О системном подходе к системному подходу (1973)

В последние годы принципы системного исследования привлекают к себе все более пристальное внимание советских философов и представителей ряда других наук. Естественно, что тщательно анализируется опыт, накопленный в этом плане как в зарубежной, так и в отечественной науке. К сожалению, наследие классиков марксизма не изучено еще под этим углом зрения с необходимым вниманием, и дело ограничивается обычно простыми ссылками на то, что «Капитал» был первым классическим образцом системного исследования или что Ф. Энгельс определял мироздание как систему. Мы не разобрались до сих пор как следует и в том, что было сделано в этом направлении Гегелем, хотя его системологический опыт в высшей степени поучителен и своими достижениями, и своей ограниченностью.

Не подлежит сомнению, что успешное применение системного подхода при решении конкретных научных задач зависит в первую очередь от его методологической разработки. Пока что опыты такого рода предпринимались редко и на слишком абстрактном логико-математическом уровне. Не удивительно, что системный подход применяется поэтому чаще всего стихийно и непоследовательно и что довольно широкое распространение получают различные его искаженные интерпретации.

Одна из них — представление о чужеродности, если не враждебности, системного подхода диалектическому методу, хотя подход этот был разработан в основных своих чертах великими творцами диалектики Гегелем и Марксом. Необходимо со всей определенностью разъяснять, что системный подход есть конкретное проявление диалектического метода в тех гносеологических ситуациях, когда предметом познания оказываются системные объекты. Системный подход становится тем более необходимым, чем более сложные типы систем — сложнодинамические, самоуправляющиеся и т. п. — подлежат исследованию.

Другое, с нашей точки зрения, распространенное заблуждение, проистекающее из недостаточной разработанности методологии системного исследования, — его отождествление со структурным анализом; именно отсюда возникла ставшая едва ли не общеупотребительной странная формула «системно-структурный анализ»^[1]. В последней книге В. С. Тюхтина мы встречаем даже попытку теоретически обосновать данную формулу. Автор исходит из того, что «познание того или иного объекта как системы должно включать в себя… следующие основные моменты: а) определение структур и (или) организации системы;

б) знание структур позволяет определить собственные (внутренние) интегральные свойства системы… в) определение функций системы… г) определение генезиса системы…"¹. Вместе с тем он заключает, что именно и только «организация» и «структура» существенно характеризуют системы и что поэтому правомерно употребление понятия «системно-структурный подход»^[2][3]. Правда, для этого автору пришлось включить в понятие «структура» сами элементы, которые в ней связаны. Но и при этом остается неясным, почему можно трактовать функциональный и генетический аспекты системного исследования как простые следствия структурного анализа.

Существуют также точки зрения, приверженцы которых не менее решительно на первый план в системном исследовании выдвигают функциональный анализ — напомним хотя бы «теорию функциональной системы» П. К. Анохина^[4].

Очевидно, однако, что и тут системный подход предстает урезанным, редуцированным к одному из своих компонентов.

Неразработанность методологии системного исследования привела к еще одному распространенному заблуждению — к противопоставлению системного подхода историческому (или генетическому). Такое противопоставление явилось неизбежным следствием отождествления системного подхода со структурным, поскольку последний действительно бывает обычно связан с синхроническим разрезом изучаемых объектов, абстрагированным от их диахронического разреза. Между тем в ряде случаев теоретики осознавали не только неправомерность противопоставления системного подхода историческому, но и, более того, необходимость включения первым второго как одного из имманентных своих аспектов, наряду со структурным и функциональным анализом: такова была, например, позиция Р. Жерара, основанная на том, что каждая живая система имеет три основных параметра — структуру, функцию и историю^[5]. Аналогичный взгляд в применении к исследованию социальных систем изложен Д. М. Угриновичем^[6].

Мы видели, сколь близка к этому общая интерпретация системного подхода и у В. С. Тюхтина.

