Происхождение будущего времени

Существует две точки зрения на то, в какой период оформилось в русском языке самостоятельное будущее время. С одной стороны, в курсе старославянского языка принято выделять две формы аналитического будущего времени: сложное будущее первое (абсолютное будущее) и сложное будущее второе (преждебудущее). Формы, аналогичные старославянским, встречаются и в древнерусских текстах. Однако при внимательном взгляде оказывается, что так называемое сложное будущее время представляло собой в древнерусском языке составные глагольные и составные именные сказуемые, выражавшие оттенки модальных и фазисных значений. Иными словами, мы имеем дело не с грамматическими формами, входящими в систему времен и наклонений, а с определенными синтаксическими конструкциями. В табл. 10.10 представлены наиболее употребительные модели, выражавшие так или иначе действие по отношению к будущему.

Таблица 10.10

Модели, выражающие будущее время.

Приведенные образцы невозможно признать аналитическими формами будущего времени по двум причинам. Во-первых, идея будущего времени осложняется в каждом случае дополнительными оттенками грамматического или лексического значения (в табл. 10.10 указаны лишь основные). Более того, исследователи отмечают контексты, в которых вообще не реализовано значение будущего времени, ср.: воуде (ть) покоупи (д^гь) кн (зь) велики (и), д^гЬ (дъ) твои: здесь речь идет о деде адресата, а значит, о прошлом¹. Таким образом, о категории будущего времени можно говорить с момента, когда происходит обобщение, нейтрализация всех модальных различий и выделяется абстрактное значение действия в будущем.

Во-вторых, приведенные примеры не обладают единообразием и обязательностью средств выражения, не имеют грамматической регулярности. Свободный характер приведенных сочетаний подтверждается широким выбором вспомогательных глаголов, ср. и.ид.иь, иллоу, хощю, х^чю, нлчьноу, почьноу, оучкноу, а также не указанный в таблице станоу (распространился в XVI—XVII вв.). Таким образом, вторым условием выделения категории будущего времени была утрата в истории русского языка всех вариантных форм и закрепление единственного глагола в качестве связки (куду в литературном языке, нму в ряде диалектов).

Отметим, что в первоначальном наборе функций глагола вл^дл* уже проявилась тенденция, позволившая ему закрепиться в качестве вспомогательного элемента аналитического будущего времени. Этот глагол этимологически не связан с глаголом существования БЫТИ. Форма БЛДЛч —" воудоу, вероятно, восходит к широкому ряду родственных основ с общим значением ‘бодрствовать, следить, замечать': въд’Ьти, воудити, блюсти. В общем для всех слов корне проявляются различные ступени чередования: *bud // *boud // *beud. Первоначальное значение корня бжд- = *bod- ‘становиться явным, доступным для наблюдения, заметным'; при этом фазовое значение начала действия выражалось при помощи инфикса^[1][2]: *bu (n)d —> *bQd. В праславянском языке произошло отождествление глаголов *byti и *b.

Развитие абстрактного бытийного значения при сохранении модальных оттенков позволяло глаголу Боудоу выступать в качестве вспомогательного глагола, причем в конструкциях не только второго будущего, но и первого. С инфинитивом (будущее первое) этот глагол был возможен в условных придаточных предложениях: лже кудетк търговлтн¹. Однако в таких же конструкциях он часто употреблялся и в составе преждебудущего времени: лще куду Б (ог)у оугодилъ^[3][4].

