Гуманизм как движение
Для Маркса история человечества — это история постоянного развития человека и одновременно растущего отчуждения. Немецкий философ также ошибочно полагал, что социализм означает освобождение от отчуждения, возврат человека к самому себе, его самореализацию. «Отчуждение, по Марксу, — отмечает Э. Фромм, — означает, что человек в своем освоении мира не узнает себя самого как первоисточник, как… Читать ещё >
Гуманизм как движение (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Завет гуманизма впервые в развернутом виде представлен эпохой Возрождения. Гуманизмом называлось движение противостоящее схоластике и духовному господству церкви. Гуманисты пытались возродить идеал образования и поведения, ориентируясь на эллинство. Так называемый Ренессанс XIV и XV в. в Италии, по мнению М. Хайдеггера, есть возрождение римской добродетели. К бесчеловечному относят теперь мнимое варварство готической схоластики Средневековья. Эта критика во многом оправданна.
Однако такие мыслители, как Джованни Пико делла Мирандола (1463—1494), Савонарола, Эразм Роттердамский, призывали не только к воскрешению Античности, ее духа и воспитанности. Они стремились возродить дух Евангелия, дух свободы, любви, терпимости, уважения к личности. «На эту линию в Ренессансе, — отмечал русский священник и философ Александр Мень, — которую частично предвосхитил уже Данте, до сих пор не обращали достаточного внимания. А именно она несла в себе огромные возможности для будущего»[1].
Гуманизм Возрождения — это новое мировоззрение. Оно проникнуто осознанием безмерной полноты того величия, которым наделен человек. Он рассматривается отныне как средоточие мира, как творец земного бытия. В Нидерландах и Германии возникли центры гуманизма, который обосновался также в Девентере, Страсбурге, Базеле, Аугсбурге, Нюрнберге и в университетах, в частности в Вене и особенно в Эрфурте.
Но в этом прославлении человека как меры всего сущего проступает и зерно противоречия в судьбах и содержании самого гуманизма. Если человек сам выступает мерилом своих собственных поступков, в равной степени способен творить добро и зло, стало быть, нечеловеческое соизмеряется только человеческим. Но ведь даже многие мыслители Возрождения скептически относились к нравственной природе человека.
Гуманизм — обязательный, необходимый опыт человека. Человек в этой системе мироощущения остается сам с собой, со своими ограниченными человеческими способностями, связанными лишь с природной необходимостью. В гуманизме человек стремится пройти через богооставленность. Это находит свое отражение в культе природного человека. Восхитительные мастера кисти Возрождения — язычники. Человеческая плоть буквально завораживала их.
В гуманистическом возрожденческом сознании человек вдруг возомнил о своей отделенности от Бога. Языческое освящение тела. Устранение надличностных абсолютов. Ищи основы в себе, человек! «Гуманизм послушен факту рабства человека у природного мира»[2], — подчеркивал Н. А. Бердяев. Гуманизм, по его словам, постепенно отпадает от всякого богосознания и обоготворяет человека в человеческом…
Отвергая космический антропоцентризм, гуманизм переносит его вектор в психологический фактор. Это означает, что человеку отказано в высоком предназначении. Он осмысливается как существо низшего порядка, которое продвигается по ступеням природного царства, опираясь на внутренние силы. Человек в этом случае выступает только как природный объект. Сверхприродного человека гуманизм не знает. Это относится, в частности, и к позитивизму XIX в., который отвергает принадлежность человека к двум мирам одновременно — природному и Божественному.
Мы видим, что судьба гуманизма — это великая трагедия человека, ищущего антропологического откровения. Возвышение человека как живого существа отодвигает не только трансцендентное, но и общечеловеческое, ибо всечеловеческое выступает как нечто безличностное, надындивидуальное. Человек, освобожденный от надличностных критериев, обнаруживает не только созидательные, но и разрушительные потенции. Эпоха Возрождения открывает не только эру гуманизации мира, она возвещает и дегуманизацию, ибо человек все чаще воспринимается не в качестве суверенной личности, а в роли человека «массы».
В конце XVTII и начале XIX в. возродился интерес к Аантичности. Сложилось умонастроение, которое назвали «неогуманизмом». Прежде всего оно отождествляется с Вильгельмом фон Гумбольдтом (1769—1859), а также с Готхольдом Эфраимом Лессингом (1729—1781), Иоганном Готфридом Гердером, Иоганном Вольфгангом Гёте (1749—1832), Иоганном Фридрихом Шиллером (1759—1805).
В XIX в. гуманистическое сознание отчетливо обозначило себя в марксистском учении и в русской религиозной философии. Карл Маркс разработал концепцию отчуждения. Под отчуждением понимаются процесс и результат превращения продуктов человеческой деятельности, а также свойств и способностей людей в нечто независимое от них и господствующее над ними.
Отчуждение означает превращение каких-либо явлений и отношений в нечто отличное от того, чем они являются сами по себе, искажение и извращение в сознании людей их реальных отношений.
Для Маркса история человечества — это история постоянного развития человека и одновременно растущего отчуждения. Немецкий философ также ошибочно полагал, что социализм означает освобождение от отчуждения, возврат человека к самому себе, его самореализацию. «Отчуждение, по Марксу, — отмечает Э. Фромм, — означает, что человек в своем освоении мира не узнает себя самого как первоисточник, как творца, а мир (то есть природа, вещи, другие люди и он сам) кажется ему чужим, посторонним по отношению к нему. Они, как предметы, ему противостоят, хотя могли бы быть созданы им самим. Отчуждение означает восприятие мира (и себя самого) пассивно, разорванно, в отрыве субъекта от объекта»1.
Христианскую версию гуманизма отстаивали русские философы. В. С. Соловьев критиковал гуманистов, которые поклоняются человеческому началу, объявляют безусловную самозаконность и верховенство человеческого разума, видят в Боге только зародыш человека, а в природе — только его тень. По мнению русского философа, как истинный гуманизм не есть преклонение перед человеческим злом ради того только, что оно человеческое, так и истинный натурализм не есть рабство извращенной природе только потому, что она натуральна. «Гуманизм есть вера в человека, а верить в человеческое зло и немощи нечего — они явны, налицо, — писал Соловьев, — и в извращенную природу тоже верить нечего — она есть видимый и осязательный факт. Верить в человека — значит признавать в нем нечто больше того, что налицо, значит признавать в нем ту силу и ту свободу, которая связывает его с Божеством…»[3][4]
Христианское истолкование гуманизма находим и у Н. А. Бердяева. Он считал, что ложно, безобразно и бесчеловечно то понимание христианства, которое отрицает сострадание. «Христианство призывает любить „ближнего“, а не „дальнего“. Это есть очень важное различие. Любовь к дальнему, отвлеченному человеку есть любовь к отвлеченной идее, к отвлеченному добру, а не любовь к человеку. И во имя этой отвлеченной любви люди готовы принести в жертву ближних, живого человека. Такую любовь к „дальнему“ мы встречаем в революционной гуманистической морали»1.