От этакратического общества к классовому

Московское государство являлось обществом бескастовым, бессословным и бесклассовым; его можно назвать этакратическим.

К концу XVIII в. в России в основных чертах, хотя и с некоторыми особенностями сравнительно с западноевропейскими странами, сформировались однородные социальные единицы, которые обладали определяющими признаками истинного сословия: 1) сословные права были закреплены в законе; 2) права являлись наследственными и безусловными;

3) имели свои сословные организации (дворянские собрания, городские думы, купеческие, мещанские, ремесленные, крестьянские общества и др.) и сословный, не зависимый от коронной администрации суд; 4) пользовались правом самоуправления; 5) обладали корпоративным духом, сословным самосознанием, менталитетом и этосом; 6) имели внешние признаки сословной принадлежности. По причине отсутствия в стране представительного учреждения российские сословия не имели только сословного представительства при верховной власти (в большинстве западноевропейских стран такие учреждения в XVIII в. тоже отсутствовали или не действовали). Однако дворянство, духовенство и бюргерство, а иногда и крестьянство (например в 1767 г. в Комиссии по сочинению нового уложения) обладали правом быть выслушанными правительством по вопросам о делах сословия и государства, как это практиковалось в некоторых странах Запада (Пруссия и др.). В наибольшей степени идеальному типу сословия соответствовало дворянство, в наименьшей — крестьянство.

Апогей развития сословного строя в России приходится на первую половину XIX в. благодаря тому, что в новом Своде законов 1832 г. социальная структура русского общества получила вторичное, еще более четкое юридическое оформление как строго сословная. Закон определил четыре главных сословия — дворянство, духовенство, городские обыватели и сельские обыватели. Даже после утверждения сословной парадигмы следует иметь в виду, что каждое из четырех сословий, как оно определялось в законе, никогда не составляло единого целого, а подразделялось на разряды, различные по своему юридическому положению. Всего к 1861 г. насчитывалось 68 сословных групп. Ни в одной европейской стране даже в период расцвета сословного строя также не существовало четких консолидированных сословий — дворянства, духовенства, горожан и крестьян. Четкая 3- или 4-членная сословная структура в европейских странах— не более чем теоретическая конструкция, идеальный, а не реальный тип сословного устройства общества.

Сословия только отчасти являлись плодами трудов законодателей, приписавших людей к тому или иному сословию, и дискурса политиков (социальных ученых тогда еще не было). Сословия сложились в значительной степени стихийно в процессе взаимодействия социальных групп с государственными структурами. И те и другие нуждались в правилах поведения и взаимодействия, т. е. в определении того, кто должен платить налоги, в какой форме и в каком количестве, кто должен защищать рубежи государства, замаливать грехи, пахать землю, торговать, поддерживать общественный порядок, управлять и т. д. Групповые интересы были разными, найти согласие было нелегко, но его в конце концов нашли в острой борьбе и при руководстве и посредничестве государства, которое, разумеется, имело и защищало свои собственные интересы. Консенсус состоял в установлении сословного строя, который и был закреплен в законодательстве. Дворянство, как более организованная, богатая и влиятельная группа, добилось статуса самого привилегированного сословия, духовенство, как менее богатая, организованная и влиятельная группа, — статуса менее привилегированного сословия, малочисленное и небогатое бюргерство — статуса непривилегированного сословия, а многочисленное, но неорганизованное и бедное крестьянство получило статус непривилегированного квазисословия.

Сословный строй действительно являлся социальным консенсусом; все находили в нем оправдания, резоны, смысл, даже крестьяне, которые оказались скорее среди проигравших, чем среди победителей. Из множества пословиц, выражающих народный взгляд на социальный строй дореволюционной России, чаще всего цитируются те, которые осуждают дворян (или бояр, бар), духовенство, критикуют суд, и забываются те, которые содержат примиряющий функционалистский взгляд на социальный строй: «На Руси дворянин, кто за многих один»; «Кабы не боярский разум да не мужичья простота, все бы пропали»; «Кто служит — тужит; а кто орет — песни поет»; «Без попа, что без соли. Без попа не приход»; «С боярами знаться — ума набраться»; «Мужик — Богу свеча, государю слуга»; «Купец торгом, поп горлом, мужик горбом». При этом народный разум признавал и верность теории конфликта, зафиксировав наличие глубоких противоречий между крестьянами и дворянством: «Барская хворь — мужицкое здоровье»; «Барин за барина, мужик за мужика»; «Боярин и в рубище не брат». Общественный порядок поддерживался и тем, что люди из непривилегированных сословий были в большинстве равнодушны к славе, богатству и жизненному успеху в дворянском смысле и могли находить религиозное оправдание, моральное утешение и своего рода компенсацию за свое непривилегированное положение в будущем царстве небесном, без чего им было бы трудно достичь душевного комфорта: «Жить— Богу служить»; «На этом свете помучимся, на том порадуемся». Как заметил тонкий психолог и поэт А. А. Фет: «Нравственно-христианское воспитание умягчает и возделывает духовную почву для плодотворного восприятия всего высокочеловечного, не ставя человека во враждебное отношение к своему жребию, как бы этот жребий ни был скромен».