Таким образом, сегодня даже в марксистско-ленинской литературе сталкиваются самые различные представления о системном подходе. Наличие подобного разнобоя объясняется тем, что сам системный подход пока не стал еще объектом системного рассмотрения. В большинстве случаев та или иная его интерпретация просто декларируется, а не выводится теоретически, и при этом неизбежным оказывается его произвольное сведение то к какому-то одному, то к двум, то к трем аспектам исследования, в зависимости от научного «профиля» теоретика — логико-математического, технико-кибернетического или биологического. Поэтому сейчас главная методологическая задача состоит в применении системного подхода к самому системному подходу, т. е. осмысление его как организованного множества конкретных аспектов исследования, необходимых и достаточных для полноты характеристики изучаемых объектов и находящихся в определенной взаимосвязи и взаимодействии. Иначе говоря, системный подход должен быть измерен собственной мерой, должен обрести методологическое самосознание. Попытку решения этой задачи мы и изложим в настоящей статье.

Поскольку в самом определении системы наши ученые еще не пришли к единой точке зрения и поскольку не существует еще сколько-нибудь удовлетворительной систематизации систем, которая показала бы закономерность повышения уровней организованности объектов, подлежащих изучению — от самых простых систем (но уже систем!) и до самых сложных, — мы вынуждены сформулировать несколько исходных положений, на которых будет базироваться весь последующий анализ:

• а) системы начинаются там, где некое множество элементов оказывается так или иначе упорядоченным, образуя определенное целое, свойства которого не сводятся к свойствам составляющих его элементов;
• б) самым высоким типом системы является такой, которому присущи: сложная иерархическая организация; внутреннее и внешнее функционирование; саморегуляция на основе обратной связи; способность изменять свои состояния, сохраняя качественную определенность; историческая динамика, выражающаяся в закономерном процессе формирования, эволюционирования и гибели данной системы (подобные системы имеют биологическую и социальную природу);
• в) методология системного исследования должна быть разработана с учетом всего диапазона системных объектов, включая самые сложные типы (классы); это означает, что исторический аспект исследования не только не может быть выведен за пределы системного подхода, но и не может быть лишь формально признан его необходимым аспектом при действительном сведении системного исследования к структурному анализу, осуществляемому математическими средствами. Что же касается применения системного подхода к более простым системам, например техническим или химическим, не имеющим исторического и некоторых других параметров, то в этих случаях необходимо простое сокращение исследовательской программы за счет опускания некоторых ее аспектов.

Таким образом, в отличие от большинства авторов, разрабатывающих методологию системных исследований, мы считаем необходимым ориентироваться не на простейшие системы, а на сложнейшие, социально-исторические.

Безусловно, прав Э. С. Маркарян, утверждающий, что теория систем «никогда не сможет по-настоящему ответить предъявляемым ей требованиям, если она не будет обогащена знаниями о такой сверхсложной системе, какой является человеческое общество. Фундаментальные понятия и принципы общей теории систем, не будучи оплодотворены питательной почвой обществознания, не смогут быть построены должным образом»^[7].

Сложная система, биологическая или социальная, допускает и требует двоякого ее рассмотрения: во-первых, она может и должна быть рассмотрена в ее предметном бытии, в статике, временно отвлеченная от динамизма ее реального существования, ибо только при такой «остановке» познание способно охватить, описать, смоделировать состав и строение данной системы; во-вторых, она может и должна быть рассмотрена в динамике ее действительного существования. В свою очередь, динамика также проявляется двояко: движение системы есть, во-первых, ее функционирование, деятельность и, во-вторых, ее развитие — возникновение, становление, эволюционирование, разрушение. Соответственно этому, адекватное представление о сложнодинамической системе требует сопряжения трех плоскостей ее исследования — предметной, функциональной и исторической, поскольку они оказываются необходимыми и достаточными для системного подхода.

Рассмотрим теперь более обстоятельно каждую из них.

