Крейцерова соната» и «Послесловие» Л. Н. Толстого: обсуждаем в технологии «шести шляп

Предисловие. Понимая, что можем вызвать резкую критику, непринятие (в духе красной или черной шляпы) — великий писатель, знаковое произведение и «какие-то шляпы», — все же предлагаем студентам попытаться мыслить взвешенно. В правомерности нашего дидактического подхода убеждает созвучная метафора Льва Николаевича, определившего отношения мужчин и женщин как «пучину заблуждений». «Пучина заблуждений», полагаем мы, в реалиях жизни и в мышлении. Пучина разрушает, как спастись?

Традиционное общество имеет мужское превосходство, мужской взгляд на семейные отношения, вопросы брака, измены, развода. Существует мнение о разнице любви мужчины и женщины. «У мужчины на первом плане-любовь материальная (т. е. физическая); у женщины на первом плане — идеализация, поэзия любви, ласковость, а потом уже пробуждение половое» (С. А. Толстая).

Введение начинаем с эпиграфа к повести, в тексте которого угадывается мышление в духе «шести шляп»:

А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем.

Матфея V, 28

Говорят ему ученики его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться.

Он же сказал им: не все вмещают слово сие: но кому дано.

Ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так, и есть скопцы, которые сделали себя сами скопцами для царства небесного. Кто может вместить, да вместит.

Матфея XIX, 10, 11, 12

Мы живем в динамично меняющемся мире, проблемы нарастают, одна из которых — гендерная, пронизанная ценностями свободы и любви, брака. В поиске путей спасения от разрушения обратимся к великому христианскому этику Л. Н. Толстому.

Его прозрения опередили десятилетия, новым поколениям открывается величие его философского и художественного творчества, связанного с нравственностью человека. Среди выпускников школ, студентов университета немного тех, кто читал «Крейцерову сонату», в то же время Толстой велик в утверждении, что проблема отношений между полами — один из «самых жгучих, общих и производящих наибольшие бедствия вопросов». Так случилось — «пловцы удалились от берега, и руководством им должны и могут служить только светила и компас, показывающий направление. А то и другое дано нам» [24, с. 210]. Читая Толстого, подумаем, как «спастись».

«Крейцерова соната» в восьмой, еще незавершенной редакции (1891) быстро распространилась, ее переписывали от руки, размножали на литографах и гектографах. Она «всех подняла, задела за живое» (Т. А. Кузминская), «самые важные политические события редко завладевали всеми с такой силой и полнотой» (А. А. Толстая). Цензура запретила печатать. Это было время распространения идей феминизма, выступления суфражисток за свои права («сами себе дали свободу, а женщину хотите в терему держать. Сами небось себе все позволяете»), и вопрос о разводе все больше занимал общественное мнение. Острота фабулы и трагизм развязки вокруг «женского вопроса» и драматизма брака вызвали читательский интерес, Толстому писали и просили разъяснить мысли автора «в простых и ясных словах». И Толстой отозвался «Послесловием» [24].

С полной уверенностью можно утверждать, что в текстах Толстого все важно для современного читателя, живущего в значительно изменившихся жизненных реалиях. Женщины, во всяком случае, европейского образа, «бегущие за мужчинами», уже отвоевали, кроме политических прав, еще право на развод, аборт, свободу половых отношений, добрачные связи. Разнузданная пропаганда секса, широкое распространение порнографии в СМИ, кино, на видео, телеэкране, в Интернете, литературе, музыке, живописи. Целомудрие и воздержание высмеиваются, негласно поощряются ранние половые отношения. Отсюда рост инфекций, передаваемых половым путем, ухудшение общего здоровья молодежи, женщин и мужчин, нарастание количества хронических болезней, рост психологической и социальной агрессивности, числа суицидов, рост числа абортов, количество детей-отказников, сирот при живых родителях. Последствия подобных «достижений» Толстой предугадал в общих чертах.

