Между Востоком и Западом: австромарксизм и франкфуртская школа

Особую роль имеет австро-марксистская школа, возникшая в начале XX в. (М. Адлер, К. Раннер, Р. Гильфердинг, О. Бауэр), представители которой были объединены характером своей научной деятельности, когда Штаммлер, Виндельбанд и Риккерт критиковали марксизм с точки зрения философии. В философии они находились под влиянием неокантианцев и пытались вырабатывать новые гносеологические и научно-теоретические основания марксизма. Почти все они учились у профессора государства и права при Венском университете Карла Грюнберга (1861—1940), который наряду с А. Лабриолой, был первым профессором марксистской ориентации. Марксистский исследовательский институт сначала возглавлял Питер Грюнберг, затем Фридрих Поллок (1927) и Макс Хоркхаймер (с 1931). В журнале института публиковались работы К. Корша, Д. Лукача, Д. Рязанова, Г. Гроссмана, Т. Адорно, литературоведов Л. Левенталя, В. Беньямина, психоаналитиков Э. Фромма и Г. Маркузе и других. Первые проблемы, которые исследовались, — соотношение между различными областями культуры, их независимость друг от друга и закономерности их изменения. Теоретик-критик ищет путь рационального развития общества, где нет эксплуатации. Все они нашли пристанище после 1933 г. в Колумбийском университете Нью-Йорка. После окончания войны вначале Т. Адорно, М. Хоркхаймер, Дж. Поллок, а затем А. Шмидт, О. Негт и Ю. Хабермас вернулись во Франкфурт.

Основы критической теории Франкфуртской школы отчасти напоминали взгляды Лукача на марксизм, поскольку относились к общественной науке (и к науке вообще), как к чему-то, что тоже участвует в создании социальных условий, в которых живут люди, поэтому они критиковали веру позитивистов в абсолютную объективную науку. В работе «Диалектика просвещения» (1947) Хоркхаймер и Адорно утверждают, что вера периода просвещения в способность разума создать лучшее и более свободное общество должна быть поставлена под сомнение. Разум обратился в свою противоположность, в неразумность и гнет. Он стал скорее инструментальным, чем критичным. Адорно утверждает, что негативная диалектика должна перевернуть ложную уверенность философских систем и актуализировать индивидуальное.

Макс Хоркхаймер (1895—1973) утверждал, что прибыль и планирование порождает репрессии, фашизм Логика структуры индустриального общества заменила плановый принцип прибылью, положив в основание этого общества понятие рациональности, так что коммунизм, как госкапитализм, оказался заурядной версией авторитарного государства. Исследование исторической логики западной цивилизации и инструментального разума привело его к выводу, что эмансипация человека может обернуться эпохой варварства. Неотделимый от природы цивилизованный разум породил болезнь господства над природой, что в итоге сделало человека инструментом, ибо техника, расширяя горизонты мысли и действия, лишает человека автономии, силы воображения и независимости собственного суждения. Прогресс угрожает разрушением идеи человека и философией индустриального общества становится философия расчетливого разума, при котором мышление не более чем инструмент социальных действий. Тогда как объективистские философии оказались несостоятельными, массовая культура навязывает неадекватный образ жизни, «продуктивность» соизмеряется с пользой, так что разум доложен разоблачить свое неподлинное бытие. Закономерно, что Хоркхаймер в «Ностальгии по совершенно Иному» (1961) заявляет, что социальное положение пролетариата улучшается и без революции, что существует и непролетарская солидарность, что наша конечность не доказывает существования Бога, а теология стала выражением ностальгии по справедливости, так что у философа остается одна задача — критика существующего порядка бездушной социальной организации.

