Проблема истины и реализма

Но такой ответ закономерно приводит к довольно сложному отношению к проблеме истинности теорий у К. Поппера. «До того как я познакомился с теорией истины Тарского (см. [16; 13, с. 138—141]. — А. Л.) ~ — говорит К. Поппер, — моя позиция… была такова: хотя я сам, как почти каждый, признавал объективную, или абсолютную, теорию истины как соответствия фактам, я предпочитал избегать пользоваться этим понятием¹. Мне казалось безнадежным пытаться ясно понять эту весьма странную и неуловимую идею соответствия между высказыванием и фактом… Ситуация изменилась после появления предложенной Тарским теории истины как соответствия высказываний фактам. Величайшее достижение Тарского… в том, что он реабилитировал теорию соответствия, т. е. теорию абсолютной, или объективной, истины, к которой относились с подозрением… Он показал, что мы вправе использовать интуитивную идею истины как соответствия фактам» [10, с. 336—337].

Дело в том, что в силу проблем, выявленных еще в XIX в., возникло опасение, что такое понимание истины может быть логически противоречивым. О трудностях применения понятия истины говорил и известный «парадокс лжеца»^[1][2] (решение которого и было целью теории Тарского). В связи с этим были выдвинуты «три соперницы теории истины как соответствия фактам (или «корреспондентной теории истины», соответствующей классическому пониманию истины за которое ратовал Поппер. — А. Л.) — теория когеренции, принимающая непротиворечивость за истинность, теория очевидности (self-evidency), принимающая за «истину» понятие «известно в качестве истины¹¹ _у и прагматистская, или инструменталистская, теория, принимающая за истину полезность, — все они являются субъективистскими… теориями истины в противоположность объективной теории Тарского [ 13]», — говорит Поппер [ 10, с. 339—340]. «Я хочу иметь возможность говорить, что целью науки является истина в смысле соответствия фактам, или действительности, — утверждает Поппер. — И я хочу также иметь возможность говорить (вместе с Эйнштейном и другими учеными), что теория относительности является… лучшим приближением к истине, чем теория Ньютона, точно так же как эта последняя является лучшим приближением к истине, чем теория Кеплера. И я хочу иметь возможность говорить это, не опасаясь, что понятие близости к истине, или правдоподобности, логически некорректно, или «бессмысленно». Другими словами, моя цель — реабилитация основанной на здравом смысле идеи, которая нужна мне для описания целей науки и которая, утверждаю я, в качестве регулятивного принципа (пусть даже неосознанно и интуитивно) лежит в основе рациональности всех критических научных дискуссий» [11, с. 65].

Поппер верил, что объективная истина существует и что развитие науки приближает нас к ней, что последовательность фальсификаций, которым подвергает природа наши теории, обрабатывает их (как море обтачивает гальку) так, что они изменяются в направлении приближения к истинеК Но в то же время он (вслед за Тарским) констатирует отсутствие логических критериев для определения того, приближается конкретная теория к истине или нет. Поэтому истина для Поппера — это лишь регулятивный принцип.

С истиной как соответствием фактам тесно связаны реализм и объективность научного знания. Логика аргументов Поппера в пользу реализма напоминает его логику защиты понятия истины. «Реализм — существенная черта здравого смысла, — говорит он. — Здравый смысл различает видимость (appearance, то, что кажется), и реальность (reality)… Самый очевидный сорт — съедобные вещи (я предполагаю, что именно они создают основу для чувства реальности) или же объекты, оказывающие нам большое сопротивление (objectum — то, что стоит на пути нашего действия), такие, как камни, деревья или люди. Выдвигаемый мной тезис состоит в том, что реализм нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Как и все, выходящее за пределы логики и конечной арифметики, реализм недоказуем; при этом эмпирические теории опровержимы, а реализм даже не опровержим (он разделяет эту неопровержимость со многими другими философскими, или «метафизическими», теориями, и особенно с идеализмом)… Никакое поддающееся описанию событие и никакой мыслимый опыт не могут рассматриваться как эффективное опровержение реализма…

Однако мы не должны упускать из виду ее {науки) тесную связь {relevance to) с реализмом, несмотря на тот факт, что есть ученые, которые не являются реалистами, как, например, Эрнст Мах…"^[3][4] [11, с. 45—47].

• [1] Удивительно, но это ему удавалось делать, «не впадая в прагматизм или инструментализм».
• [2] В изложении Евбулида из Милета (IV в. до н.э.) этот парадокс звучит так: «КритянинЭпименид сказал: „Все критяне лжецы“; Эпимснид сам критянин; следовательно, он лжец. Но если Эпименид лгун, то его утверждение, что „все критяне лжецы“ ложно; значит, критяне не лгуны; Эпименид сам критянин; следовательно, он не лгун и его утверждение, что"все критяне лжецы», правильно" [4, с. 284].
• [3] Поппсровское «приближение к истине» существенно отличается от хорошо известныхленинских категорий относительной и абсолютной истины. Для Ленина существовал критерий истины — общественная практика. Для логика Поппера такого критерия не существуетв принципе.
• [4] Популярность Маха и конструктивизма вообще сильно коррелирует с периодом научных революций. Причину этой неслучайной связи мы рассмотрим ниже.