Диалог в аудитории строится на текстах повести и «Послесловия». Ниже приведены фрагменты выступлений студентов, цитаты, озвученные ими, в которых нетрудно угадать тип мышления. Это монологи «шляп», в аудитории же это был диалог.

Зеленая шляпа. «Крсйцерова соната» своевременно и остро поставила эти жизненно важные вопросы и по-толстовски ответила, чем и объясняется неослабевающий интерес к повести. В вагоне поезда идет оживленный разговор об отношениях между мужчинами и женщинами, о браке и любви, о супружеской верности. Как уж здесь не вспомнить старину, «Домострой живой», с его «диким понятием о женщине и браке». Курящая дама в полумужском пальто, «желая уязвить» собеседника, старалась быть убедительной: «Ведь это только животных можно спаривать, как хозяин хочет, а люди имеют свои склонности, привязанности» [23, с. 126]; «Брак без любви не есть брак… только любовь освящает брак и… брак истинный только тот, который освящает любовь» [Там же, с. 128].

Однако собеседники затрудняются определить, что такое любовь: го «чувство, которое называется любовью и которое дается не на месяцы и годы, а на всю жизнь?» Или???

В горячем споре собеседники разделяют «плотскую любовь» и основанную на «единстве идеалов», «духовном сродстве». Тогда «незачем спать вместе (простите за грубость). А то вследствие единства идеалов люди ложатся спать вместе» [23, с. 128]. В этом-то «главная мерзость», рассуждает герой повести. «Разврат ведь не в чем-нибудь физическом, ведь никакое безобразие физическое не разврат; а разврат, истинный разврат именно в освобождении себя от нравственных отношений к женщине, с которой входишь в физическое общение» [Там же, с. 133]. В этой «пучине заблуждения» «все навыворот, все навыворот!».

И тогда, и сейчас во многом (если не во всем) женщина неравноправна как в браке, так и в любых личных отношениях с мужчиной. Реальное равноправие полов не существует и не может существовать в обществе, которое допускает отношение к женщине как к пассивному объекту удовлетворения инстинктов мужчин. «Не в том отсутствие прав женщины, что она не может вотировать или быть судьей — заниматься этими делами не составляет никаких прав, а в том, чтобы в половом общении быть равной мужчине, иметь право пользоваться мужчиной и воздерживаться от него по своему желанию, по своему желанию избирать мужчину, а не быть избираемой. Теперь же женщина лишена тех прав, что имеет мужчина» [23, с. 142].

Толстой разъясняет свою позицию по поводу половых отношений: правительства вместо заботы о «нравственном благосостоянии своих граждан учреждают разврат, т. е. регулируют целое сословие женщин, долженствующих погибать телесно и душевно для удовлетворения мнимых потребностей мужчин, а холостые люди с совершенно спокойной совестью предаются разврату» [24, с. 197]. Толстой считает это безнравственным и сравнивает с тем, как если бы «для здоровья одних людей нужно было пить кровь других» [Там же, с. 198]. Вывод его таков: «…понимать, что вступление в такое половое общение, при котором люди или освобождают себя от возможных последствий его — детей, или сваливают всю тяжесть этих последствий на женщину, или предупреждают возможность рождения детей, — что такое половое общение есть преступление самого простого требования нравственности, есть подлость, и что потому холостым людям, не хотящим жить подло, надо не делать этого… не допускать в мыслях своих возможности общения с чужими женщинами, так же как всякий человек не допускает такой возможности между собой и матерью, сестрами, родными, женами друзей» [Там же].

