Принцип соревновательности. 
Психология коррупции. 
Утопия и антиутопия

Он является главою всех и в светском, и в духовном, и по всем вопросам и спорам он выносит окончательное решение. При нем состоят три соправителя…

Томмазо Кампанелла.

Город Солнца

Любая власть закономерно прилагает все усилия для закрепления себя на этой позиции и обеспечения своей несменяемости — и это также абсолютно нормально, было бы странно, если бы было по-другому. В результате с появлением принципа наследственной власти (по роду, а в более поздние периоды — по знатности, элитарности или партийности) реальная борьба и вероятность победы сильнейшего или мудрейшего сменилась ее цивилизованными нормами, которые, с одной стороны, вроде бы отвечали требованиям развития общества и культуры, а с другой — снижали значимость принципа соревновательности. В период аристократической демократии (греческого образца), где круг участников борьбы за власть и сообщество выборщиков исходно ограничивались самой образованной и ответственной частью общества, это было еще не так опасно, но по мере укрепления демократических иллюзий^[1] (всеобщего равенства, всеобщего и равного избирательного права) это стало играть определенную негативную роль. Например, именно вследствие таких иллюзий к власти вполне демократическим путем пришел Гитлер. Мы привели самый яркий и трагический пример, но существует и множество других примеров несменяемых лидеров и диктаторов. Таким образом, можно констатировать, что как частично «отмененный» в эпоху развитой медицины естественный отбор вызвал массовое ухудшение здоровья населения и, соответственно, качества потомства, точно так же цивилизованные формы борьбы за власть могут приводить к аналогичным результатам. В связи с чем и возникли идеи ограничения периодов властных полномочий для высших должностных лиц государств и обязательность публичных интеллектуальных состязаний кандидатов, каковы бы ни были их заслуги.

Как уже отмечалось, бескорыстных законов не бывает (иначе они были бы не нужны), а поскольку все они пишутся людьми, находящимися на государственной службе, они всегда отчасти апеллируют к интересам граждан, но при этом с тем же постоянством прямо или косвенно защищают государство и его служащих. Исторический опыт показывает, что последние отцы-законодатели, исходившие из общечеловеческих (вечных) принципов, в своем большинстве остались в поколении Соломона или Солона, хотя частично они были представлены и среди авторов первой Декларации прав гражданина и человека в революционной Франции, и среди составителей первой конституции США. В последние два века появление новых законов (даже в демократических странах) все чаще диктовалось не общечеловеческими принципами, а экономической, политической или даже ситуационной целесообразностью. Хотя большинство законов создается на основе субъективного тезиса «об умножении общественного блага» (как его понимают законодатели), на самом деле это нередко оказывается «не совсем так». Применительно к планируемому законодательству о борьбе с коррупцией, повторим еще раз, мы имеем безусловный парадокс: государство (как некий обезличенный субъект права и (или) его первое лицо, как персонифицированный символ высшей власти) заинтересовано в ее искоренении, а те, кто обеспечивает деятельность государства и являются не просто его частью, а его главным механизмом и осуществляют непосредственное управление — в ряде случаев — нет.

• [1] Более подробно см.: Решетников М. М. Демократия и гражданское общество: сопротивление реальности // Гражданское общество в России: возможность самоорганизации и механизмы правового регулирования: материалыНаучно-экспертного совета при Председателе Совета Федерации РФ. М. :Совет Федерации РФ, 2004. С. 88—96.