Характерно, что в последнем примере проявляется архаичный оттенок значения глагола куду — ‘сделаться явным, известным': угодил ли праведник Богу, станет известно до момента другого события в будущем (иреждебудущее значение). Однако сами богоугодные действия праведника совершались в том числе и в прошлом. Следовательно, семантической спецификой глагола куду определялась неустойчивость грамматического значения преждебудущего времени: в отличие от «явленное™» события, сами действия могли относиться к любому времени, в том числе и к прошлому. Это и привело к разрушению преждебудущего времени в период после XVI в.: употребление в условных конструкциях по отношению к прошедшим событиям усиливало функциональную значимость перфектного причастия и делало допустимым пропуск связки. Это автоматически превращало преждебудущее время в прошедшее и вело к пополнению состава перфекта^[5]: лще (поудетк) ко упилъ —> (лще) купил —> купил. Глагол-связка мог сохраняться в подобных конструкциях, но он терял согласование и приобретал функцию условного союза — так возник союз буде, устаревший в современном русском языке: поуде (ть) коу- пплъ —> пуде купмлъ ‘если купил'.

Отождествление с глаголом кыти позволяло форме коудоу употребляться в качестве глагола-связки не только с глаголами, но и с именами. Ср. в Лаврентьевской летописи: но на rop’fe грлдъ же si: Киквъ. идеже ксть нын’к дворъ ГорДАтннъ. 15; совдокутксА и пудуть назн. Зоб.; ир (Авьдкни)к^гк пудеть. & слуха зла не оуконтса. 20об.; и да кудетк рдкъ въ веек в’ккъ. 14. В результате подобного употребления куду’стал восприниматься как универсальная связка, что позволило ему в дальнейшем вытеснить другие вспомогательные глаголы из конструкции со сложным будущим. Однако этот процесс происходил очень долго и завершился только в XVIII в.

В истории сложного будущего времени происходила конкуренция вспомогательных глаголов, определявшаяся их модальными оттенками, а также жанрово-стилистическои и диалектной принадлежностью памятников письменности. В ряду илгкти, начати, Хочгкти модальное значение в наибольшей степени было утрачено глаголом илгЬти. Именно он наиболее широко распространился в древнерусском языке, однако исходная форма иллалль и т. п. являлась церковнославянизмом; в древнерусских памятниках этот глагол обычно демонстрировал спрягаемые формы первого класса: нму, имешн и т. п. После распада древнерусского языка именно глагол нму сохранил продуктивность в ряде русских диалектов, а также стал использоваться для образования будущего времени в малороссийском языке: укр. ходитыму ‘буду ходить'.

Формы с глаголом //.избыли распространены и в раннем старорусском языке, однако там развитие сложного будущего времени определялось во многом нормами деловой письменности, в которой в XV—XVI вв. получил распространение глагол учну; а также однокоренные формы типа почну; начну. Как известно, они первоначально обладали, как и глагол пуду, начинательным значением: можно предположить, что именно фазовая семантика стала в русском языке основой для формирования значения абстрактной будущности.

Однако понятие о будущем времени включает не только потенциальное указание на начало действия. Сама идея будущности связана с разными модальными и фазисными аспектами действия. Формы будущего времени (или настоящего в значении будущего) могли выражать в древнерусских текстах повеление, пожелание, совместность действия, его необходимость, возможность, развитие настоящего в будущем, предположение или уверенность в действии и т. п.^[6] Неслучайно значение и употребление форм будущего времени пересекались с повелительным наклонением (ер. выше форму да кудеть).

Подобная комплексная, временная и модальная, семантика выражалась как формами сложного будущего времени, так и синкретичными формами настоящего времени: иду ~ приду ‘начал движение (в определенном направлении) и закончу (планирую закончить) его в ближайшее время'. С развитием категории вида произошла дивергенция синкретичных форм настоящего времени: ‘действие в момент речи с направленностью в будущее' —> ‘действие в момент речи (процесс)' — ‘результат действия в будущем'. Эта дивергенция соответствовала делению основ на непредельные (иду) и предельные (приду). В раннем древнерусском языке такое деление еще не отражалось в темпоральных значениях, например в Лаврентьевской летописи: к афетов’к же части с^длть (‘живут') русь; Фраговс и прочим доже прнекдлть (‘живут рядом, по отношению к') запада кт полуночью, л. 2. Значение будущего времени еще не сформировалось у ирезентных форм, так как для приставок было важнее их вещественное (пространственное) значение, а не грамматическое (видовое). Ср. в другом примере описание рек (настоящее постоянное) с указанием на продольное направление или устремленность внутрь (в озеро): Из негоже чозера потечеть Волхова и вътечеть в озеро великок Ново. л. 3.