Белая шляпа. Мы живем в обществе с традиционно мужским взглядом, который не претерпел изменений со временем: «В женщине первое дело страх должен быть»; «Как была она, Ева, женщина, из ребра мужнина сотворена, так и останется до скончания века». Уже подразумевается первородное превосходство над женщиной: «Сами себе свободу дали, а женщину хотите в терему держать. Сами небось себе все позволяете»; «От мужчины в доме ничего не прибудет, а женщина — женоутлый сосуд». Женская измена? «Этого не полагается, за этим смотреть надо». Мужская измена? «Эта статья особая». В обществе существует определенная социальная модель гендерных ролей. И эта модель с ее двойной моралью неизбежно ведет к разрушению семьи. «Женщина — человек, и имеет чувства, как и мужчина. Ну что же ей делать, если она не любит мужа?» — «Не любит! Небось полюбит!».

— «А как жена изменит мужу, тогда как?» — «Этого не полагается, за этим смотреть надо. У кого бывает, а у нас не бывает». — «Не верь лошади в поле, а жене в доме».

Дальше «белая шляпа» рассуждает, ссылаясь на В. В. Зеньковского^[1]. В отличие от животного, человек «недоделан» природой (или Богом), он — «спецпроект», получивший свободу, он — «открытая возможность, и не только в половом отношении, половой энергии, но и в энергии пола». Именно здесь встает со всей остротой гендерная проблематика, один из аспектов которой необычайно важен для человека и человечества — мать известна, отец неизвестен (mater certa, patter incerlus). Чтобы стал известен, возник запрет свободных половых отношений как моральная и нравственная норма. Так человеческая цивилизация привела к мужскому доминированию, к явному и неявному мужскому главенству, превосходству (формальному и неформальному). Отсюда строгость по отношению к женщине, культ невинности, девственности, запреты на добрачные связи, внебрачных детей, аборт, развод, повторный брак. Здесь таится обман: «Муж и жена только обманывают людей, что они в единобрачии, а живут в многоженстве и многомужестве… желают разойтись и все-таки живут, тогда это выходит тот страшный ад, от которого спиваются, стреляются, убивают и отравляют себя и друг друга…» [23, с. 131].

Персонажи повести ищут объяснение этому и находят его. Например, в том, что «женят таких, которые не любят друг друга, а потом удивляются, что не согласно живут». Или от того, что женщины «уж очень образованны стали». Но кто возьмется объяснить «связь между образованием и несогласием в супружестве»? Или — все дело в «джерси, локонах и нашлепках». В повести:

«Пройдите в каждом большом городе по магазинам. Миллионы гут, не оценишь положенных гуда трудов людей… Вся роскошь жизни требуется и поддерживается женщинами. Сочтите все фабрики. Огромная доля их работает бесполезные украшения, экипажи, мебели, игрушки на женщин. Миллионы людей, поколения рабов гибнут в этом каторжном труде на фабриках только для прихоти женщин. Женщины, как царицы, в плену рабства и тяжелого труда держат 0,9 рода человеческого. А все оттого, что их унизили, лишили их равных прав с мужчинами. И вот они мстят действием на нашу чувственность, уловлением нас в свои сети. Да, все от этого. Женщины устроили из себя такое орудие воздействия на чувственность, что мужчина не может спокойно обращаться с женщиной. Как только мужчина подошел к женщине, так и подпал под ее дурман и ошалел… я прямо вижу нечто опасное и противузаконное, и хочется крикнуть полицейского, звать защиту против опасности, потребовать того, чтобы убрали, устранили опасный предмет».

А дальше персонаж повести говорит еще ярче: «Ведь это все равно, что расставить по гуляньям, по дорожкам всякие капканы, — хуже! Отчего азартная игра запрещена, а женщины в проституточных, вызывающих чувственность нарядах не запрещены? Они опаснее в тысячу раз!» [23, с. 142−143].

«Белая шляпа» резюмирует: Л. Н. Толстой почувствовал и описал начавшуюся трансформацию отношений между мужчинами и женщинами. То, что происходит в настоящее время, подтвердило его тревогу о «пучине заблуждений», но в его повести можно найти верные ориентиры, каждый это сделает сам и для себя. Это выбор, за который надо отвечать перед предками и потомками.

