М., 2007. Вып. 3. С. 70 (выделено нами. — В. Б.).
• [2] Гражданское право: учебник / под рсд. А. II. Сергеева. М., 2008. T. 1. С. 839.
• [3] Гражданское право, кстати сказать, замечательно воспользовалось этим, на первыйвзгляд, негативным свойством состава односторонних сделок. Вспомним свойствопубличной достоверности ценных бумаг — документов, существование права, удостоверенного которыми предопределяется не формальным элементом (физическимналичием-отсутствием ценной бумаги в обороте или чьих-либо руках), а таким юридическим фактом, как основательное одностороннее действие, но добросовестномуприобретению ценной бумаги (вещи) в собственность.
• [4] Гавзе Ф. И. Социалистический гражданско-правовой договор. М., 1972. С. 85.
• [5] Крайние ситуации, в которых одно лицо хотело бы и вещь сохранить у себя, и деньги получить, а другое — и вещь получить, и денег не отдать, мы здесь не обсуждаем, как откровенно несообразные нормальному течению и восприятию жизни. Междутем не секрет, что в конечном счете именно эти устремления руководят поступкамине только отдельных граждан и организаций, но и кладутся в основание некоторыхглобальных концепций, вроде учения о социальной справедливости или современной молодежной «философии халявы».
• [6] Едва ли не наиболее ортодоксальным сторонником такого словоупотребления в современной литературе может считаться М. И. Брагинский. См.: Брагинский М. Я., Вигпряиский В. В. Договорное право: Общие положения. М., 1997. С. 7 и сл.
• [7] И даже на гражданско-правовые формы, не являющиеся правоотношениями.
• [8] Впрочем, вопрос о том, какие же именно обязательства возникают из данных договоров, остается не вполне ясным.
• [9] Но если наше соглашение между тремя лицами (А, В и С) порождает правоотношения каждого с каждым (А — В, В — С и, А — С), то перед нами — отнюдь не один трехсторонний договор, а всего лишь три двусторонних договора (между, А и В, В и С, а также С и А), инкорпорированных в единый документ.
• [10] См.: Белов В. А. К вопросу о соотношении понятий обязательства и договора // Вестник гражданского права. 2007. № 4. С. 239—258.