Концепция понимания как метод социального познания

Так же, как и М. Вебер, Г. Зиммель стремился создать свою концепцию понимания, пригодную для интерпретации явлений социальной жизни, включая и историческое толкование данных и фактов. Свое видение понимания социолог изложил во втором немецком издании «Проблем философии истории», где он дает понять, что для него неприемлема методология познания, характерная для позитивистской социологии, противопоставляя ей методологическую релятивизацию социологических объяснений.

Г. Зиммель исходит из общего релятивистского характера своей методологии: исследователь познает не объективные характеристики общества, а отраженные представления образа социального мира, выраженные через интеллектуальные идеи, чувства, мотивы деятельности. «Всякое общение людей, — писал он в выше названной работе, — в каждый момент базируется на той предпосылке, что в основе определенных физических движений каждого индивидуума — жестов, мин, звуков — лежат душевные процессы интеллектуального, чувственного и волевого рода»^[1].

Опираясь на эту общую посылку, Г. Зиммель обосновывает несколько ступеней процесса познания.

Прежде всего, возможно познание по аналогии: «Опыт собственного Я демонстрирует нам связь внутренних процессов с их выражением, вследствие чего мы, исходя из тождественного процесса, наблюдаемого в другом, делаем заключение о душевном событии, аналогичном нашему»^[2].

Далее, следующая ступень научного понимания предполагает, что наблюдатель вычленит нечто общее, что есть у него и у предмета познания. «Причем, — замечает Г. Зиммель, — эта общность, конечно, не является ни причиной, ни порукой истинного познания, но только одним из его условий»^[3]. Следовательно, нужно подниматься еще выше.

И следующая ступень познания связана с выявлением, насколько действие индивида осознанно или же оно есть результат бессознательной духовности. Иными словами, необходимо выяснить, «где же вообще сознание фундирует видимые события, а где их источником являются не осознаваемые силы»^[4].

Но и этого мало, чтобы говорить об истинном познании. Необходимо понять мотивы действующего индивида, для чего необходимо «воссоздание субъективности, которое возможно опять-таки только в субъективности»^[5].

Здесь уже открываются реальные перспективы осуществления типизации, т. е. показа взаимосвязи душевной жизни конкретного субъекта, его представлений с общепринятыми ценностями. Г. Зиммель замечает: «…определенным связям представлений сопутствует ощущение, что они возникают не только в силу случайности и моментальной и моментальной преходящести душевной жизни субъекта, но что они имеют типическую значимость»^[6].

Как видно, все эти методы понимания не выходят за рамки субъективной объективности.

Однако, строго говоря, зиммелевская трактовка понимания не ставит вообще вопрос об объективности познания, который заменяется кантинианской идеей о социальном априори — представления о том, что люди воспринимают друг друга с учетом общих психологических связей, общего разделения взаимных представлений об окружающем мире, сформированных в результате взаимодействия.

«…Априорно положение, — замечает Г. Зиммель, — что душа каждого другого человека есть для нас единство, т. е. представляет собой понятную взаимосвязь процессов, через которую или как таковую мы познаем»^[7].

И наконец, для социолога особенно важно такое средство познания, как практика жизни, которая позволяет из реальных фрагментов индивида, изменяющихся в пространстве и времени, в итоге создавать как представления о его уникальной индивидуальности, так и причислять данного индивида к конкретному социальному типу.

«Практика жизни, — писал он, — заставляет создавать образ человека из реальных частей, составляющих эмпирическое знание о нем; но именно она-то и основывается на этих изменениях и дополнениях, на преобразовании этих данных фрагментов во всеобщность тина и полноту идеальной личности»^[8].

Отнюдь не случайно Г. Зиммель подчеркивал, что исследователь исторической личности, чтобы понять мотивы ее поведения в контексте динамики изменений и дополнений, должен иметь дело не с реальностью объекта, а погружаться в его идею, воплощенную в форме духа. Поэтому он должен быть «непременно художником»^[9].

Говоря современным языком, зиммелевское понимание созвучно социологическому воображению, разумеется, трактуемому с позиций своих методологических принципов.

Подчеркнем, Г. Зиммель весьма строго относился к границам предмета социологии, ее защите как самостоятельного академического поля исследования.

Он резко выступал против теоретической бездомности — того, что в начале XX в. появилась тенденция объявлять «социологическими» всевозможные незрелые социальные теории с расплывчатыми предметными контурами. Так как социология является сравнительно «новой наукой, — писал он, — то к ней устремились всевозможные нигде не находящие себе должного исномещения проблемы, — вновь открытая страна всегда Эльдорадо для бездомных и беспочвенных элементов: неизбежная на первых порах неопределенность и незащищенность границ дает каждому право искать там убежища»^[10].

Но особенно нетерпим был Г. Зиммель к попыткам нарушения методологических основ социологии, в частности, отказа от принципа свободы от ценностных суждений, который подменялся «морализацией» социологии. В знак протеста против этих тенденций Г. Зиммель вместе с М. Вебером и В. Зомбартом вышел из Немецкой социологической ассоциации в 1912 г.

Объективности ради, заметим, что сам Г. Зиммель нарушил принцип свободы от ценностных суждений, когда в 1914 г. с началом Первой мировой войны стал читать лекции, в которых прославлял «германский дух», пропагандировал милитаризм как средство решения культурных проблем современности.

Но в 1917 г. Г. Зиммель пишет работу, посвященную проблеме «поля социологии», свидетельствующую о его возвращении к фундаментальным принципам социологии. И великим социологам в жизни трудно было сохранить идеологическую нейтральность.

• [1] История теоретической социологии. Т. 2. М.: Канон, 1998. С. 296.
• [2] Там же. С. 296.
• [3] История теоретической социологии. Т. 2. М.: Канон, 1998. С. 297.
• [4] Там же. С. 297.
• [5] Там же. С. 298.
• [6] Там же. С. 298−299.
• [7] Там же. С. 304.
• [8] История теоретической социологии. Т. 2. М.: Канон, 1998. С. 304.
• [9] Там же. С. 300.
• [10] Сорокин П. Л. Система социологии. Т. 1. М.: Наука, 1993. С. 49.