После XIII в. происходило постепенное переосмысление форм настоящего времени, противопоставление предельных и имперфективных основ. Это происходило за счет появления новых суффиксальных глаголов, прежде всего с суффиксом ива/ыва¹. Особенно широко формы типа иоведываелгь, нрикладываел^ть, а также вторичные бесприставочные производные читываелхт и т. п. распространялись начиная с XV в. Такие глаголы выделяли из исконной синкретичной семантики указание на процесс и тем самым формировали современное значение настоящего времени — настоящее в чистом виде. На фоне подобных имперфективных глаголов приставочные глаголы совершенного вида стали выражать идею собственно будущего времени: прочитаю ‘я начал читать и собираюсь прочитать весь текст' —> прочитаю ‘я начал читать и…' — прочитываю ‘я в процессе чтения' —" прочитаю ‘я в будущем времени осуществлю чтение' — прочитываю ‘я в настоящее время (регулярно) осуществляю чтение'. Как видно из последнего примера, многие старые имперфективные глаголы, продолжая свое семантическое развитие, приобрели особое значение регулярно повторяемого действия (ср.: почитываю, похаживаю).

Вместе с выделением простого будущего времени окончательно произошел выбор в литературном языке максимально абстрактного и универсального глагола-связки вуду, который начал широко употребляться в письменности с XVI в. Конкуренция форм аналитического будущего в старорусском языке привела к следующему результату: в деловой письменности XVII в. сохранялись по традиции конструкции с учну (нейтральные в отношении модальности и фазиса, но устаревшие), а в бытовой речи возобладали связки буду и стану^[7][8]. В XVIII—XIX вв. произошло их распределение по фазису: связка буду сегодня нейтральна, а стану может указывать на начато действия.

Контрольные вопросы

• 1. Какие формы сложного будущего времени существовали в древнерусском языке? Приведите примеры.
• 2. Чем отличается современное аналитическое будущее время от древнерусского сложного будущего? Почему древнерусские формы следует скорее считать особыми синтаксическими конструкциями?
• 3. Какова этимология глагола кждж?
• 4. Как произошло отождествление глаголов кждж и выти и каковы последствия этого процесса?
• 5. Как проявлялась семантическая специфика глагола вуду в составе преждебудущего времени?
• 6. Каким образом происходила утрата преждебудущего времени в истории русского языка?
• 7. В каких синтаксических конструкциях употреблялся глагол вуду в древнерусском языке? Как изменились его функции в современном русском языке?
• 8. Как развивались формы сложного будущего времени в старорусском языке? Какие вспомогательные глаголы конкурировали в текстах XV— XVII вв.
• 9. Какие модальные и фазисные оттенки значения выражались в древнерусском языке формами будущего времени?
• 10. Какое значение выражалось синкретичными формами настоящего времени в древнерусском языке? Приведите примеры.
• 11. Каким образом происходила дивергенция форм настоящего времени в истории русского языка?

• [1] См.: Борковский В. Я., Кузнецов П. С. Историческая грамматика русскогоязыка. С. 288.
• [2] См. параграф 10.2.
• [3] См.: Горшкова К. В., Хабургаев Г. А. Историческая грамматика русскогоязыка. С. 295.
• [4] Там же. С. 296.
• [5] См. параграф 10.3.
• [6] См.: Колесов В. В. История русского языка. С. 490—497.
• [7] Подробнее см.: Горшкова К. В., Хабургаев Г. Л. Историческая грамматика русского языка. С. 319—321.
• [8] Подробнее см.: Горшкова К. В., Хабургаев Г. Л. Историческая грамматика русского языка. С. 323—324.