I. Предметный аспект системного исследования предполагает решение двух взаимосвязанных задач: во-первых, выяснение того, из каких элементов (компонентов, подсистем) состоит изучаемая система, и, во-вторых, определение того, как эти элементы между собой связаны. Иначе говоря, мы имеем тут дело с субстратным (или элементным) и со структурным анализом системы.

Изучение состава данной системы в контексте системного исследования не может ограничиться обнаружением содержащихся в ней элементов — такую задачу успешно решал и традиционный, чисто аналитический подход. Что же касается подхода системного, то поскольку он исходит из представления об изучаемой системе как о целостности ^[8],

постольку вычленение элементов и подсистем, образующих эту целостность, должно представлять их как необходимые и достаточные для самого существования данной системы. Лишь при этом условии мы можем отличить органически присущие ей элементы от инородных примесей, элементы имманентные от случайно привнесенных извне. Вместе с тем только определение необходимости и достаточности составляющих систему элементов открывает путь к изучению ее внутренней организации. А для этого нужно исходить не из эмпирического выделения каких-то обнаруживаемых в изучаемой системе элементов, а из представления об этой системе как о целом. Но откуда может возникнуть такое представление? Не полагаться же на чисто интуитивное понимание данной целостности!

Единственно эффективный путь решения этой задачи — подход к изучаемой системе как к части некоей метасистемы, т. е. извне, из среды, в которую она вписана и в которой она функционирует. Только так можно понять закономерности возникновения, существования и назначения данной системы — главную роль, которую она играет (призвана играть) во включающей ее метасистеме. И лишь получив такое общее представление об интересующем нас системном объекте, мы вправе придвинуть к нему вплотную наш исследовательский объектив и начать рассматривать его крупным планом; теперь у нас есть основание, идя от целого к частям, тем самым выявлять их необходимость и достаточность, обусловленную отношением каждой из них к целому, а значит, и друг к другу.

Структурный анализ оказывается, таким образом, диалектически связанным с анализом состава систем. При этом могут быть установлены две основные задачи структурного анализа: а) выявление закономерности взаимосвязей элементов системы, которые придают ей целостность и тем самым порождают у нее некоторые новые свойства, не сводящиеся к свойствам составляющих ее элементов (явление неаддитивности, или эмерджентности'. Поскольку именно структура объекта является носительницей его внутренней упорядоченности, она заключает в себе тайну его системной целостности; пока эта тайна не раскрыта, объект остается в нашем представлении хаотическим конгломератом обнаруженных в нем элементов; б) определение степени сложности данной системы, зависящей от того, на скольких уровнях располагаются составляющие ее элементы (или подсистемы); если они находятся на одном уровне, их связь носит чисто координационный характер (как это свойственно, например, структуре сложносочиненного предложения), если на двух или нескольких — она становится субординационной (как, скажем, в структуре сложноподчиненного предложения); возможно и сочетание обоих типов взаимоотношений элементов, при котором структура имеет и «горизонтальные», и «вертикальные» разрезы.^[9]

II. Получение той информации о системе, которую дает ее элементно-структурный анализ, позволяет перейти к изучению ее реальной жизнедеятельности — ее функционирования. Но при этом уже нельзя рассматривать систему абстрагированно от ее среды; теперь изучаемая система берется как относительно автономная подсистема некоей более обширной и сложной метасистемы. Если, например, атом есть подсистема в структуре молекулы, а электрон — подсистема в атомной структуре, то, с другой стороны, молекула есть лишь подсистема в структуре клетки и т. п. «Простейшей живой системой является клетка…— пишет И. И. Шмальгаузен, — наиболее высокоорганизованную и целостную (интегрированную) систему представляет собой отдельная особь… Сами особи объединяются между собой в системы, называемые населением, или популяцией… Популяции разных видов объединяются в систему, называемую биоценозом»^[10].

Превосходное разъяснение диалектики целостности системы и относительной самостоятельности образующих ее элементов содержится в словах Н. Винера о том, что «мир представляет собой некий организм, закрепленный не настолько жестко, чтобы незначительное изменение в какой-либо его части сразу же лишало его присущих ему особенностей, и не настолько свободный, чтобы всякое событие могло произойти столь же легко и просто, как и любое другое» ^[11].

