Смертность. 
Историческая социология россии. 
Часть 1

В период империи смертность среди православного населения России находилась на очень высоком уровне как в городе, так и в деревне, как среди простого народа, так и среди привилегированной части общества (табл. III.8). В XVIII в. общий коэффициент смертности в городе колебался между 40 и 60, в деревне — между 30 и 40 на тысячу человек населения. В первой половине XIX в. колебания смертности по годам несколько сгладились, но ее средний уровень оставался, как и прежде, высоким: в городе — около 49, в деревне — 35 на тысячу. С 1860-х гг. смертность начала постепенно снижаться: общий коэффициент смертности с 1851—1859 по 1909;1913 гг. в городе понизился с 53 до 27, в деревне — с 39 до 32 на тысячу. Снижение смертности было повсеместным, но в городе оно проходило интенсивнее, чем в деревне, в крупных городах — значительнее, чем в малых, среди привилегированных слоев — быстрее, чем среди низших классов населения.

Главными факторами снижения смертности в России являлись повышение культурного уровня населения и расширение бесплатной медицинской помощи. За 1850−1913 гг. грамотность населения в возрасте старше 9 лет выросла с 15 до 40%. В 1837 г. в России насчитывалось 6,8 тыс. врачей (без дантистов), в 1846 г. — 8,7 тыс., в 1880 г. — 13,5 тыс., в 1913 г. — 28,1 тыс. Число врачебных участков, где крестьянам оказывалась бесплатная медицинская помощь, за 1870−1913 гг. увеличилось с 530 до 2970, или в 5,6 раза. Успехи самой медицинской науки повысили эффективность профилактической и лечебной работы медицинского персонала. Возникшие общества по борьбе с детской смертностью развернули работ)' по всей стране, и это имело большое значение, так как прежде всего падение детской смертности способствовало понижению общей смертности. Новые гигиенические навыки и представления постепенно распространялись среди населения, особенно городского и той части сельского, которая была тесно связана с городом. Результаты всей этой работы стали постепенно сказываться на уровне смертности. Например, за 1891−1914 гг. число умерших от скарлатины, дифтерии, кори и коклюша сократилось на 42%, от оспы — на 150%, от тифа — на 88%.

Интересно отметить, что снижение смертности в 1860—1870-х гг. происходило на фоне падения жизненного уровня сельского населения и ухудшения его питания. Это говорит о том, что культу ра и медицинское обслуживание иногда оказывают большее влияние на смертность, чем благосостояние, если его падение не заходило слишком далеко. Однако снижение смертности имело негативные последствия для крестьянства— оно привело к повышению естественного прироста и увеличению числа детей в семье (см. табл. II 1.5), так как падение смертности только у крестьянства превысило падение рождаемости. У всех остальных сословий число детей в семьях сократилось благодаря тому, что рождаемость понизилась больше, чем смертность. Увеличение числа выживающих детей еще более усугубляло материальное положение крестьянства (87 % населения) и в свою очередь имело два демографических последствия: с одной стороны, толкало население к понижению рождаемости, с другой — препятствовало ускорению дальнейших прогрессивных изменений в характере и уровне смертности. Ввиду этого вплоть до начала XX в. смертность сохраняла такие черты, как резкое преобладание смертей, обусловленных экзогенными факторами, или факторами среды (инфекционные болезни, болезни органов дыхания, несчастные случаи, отравления, травмы), концентрация смертей в детском и зрелом возрасте и очень низкая средняя продолжительность жизни.

Исследователи обычно указывают в качестве факторов высокой смертности бедность, хроническое недоедание, низкое качество питания народа, антисанитарную обстановку повседневного труда и отдыха, тяжелые жилищные условия, отсутствие элементарных гигиенических знаний и навыков. Действительно, материальное благосостояние оказывало влияние на смертность, причем в городах, по-видимому, всегда, а в сельской местности — только начиная с конца XIX в. По данным табл. 111.9 можно видеть, что в деревне в отличие от города в 1830—1870-х гг. смертность отдельных сословий была обратно пропорциональна их достатку (за исключением военных и чиновников-недворян).

Таблица II 1.8.

Смертность среди разных сословий в 1840—1870-е гг.

(на тыс. человек населения).

Эти различия в уровне смертности в течение пореформенного периода росли вследствие увеличения имущественного расслоения городского населения при одновременной дифференциации районов городов по степени благоустройства и комфорта. Состоятельные слои заселяли благоустроенные кварталы, а бедные классы — неблагоустроенные, вблизи промышленных предприятий, как правило, на окраине города. Сочетание материального достатка с жизнью в лучших экологических условиях способствовало снижению заболеваемости и смертности привилегированных слоев общества. Россия в этом отношении догоняла Европу.

Среди крестьянства различия в смертности до 1860-х гг. не были заметны ввиду его социальной однородности. Но к концу XIX в. и му щественная дифференциация крестьянства повысилась, и это обстоятельство сразу сказалось на различиях смертности отдельных его социальных слоев. О влиянии благосостояния крестьян Воронежской губернии в 1898—1902 гг. на их здоровье и смертность можно судить по данным, приведенным в табл. 111.9.