Герберт Маркузе (1898—1979) утверждал, что культура, или цивилизация, подавила человеческие инстинкты («Эрос и цивилизация», 1955): трансформировала принцип удовольствия в принцип реальности, что сделало инстинкты превратностями психического аппарата цивилизации (по Фрейду), а человека «организованным Я». Освобождение от прошлого не заканчивается примирением с настоящим. Науку и технику можно трансформировать путем бунта и «раскрепощения чувственности». Его «Одномерный человек» (1964), показывает человека в тоталитарном обществе одного измерения, без оппозиции, когда технический универсум стремится стать политическим универсумом и превратить природу в простой объект подавления. Развитие капитализма изменило структуру и функции классов, рабочий класс, интегрированный системой, потерял роль трансформирующего исторического фактора, так что борьба за обновление не может идти путем, указанным Марксом. В итоге в «Очерке об освобождении» (1969) он заявляет, что необходимо соединить социально-экономическую и экзистенциальную революцию. Согласно Маркузе, развитие производительных сил стало инволюцией, а изобилие позволило капитализму интегрировать пролетариат в монолитный социальный порядок подавления и конформизма, в котором он перестал себя ощущать отдельным и эксплуатируемым классом. Демократия просто превратилась в личину, прикрывающую господство терпимости, в гибкое орудие манипулирования в гомогенной системе, в которой массы, лишенные негативного сознания, механически сами себе выбирают правителей и хозяев.

Наследником франкфуртцев является в наше время Юрген Хабермас (р. 1929), который работал с Э. Ротхакером, М. Хоркхаймером, Т. Адорно и с социальным философом марксистской ориентации В. Абендротом. Круг источников, синтезированных в его теориях, чрезвычайно широк. Испытав сильное влияние Маркса и марксизма, он приобщился к традиции Франкфуртской школы как «бескомпромиссный ревизионист», однако сразу стал отходить от их толкований, полагая, что философия должна осмысливать политические процессы. Соглашаясь с Марксом относительно труда и языка, как главных факторов антропогенеза, отделяющих человека от животных, он полагает, что Маркс гиперболизирует значение труда (ловушка инструментального рассуждения), забывая о роли языка (который возвышает нас над природой), коммуникации и моральных установках, которые решительно выделяют человека из животных. Примат экономики недостаточен для объяснения развития современной эпохи, что дает ему основание переформулировать идею способа производства: каждый тип общества управляется своим собственным институциональным комплексом.

Доминирующими и определяющими чертами современного этапа для Хабермаса выступают «логика развития» человеческого сознания, господство инструментального знания (уже достигшего критической отметки) и технократического мышления, когда прогрессирующий рационализм общественных решений и компьютеризация демонстрируют неадекватность социолого-экономических, классовых марксистских установок в понимании общества. Соединение теорий социального действия и социальной структуры, по его мнению, призвано разрешить современные проблемы. Однако он допускает двойное упрощение, сводя действие к взаимодействию и рассматривая любое взаимодействие как эквивалент «коммуникативного действия», при этом не определяя четко механизм эволюционных изменений, сводя политическую сферу к простым коммуникативным связям, повторяя структурных функционалистов в разграничении системной и социальной интеграции. В конечном итоге Хабермас перешел на умеренно-либеральные позиции, создав теорию общественной эволюции, которая смещает анализ капитализма в сторону мягкой критики общественных патологий, чье излечение благодушно видится делом «коммуникативного разума», неуклонно раздвигающего сферу демократической общественности. Эти философы ввели, отразили и предварили реальные и острые проблемы. Так, Грамши говорил о гегемонии, а отражал будущую стабилизацию капитализма. Мысли Адорно о природе обрели актуальность в экологических дебатах. Анализ сексуальности Маркузе — предчувствие самоинституциальных эротических организаций, эмансипации как расслабления, характерной для буржуазной культуры 1960;х гг. Погружению Альтюссера в идеологию дала волна студенческих выступлений конца 1960;х. Сартр наметил схему неизбежного формирования и разрастания бюрократии после социальных революций в отсталых странах.