Функциональный аспект системного анализа, подобно двуликому Янусу, смотрит и в недра исследуемой системы, дабы раскрыть механизм ее внутреннего функционирования, взаимодействия ее элементов, и в окружающий эту систему мир, в ее реальную среду, взаимодействие с которой составляет внешнее функционирование системы.

Внутреннее функционирование системы исследуется в его обусловленности, с одной стороны, ее элементным составом и ее структурой, а с другой — ее внешней функцией, которая, по П. К Анохину, определяет характер взаимодействия всех элементов системы^[12]. Так обнаруживается корреляция выделенных нами аспектов системного анализа. Что же касается исследования внешнего функционирования системы, то оно, в свою очередь, имеет двусторонний характер: его можно представить в кибернетических понятиях о прямой и обратной связи системы со средой, а можно описать как действенный обмен веществ или обмен энергией, выражающийся в том, что среда воздействует на находящуюся в ней систему, которая избирательно воспринимает и перерабатывает эти воздействия в соответствии со своей внутренней природой, а система активно воздействует на среду, сознательно или бессознательно, преднамеренно или непреднамеренно. Мы имеем здесь дело с взаимной детерминацией и взаимной рецептивностью. Поэтому анализ внешнего функционирования системы предполагает изучение ее адаптивной и, одновременно, адаптирующей (в терминологии Э. С. Маркаряна) активностей. Так, исследование характера, мировоззрения, поведения некоего исторического персонажа требует выяснения и процесса его формирования в конкретной социально-исторической среде, и его деятельности, устремленной на преобразование этой среды в том или ином направлении.

III. Исследование внутреннего и внешнего функционирования системы еще ничего не говорит нам, однако, о ее происхождении, развитии и перспективах ее дальнейшего существования. Это означает, что если анализ динамики реального бытия системы преодолевает абстрактность элементно-структурного анализа, то сам он тоже остается в известной мере отвлеченным, ибо абстрагирует систему от ее реальной истории. Вот почему применительно к исследованию социальных объектов (а часто и биологических) системный подход требует скрещения описанных нами аспектов анализа с историческим его аспектом.

Историческую плоскость системного исследования нельзя, как это нередко делается, отождествлять с генетической. В действительности исторический угол зрения имеет два аспекта — генетический и прогностический. Первый определяет необходимость осветить происхождение данной системы, процесс ее формирования и ее дальнейшей судьбы, вплоть до того времени, пока наблюдатель не делает ее предметом изучения; другой — прогностический — связан с рассмотрением перспектив дальнейшего развития системы, ее возможного, научно предвидимого будущего, ее ожидаемого поведения.

Считая излишним доказательство того, сколь существенно для понимания и элементного состава, и структуры, и функций данной системы, и ее корреляций с другими системами изучение ее генезиса и всего хода ее дальнейшего развития, напомним лишь известное методологическое указание В. И. Ленина: «Смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки зрения его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь»^[13]. В этом смысле мы могли бы сказать, что генетический подход содержит в себе ключ к верному пониманию изучаемой системы и что вне эволюционного аспекта исследования нельзя раскрыть с достаточной глубиной ее сущность, строение и функционирование.

Прогностический аспект анализа нуждается в более обстоятельной характеристике. Связанные ограниченными пределами настоящей статьи, мы лишь кратко сформулируем основные положения:

• а) данный аспект имеет неодинаковое значение в разных областях знания: с одной стороны, существуют науки, имеющие дело с изучением одного только прошлого, например археология или палеонтология; с другой — все чаще высказывается мнение о необходимости выделения отдельной науки о будущем — футурологии; вместе с тем одни науки имеют реальную возможность быстрой проверки своих прогнозов и предвидений, для других эта проверка может быть делом лишь далекого будущего;
• б) научное предвидение возможно постольку, поскольку будущее рассматривается как продолжение прошлого: если известны законы развития, определившие конкретные формы былого бытия, то понимание направленности развития позволяет установить и формы бытия грядущего. Классический пример применения такой методологии — открытие основоположниками марксизма закона революционного перехода от капитализма к социализму. С попытками применять эту методологию в частных случаях мы все чаще сталкиваемся в социологическом прогнозировании (в сфере экономики, демографии, жилищного строительства и т. д.). Один из интереснейших опытов такого рода в более широком культурном плане — статья Д. С. Лихачева «Будущее литературы как предмет изучения»¹;
• в) в отличие от генетического и всех прочих аспектов системного исследования прогностический аспект, не допускающий немедленной, а подчас и сравнительно скорой практической проверки, требует осторожного, гипотетического формулирования получаемых выводов, которые, сколь бы ни казались они основательными и прочно фундаментированными, остаются все же научными гипотезами.

Таково решение первой задачи, поставленной в настоящей статье, — выявить логику вычленения трех плоскостей системного исследования и двунаправленности анализа в каждой из них, и тем самым преодолеть произвольное сведение системного подхода к какому-то одному (или двум-трем) аспектам исследования. Графическая схема делает наглядными необходимость и достаточность данной структуры.

Заметим, что далеко не всегда системный подход может выступать во всей полноте составляющих его аспектов исследования: бывают такие гносеологические ситуации, когда правоверно отвлечение от того или иного аспекта и решение частной познавательной задачи, лежащей в пределах какой-то одной аналитической плоскости. Поэтому изучение структуры некоего объекта, осуществленное абстрагированно от его функционирования или истории, далеко не всегда правомерно характеризовать как структуралистское. Существенно важно тут знать, расценивает ли исследователь производимые им аналитические операции как односторонние, частичные, имея «в уме» другие плоскости исследования^[14][15], или же он убежден, что научный анализ сводится к моделированию одной лишь структуры объекта (или же только к описанию его поведения и т. д.).

В свете изложенного понятно, что системное исследование системного подхода также должно совместить три плоскости его рассмотрения — предметную, функциональную и историческую. Первую из них мы уже охарактеризовали, выявив необходимые и достаточные элементы системного подхода и показав их взаимосвязь в структуре целого. Мы отметили также взаимодействие основных элементов системного подхода, т. е. показали в самых общих чертах принципы внутреннего функционирования данной системы. Теперь мы должны рассмотреть ее внешнее функционирование и закономерности ее исторического развития.

Функционально системный подход определяется довольно просто: только он может преодолеть ограниченность аналитического подхода и адекватно представить изучаемые системные объекты. Тяга современных ученых самых различных областей знания к системному подходу и порождается его способностью моделировать целостности, а не сводить целое к механической сумме бесконечно умножающихся частностей. Весьма выразительно об этом сказал П. К. Анохин: «Ученые многих направлений науки в наши дни с большим вниманием изучают возможности системного подхода, который позволил бы осмыслить то, что нельзя понять при аналитическом, или, как выразился В. А. Энгельгардт, „редуцированном накоплении материала“. Этот подход является в какой-то мере жестом отчаяния. Совершенно очевидно, что мы сейчас стоим перед опасностью утонуть в обилии материала, накопившегося по „частным“ проблемам, не связанным в систему…»¹

Такова позиция физиолога.

А вот поразительно схожее заключение культуролога Л. М. Баткина, сделанное им в статье с показательнейшим названием — «Тип культуры как историческая целостность»: «Мы знаем о Ренессансе во сто раз больше, чем Мишле и даже Буркхардт. Но в отличие от них мы не знаем, что такое Ренессанс»; наше знание эпохи «теряется в деталях», и есть лишь один способ преодоления этого кризиса перепроизводства аналитической ин формации — «системный анализ культуры»^[16][17]. Не могу не добавить, что к системному подходу меня привело аналогичное осознание невозможности дальнейшего сведения искусства к простой сумме неких свойств, качеств, функций и стремление к получению научного представления о художественности как выражении целостного бытия искусства.