Красная шляпа. Поведение женщин с точки зрения мужчины подлежит осуждению. Вызывающие наряды, обольщение, флирт — это грех! Женщины становятся развратны ради того, чтобы заполучить мужчину в свои сети. И таким поведением развращают мужчин. Таким образом, поведение мужчин оказывается в прямой зависимости от поведения женщины. «Отчего азартная игра запрещена, а женщины в проституточных, вызывающих чувственность нарядах не запрещены? Они опаснее в тысячу раз!».

Женщина — опасна! Особенно красивая женщина! Она несет угрозу самому существованию мужчины! Она обладает невероятной властью женщины над мужчиной! Речь идет не только о чувственной и сексуальной власти, но и власти экономической. «Это самое, то, что я хочу сказать вам, это-то и объясняет то необыкновенное явление, что, с одной стороны, совершенно справедливо то, что женщина доведена до самой низкой степени унижения, с другой стороны — что она властвует».

Толстой требователен: чтобы «и после женитьбы не смотрели на влюбление и связанную с ним плотскую любовь как на поэтически возвышенное состояние… а как на унизительное для человека животное состояние, и чтобы нарушение обещания верности, даваемого в браке, казнилось бы общественным мнением по крайней мере так же, как казнятся им нарушение денежных обязательств и торговые обманы…» [24, с. 198−199].

Черпая шляпа. Истоки гендера находятся в биологической сущности человека, он сексуально активнее животного. В «Крейцеровой сонате» немало сравнений человека с животным. Персонаж повести Позднышев, убивший жену из ревности, часто употребляет слова — свинство, свинячий, свиное, свиная связь. Это антропологический аспект проблемы: «Мужчина и женщина сотворены так, как животное, так что после плотской любви начинается беременность, потом кормление, такие состояния, при которых для женщины, так же как и для ее ребенка, плотская любовь вредна, — рассуждает герой. — Женщин и мужчин равное число… И не нужно большой мудрости, чтобы сделать из этого тот вывод, который делают животные, то есть воздержание» [23, с. 151].

Общество, в котором мы живем, — аморально. Взгляд на то, что считается нормальным или ненормальным, приводит к формированию искаженного уничижительного отношения к женщине со стороны мужчины. Несмотря на то, что женщины — жертвы общественных традиций, они все равно по своей сути преступницы. В том смысле, что на них лежит непосредственная ответственность за существующее общественное устройство. Главными виновницами являются сами женщины, а точнее матери, которые воспитывают своих дочерей как своего рода приманку, возбуждающую чувственные желания мужчин. «Тело ее есть средство наслаждения. И она знает это». Поэтому всех женщин, даже самых высоких социальных кругов, можно приравнять к проституткам, единственная цель которых состоит в том, чтобы разбудить в мужчине сладострастие и таким способом привязать его к себе. Разница лишь в том, говорит герой Толстого, что «проститутки на короткие сроки — обыкновенно презираемы, проститутки на долгие — уважаемы…».

А истоки враждебного отношения к женщине таятся в ранней юности. Позднышев, анализируя свою жизнь уже после убийства жены, в вагоне поезда, вспоминает, «как и когда началось». Еще в пятнадцать лет, в гимназии, еще не зная женщины, но «как все несчастные дети» уже нс был невинным мальчиком — «женщина, как сладкое нечто, женщина, всякая женщина, нагота женщины уже мучила меня. Уединения мои были нечистые. Я мучался, как мучаются 0,99 наших мальчиков. Я ужасался, я страдал, я молился и падал. Я уже был развращен в воображении и в действительности, но последний шаг еще не был мною сделан. Я погибал один, но еще не налагал руки на другое человеческое существо» [23, с. 134]. Но вот «добрый малый, то есть самый большой негодяй, выучивший нас и пить и в карты играть, уговорил после попойки ехать туда», где «пятнадцатилетний мальчишка осквернил себя самого и содействовал осквернению женщины», не понимая того, что делал. Ни от кого из старших не слышал, что это дурно. «Правда, есть это в заповеди, но заповеди ведь нужны только на то, чтобы отвечать на экзамене батюшке, да и то не очень нужны, далеко не так, как заповедь об употреблении Ш в условных предложениях» [Там же]. Наоборот, слышал от старших, которых уважал, что это хорошо для здоровья, от товарищей слышал, что в этом есть некоторая заслуга, «молодечество». Герой убежден, что соблазнила никакая не женщина: «…окружающая меня среда видела в том, что было мое падение, одни — самое законное и полезное для здоровья отправление, другие — самую естественную и не только простительную, но даже невинную забаву для молодого человека».