Заслуги западных неомарксистов — в выводах. Величие идей классиков нуждается в дополнительных доказательствах. Есть три круга проблем, в которых теория Маркса представляется наиболее уязвимой с точки зрения современного видения перспективы:

• 1. Его отношение к капиталистическому государству. Признано, что он не дал анализ демократии, недооценивал репрессивный характер «пацифистских» государств (Англии, Дании, США), ему не удалось дать стройное учение о классовой власти буржуазии.
• 2. Он не уловил огромные сопутствующие изменения, сдвиги в международной государственной системе второй половины XIX в. Поражение революции 1848 г. привело его к ошибочному выводу о невозможности в будущем буржуазных революций из-за повсеместного страха капитала перед рабочим классом Последние годы его жизни как раз пришлись на время буржуазных революций (Германии, Италии, США,

Японии и др.) и проходили они под знаменем национализма, а не демократии. Он же предполагал устранить национальные различия в новой общности.

Экономические идеи «Капитала» небезупречны. Заслуживает внимания теория стоимости, но игнорируется проблема исчисления самих затрат труда и превращение последних в цены, различие между производительным и непроизводительным трудом. Сомнительный постулат о тенденции нормы прибыли к снижению и постулат о постоянно увеличивающейся классовой поляризации между буржуазией и пролетариатом. Ни одно из них не получило адекватного подтверждения. Первое подразумевало экономический крах капитализма, второе — социальный крах или из-за обнищания пролетариата, или его абсолютной численности. Эрнст Мандель (1923—1995) первым заговорил о позднем капитализме или «капитализме третьей стадии», то есть более «очищенной» форме, нежели та, которая была известна Марксу.

Практически не проводится работа по марксистской стратегии. Альтернативных тенденций не появилось. Из марксистской традиционной сферы совсем выпали такие темы, как семья, сексуальность, гендерные проблемы, хотя Энгельс и прилагал к этому усилия. Демография — непознанная и неисследованная область истории. Какова связь между уничтожением неравенства полов и построением бесклассового общества? Нельзя отождествлять одно с другим. Универсализм международного мира — тоже проблема, как и поиски мира без войны. Есть и область переосмысления — это то, что можно назвать социальнокультурной моделью «уравнивания свобод», то есть средств уничтожения классового неравенства и неравенства между полами после передачи средств производства непосредственным производителям.

Работа Алека Ноува «Экономика осуществимого социализма» (1983) похоронила целое столетие неисследованных иллюзий и предубеждений относительно того, что может находиться по другую сторону капитала. Он представил, как может выглядеть социалистическая экономика в условиях демократии. Подход основан на том, что при социализме во всех формах планирования должна главенствовать стоимость, созданная трудом; что план может полностью заменить рынок; что само централизованное планирование может преодолеть противоречия между различными уровнями принятия решений; что на смену разделению труда может прийти перераспределение функций и навыков. Этим ложным представлениям Ноув противопоставляет следующее: соображения спроса и выгодности при социализме должны быть главными; что рынок и деньги необходимы как самые эффективные посредники демократического выбора на уровне микроэкономики в условиях массового потребления и это не противоречит генплану; необходимы самые разнообразные типы общественной собственности и производства в любой «свободной ассоциации производителей» (госсобственность, институты финансирования, самостоятельные местные кооперативы и индивидуалы). Ирония в том, что его работа, как сугубо реалистическая, основана на типично утопической абстракции, далекой от исторической действительности, от реальных сил.

С другой стороны, есть и особые работы типа «Капиталистическая революция» (1986) П. Бергера, который поставил новые вопросы для социальной мысли на основе создания широкой, универсального охвата теории капиталистического развития, которая помогла бы ответить на наиболее важные вопросы современности. Маркса Бергер оценивает весьма высоко и считает, что это был единственный, кто пытался «интегрировать в единую теоретическую конструкцию экономическое, социальное, политическое и культурное измерение капиталистического феномена».

Вывод таков: «У марксизма нет оснований покидать свою выгодную позицию, которая заключается в том, чтобы заниматься поисками сил, способных вести эффективные действия, направленные на смещение объективно существующих структур», писал П. Андерсен.