Таблица II 1.9.

Уровень здоровья и смертности крестьян Воронежской губернии в зависимости от их благосостояния в 1898—1902 гг. (на тыс. человек)

Кроме материального достатка действовали еще три важных фактора высокой смертности: образ жизни (быт и культура), местожительство (город или деревня) и высокая рождаемость, которая обусловливала плохой уход за детьми.

Если ранжировать сословия по уровню смертности, то окажется, что среди всего населения наиболее высокая смертность наблюдалась у дворян, затем — у мещан, купцов, почетных граждан и духовенства, самая низкая — у крестьян. Другая картина в городах: чаще всего наивыстая смертность была у крестьян, затем —у мещан, дворян, самая низкая — у купцов и духовенства (см. табл. III.8). Если бы главные факторы высокой смертности сводились к условиям быта, то по уровню смертности среди всего населения сословия расположились бы в порядке, соответствующем их материальному положению: дворяне, купцы, духовенство, мещане, крестьяне — чем выше материальный уровень жизни сословия, тем ниже была бы смертность. Но мы видим другую картину. Если бы материальные условия жизни не играли никакой роли, то и среди городского населения смертность по сословиям была такой же, как среди всего населения. Однако в городе по-другому. Дело в том, что значительную часть городских крестьян составляли мигранты и отходники, приезжавшие в город на заработки. Они были заняты на рискованных работах, жили в непривычных для них и во много раз более плохих условиях сравнительно с деревней — без семьи, без деревенской работы на свежем воздухе и других атрибутов сельской жизни и, возможно, даже хуже питались. Поэтому смертность крестьян в городе была самой высокой и выше, чем в деревне. В привычных условиях деревни, несмотря на низкий материальный уровень жизни, смертность у них была самая низкая среди других сословий. В условиях города смертность у мещан была в 1−7 раза выше, чем у купцов, но в деревне она у тех и других повышалась и выравнивалась, поскольку и мещане, и купцы отрывались от дома, от привычных им условий жизни, так же как крестьяне, приходившие в город на заработки.

Духовенство и дворянство в городе имели более низкую смертность, чем в деревне, потому что городское духовенство было намного обеспеченнее сельского и вело более спокойную и размеренную жизнь. Из дворян жизнь в городе могли себе позволить только богатые. В этом случае они, естественно, имели комфорт, лучшее из возможного медицинское обслуживание; кроме того, несколько месяцев в году они проживали в своих поместьях в деревне. У чиновников, которые проживали в городах, а также у военных смертность, как правило, везде была высокой. Причина в том, что у военных была опасная, а у чиновников — изнурительная и вредная для здоровья служба. Разумеется, в данном случае имеются в виду не высшие, а низшие страты тех и других, поскольку уровень смертности чиновников и военных определяли не генералы, а низшие чины, которые были плохо материально обеспечены и многие из которых жили без семьи, что не способствует долголетию. Священник И. Братолюбов, обнаруживший, что среди населения России смертность у дворян и офицеров из дворян выше, чем у крестьян, несмотря на худшие условия жизни последних, так объяснил этот парадокс: «Жилища крестьян не так опрятны, как жителей других сословий; избы по большей части дымные и курные, в болезнях они редко прибегают к лечению, а если и лечатся, то как-нибудь и чем-нибудь. Но образ жизни и занятия предотвращают болезни и уменьшают смертность. Крестьяне исключительно занимаются земледелием и работают на свежем воздухе, среди полей, лугов и лесов. Груд — в пору и в меру, покой и отдых — вовремя, жизнь—умеренная и неприхотливая, обилие жизненных продовольствий и довольство малым заключают более условий для долговечной жизни».

В период империи в городе смертность была выше, чем в деревне — 49−51 против 36−37 на тысячу человек населения (см. табл. III. 1). Со временем различия в уровне смертности уменьшались, и если судить по коэффициенту смертности — 30,5 смертей в городе и 35,4 смертей на тысячу человек в деревне, — то к концу XIX в. город даже превзошел деревню. Однако в данном случае значения общего коэффициента смертности исказили истинные возрастные особенности городского и сельского населения. Между тем вследствие миграции в городе сравнительно с деревней проживало более молодое население, причем не за счет младенцев и детей, а за счет взрослых людей, которые умирали реже, чем дети и старики. Чтобы выяснить истинные различия в смертности между городом и деревней, необходимо использовать стандартизированный коэффициент смертности, который оценивает смертность при стандартной, одинаковой возрастной структу ре в городе и деревне. Если вычислить для городов и сел показатель смертности, приняв за стандарт возрастную структуру Европейской России, то стандартизированный коэффициент смертности для православного городского населения в 1897 г. составит 37 смертей, для сельского — 34 смерти на тысячу. В 1842— 1851 гг. различия в смертности были еще более в пользу деревни — 34.