Как ни парадоксально это звучит, но сословия являлись одновременно и реальными социальными единицами, и воображаемыми сообществами. Сословия были реальны, так как люди ощущали себя и воспринимали других в рамках сословной парадигмы — как крестьян, дворян, мещан и т. п., знали свои привилегии, права и обязанности в том виде, как они были прописаны в законе и формулировались в обычае, соглашались играть роли крестьян, дворян, мещан и т. п. Если государство или другие сословия покушались на права какого-нибудь сословия, оно их коллективно защищало. Отмена Павлом I некоторых принципиальных пунктов «Жалованных грамот дворянству и городам» была встречена протестами и гневом со стороны дворянства и купечества. Император был свергнут с престола и убит в значительной мере по причине нарушения привилегий, дарованных грамотами. Купечество, получившее в 1785 г. сословный суд, воспрепятствовало введению всесословного суда в 1820—1830-е гг., поскольку боялось затеряться среди дворянства. Знало и защищало свои права крестьянство, и не только с дубиной в руках, а жалобами и прошениями: «Не станет хлеба, барин даст», — говорили крестьяне, зная, что помещики по закону обязаны их кормить во время неурожая.

Однако есть существенная особенность российских сословий сравнительно с западноевропейскими в пору их расцвета — сословные интересы защищались, в том числе перед государством, не от имени всего российского дворянства, купечества, духовенства или крестьянства, а от имени дворянства N-й губернии, купечества N-ro города, духовенства N-ro прихода или крестьян N-й деревни. Представители отдельных сословий не были объединены ни на всероссийском, ни на губернском уровне, поскольку всероссийские и губернские сословные организации по закону запрещались до 1906 г. (кроме дворянства, консолидировавшегося в губернские и уездные дворянские общества в 1785 г.); они сплачивались только в рамках отдельного поселения, к которому были приписаны. Всероссийского дворянства, всероссийского купечества или всероссийского крестьянства не существовало в качестве реальных социальных единиц, как не существовало и рязанского крестьянства, тамбовского духовенства, сибирского купечества и т. п. Иногда Синод заступался за духовенство; изредка во второй четверти XIX в. петербургское или московское купечество пыталось говорить от имени всего городского сословия, но это не было постоянной практикой, закрепленной в законе. Поэтому, имея в виду всероссийский или губернский уровень (кроме дворянства), можно сказать, что сословия являлись воображаемыми или статистическими сообществами.

Классы, как и сословия, формировались в пореформенной России стихийно, в конфликтах и при взаимных уступках различных социальных групп и государства, под руководством последнего, которое юридически оформляло компромисс и делало процесс образования классов по возможности цивилизованным. И хотя складывание классовой структуры сопровождалось активным дискурсом среди общественности, политиков, ученых, юристов, он вряд ли влиял сколько-нибудь существенно на сам ход и направление процесса. Может быть, дискурс сказался на скорости классообразования, потому что под его влиянием государство до конца XIX в. тормозило обуржуазивание деревни и только с 1906 г. стало его поощрять. Огромное большинство населения даже не слышали о дискурсе, так как не умели читать. Как и в случае с сословиями, государство законодательно оформляло результаты классообразования, а юридическое утверждение классовой парадигмы способствовало ее более глубокому проникновению в массовое сознание и в жизнь.

Формирование сословий, а потом и классов в России происходило под западноевропейским влиянием: социальная структура в западноевропейских странах до некоторой степени задавала российскому правительству образец для подражания. Однако это влияние не следует преувеличивать. Копирование было внешним, суть процесса обусловливалась внутренними факторами. То, что сословный строй, сложившийся в России к концу XVIII в., был похож на сословный строй европейских государств XVIII в., где он уже разрушался, а не на сословный строй в момент его расцвета в XIII—XV вв. говорит не о силе влияния Запада, а скорее о том, что российское общество не нуждалось в классическом сословном строе, так как уже переросло его.

