Внутренние ценности теории

Между утверждениями теории, а также между теорией и реальностью, описываемой ею, всегда имеются определенные ценностные отношения.

Внутренние ценности теории, как и ее внешние ценности, разнородны.

Номинальные определения теории, соглашения, принятые в ней, аналитически истинные ее утверждения относятся, вне сомнения, к наиболее отчетливо выраженным внутренним ценностям.

Ранее отмечалось, что нет жесткой, раз и навсегда установленной границы между номинальными и реальными определениями теории. Такой границы нет и между аналитическими и синтетическими (фактическими, эмпирическими) утверждениями.

Имеется два типа аналитических истин. Одни из них представляют собой утверждения, истинные благодаря своей форме и значению входящих в них логических терминов (например, «Если идет дождь, то идет дождь»). Другие являются истинами в силу значений входящих в них не только логических, но и дескриптивных терминов («Ни один холостяк не является женатым»).

Аналитические истины первого рода определяют логику теории. Они не подвергаются ни исследованию, ни тем более сомнению в ее рамках и являются в известном смысле высшими ее ценностями, с которыми должно сообразоваться все остальное.

Более интересны о точки зрения самой теории аналитические истины второго рода. Они приобретают аналитический характер в определенный момент развития теории и могут утратить его при последующей ее эволюции.

Так, Второй закон движения Ньютона долгое время был фактической истиной. Потребовались века упорных эмпирических и теоретических исследований, чтобы дать ему строгую формулировку. Сейчас этот закон выступает в рамках теории Ньютона как аналитически истинное утверждение, которое не может быть опровергнуто никакими наблюдениями^[1].

Химический закон кратных отношений до Дальтона также был эмпирической истиной, имеющей к тому же случайное и сомнительное подтверждение. После работы Дальтона он сделался составной частью определения химического состава, и его стало невозможно ни проверить, ни опровергнуть экспериментально. Предположение, что в химических реакциях атомы могут комбинироваться только в отношении один к одному или в некоторой другой простой, целочисленной пропорции, «превратило закон постоянства отношений в тавтологию. …Закон, который нельзя было установить экспериментально до работы Дальтона, с признанием этой работы становится конститутивным принципом, в силу которого ни один ряд химических измерений не может быть нарушен»^[2].

Пример с этим законом показывает, что положение, сомнительное («аномальное») в одной теории, может оказаться не только истинным, но даже аналитически истинным в системе другой теории.

Возможен и обратный переход: утверждение, истинное в силу значений дескриптивных терминов теории, с радикальным изменением этих значений может превратиться в фактическую истину. Так, открытие закона Ома заставило отказаться от прежних определений понятий тока и сопротивления. Из аналитических истин они, после ряда уточнений значений входящих в них терминов, перешли в разряд фактических. «Я в настоящее время даже подозреваю, — пишет Кун, — что все революции помимо всего прочего влекут за собой отказ от обобщений, сила которых покоилась раньше в какой-то степени на тавтологиях»^[3].

В заметках «О достоверности» Л. Витгенштейн отмечает, что разделение всех утверждений на две взаимоисключающие группы: случайных, или требующих проверки на опыте, и необходимых, или истинных в силу только своего значения, — и бедно, и неверно. Статус эмпирического утверждения зависит от контекста. Вне контекста бессмысленно спрашивать, является ли данное положение проверяемым или оно просто «крепко удерживается» нами. Когда мы твердо придерживаемся некоторого убеждения, мы обычно более склонны сомневаться в источнике противоречащих данных, нежели в нем самом. Однако когда эти данные становятся настолько многочисленными, что мешают использовать рассматриваемое убеждение для оценки других предложений, мы можем все-таки расстаться с ним^[4].

Это — в общем, верное описание аналитических истин теории, как, впрочем, и иных ее внутренних ценностей. Они определяются контекстом и функционируют как ценности до тех пор, пока выступают в качестве стандартов оценки ее утверждений. Под давлением обстоятельств, и прежде всего новых фактических данных, прежние стандарты могут быть пересмотрены и заменены другими. Последние должны по-новому упорядочить утверждения теории и, сверх того, объяснить, почему старые образцы оказались неэффективными.

Отчетливо двойственный, описательно-предписательный характер наиболее общих принципов теории очевиден. Они описывают и объясняют некоторую совокупность фактов. В качестве описаний принципы должны соответствовать эмпирическим данным и эмпирическим обобщениям. Вместе с тем принципы являются также стандартами оценки как других утверждений теории, так и самих фактов.

Эта двойственность отмечается многими авторами. Н. Хэнсон, например, пишет: «…формулировки законов иногда используются для выражения возможных и случайных утверждений, иногда для выражения правил, рекомендаций, предписаний, нормативов, соглашений, априорных утверждений… а иногда — формально аналитических высказываний… Немногие осознают разнообразие способов использования формулировок научных законов в одно и то же время, иногда даже в одном и том же отчете об эксперименте»^[5].

Иногда две функции общих принципов — описание и оценка — разрываются, значение одной из них резко преувеличивается, а другой игнорируется. Если абсолютизируется момент описания, принципы онтологизируются и предстают как прямое, однозначное и единственно возможное отображение фундаментальных характеристик бытия. Если принимается во внимание только оценочная функция, принципы истолковываются как конвенции, в выборе которых сказывается все, начиная с соображений математического удобства и кончая личными склонностями ученого.

Ценностно «нагруженными» являются не только общие законы (принципы), но в той или иной мере и все иные законы теорий.

Научный факт и теорию невозможно строго отделить друг от друга. Факты истолковываются в терминах теории, их содержание определяется не только тем, что устанавливается ими, но и тем, какое место в теоретической системе они занимают. Теоретическая нагруженность языка наблюдения и выражаемых в нем фактов означает, что и факты не являются ценностно нейтральными.

• [1] См.: Hanson N.R. Patterns of Discovery. Cambridge, 1965. P. 99−105.
• [2] Кун T Структура научных революций. С. 171.
• [3] Кун Т. Структура научных революций. С. 231.
• [4] См.: Wittgenstein L. On Certainity. Oxford, 1969. P. 37.
• [5] Hanson N.R. Patterns of Discovery. P. 98. См. также: Воронцова Ю. В., Зотов А. Ф. Фундаментальные принципы в структуре физической теории // Вопросы философии. 1971. № 2. С. 71−76.