Понимание основной функции системного подхода проливает свет и на его историю. До тех пор, пока наука в XVI—XVIII вв. развивалась в аналитическом направлении (вспомним, как объяснял это Ф. Энгельс), она не испытывала необходимости в системном подходе, а господство метафизических представлений в философии не могло ей позволить теоретически осознать и методологически разработать его. (Именно господством аналитического подхода в науке Нового времени объясняется тот примечательный факт, что понятие «анализ» приобрело наряду со своим конкретным и точным значением второе значение, расширительное, обозначающее вообще научное исследование, тогда как оппозиционно-соотносительное понятие «синтез» сохранило свой конкретный узкий смысл.) Столь же естественно, что решение этой задачи оказалось органически связанным со становлением диалектического метода в философии Гегеля и с его развитием К. Марксом и Ф. Энгельсом; именно тут и должны мы искать теоретические основы и образцы практического применения системного подхода.

Почему же, однако, лишь в середине XX в. проблема системного исследования стала предметом всеобщего научного внимания?

И почему даже в марксистской литературе системная методология «Капитала» только сейчас оценивается по достоинству и становится предметом специального исследования?

Это объясняется, по-видимому, тем, что и в XIX, и в начале XX столетия аналитический подход далеко не исчерпал еще своих возможностей¹. В основных областях знания аналитически накопленного материала было недостаточно для того, чтобы непреложно возникла потребность в его системной интеграции. Но такая потребность все определеннее возникает в наше время, обусловленная, видимо, целым комплексом причин. На некоторые из них, порожденные развитием техники, было обращено внимание в серии статей, опубликованных в одном из томов ежегодника «Системные исследования»^[18][19]. Другие причины связаны с возрастающей ролью изучения биологических и социальных объектов в научной мысли XX в., ибо именно тут наука столкнулась с наиболее сложными системами, изучение которых традиционными аналитическими методами не давало нужного эффекта.

Весьма любопытна в этой связи ставшая популярной в среде сторонников системного подхода, хотя и неточно излагаемая, концепция одного из основоположников теории информации У. Уивера, согласно которой за последнее столетие естественнонаучное знание прошло в своем развитии три этапа: на первом, представленном наиболее ярко классической механикой, ученые сводили исследовавшиеся ими объекты к чему-то простому, к какой-то однородной основе; на втором этапе, отмеченном появлением теории вероятности и статистической физики, мир раскрылся науке в его необыкновенной сложности, но сложность эта представлялась как дезорганизация, как отсутствие строгой внутренней упорядоченности; и только на третьем этапе, в середине XX в., наука сталкивается лицом к лицу с «проблемой организованной сложности», и этот этап связан прежде всего с изучением органических объектов. Отсюда — формирование системного подхода и роль биологии в разработке общей теории систем и методологии системных исследований^[20].

Проблемы целостности, «организованной сложности», системности не менее важны и для социологии. Поскольку социальные системы значительно сложнее биологических, постольку разработка общих принципов системного исследования должна, подчеркнем это еще раз, опираться на социологический материал в еще большей мере, чем на материал биологический, а также на общую методологию науки — диалектический материализм. Прогностический аспект системного подхода и позволяет увидеть эту тенденцию возрастания роли социальных наук в разработке общей теории систем и методологии системных исследований. Такая разработка должна быть признана одной из важнейших задач марксистско-ленинской философии.

Важным элементом методологии системного анализа является проблема построения его категориального аппарата.