Важное значение в превращении сословий в классы и профессиональные группы имели, с одной стороны, юридическая и фактическая ликвидация привилегий дворянства, с другой—устранение правовой неполноценности мещанства и крестьянства. Ликвидация частновладельческого крепостного права в 1861 г., земская и судебная реформы 1864 г., городская реформа 1870 г., военная в 1874 г., а также отмена подушной подати и круговой поруки, телесных наказаний, паспортного режима и выкупных платежей за землю в 1907 г., включение дворянства в число налогоплательщиков, получение права на выход из общины в 1906 г., наконец, введение представительного учреждения и обретение гражданских прав всем населением в 1905 г. привели к тому, что к 1917 г. все сословия юридически утратили свои специфические сословные права, сблизились друг с другом в правовом положении. Реформы способствовали постепенной трансформации сословий в классы и профессиональные группы. Дворяне-помещики сливались в одну социально-профессиональную группу с частными землевладельцами, дворяне-чиновники — с чиновниками-недворянями в профессиональную группу бюрократов, прочие категории личного и потомственного дворянства — с профессиональной интеллигенцией; происходило также «обуржуазивание» дворянства и «оземеливание» буржуазии. Духовенство эволюционировало от сословия в сторону профессиональной группы духовных пастырей. Городское сословие превращалось в предпринимателей и рабочих. Крестьянство заполняло все профессиональные и классовые ниши. Высший, средний и низший классы также ассимилировали представителей всех сословий. Немало дворян пребывало на социальном дне. Приведем сословный профиль 8962 предпринимателей Петербурга и Москвы в 1913 г.: купцы — 44%, крестьяне — 26%, мещане — 15%, разночинцы — 6,4%, почетные граждане — 5,8%, дворяне — 2,7%. К 1917 г. подобный сложный сословный профиль имела любая профессиональная группа, будь то земледельцы, рабочие, прислуга, бюрократы, полицейские, офицеры; только пропорции были иными.

Завершение формирования подлинной классовой структуры общества происходит в ходе так называемой профессионализации, под которой понимается консолидация представителей отдельных профессий в профессиональные организации с целью коллективного отстаивания своего общественного статуса и контроля за той сферой рынка, где данная профессиональная группа осуществляет свои функции. Профессионализация сделала в пореформенной России значительные успехи. Но 12 лет, которые прошли после получения в 1905 г. легального права на создание любых ассоциаций, включая профсоюзы и политические партии, — слишком короткий срок, чтобы к 1917 г. всеобщая и глубокая профессионализация совершилась и настоящие классы буржуазного общества сложились. Однако старая сословная структура разрушилась. Слова «рабочий», «солдат», «чиновник» или «крестьянин» стали обозначать не только социальную группу, но и профессию. Складывание классовой структу ры хорошо просматривается по данным о сословной принадлежности членов городских дум. До реформы 1870 г. городские думы состояли исключительно из представителей городского сословия. После реформы состав дум стал пестрым. Так, Петербургская городская дума в 1912 г. на 31,9% состояла из купцов и почетных граждан, на 25,5% — из профессиональной интеллигенции, на 16,3 % — из чиновников (в том числе служащих дворян), на 14,4% — из мещан, ремесленников и крестьян, на 6,3 % — из неслужащих дворян и на 5,6% — из офицеров. Представители всех сословий сидели за одним столом и обсуждали общие проблемы — это поистине знаковая картинка рождавшегося буржуазного общества.

Чисто внешне социальная структура всего населения в имперский период изменилась мало (табл. II.6). Доля дворянства в населении страны за 1719−1913 гг. уменьшилась с 2 до 1,5%, духовенства — с 1,9 до 0,5%, крестьянства — с 89,1 до 80,1%, военные перестали существовать как сословная группа вследствие замены рекрутства всеобщей воинской повинностью; разночинцы «рассосались» между основными сословиями; зато доля городского сословия увеличилась с 3,9 до 17,6%. За этой внешней малоподвижностью, как мы видели, скрывались принципиальной важности перемены—социальная структу ра в имперский период дважды трансформировалась — сначала из этакратической в сословную, а затем из сословной в классовую. Крестьянин в конце XVIII в. очень отличался от крестьянина в начале XX в. Это были совсем разные люди; они имели разные социальные статусы: между крепостным человеком помещика и государства в первом случае и свободным сельским обывателем во втором — огромная дистанция.

Таблица II.6.

Социальная структура населения в Европейской России без Польши и Финляндии в XVII начале XX в. (в %)

* 1782 г.

** За 1678 и 1858−1913 гг. без регулярной армии.