Риски разрывов и синтеза социума

Парадоксальные разрывы и синтезы, по существу, представляют две стороны нелинейной социокультурной динамики. Весьма часто разрывы и синтезы присутствуют одновременно в одних и тех же процессах. Так, процесс «детрадиционализации» способствует возникновению парадоксальных разрывов ценностей. Хотя сами традиции могут сохраняться, они утрачивают свое прежнее ценностное содержание и потому перестают выполнять функцию значимых авторитетов, задающих строгие, предсказуемые модели поведения. «Традиция, лишенная содержания и подвергшаяся коммерциализации, — отмечает Э. Гидденс, — превращается либо в часть исторического наследия, либо в китч — безделушки из сувенирного магазина в аэропорту»^[1]. «Детрадиционализация» способствует образованию прерывистости в общественном сознании. Становится очевидным, что формирующиеся нелинейное, плюралистическое общественное сознание с уникальными, индивидуальными пластами, с разрывами и парадоксами в принципе отлично от прежнего общественного сознания, представлявшему собой относительно целостную систему. Естественно, эти процессы порождают специфические риски, связанные с выбором непредсказуемых моделей поведения, в которых содержится парадоксальная инновационность — сказанное, несказанное или квазисказанное, а также блеф. В итоге формируется «расколотое» или «разорванное» общественное сознание^[2], отличное от прежнего, представлявшего собой относительно целостную систему. Вместе с тем разрывам сопутствует парадоксальный синтез — «в одном и том же человеке одновременно уживаются противоположные, а иногда и просто взаимоисключающие друг друга оценки, установки, ориентиры и намерения. Человек как бы бежит сам от себя и от общества в одно и то же время в прямо противоположных направлениях»^[3]. В связи с этим важно заметить, что современные метаморфозы и парадоксы общественного сознания не есть абсолютное зло. Да и добром для современного общества (с учетом его нелинейной динамики) не может быть целостное общественное сознание со стойкими референтами — это утопичное видение перспектив развития общественного сознания. Нужно не противостоять, а принять факторы неопределенности, случайности, открытости, разрывов и синтезов в общественном сознании.

Такое парадоксальное единство разрывов и синтезов способствует производству рисков с увеличивающейся динамической сложностью. Как было отмечено выше, риски имеют динамичную природу. Но сама она в условиях нелинейной динамики подвержена увеличению сложности. Это проявляется, во-первых, в том, что разрывы и синтезы резонансно воздействуют на динамику рисков, усложняя ее. Амплитуда рискогенности под влиянием наложения последствий разрывов и синтезов может возрастать в разы. Сегодня люди все чаще сталкиваются с «запредельными» рисками. Имеет место и интерференция рисков — наложение их друг на друга, в результате чего возникает парадокс: риски, являющиеся следствием функционирования системы в целом (как правило, речь идет об институциональных рисках), по своим качествам не сводятся к рискам ее частей. Пример тому — возникновение разнокачественных рисков в процессе демократизации России. В стране утверждается демократия, важнейшей составляющей которой является свобода самоорганизации, хотя в ней весьма велик компонент неупорядоченности и хаотической деятельности, не управляемой должным образом институциональными структурами (риски монополизма, коррупции). Но само возникновение самоорганизованных индивидуальных и коллективных акторов знаменует собой разрыв с практиками прошлого, когда управление проводилось в отношении пассивных субъектов и, как правило, путем идейно-силового давления. Риски самоорганизации являются необходимым условием инновационного развития страны, достижения материальных и культурных благ, а также обретения социального и политического капитала. В свою очередь, хаотическая самоорганизация порождает риски инноваций социально-патологического толка, вносящие очевидные дисфункции особенно в правовое и экономическое поля, на что россияне в целом вынуждены определенным образом рефлексировать.

При этом россиянам приходится иметь дело с интерференцией качественно разных рисков, что свидетельствует о противоречиях и парадоксах в развитии российской демократии. В реальных демократических практиках, по существу, содержится как квинтэссенция наших достижений в становлении самоуправления народа, так и проблемы, исходящие от синкретизма власти, собственности и управления, которые своими корнями уходят в индустриальное общество. Специфика рисков этих парадоксов обусловлена тем, что составляющие нашего демократического устройства относятся к разным темпомирам, производя, соответственно, разные по характеру риски. Свобода творческой, предпринимательской, политической деятельности как составляющей социальной самоорганизации (хотя они деформированы излишним хаосом, который ныне преодолевается) характерна для рефлексивного модерна, синкретизм же власти, собственности и управления — для модерна индустриального, что проявляется в виде всевозможных дисфункций по отношению к современным демократическим институтам.

Во-вторых, парадоксальное единство разрывов и синтезов увеличивает неопределенность рисков. Практически невозможно калькулировать риски, являющиеся следствием парадоксальности общественного сознания или же риски глоболокальных разломов, травм и синтезов. Неопределенность рисков обусловлена и тем, что они «не исчерпываются уже наступившими следствиями и нанесенным ущербом. В них находит выражение существенная компонента будущего»^[4], — замечает У. Бек.