Структуралистский марксизм: школа Альтюссера. Основные идеи изложены в работах Луи Альтюссера (1918—1990) и Никоса Пулантзаса (1936—1980) в 1960;е гг. Их концепция была противопоставлена «волюнтаризму» и «экономизму» теоретического марксизма. Авторы декларировали «очищение» марксистской истории и описание действительных утверждений Маркса, но Альтюссер по-своему развивает и интерпретирует многие классические идеи. Пулантзас считал, что «каждая социальная формация или исторически существующее общество есть структурное сосуществование нескольких способов производства».

Структуралистский марксизм пытается максимально широко осмыслить социальную реальность, двигаясь от общества к поведению личности. Методологические противоречия обнаружились у Альтюссера сразу — они в смешении марксистских и структуралистских «метафизических предположений». С одной стороны, наблюдаемый мир в некоторой степени «создается» структурой используемой теории (наши представления о мире и есть сам мир), а с другой — как марксист он утверждает «научность» своих конструкций, поскольку они являются подлинным отражением реальности и способны ее объяснять, прогнозировать и изменять. Пытаясь преодолеть это противоречие, он вводит критерии «научности» теории: открытость по проблематике, определенный «порядок экспозиции» (логически стройной и рациональной).

Используемые понятия (практика, структура, их соединение — социально-экономическая формация) восходят к марксистской терминологии. Практика выступает синонимом деятельности, действия, моделью ее служит экономическая деятельность, состоящая из исходного материала (мотивы, опыт, сырье), средств производства (способов достижения цели) и конечного продукта (результата действия). Из всех видов практики он выделяет три основные: экономическую, политическую и идеологическую, которые включают в себя большинство аспектов социальной жизни. Логика взаимоотношений, или.

«структура» основных практик, составляет соответствующие «уровни обществ», взаимоотношения которых и составляют социальную формацию (структуру структур). Движущей силой развития общества являются противоречия, имеющиеся на каждом уровне (но наиболее важные — экономические, скрытые внешними политико-идеологическими), так что изменения социальной системы есть результат взаимоотношения противоречий разных уровней во внутренней структуре структур. Соотношение противоречий в структуре структур называется сверхдетерминацией.

В совместной работе с Э. Балибаром («Читать „Капитал“») Альтюссер определяет способ производства как логику взаимоотношений элементов экономической практики (средства производства), в которых важную роль играют «социальные позиции» (работающих и не участвующих в производстве людей). Связи между элементами неизменные и делятся на отношения собственности и отношения контроля. Комбинация этих отношений между тремя элементами (и механизм присвоения прибавочного продукта) дают четыре типа способа производства — феодализм, промежуточный, капитализм, социализм. Это структуралистское рассмотрение способа производства дает нетрадиционную концепцию классовой структуры общества: внутренняя структура экономического уровня (способ производства) позволяет обнаружить собственно внутренние структуры политического и идеологического уровней. Но в действительности Альтюссер и его последователи рассматривают «поверхностные» институты, ибо не признают «свободу воли» автономной «подсистемы личности».

Специфичность марксизма в том, что он выступает по мере своего развития в одной из трех функций — апологетической, экзегетической или практической. Последняя функция делит мир на основе классовых антагонизмов, а науку — на «буржуазную» и «пролетарскую». Альтюссер разделяет науку и идеологию, которая предстает у него не описательной теорией реальности, а «волей, надеждой и ностальгией». Поиск новой концепции науки и отстаивание «радикальной специфичности» Маркса связан в предпочтением сочинений раннего Маркса. (Предыстория: вначале он рационалист и либерал в духе Канта и Фихте, затем «рационалист-коммунитарий» и ученик Фейербаха. И только с 1845 г. совершается переход в «эпистемологическом изломе» от идеологии к науке, в результате которого возобладали не сущность человека и отчуждение, а новые категории научного познания истории — производительные силы и производственные отношения.).