«Черная шляпа» резюмирует, используя эпиграф: «А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Матфея V, 28).

Желтая шляпа. «Можно не принимать учения Христа, того учения, которым проникнута вся наша жизнь и на котором основана вся наша нравственность, но, принимая это учение, нельзя не признавать того, что оно указывает идеал полного целомудрия», писал Толстой [23, с. 206]. Он считал, что необходимо изменить взгляд на плотскую любовь, и связывал это с воспитанием в семье, изменением общественного мнения. Писатель озабочен тем, что «рождение детей потеряло свой смысл», которое является целью и оправданием супружеских отношений, и что «стало распространяться употребление средств, лишающих женщину возможности деторождения» [Там же, с. 199]. Полагает, что это «весьма близкое к самому противному человеческой совести действию — убийству». Ценен взгляд Толстого на воздержание своей связью с понятием человеческого достоинства безбрачных и состоящих в браке.

Дети, которые «помеха для наслаждения», или несчастная случайность, или «своего рода наслаждение», все они воспитываются не в представлениях, которые им предстоит осуществить как «разумным и любящим существам», а как «дети животных». Л. Н. Толстой как христианский этик и педагог критически относится к бытующим целям воспитания детей — вместо того, «чтобы приготовить их к достойной человека деятельности», думают, «как можно лучше напитать, увеличить их рост, сделать их чистыми, белыми, сытыми, красивыми. И в изнеженных детях, как и во всяких перекормленных животных, неестественно рано появляется непреодолимая чувственность, составляющая причину страшных мучений этих детей в отроческом возрасте. Наряды, чтения, зрелища, музыка, ганцы, сладкая пища, вся обстановка жизни, от картинок на коробках до романов, повестей и поэм, еще более разжигают эту чувственность, и вследствие этого самые ужасные половые пороки и болезни делаются обычными условиями вырастания детей обоего пола и часто остаются и в зрелом возрасте» [24, с. 200].

«Желтая шляпа» резюмирует: философ и педагог Л. Н. Толстой называл «два критериума» педагогики — свободу и опыт ребенка, полагая, что воспитание без насилия позволит своевременно решать нравственные вопросы, ориентируясь на чувство стыда и совесть («как бы громко ни кричали страсти, тихий голос совести…»).

Синяя шляпа. Между мужчиной и женщиной существует глубокое внутреннее противоречие во взглядах на вопрос о взаимоотношении полов. «Женщины, особенно прошедшие мужскую школу, очень хорошо знают, что разговоры о высоких предметах — разговорами, а что нужно мужчине тело и все то, что выставляет его в самом заманчивом свете». Тогда как «девушка неиспорченная, — говорит персонаж „Крейцеровой сонаты“, — всегда ненавидит это» (имеются в виду сексуальные отношения мужчины и женщины).

Противоречивость мужского отношения к женщине неустранима? С одной стороны, превозносится высоконравственный образ женщины как жены или матери. Девушки в их функции потенциальных жен в существующей общественной модели рассматриваются как воплощение чистоты, как носительницы надежд и избавительницы от заблуждений. С другой стороны, общество допускает отношение к женщине как к пассивному объекту удовлетворения потребностей мужчин. Любая женщина для мужчины или жена/мать, или блудница.

