Бюрократия. 
Социология. 
Социальная диагностика жизни

Управленческие структуры общества можно представить как институты, которые формируют или во всяком случае контролируют социальные действия людей. И Вебер был прекрасно осведомлен, что они могут ограничивать свободу социальных действий людей, выступал в свое время с призывами к реформированию парламента, к демократизации. Но его интересуют не столько функции управленческих структур сами по себе, сколько степень их рациональности. Он анализирует власть и бюрократию через призму совокупности индивидов, выполняющих определенные социальные действия. Повторяющиеся типичные целерациональные действия способствуют формированию таких институтов общества, которые побуждают индивидов к свободному принятию собственных решений на основе рациональной организации жизни общества.

Техническим механизмом, позволяющим осуществлять управление, основанное на целерациональных действиях, Вебер считал бюрократию, полагая, что все другие управленческие альтернативы (например, отстаиваемая Марксом идея о «самоуправлении народом посредством самого народа») неизбежно предполагают некомпетентность и иррациональность.

Создавая идеальную модель бюрократии, социолог представлял ее в виде совокупности индивидов, выполняющих рациональные действия, нацеленные на достижение успешных результатов, имеющих общественную значимость и полезность. Социолог был убежден, что в рациональноорганизованном обществе «ходить во власть» и управлять должны люди профессионально подготовленные, имеющие специальное образование, поскольку от них требуется компетентность. Только в этом случае от них можно ожидать целерациональных действий и, соответственно, эффективного управления страной. Вообще Вебер считал рациональную бюрократию воплощением рациональной формы всякой организации общества. Социолог выделил ее основные черты:

• • разделение труда среди членов бюрократической структуры;
• • строгая иерархичность, соподчиненность различных бюрократических органов; определенная служебная компетенция;
• • наличие свода строгих правил и инструкций; безличный характер деятельности, т. е. отсутствие «человеческого» подхода к проблеме;
• • наличие аппарата, чиновников, рассматривающих свою службу как единственную или главную профессию, сориентированных на полную преданность организации;
• • ориентация на личную карьеру («повышение») в соответствии со старшинством по службе или в соответствии со способностями независимо от суждения начальника;
• • подчинение строгой единой служебной дисциплине и контролю.

Разумеется, Вебер описывает идеальный тип рационального управления, а не существующую реальность. В его основе лежит идеализация реального положения вещей, предполагающая, что все управляющие будут совершать только целерациональные действия. Аффективные личные пристрастия, личная преданность и т. д. полностью исключены. Сам Вебер прекрасно осознавал, что в поведении чиновников есть много непоследовательного и бездумного, что они далеко не всегда отчетливо формулируют принципы и проводят их в жизнь с твердой последовательностью.

Если воплотить веберовские принципы в пашей жизни, то постепенно пойдет процесс ее рационализации. Утвердится порядок, согласно которому во власти окажутся люди, которые прошли подготовительную учебу и службу, выдержали специальные экзамены, доказывающие их способности и возможности работать на «политическом предприятии», что нельзя путать просто с интеллектуальными способностями. Остальные же должны почувствовать рациональность состояния быть свободным от профессиональной политики, чтобы обрести свободу для занятия иным делом профессионально. Это, заметим, не исключает для всех людей право оказывать влияние на власть, на характер принимаемых политических решений.

Ценными для россиян могут быть рекомендации Вебера относительно минимизации коррупции в структурах государственной власти. «„За счет“ политики как профессии живет тот, кто стремится сделать из нее постоянный источник дохода; „для“ политики — тот, у кого иная цель. Чтобы некто в экономическом смысле мог жить „для“ политики, при господстве частнособственнического порядка должны наличествовать некоторые, если угодно, весьма тривиальные предпосылки: в нормальных условиях он должен быть независим от доходов, которые может принести ему политика»¹.

По существу, из этого следует, что при нашем волеизъявлении, вопреки прежним стереотипным установкам выбирать из «низов своих парней» (они-де лучше знают нужды народа и будут заботиться о нем), отдать предпочтение при прочих равных условиях рекомендуется соискателю должности, уже обладающему интеллектуальной или материальной собственностью, имеющему постоянный доход (речь нс идет о размерах его богатства), что, как правило, свидетельствует о его предрасположенности к целерациональным действиям и его потенциальной готовности для правовой, этической, в конечном счете — рациональной политики.

Примечательно, что проблему коррупции Вебер не сводит к ее экономическому аспекту. Страна, в которой политическая элита дифференцирована, сталкивается с объективными сложностями, вызванными «коррупцией „партийно-политического“ характера», когда «партийными вождями за верную службу раздаются всякого рода должности в партиях, газетах, товариществах, больничных кассах, общинах и государствах. Все партийные битвы суть не только битвы ради предметных целей, но прежде всего также за патронаж над должностями»^[1].

Как видно, проблема коррупции не является специфически российской, и, стало быть, можно использовать веберовские соображения о политическом рационализме для ее нейтрализации. Прежде всего, надо признать, что рациональная бюрократия как функциональный элемент управления есть атрибут рационально-легального господства. Если мы хотим российское политическое поле развивать именно в этом направлении, то лидеры всех партий и политических движений должны осознать, что в общих интересах минимизировать политическую коррупцию.

Говоря о рационализации политического господства, Вебер отмечал необходимость формирования и поддерживания нового социального слоя — современного чиновничества — как «высококвалифицированных специалистов духовного труда, профессионально вышколенных многолетней подготовкой, с высокоразвитой сословной честью, гарантирующей безупречность, без чего возникла бы роковая опасность чудовищной коррупции и низкого мещанства, а это бы ставило под угрозу чисто техническую эффективность государственного аппарата, значение которого для хозяйства, особенно с возрастанием социализации, постоянно усиливается и будет усиливаться впредь»^[2].

Ориентация на этот тип рационального политического господства избавило бы российское общество от массовых иррациональных перемен в государственных институтах после очередных выборов, от чего в конечном счете все население несет материальные и духовные потери. «Подлинной профессией настоящего чиновника… — замечает Вебер, — не должна быть политика. Он должен «управлять» прежде всего беспристрастно — данное требование применимо даже к так называемым «политическим» управленческим чиновникам… Политический чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен делать политик — как вождь, так и его свита, — бороться«^[3].

И еще один принципиальный момент. Рациональное политическое господство отнюдь не тождественно безвластию, слабовластию, тем более бессилию власти. В связи с этим Вебер замечает, что государство является институтом, обладающим «монополией легитимного физического насилия»: «единственным источником „права“ на насилие считается государство», «насилие отнюдь не является нормальным или единственным средством государства — об этом нет и речи, — но оно, пожалуй, специфическое для него средство»¹.

Трудно не согласиться с этим утверждением. Вне государства не должны существовать какие-либо вооруженные формирования или даже «общественные» структуры, претендующие на поддержание «социального порядка».

• [1] Вебер М. Политика как призвание и профессия. С. 656.
• [2] Там же. С. 657.
• [3] Там же. С. 666.