Структуралистская двухтомная работа А. Катлера «„Капитал“ К. Маркса и капитализм сегодня» (1975) пересматривает марксизм с точки зрения стройности его логических построений. Очистить структуралистский марксизм от противоречий пытаются постструктуралисты-альтюссерианцы из Англии П. Хёрст и Б. Хайндесс. Через анализ «контекста» и «ситуации» расовых, половых и национальных конфликтов они приходят к выводу о невозможности их интерпретации в марксистско-альтюссерианских категориях, отрицая саму идею социальноэкономической формации. Только структурализм дает способ описания сущности «свободно текущих идеологических и политических явлений». Как правые, так и левые теоретики поставили под сомнение возвращение альтюссерианцев к «истинному смыслу» работ К. Маркса. Так, М. Фуко заявил, что противопоставление «реальной бороды» Маркса «фальшивому носу» Сталина — напрасная трата времени. Истрепанного слова «диалектика» хотели избежать и предпочитали называть критику Марксом политической экономии анализом «логики капитала». Роман Роздольский в «Истории появления „Капитала“ Маркса» (1968), показал, что Маркс работал на двух разных уровнях абстракции. В первой книге «капитал вообще», а в третьей — «капитал в формах его проявления». И не только в молодости, но и в зрелом возрасте Маркс находится под влиянием Гегеля. Это дает ключ к пониманию Марксовой критики экономии как теории о том, каким образом понятие капитала (потребительская стоимость, меновая стоимость, наемный труд и т. п.) во все большей мере организовывало собой общественные условия. В отличие от Альтюссера, который видел экономику, политику и идеологию как относительно автономные структуры, сторонники логики капитала рассматривали экономическую теорию Маркса в первую очередь как теорию о буржуазном обществе (а не только экономики). Речь идет о том, что понятие капитала логически развивается в истории. Теоретики логики капитала (Роздольский, Зелены, Выгодский) дают возможность переориентации исследований в западном марксизме на анализ современного государства, школы, социализации и т. д. Но общим была работа с диалектикой форм сущности и явления, что являлось, по их мнению, особым методом Маркса в анализе капитала. Сущность в логике капитала означает скорее скрытую структуру, которая все более проявляется в действительности: логика капитала пытается вторгнуться в действительность, и люди могут и должны этому оказать сопротивление. Но развитие государства, реформы школы, процессы социализации, даже мысли и чувства людей по мере развития капитализма все более подчиняются «логике капитала», мысль такова: капиталистическая экономика, в буквальном смысле, все более «обобществляется», все больше сфер подпадает под капиталистический принцип формирования капитала посредством извлечения прибавочной стоимости. Триумф логики капитализма настолько всеобщий, что модернистское разделение в социальных сферах приходит в упадок. Культурное становится экономическим, а экономическое и политическое превращается «в множество форм культуры». Эти идеи своеобразно развиваются Ф. Джеймисоном.

Фредрик Джеймисон (1934 р.) — американский философ и культуролог, является ведущим представителем современного западного марксизма («Марксизм и форма: Диалектические теории литературы XX века» (1971), «Тюрьма языка» (1972), «Политическое бессознательное» (1981), «Поздний марксизм» (1990), «Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма» (1991), «Валентности диалектики» (2009) и др. Он принадлежит к левому деконструктивизму, или неомарксизму, с очевидным влиянием книги П. Рикёра «Об интерпретации», поскольку разграничивает негативную, деструктивную и позитивную герменевтику. Первая демистифицирует иллюзии — эта традиция выводится Джеймисоном из идей Маркса, Ницше, Фрейда и Дерриды и объявляется близкой марксистской критике «ложного сознания». Вторая пытается получить доступ к «сущностным истокам жизни» и связывается с диалогичностью и карнавальностью М. Бахтина, социальным утопизмом франкфуртских социологов и «антропологической марксистской философией» Э. Блоха с ее «принципом надежды». Джеймисон утверждает, что марксизм на сегодня «является единственной живой философией, которая обладает концепцией единого целостного знания и монизма дисциплинарных полей; он пронизывает насквозь сложившиеся ведомственные и институциональные структуры и восстанавливает понятие универсального объекта изучения, подводя фундамент под кажущиеся разрозненными исследования в экономической, политологической, культурологической, психоаналитической и прочих областях».