Неудовлетворенность семейной жизнью неизбежна. Происходит это из-за того, что семья создается по ложным основаниям, в результате чего часто сходятся чужие, неприятные друг другу люди. «Влюбленность истощилась удовлетворением чувственности, и остались мы друг против друга в нашем действительном отношении, то есть два совершенно чуждые друг другу эгоиста, желающие получить себе как можно больше удовольствия один через другого», — говорит Позднышев.

Что касается современной жизни, то она усиливает заботу Толстого. Читая «Крейцерову сонату», мы глубже понимаем современные гендерные проблемы и сопутствующие им понятия «сексизм» (связано с идеологией и практикой мужского превосходства, признания неравенства полов); «гендерные роли» («какой/какая есть», «какой/каким быть», «как надо» вести себя представителям разных полов); «гендерная чувствительность» (способность воспринимать, осознавать и моделировать воздействие вербальных и невербальных средств, умение пользоваться методами и формами, способствующими развитию гендерной идентичности девочек и мальчиков, девушек и юношей, женщин и мужчин, и адекватно реагировать на проявления дискриминации по признаку пола). Многое из этого набора сложилось на протяжении веков, поддерживалось и продолжает поддерживаться законами, моралью, обычаями, культурными традициями, разделением сфер жизнедеятельности, т. е. традициями.

Есть в повести настораживающая мысль — супруги «дошли до того, что уже не разногласие производило враждебность, но враждебность производила разногласие: что бы она ни сказала, я уж вперед был не согласен, и точно так же и она». В этом соль вопроса — враждебно настроенный к женщине вообще и к жене в частности, Позднышев, мужчина с больным воображением, издающий звуки «как бы прерванного смеха или рыдания», близок к суициду и полон решимости убить жену.

Правомерен вопрос: Не эта ли совокупность проблем порождает враждебность, вызывает раздражение? Должно ли все традиционное оставаться неизменным (если бы это даже стало возможным) или должно быть пересмотрено? Так поставленная Л. Н. Толстым более 100 лет назад проблема женского и мужского гендера как нравственная задача человечества ждет своего решения, но уже в значительно изменившихся жизненных реалиях. И если «чистый юноша, девушка» или «юноша и девушка, падшие соблазном», если люди «не осилили борьбы и пали», если мужчина и женщина, живущие в браке, зададутся вопросами: как жить? что делать? — то в повести Толстого, как и в других его художественных произведениях, найдут ответы. А именно — иметь нравственный идеал и стремиться его осуществить. Если раньше «плавающему недалеко от берега» говорили: «держись того возвышения, мыса, башни» — и он тому следовал, то в настоящее время надежные ориентиры человек должен выработать сам. Теперь «пловцы удалились от берега, и руководством им должны и могут служить только светила и компас, показывающий направление. А то и другое дано нам» [24, с. 210].

«Синяя шляпа» резюмирует, обращаясь к эпиграфу: «Говорят ему ученики его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться. Он же сказал им: не все вмещают слово сие: но кому дано».

Заключение

Преподаватель, завершая диалог «шести шляп», говорит о том, что в отличие от времени Толстого сейчас всюду говорят и пишут, дразнят, возбуждают и провоцируют, открыто или двусмысленно, на безнравственные отношения между полами с ранних лет.

Много ли тех, кто способен компетентно помочь молодым и взрослым разобраться в этой проблеме, найти достойные способы поведения? Здесь опасно и легкомысленное, небрежное отношение к проблеме, и ее игнорирование, замалчивание или непризнание сложности, важности для жизни каждого человека и общества в целом. Поэтому необходимо понимание того, что вопросы и ответы не должны тонуть в «пучине заблуждения», обусловленного нравственностью (или безнравственностью) воспитания. Читаем, еще не раз читаем «Крейцсрову сонату», «Послесловие» и думаем, думаем…

• [1] Зеньковекий В. В. На пороге зрелости. Беседы с юношеством о вопросахпола. М, 1991.