против 46 на тысячу. В чем причины более высокого уровня городской смертности?

Некоторое влияние на смертность могла оказывать густота населения в городах в связи с вредными последствиями для здоровья человека скопления людей, с загрязнением воздуха, почвы, воды и пр., скоростью распространения инфекционных заболеваний. Однако главные факторы — это переселенность жилищ, развитие пауперизма, алкоголизма и проституции, существование в городе большого числа вредных для здоровья профессий, а также то, что санитарные и гигиенические условия жизни горожан, включая водоснабжение, наличие нечистот, фальсификация пищевых продуктов и заразные болезни в X VIII-начале XX в., находились на весьма низком уровне и были намного хуже, чем у сельского населения. Первые водопроводы были построены в Москве (в 1805 г.) и Петербурге (в 1859 г.), к 1910 г. в России (без Финляндии) имело водопровод 18% городов, канализацию — 3,5%, а скотобойни в городской черте — 83%. Русские города в санитарном отношении заметно отставали от западноевропейских. Лишь со второй четверти XIX в. власти стали принимать меры по улучшению санитарного состояния городов. Среди этих мер важное место принадлежало указу от 1826 г. о переносе в течение 10 лет вредных для здоровья горожан промышленных заведений из городов вниз по течению рек. Начиная с 1870-х гг. городские думы стали более серьезно заниматься вопросами благоустройства городов и к 1917 г. им удалось сделать сравнительно много, но все же не достаточно, чтобы догнать в санитарном отношении западноевропейские города.

Большое влияние на уровень смертности оказывала также высокая рождаемость и связанный с ней плохой уход за детьми. Ни одно общество, ни одна самая развитая экономика не в состоянии прокормить то огромное число детей, которое рожали русские женщины, если бы дети не умирали тоже в огромном количестве. Младенческая смертность до середины XIX в. превышала 300 человек на тысячу, к концу XIX в. понизилась до 260, к 1911 г. —до 237 на тысячу; до 5 лет даже в 1897 г. доживало всего 57% новорожденных. Высокая рождаемость провоцировала высокую смертность, и наоборот. Если бы детей рождалось меньше, они получали бы лучший уход и их несомненно меньше бы умирало. Не случайно, чем выше был порядковый номер рождения (начиная с третьего ребенка), тем меньше было у ребенка шансов выжить. В данном случае речь идет не о прямой физиологической связи между рождаемостью и смертностью, а об опосредованной зависимости, которая обусловливалась влиянием бытовых, культурных и социально-экономических факторов.

Высокий уровень детской смертности, существовавший в России, являлся производным не только низкой культу ры, уровня грамотности, недостатка медицинских знаний и бедности; он являлся порождением русской модели демографического поведения. В Германии, Австрии, Швеции, Франции и других странах, придерживавшихся иной, так называемой западной модели, в XVII—X VIII вв. общий коэффициент смертности составлял 25- 28 на тысячу — меньше, чем в России даже в 1913 г. (31 на тысячу), в значительной степени потому, что рождаемость там находилась в пределах 28−32 на тысячу, и матери могли выхаживать своих детей при том же уровне общей культу ры, грамотности и медицинских знаний, которыми обладали в массе россияне в начале XX в.

Среди православного, и в особенности среди русского населения до 1860-х гг., существовала самая расточительная, неэффективная экстенсивная модель воспроизводства населения. Среднее число девочек, которое надо было родить замужней женщине, чтобы обеспечить простую замену материнского поколения (так называемая цена простого воспроизводства населения), в середине XIX в. равнялось 2,4, а в западноевропейских странах в XVII—XVIII вв. — 1,8. Причина такого различия заключается в том, что у православных женщин до середины XIX в. существовала иная психологическая установка в отношении числа рождающихся и умирающих детей — полагаться не на себя, а на судьбу. Вся забота нашего крестьянина о детях в раннем возрасте яснее всего выражается в его поговорке: «Если ребенок родился на живое, то выживет, если на мертвое, так умрет». Уход за детьми, даже за первенцами, был минимальным. Среди 11 народностей России в конце XIX в. смертность детей у русских в возрасте до 3 лет включительно была наивысшей — выше, чем у белорусов, украинцев, молдаван, татар, башкир и чувашей, которые в смысле материального достатка и образования даже уступали русским.

Примерно такое же положение было и у девочек. Пройти суровую школу русского детства удавалось лишь 47% мальчикам и 50% девочкам. Можно было бы предположить, что до 11 лет доживали самые здоровые, самые смышленые дети, способные пережить все невзгоды, которые выпадали на их долю, лучше, чем дети других народностей. Средняя продолжительность предстоящей жизни в любом возрасте у русских детей оказывалась ниже, чем у детей других народностей, за исключением чувашей. Эффекта выживания сильнейших не получалось. Кроме того, более половины детей умирало, унося с собой в могилу и те затраты, которые успели сделать родители.