Джеймисон работает в рамках «критики культуры» и пытается создать свой вариант философии. Для левых деконструктивный анализ — часть «культурных исследований», или «дискурсивных практик» как риторических конструктов, обеспечивающих власть господствующих идеологий через соответствующую идеологическую «корректировку» и редактуру «общекультурного знания» той или иной исторической эпохи. Джеймисон вместо «вульгарномарксистской теории уровней», основывающейся на соотношении базиса и надстройки, где «главной определяющей инстанцией» является экономика, предлагает схему «альтюссеровского понимания проблемы», в которой способ производства отождествляется со структурой в целом или со «структурой во всей ее совокупности». История в этом случае «доступна нам не только в текстуальной форме, и наша попытка постичь ее, как и саму реальность, неизбежно проходит через предварительную стадию ее текстуализации, нарративизации в политическом бессознательном». С другой стороны, эстетическое для него — это форма социального, способ данности социального. Но также эстетический акт сам по себе, структурно есть акт идеологический.

Принадлежа левому крылу теоретиков культуры, он сочетает современный аналитический аппарат (психоанализ, лингвистика, текстуальный анализ) с критической отстраненностью к современному состоянию общества и определяющим типам рефлексии над ним (сциентистского толка или ориентированных на «свободную игру»). Являясь автором неомарксистской концепции постмодернистской культуры, Джеймисон приспособил марксистскую теорию к анализу постмодернистских культурных и социальных форм. Он показывает, что в то время как марксизм предоставляет широкие рамки для анализа капитализма и его системных эффектов, постмодернизм является лишь очередной культурной доминантой, которая как раз и поддается наиболее продуктивному анализу в рамках марксистской теории Джеймисон заявляет, что сама постановка вопроса о «смерти марксизма» является абсурдной, а рассмотрение «отжившего и до сих пор актуального» в данном способе философского мышления — не совсем корректным Американский философ считает, что марксизм подвергается реинтерпретации на каждом этапе развития капитализма и это совершенно нормально, поскольку он является сложной и совершенной системой, которая способна модифицироваться согласно требованиям современности Джеймисон составляет периодизацию истории капитализма, связывая различные культурные стили с различными стадиями капиталистического развития. Он постулирует: «реализм, модернизм, постмодернизм соответствуют культурным уровням рыночного капитализма, монополистического капитализма и мультинационального капитализма». Он связывает кризисы марксизма с периодическими преобразованиями капитализма как системы. Возникает эффект новизны: появляются новые проблемы, на которые «прежний» марксизм не может дать ответов. Но, как выясняется, после того как смятение проходит, данные новые проблемы могут быть помещены в концептуальное поле марксистского анализа. В эпоху капитализма «третьей стадии», пишет Джеймисон, «капитал проник в прежде нетоваризованные зоны мира». Что в капитализме не меняется (он не претерпел принципиальных изменений по сравнению с временами Бернштейна) — так это нацеленность на извлечение прибыли, составляющая основу рыночных отношений. И именно с эффектами подобной нацеленности и призван «работать» марксизм.

Особо можно выделить постструктуралистское понимание марксизма Жаком Деррида (1930—2004), выраженное им в «Позициях» (1972), и постмодернистское — в «Призраках Маркса» (1993). В интервью он заметил, что марксизм не является чем-то единым, ибо нет одного марксизма, как и единой марксистской практики. Существует некая связь между «открытым марксизмом» (трансформирующейся, неограниченной теорией, а не догмой и стереотипом), на котором он настаивает, и тем, чем он интересуется. Процесс превращения марксизма в открытую систему был медленным, неровным и нерегулярным. Он огорчен антимарксизмом, господствующим во Франции по политическим соображениям, при этом из анализа марксизма им выводится (как и большинством представителей леволиберальной интеллигенции Запада) проблематика бессознательного, представление о языковой природе сознания, весь круг вопросов феноменологически-герменевтического комплекса.

