Неоднородность социокультурного пространства

Попытки выделить универсальные принципы, определяющие упорядочение людьми их отношений с окружением во времени, привели к обнаружению значительного количества структурных форм, которые оказались относительными. Более того, когда структуры были более или менее отграничены друг от друга, между ними обнаружилось свободное концептуально выделенное пространство с неопределенными формой и внутренними характеристиками, названное «маргинальным»^[1]. Оно стало предметом рассмотрения на социетально-институциональном и индивидуальном, дискурсивном и образном уровнях в качестве пустот между структурами, освобождающих место для проявления культурно «не связанных» импульсов и желаний людей.

Детерриториализация, маргинализация пространства. Примером метафорического осмысления этой темы могут служить идеи, разработанные Делёзом и Гуаттари. Предметом их интереса является пространственная организация человеком своего мира, основывающаяся на двух исходных допущениях. Во-первых, на представлении о том, что явление территориальности исторически вторично по отношению к первично неразграниченному, «детерриториализованпому» пространству. Во-вторых, на трактовке желания и его символизации (Лакан) как динамического начала, раскапывающего, децентрирующего целостного индивида. В таком контексте знаку приписывается функция, ограничивающая такое побуждение: он выделяет из безграничного пространства определенную территорию и вытесняет оттуда желание.

Понятие территориальности было заимствовано из этологии. Оно, как уже говорилось ранее, «обозначает совокупность процессов и разного рода механизмов, посредством которых живые существа провозглашают, маркируют и защищают территорию своего обитания для того, чтобы не допустить па нее посторонних»^[2]. В применении к человеку сюда добавляются «мотивированные познавательные и поведенческие структуры, которые человек демонстрирует по отношению к окружающей его физической среде обитания, на которую он предъявляет право собственности и которой он пользуется по преимуществу частным образом»^[3].

Предполагается, что на первой, дотерриториальной, стадии индивида можно считать представителем общественных желаний, намерений, движений и потому его поведение не ограничено индивидуальной идентичностью. Территориальная стадия характеризуется началом кодификации социальной жизни, ограничением свободного сканирования пространства, выделением в нем границ и структур. Популяция разделяется на индивидов, подчиняющихся такому порядку, и субъектов желания, которым в его рамках не остается места. Считается, что они добровольно перемещаются в маргинальные области, дистанцируясь от других, подчиняющихся процессу территориализации.

Эту метафорическую модель Делёз и Гуаттари применяют для рассмотрения современной социокультурной ситуации, полагая, что для нее характерна детерриториализация. Такое состояние обусловлено высоким уровнем множественности и динамизма событий современной жизни, которые не могут контролироваться существующими ныне культурными кодами. Результатом становится фрагментация социокультурного пространства постмодерна, где сосуществуют самые разные типы опыта, переживаний, представлений, элементы прошлого п настоящего. В этих условиях значительная часть людей вынужденно оказывается не в состоянии определить свое место в рамках разрушающегося прошлого культурного порядка. Детерриториализация вызывает маргинализацию целых социокультурных групп, теряющих свою позицию в разлагающейся иерархии социальных институтов. Соответственно складывается и определенная идеология, оправдывающая ценностный релятивизм, фрагментированность мира и личности, подвижность, незакрепленность переживаний и представлений, «маргинальность», децентрированность совместного существования людей.

Форма маргинального пространства. Другая метафора — номады (ведущие кочевой образ жизни) — обозначает социальные единицы, которые имеют территорию и определяют ее характеристики. Предполагается, что они всегда передвигаются привычными путями, которые соединяют подчиненные им точки и имеют самодовлеющую значимость, обладая внутренней последовательностью, собственным направлением, автономией. Номадическая «территория» наделяется пределами: она размещается между неосвоенной и структурированной модальностями пространства. Эти два фланга трактуются как механизмы контроля, ограничивающие ее рост и экспансивные тенденции. Таким образом, речь идет о людях, для которых подвижность, процесс оказывался способом существования.

Эта концепция отличается от социальнои культурно-антропологических представлений как об организованной («оседлой») социокультурной жизни, так и о миграционных процессах. Во-первых, различия связаны с ролью понятия «путь» (траектория движения) в определении характеристик пространства. В случаях оседлых обществ и миграционных процессов оно указывает всего лишь на переход из одного пункта в другой, даже если последний, как в случае миграции, оказывается неопределенным, непредсказуемым, нечетко локализованным. Движение номадов от точки к точке считается следствием и фактической необходимостью самого способа их существования. Соответственно жизнь современных «культурных номадов» трактуется как «интермеццо», где остановки в перемещениях по социокультурному пространству характеризуют всего лишь промежутки, а не начала или окончания «пути».

Оседлое пространство в отличие от номадического принято характеризовать наличием закрытых областей. Они определяются через фиксированные границы, внутреннюю структуру, и связываются с функциональной значимостью для поддержания стабильных социокультурных единиц. Считается, что такие образования состоят друг с другом в коммуникативных связях с помощью «дорог», «каналов», которые регулируют частоту, интенсивность, содержание обменов информацией. Номадические траектории распределяют людей в открытом пространстве, где необходимость в закрытых областях и регулировании связей между ними не предполагается. Соответственно оседлое пространство характеризуется структурированностью, и «дороги» пролегают между огороженными территориями, а номадическое считается «гладким», не имеющим внутренней формы. Его внутренняя подвижность не приводит к изменениям. Оно определяется как ризомное, и для его динамической характеристики вводится понятие «поток».

Представление о «гладком пространстве» относится к неоднородному полю, которое считается состоящим из нецентрированных неупорядоченных множеств; оно немерно, к нему не применимы представления о скорости и расстоянии; именно оно является необходимым условием для ризомного роста. Ему соответствует концепция «маргинального» субъекта, находящегося в околоструктурной зоне. В совокупности это позволяет переосмыслить категорию структуры. Она перестает обозначать неизменную целостность; вводится допущение о возможности деконструкции устойчивых связей между компонентами системы и перехода их в плюралистичное состояние, при котором они «прорастают» в ранее неосвоенное пространство, которое перестает быть таковым, поскольку приобретает своеобразные условные формы и границы, характерные для номадного движения.

Итак, классической концепции структурированного пространства с четкими динамическими траекториями идеологи постмодерна противопоставляют иную его модальность — бесструктурную. Она оставалась вне сферы интереса в рамках предшествующей познавательной парадигмы, но всегда имела имплицитную значимость. Это неорганизованные области социокультурной жизни, о феноменологичной важности которых в свое время говорил еще Сорокин. Применительно к современной культуре такая концепция подразумевает право свободного выхода за пределы установленных порядков.

• [1] Heller Th., Wellbery D. Introduction // Reconstructing Individualism. Standford, 1986.P. 1−15.
• [2] ГелдДж. Основы поведенческой географии. М., 1990. С. 98.
• [3] Там же. С. 99.