Принцип законности. 
Комментарий к уголовному кодексу рф в 4 т. Том 1. Общая часть

• 1. Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом.
• 2. Применение уголовного закона по аналогии не допускается.

• 1. Интерпретация содержания принципа законности в науке уголовного права часто выходит за пределы текста коммент. статьи и включает в себя анализ таких вопросов, как соответствие уголовного закона и практики его применения Конституции, соответствие уголовного закона и практики его применения общепризнанным принципам и нормам международного права, системность уголовного закона и практики его применения, установление преступности и наказуемости деяний только уголовным законом. В широком смысле принцип законности охватывает все характеристики УК как правового закона.
• 2. Основное положение принципа законности основано на классическом требовании римского права «nullum crimen, nullum poena sine lege» (нет преступления и наказания без указания в законе). Оно подтверждено международным сообществом и Конституцией. «Никто не может быть признан виновным в совершении какого-либо уголовного преступления вследствие какого-либо действия или упущения, которое, согласно действовавшему в момент его совершения внутригосударственному законодательству или международному праву, не являлось уголовным преступлением. Равным образом, не может назначаться более тяжкое наказание, чем-то, которое подлежало применению в момент совершения уголовного преступления» (ст. 15 Международного пакта о гражданских и политических правах (1966 г.)). «Никто не может нести ответственность за деяние, которое в момент его совершения не признавалось правонарушением» (ч. 2 ст. 54 Конституции).
• 3. В соответствии с п. «о» ст. 71, ч. 1 ст. 76, ч. 3 ст. 55 Конституции, УК принимается в форме федерального закона и согласно ч. 1 коммент. статьи является единственным законом, устанавливающим преступность деяний, их наказуемость и иные уголовно-правовые последствия. Термин «кодекс» в данном случае следует толковать в системном единстве с положениями ч. 1 ст. 1 УК, которая определяет источниковую базу уголовного права, а также в соответствии с правовыми позициями КС РФ и ЕСПЧ, раскрывающими содержание термина «закон» и суть принципа верховенства права.

Именно такое толкование позволяет надлежащим образом определить содержание законности в уголовном праве. Суть принципа законности не столько в том, чтобы именно в УК непосредственно закрепить все, что так или иначе относится к уголовному праву, сколько в том, чтобы признаки преступного поведения и наказание за него были установлены на момент совершения того или иного общественно опасного деяния с достаточной полнотой и ясностью, и чтобы все лица, к которым обращены требования уголовного закона, могли реально ознакомиться с содержанием закона, с тем чтобы привести свое поведение в соответствие с его требованиями.

В пост. ЕСПЧ от 21.01.2003 по делу «Веебер (Veeber) против Эстонии» (№ 2) (жалоба № 45 771/99) указывается, что в ст. 7 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в общей форме закреплен принцип, согласно которому только закон устанавливает преступность деяния и наказание, и принцип, согласно которому не допускается расширительное толкование уголовного закона во вред обвиняемому. Из этих принципов следует, что преступление должно быть четко определено в законе. Данное требование считается соблюденным, если любое лицо может понять из формулировки соответствующей нормы и, в случае необходимости, с помощью толкования этой нормы судом, какие действие и бездействие могут повлечь наступление уголовной ответственности. В пост. ЕСПЧ от 25.07.2013 по делу «Ходорковский и Лебедев (Khodorkovskij and Lebedev) против России» (жалобы № 11 082/06 и 13 772/05) отмечается также, что при упоминании «закона» в ст. 7 Конвенции о защите прав человека и основных свободы используется концепция, объединяющая законы, подзаконные акты и прецедентную практику и предполагающая требования качества закона, в том числе требования доступности и предсказуемости^[1]. В русле этих позиций развивается практика КС РФ, который указал, что любое преступление, а равно меры ответственности за его совершение должны быть четко определены в законе, причем таким образом, чтобы исходя из текста соответствующей нормы — в случае необходимости с помощью толкования, данного ей судами, — каждый мог предвидеть уголовно-правовые последствия своих действий (бездействия)^[2].

Принцип законности, таким образом, не исключает иных, кроме УК источников уголовного права, не исключает подзаконного уголовно-правового регулирования, а равно судебного толкования и нормотворчества. С формальной точки зрения суть принципа законности состоит в том, чтобы обеспечить фиксацию признаков преступления именно в федеральном законе (УК) и не допустить установление преступности и наказуемости деяния, а следовательно ограничения конституционных прав человека и гражданина в нормативных правовых актах органов исполнительной власти, а также в том, чтобы разграничить судебное толкование, выступающее необходимым элементом уяснения смысла закона и обеспечения верховенства права, от применения судами уголовного закона по аналогии.