В-третьих, разрывы и синтезы, взятые вместе, существенно изменяют характер социального пространства. Смысл пространства социален. Парадоксальное единство разрывов и синтезов может существенно изменять и значение дистанций, и их координаты, и порождать взаимопроникновения множества самых различных пространственных сетей, что, соответственно, усложняет динамику рисков и, соответственно, жизненных шансов конкретных людей. Естественно, изменяется восприятие рисков, удаленных во времени и пространстве: «Отсрочка во времени и отдаленность в пространстве также являются факторами, уменьшающими беспокойство, которое в противном случае вызывает осознание риска как риска»^[5], — пишет Э. Гидденс, что, однако, далеко не всегда касается собственно последствий рисков, отдаленных в пространстве и времени.

В-четвертых, парадоксальное единство разрывов и синтезов, несомненно, влияет на социальное время, «сжимая» или, напротив, «растягивая» его, увеличивая при этом динамическую сложность рисков. Так, в условиях предельного случая производства риска как бедствия, считает О. Н. Яницкий, «день и ночь — оцениваются уже не как привычные периоды бодрствования и сна, работы и отдыха, а с точки зрения вероятности причинения ущерба и защиты от него, т. е. как более или менее опасные „временные коридоры“ для человеческой активности»^[6]. По нашему мнению, нелинейная динамика рефлексивного модерна не исключает динамику опасности/безопасности в тех или иных «временных коридорах».

В-пятых, парадоксальное единство разрывов и синтеза проявляется и в том, что порядок новых систем образуется и укрепляется за счет разрывов, разуиорядочения других систем, организация одной социальной системы сопровождается дезорганизацией (в том числе патологической) других социальных систем. Внешняя среда (другие системы) не может не сопротивляться этой энтропийной экспансии, хотя для собственной креативности энтропия ей необходима^[7]. В итоге в противоположность порядка индустриального модерна, основанного на жестких ценностях, возникает динамическая социальная организованность, которой адекватны риски с высоким уровнем динамической сложности. Исходя из этого, современно упорядоченным следует считать такой социум, который открыт для творчества индивидов, восприимчив к возникающим инновациям, реагирует на них структурными изменениями, расширяющимися возможностями креативного обновления своего компонентного состава и повышающими общую устойчивость в динамичной внешней среде^[8]. Такая среда имманентно сопряжена с динамически сложными рисками.

В-шестых, в России, хотя медленно, утверждается адекватное рефлексивному модерну нелинейно-гуманистическое мышление, предполагающее понимание того, что соразвитие систем и акторов позволяет резонансно объединять материальный, культурный и интеллектуальный потенциалы. Оно предполагает не только признание «конца Другого»^[9], но и «космополитическую рефлексию», «солидарность с чужаками»^[10]. Вместе с тем такая солидарность, основанная на разрывах границ маргинальности, традиционных представлений о чужаках, предполагает парадоксальные стратегии и, конечно, принципиально новые риски жизнедеятельности, конструирования своего будущего. Ведь, по существу, акторам приходится принимать решения и действовать в направлении соединения конкурирующих и противоборствующих систем (подчас в отсутствие общего языка) в сложные целостности, функционирующие на основе науки и искусства жить вместе.

Таким образом, в условиях нелинейной динамики рефлексивного модерна риски подчас легитимно воспроизводятся современными институтами, предлагающими для индивидов многообразие выборов решений и действий. Практически любой выбор или неучастие в выборе — чревато риском, включая риск упущенных возможностей обретения материальных или культурных благ. В отличие от опасности современный сложный риск нельзя уничтожить вообще: «Риск — неотъемлемая принадлежность прогресса»^[11], — подчеркивает У. Бек. Произведенные парадоксальным единством разрывов и синтезов риски с увеличивающейся динамической сложностью могут приносить не только проблемы людям, но и способствовать инновациям, включая поиск и разработку принципиально новых гуманных форм жизнедеятельности.

• [1] Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. С. 60—61.
• [2] См.: Тощенко Ж. Т. Парадоксальный человек. С. 37.
• [3] Там же. С. 55.
• [4] Бек К. Общество риска. На пути к другому модерну. М.: Прогресс-Традиция, 2000.С. 38.
• [5] Guldens A. Modernity and Self-Identity: Self and Society in the Late Modern Age. Cambridge: Polity Press, 1991. P. 124.
• [6] Яницкий О. II. «Критический случай»: социальный порядок в «обществе риска». С. 364.
• [7] Романов В. Л. Социальная самоорганизация и государственность. 2-е изд. М.: Изд-воРЛГС, 2003. С. 61.
• [8] Романов В. Л. Социальная самоорганизация и государственность. С. 40.
• [9] По У. Беку, «Другой» как рискогенный фактор перестает существовать в качестве обособленного социального и культурного феномена: в «обществе риска» производство рисков, имманентно присущее любому общественному производству, затрагивает жизнедеятельность всех людей, где бы они ни находились.
• [10] Бек У. Космополитическая перспектива: социология второй эпохи модерна. С. 686—687.
• [11] Бек К. Общество риска. На пути к другому модерну. С. 55.