Мертвое тело как символ культуры
Вместе с тем в этом процессе захоронения тела можно усмотреть не только религиозные или гигиенические представления древних людей, но и стремление бережного отношения к телу умершего сородича — проявление любви. В могилах находят немало сопровождающих вещей — орудия труда, части животных, следы краски (чаще всего охры). В Шанидаре (Ирак) в могиле мустьерского периода сохранились остатки хвои… Читать ещё >
Мертвое тело как символ культуры (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Примерно 300 тыс. лет назад «человек умелый» стал превращаться в человека вполне современного типа — неандертальца. Установлено, что именно неандертальцы были первыми, кто начал хоронить своих мёртвых. Помимо многочисленных погребений, относящихся к древней мустьерской эпохе, в 1909 г. в гроте у Ла Ферраси во французском департаменте Дордонь было открыто не только большое количество могил неандертальцев, оформленных специальным образом (форма трупоположения, ориентация тела по оси «запад — восток»), но и целое детское кладбище: там были не только закопанные и использованные могилы, но и пустые захоронения, и просто ямы, подготовленные для погребений. Интересно, что сами погребения располагались в строгом порядке — по три тройки, что, видимо, свидетельствует о каком-то погребальном ритуале. Скелеты детей из этих захоронений помещены в Музей Человека в Париже как одна из самых интересных находок на территории Франции.
Часто пещерные захоронения делались в гротах, где никто никогда не жил. К настоящему времени в мире открыто около 20 мустьерских захоронений. Семь гротов — во Франции, пять — в Палестине, два — в Крыму, есть также своеобразные «крипты» древних людей в Чехии, Ираке, Бельгии и других странах. В гроте Тешик-Таш в отрогах Гиссарского хребта (Узбекистан) найдено погребение 8−9-летнего ребенка. Тело маленького неандертальца было уложено в круглой яме, окружённой оградой из шести пар рогов козла известковыми плитками, и засыпано землей. Это захоронение было раскопано А. П. Окладниковым ещё в 1938 г., но довольно долго в нашей научной литературе скептически относились к возможности существования захоронений мустьерского периода. Поскольку затронута тема отношения к мёртвому телу, здесь мы вступаем на то исследовательское поле, на котором уже достаточно давно ведутся дискуссии по вопросу о религиозности древнего человека. В работах религиозных мыслителей можно встретить высказывания, что трудно определить, каковы должны быть физические параметры головного мозга, чтобы можно было с уверенностью утверждать, что они свидетельствуют о религиозности человека или, наоборот, отрицать её. По определённым буграм на черепной коробке палеоантропологи судят о степени развития центров речи, а вот поиски «шишки религиозности», о предполагаемом наличии которой мир был уведомлен в 1805 г. основателем френологии австрийским врачом Францем Галлем, не увенчались успехом.
Религиозные мыслители сознают тот факт, что невозможно по размерам головы или внутренней поверхности черепной коробки определённо зафиксировать наличие или отсутствие религиозных представлений, как нельзя выделить и наличие «шишки влюбчивости»[1]. Вот почему в качестве доказательства религиозности часто рассматриваются захоронения неандертальцев. Сомнения в религиозном характере данного ритуала выражают представители естественных наук. Об этом пишет биолог В. Р. Дольник, приводя примеры из живой природы. «Захоронение трупов, столь восторгающее многих, совсем не обязательно было связано с религиозными представлениями и мыслями о загробном мире. О трупах заботятся многие животные, и этому есть две весьма рациональные причины. Во-первых, санитарная. Мало приятного жить в пещере, где рядом разлагаются трупы. Вовторых, профилактическая: не прикармливать ими хищников»[2].
Вместе с тем в этом процессе захоронения тела можно усмотреть не только религиозные или гигиенические представления древних людей, но и стремление бережного отношения к телу умершего сородича — проявление любви. В могилах находят немало сопровождающих вещей — орудия труда, части животных, следы краски (чаще всего охры). В Шанидаре (Ирак) в могиле мустьерского периода сохранились остатки хвои и цветов, которые характерны для мая в данной местности. Эти открытия, как и находки в захоронениях лекарственных растений, способствовали «очеловечиванию» неандертальцев. Невозможно восстановить мысли и чувства тех, кто совершал данные ритуалы. Несомненно одно — древнейшие люди, с особым вниманием и тщательностью относившиеся к своему телу, так же бережны были и в отношении тел умерших.
Человечество не только выработало каноны красоты живого тела, но и с особым пиететом относилось к мёртвому телу. Точнее сказать, отношение к мёртвому телу является важным признаком культурной и религиозной идентификации. Интересны высказывания английского антрополога Б. Малиновского, который описывал похоронные обряды примитивных народов. Смерть вызывает ужас перед мёртвым телом, трупом. Если вспомнить историю культуры, то можно выделить две тенденции отношения человека к мёртвому телу. Как полагал Б. Малиновский, первая тенденция состоит в стремлении сохранить тело, предохранить от повреждений или сохранить какую-то его часть. Вторая — в желании что-то с ним сделать, отправить куда-то, полностью уничтожить. Мумификация и сожжение — две крайние формы выражения этой двойственной тенденции[3]. Процессы мумификации тел известны в древнеегипетской культуре, многочисленные свидетельства кремации можно найти у кочевых народов, у японцев, для восточных культур характерно и пренебрежительное отношение к телу, когда умершего относили в башню смерти и оставляли там. В христианском мире наиболее распространённым является погребение тела в землю.
- [1] Один из героев оперетты «Черепослов, сиречь Френолог» КозьмыПруткова с досадой говорит: Как зло природа подшутила, Когда меня произвела: Она мне в грудь любовь вложила, Л юбви же шишек не дала!
- [2] Дольник В. Р. Вышли мы все из природы. Беседы о поведении человекав компании птиц, зверей и детей. — М.: Linka press, 1996. — С. 39.
- [3] См.: Малиновский Б. Магия, наука и религия // Гараджа В. И. Религиоведение. — М., 1994. — С. 173.