Уже Гегель показал, что понятия и категории, коими оперирует наука, сами представляют собой систему. Конечно, обоснование этой важнейшей логикогносеологической проблемы было у Гегеля идеалистическим, но В. И. Ленин увидел скрывавшуюся здесь гениально угаданную логику связи идей и вещей — логику отражения¹ Это значит, что если изучаемые нами явления реально сцеплены системообразующими связями и отношениями, то и отражающие их понятия должны также образовывать систему, а не «броуново движение» категорий. Более того, некое понятие вообще может получить категориальный статус только тогда, когда оно берется не изолированно, а вводится в систему научных понятий и соотносится тем или иным образом с другими. Именно в этом смысле В. И. Ленин говорил, что философские категории «надо вывести, а не произвольно или механически взять»^[21][22].

В марксистско-ленинской философии сделаны известные шаги для систематизации категорий диалектического материализма^[23], хотя связи и соотношения между такими, например, парами категорий, как «содержание и форма», «сущность и явление», «элементы и структура», остаются еще достаточно неопределенными.

Мы, несомненно, сталкиваемся тут с крайне сложной методологической проблемой, поскольку система категорий должна быть, с одной стороны, отражением системы реальных связей объективного мира, а с другой — порождением систематизирующей активности самого познания. Но, как бы то ни было, методология системного исследования предполагает решение двух взаимосвязанных задач: во-первых, изучение системных объектов как формы существования и движения реального мира, как проявления его упорядоченности; во-вторых, конструирование системы категорий, отражающей системные связи изучаемых объектов и делающей упорядоченным само познание.

• [1] См., напр.: Никитин Л. Н. Обсуждение методологических проблем системноструктурного анализа // Философские науки, 1971, № 5.
• [2] Тюхтин В. С. Отражение, система, кибернетика. Теория отражения в свете кибернетики и системного подхода. — М., 1972. — С. 11.
• [3] Там же. С. 15.
• [4] См.: Анохин П. К. Теория функциональной системы // Успехи физиологическихнаук. 1970. Т. 1. № 1.
• [5] См.: Раппопорт А. Различные подходы к обшей теории систем // Системныеисследования: Ежегодник, 1969 / Ред. кол.: И. В. Блауберг, О. Я. Гельман, В. П. Зинченкои др. — М" 1969. — С. 64—65.
• [6] См.: Угринович Д. М. Марксизм, структурализм, функционализм // Вести. Моек, ун-та. 1970. № 3.
• [7] 2 Маркарян Э. С. Вопросы системного исследования общества. — М., 1972. — С. 23.
• [8] См.: Садовский В. Н. Общая теория систем, или Метатеория // Вопросы философии. 1972. № 4.
• [9] См.: Новик И. Б. О моделировании сложных систем: Философский очерк. — М., 1965. — С. 96.
• [10] 2 Шмальгаузен И. И. Кибернетические вопросы биологии. — Новосибирск, 1968. —С. 189.
• [11] Винер Н. Я. — математик. — М., 1967. — С. 314.
• [12] См.: Анохин П. К. Теория функциональной системы. Л., 1976.
• [13] Ленин В. И. Поли. собр. соч. — Т. 39. — С. 67.
• [14] Новый мир. 1969. № 9.
• [15] См.: Каган М. С. Морфология искусства: Историко-теоретическое исследованиевнутреннего строения мира искусств [128].
• [16] Анохин П. К. Философские аспекты теории функциональной системы // Вопросыфилософии, 1971. № 3. — С. 55—56.
• [17] Вопросы философии. 1969. № 9. — С. 104, 105.
• [18] См.: Пахомов Б. Я. О системной методологии // Философия и естествознание / Подред. Б. Я. Пахомова. А. С. Кравца. — Воронеж. 1971. (Методология системно-структурныхисследований: Вып. 3).
• [19] Системные исследования: Ежегодник, 1971 / Ред. кол.: И. В. Блауберг и др. — М., 1972.
• [20] 20 См.: Weaver W. Science and Complexity // American Scientist, 1948. Vol. 36. № 2. —P. 536—539.
• [21] См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. — Т. 29. — С. 179.
• [22] Там же. — С. 86.
• [23] Один из последних опытов такого рода — книга О. С. Зелькиной «Системноструктурный анализ основных категорий диалектики» (Саратов, 1970).