«Призраки Маркса» (книга появилась после посещения Москвы в 1989 г.) — это анализ текстов Маркса через призму их культурной реализации с дополнительными направлениями, идущими к марксизму от Шекспира («Гамлет»), П. Валери («Кризис разума»), Ф. Фукуямы («Конец истории и последний человек») и М. Бланшо («Три голоса Маркса»). Сквозная тема — прояснение взаимоотношений философии и жизни, и попытка «научиться жизни» — проявляется через обращение к посмертным судьбам Маркса и созданного им учения, и в связи с Марксом — к проблемам посмертного бытования вообще, теме жизни и смерти, сопровождающим смерть призракам, фантомам, духам. Мы все, живущие, — призраки по отношению к присутствию Призраки, которые анализирует Деррида, это призраки:

• 1) преследовавшие Маркса;
• 2) порожденные Марксом;
• 3) призраки самого марксизма;
• 4) общество, в котором утвердился марксизм;
• 5) призраки, распространяемые этим обществом по всему миру.

Авторы, анализируемые Деррида, все соединяются по признаку принадлежности к анализу призраков Само понятие «призрак» близко разуму, на котором основывается весь проект западной культуры.

Урок марксизма, преподнесенный всей западной цивилизации, состоит в том, что марксизм не просто верил в призраков, но наделил их реальным существованием в культурной утопии социалистического государства, так что не изучать их непростительно. Марксизм успешно осуществил то, что стало модой интеллектуалов 1990;х гг. — рассуждения о конце истории, философии, человека, культуры. «Апокалиптический тон» в философию был внесен марксизмом. Похороны философии необходимо повлекли появление призраков. Призраки Маркса привили культуре мессианский тон. Коммунизм не только начинался как призрак, но таковым и остался, ибо у него нет ни бытия, ни смерти, и странствия его еще не закончены. Маркс в «Капитале» отождествил образ с призраком, идола с фантазмом. Он пытается уловить призраки в зеркале онтологии присутствия, как актуальной реальности и объективности. Вывод таков — «мы должны учиться говорить с призраками и слушать их, если хотим научиться тому, чему марксизм считал возможным научить нас — жизни».

В 1980;е гг. развивается аналитический марксизм, который стал соперничать с альтюссерианством. Термин появился в 1986 г., хотя само течение стало складываться в конце 1970;х гг., когда выходит книга канадского, но пишущего в Англии философа Джеральда А. Коэна «Теория истории Карла Маркса. Защита» (1978). В ней он дает подробный анализ понятий исторической теории Маркса — производительные силы, производственные отношения, базис и надстройка. Он считает, что Маркс строит функционалистическую объяснительную модель «Аналитические марксисты» — Дж. Коэн, Дж. Рёмер, Дж. Элстер, А. Вуд и др. — во многом согласны между собой: их объединяет стремление придать марксистской социальной теории более строгую, «современную» форму, используя методы исследования и способы доказательства, развившиеся и усовершенствованные за более чем сто лет после смерти Маркса, но главная их задача — построить современную теорию социализма. Аналитические марксисты внесли определенный вклад и в развитие теории классовой борьбы. Во введении к сборнику «Аналитический марксизм» Джон Рёмер считает, что «неуверенные» победы социализма и «крах» капитализма говорят о «серьезном вызове марксизму», унаследованному от XIX столетия. Но нельзя отбрасывать хорошее орудие только на том основании, что оно не работает в отдельных случаях. Надо выяснить, почему оно в одних случаях работает, а в других — нет, и эта задача — исходная для марксистов подобного типа.

«Аналитики» предлагают усовершенствовать марксистскую теорию общества с помощью логико-математических моделей, применяя модальную логику, теорию рационального выбора и различные формы теорий игр или действий — из собственных предпочтений и т. п. Вопросы, которые ставятся ими, до сих пор вызывают интерес: почему возникли классы как важные коллективные производители действий? Почему эксплуатация, систематическое присвоение прибавочной стоимости являются ошибочными? Представляется ли социализм интересным для современных рабочих при капитализме? Является ли возможной социалистическая революция или мирный переход к социализму? Угнетаем ли пролетариат? В своих работах они и пытаются дать ответы на эти вопросы.