• 4. Предназначение принципа законности — обеспечить качество уголовного закона (в его широкой трактовке). Требование качества включает в себя, прежде всего, такие нормативные конструкции и формулировки, которые позволяют отграничить запрещаемое поведение от правомерного, а также уголовно наказуемое поведение от поведения, запрещенного в иных отраслях права. Иное является прямым нарушением конституционных начал уголовно-правового регулирования, о чем прямо сказал КС РФ:
  • — правомерное осуществление гражданином своих конституционных прав и свобод не может рассматриваться как нанесение ущерба безопасности и влечь неблагоприятные правовые последствия, в частности в форме уголовной ответственности^[3];
  • — включение в уголовно-правовое регулирование норм, возлагающих уголовную ответственность за действия, не являющиеся противозаконными, несовместимо с закрепленными в Конституции гарантиями прав и свобод граждан, поскольку могло бы приводить к дестабилизации единого правового пространства, неопределенности в правовом положении граждан, нарушениям их прав и законных интересов^[4][5];
  • — неопределенность правового регулирования, которая не позволяет отграничить преступление от смежного административного правонарушения, создает возможность произвольного применения закона и недопустимой подмены административной ответственности уголовной, что противоречит общепризнанным принципам уголовной ответственности, не согласуется с задачами уголовного законодательства, а также с принципами законности, равенства граждан перед законом и судом, справедливости, гуманизма, не соответствует закрепленному в УК основанию уголовной ответственности и понятию преступления^[2].
• 5. Качество уголовного закона во многом зависит, но не определяется целиком, законодательной техникой конструирования уголовно-правовых предписаний. Использование законодателем неформализованных, оценочных понятий, порождающих необходимость их судебной интерпретации, не является показателем низкого качества закона. Определение степени формализации признаков того или иного преступления как составная часть нормотворческого процесса — исключительная компетенция законодателя^[7]. Неизбежная в силу этого интерпретационная практика суда должна быть подчинена некоторым общим правилам, предопределенным содержанием принципа законности:
  • — отсутствие в законе формально определенных критериев тех или иных понятий (напр., понятия «психическое состояние», относящегося по своей природе к категориальному аппарату наук, изучающих психическую сферу человека), само по себе не может расцениваться как нарушающее конституционные права граждан. Их содержание конкретизируется судом в каждом уголовном деле (в частности, на основе подтвержденных доказательствами фактических обстоятельств с помощью специальных познаний экспертов в области судебной психиатрии)^[8];
  • — само по себе отсутствие формализованных определений понятий (напр., «доход», «незаконное предпринимательство, совершенное организованной группой») не дает оснований считать, что эти понятия не имеют законодательно установленных рамок, вследствие чего допускается их произвольное истолкование. Федеральный законодатель, предусматривая в уголовном законе ответственности за те или иные посягательства на общественные отношения, урегулированные другими отраслями права, в значительной мере основывается на положениях, содержащихся в соответствующих правовых нормах^[9][10];
  • — оценка степени определенности содержащихся в законе понятий должна осуществляться исходя не только из самого текста закона, используемых формулировок, но и из их места в системе нормативных предписаний^[11];
  • — запрещается расширительное толкование уголовного закона в ущерб интересам обвиняемого; закон, устанавливающий уголовную ответственность, не может толковаться как распространяющийся на деяния, прямо им не запрещенные, не может применяться по аналогии^[5].

В качестве наиболее общего похода к толкованию закона, ставящему заслон на пути его применения по аналогии, можно предложить правило предпочтительности толкования, наиболее благожелательного для лица, совершившего преступление, и правило разрешения в его пользу всяких сомнений при интерпретации уголовного закона. Согласно п. 17 пост. Пленума ВС РФ от 29.11.2016 № 55 все неустранимые сомнения в доказанности обвинения, в том числе отдельных его составляющих (формы вины, степени и характера участия в совершении преступления, смягчающих и отягчающих наказание обстоятельств и т. д.), толкуются в пользу подсудимого.

• [1] Бюллетень ЕСПЧ. 2013. № 12.
• [2] См.: Пост. КС РФ от 27.05.2008 № 8-П «По делу о проверке конституционности положения части первой статьи 188 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобойгражданки М. А. Асламазян» // ВКС РФ. 2008. № 4.
• [3] См.: Пост. КС РФ от 20.12.1995 № 17-П.
• [4] См.: Опред. КС РФ от 23.05.2006 № 192−0 «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Степанца Владимира Андреевича на нарушение его конституционныхправ частью первой статьи 125, частью первой статьи 144, статьями 406, 413, 415 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и статьей 139 Уголовного кодексаРоссийской Федерации».
• [5] См.: Пост. КС РФ от 27.05.2008 № 8-П.
• [6] См.: Пост. КС РФ от 27.05.2008 № 8-П «По делу о проверке конституционности положения части первой статьи 188 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобойгражданки М. А. Асламазян» // ВКС РФ. 2008. № 4.
• [7] См.: Пост. КС РФ от 20.12.1995 № 17-П.
• [8] — См.: Пост. КС РФ от 20.11.2007 № 13-П «По делу о проверке конституционности рядаположений статей 402, 433, 437, 438, 439, 441, 444 и 445 Уголовно-процессуального кодексаРоссийской Федерации в связи с жалобами граждан С. Г. Абламского, О. Б. Лобашовойи В. К. Матвеева» // ВКС РФ. 2007. № 6.
• [9] См.: Опред. КС РФ от 20.11.2003 № 431−0 «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Чавкина Сергея Николаевича на нарушение его конституционных правстатьей 171 Уголовного кодекса Российской Федерации».
• [10] См.: Пост. КС РФ от 27.05.2003 № 9-П «По делу о проверке конституционности положения статьи 199 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобами гражданП. Н. Белецкого, Г. А. Никовой, Р. В. Рукавишникова, В. Л. Соколовского и Н. И. Таланова» //ВКС РФ. 2003. № 4.
• [11] 6 См.: пост. Большой палаты ЕСПЧ от 17.05.2010 по делу «Кононов (Kononov) противЛатвии» (жалоба № 36 376/04) // Бюллетень ЕСПЧ. 2010. № 8.
• [12] См.: Пост. КС РФ от 27.05.2008 № 8-П.