Общетеоретическая философия (метафизика) П. Чаадаева

Метафизические идеи мыслителя находятся в органической связи с его философской антропологией, гносеологией, философией истории: метафизика соединяет воедино все части его философской системы. П. Чаадаев исходит из основных идей христианского миропонимания. Среди них: идея творения и связанное с ней разделение на мир божественный и мир сотворенный, учение о поврежденности тварного мира как следствие первородного греха, идея о свободе тварных существ. Положив в основу своей метафизики идеи, восходящие к Евангелию и творениям святых Отцов церкви, П. Чаадаев, конечно, не может построить идиллистически-оптимистическое мировоззрение. Однако его метафизика не дает повода, чтобы характеризовать ее в качестве пессимистической. В ней сложно сочетаются настроения трагизма и надежды. Последняя придает всему учению окраску оптимизма. Таким образом, тонус метафизических оснований системы П. Чаадаева отличается от общего тонуса философии западноевропейского Просвещения, из которой исчезло ощущение трагизма бытия.

Особое место в метафизических построениях мыслителя занимает понятие высшего сознания. Оно есть духовная сущность вселенной. Высшее сознание не есть субъект, т. е. оно не обладает самостоятельной активностью. В этом пункте понятие, введенное П. Чаадаевым, отличается от гегелевского понятия мирового духа, в котором немецкий мыслитель стремился соединить субстанциальность (т.е. устойчивость, неизменность, сущностность) с субъективностью (т.е. активностью). Высшее сознание не есть Бог, а божественная сущность мира. Это совокупность идей. Говоря современным языком, оно есть идеальный план мира, упорядоченность мира, не погруженная в сам мир, а стоящая над ним. Таким образом, в некоторой мере близким этому понятию метафизики П. Чаадаева является понятие Души мира и Нус неоплатоников. Высшее сознание несамостоятельно в том смысле, что подчинено Богу, зависит от него, действует согласно его воле. Высшее сознание в философии П. Чаадаева весьма напоминает то, что впоследствии Вл. Соловьев будет называть Софией горней или мировой душой. Как Вл. Соловьев через софийность, так П. Чаадаев через высшее сознание, оба утверждают метафизический монизм. Концепция П. Чаадаева не допускает изначальной множественности — метафизического плюрализма, но, конечно, не отрицает фактической множественности и многообразия мира. Однако фактическое множество подчинено изначальному, т. е. субстанциальному, единству. Последнее и определяется высшим сознанием.

Высшее сознание действует не только в рамках Всей вселенной, но — специфическим образом — в истории человечества. Оно придает единство мировой истории, слагающейся из истории многих народов. Непосредственное действие мирового сознания в истории общества для христианских народов осуществляется через христианскую веру, учение и церковь. Под единством истории П. Чаадаев понимает осознанное христианством, поддерживаемое и освящаемое им единство человеческого рода. Каждый народ имеет свою историю, отличную от истории других, с особыми этапами исторического пути, движущими мотивами, формами экономической жизни и др. Единство же обнаруживается в общих для всех нравственных ценностях, едином для всех людей и всего тварного мира божественном законе. Божественный закон есть важнейшая сторона высшего сознания.

В тварном мире наряду с божественным законом заложена возможность отпадения от него. Возможность отпадения есть проявление свободы тварных существ. Свобода превращается в «страшную силу», если это самочинная свобода. Самочинная свобода грозит разрушить божественную гармонию мира, определяемую высшим сознанием. Тогда мир постигла бы катастрофа, вследствие которой на месте частичного (всегда неполного, вследствие грехопадения) порядка воцарился бы всеобщий хаос. Опасность катастрофы не исключается мыслителем ни при каких условиях, что и придает его мировоззрению трагический оттенок. Однако всегда остается возможность для иного пути. Он открывается в том случае, если свобода будет использована не в целях ложного обособления отдельных особей тварного мира, а в целях обретения ими единства. Согласно П. Чаадаеву, следует допустить наличие особого всемирного существа. Всемирное существо — это мир, взятый как целое. Соединение со всемирным существом не означает отречения от индивидуальности, а предполагает установление внутренней связи всего отдельного с целым, обретение подлинной индивидуальности. Сфера целостности — это сфера надвременного и надпространственного, это сфера вечности.

Таким образом, учение о бытии П. Чаадаева выглядит следующим образом. Вселенная заключает в себя духовную сущность, основу ее единства, ее единый «план» — мировое сознание. Для общества это — «всечеловеческое сознание». Духовная сущность мира подчинена Богу, или Абсолюту, из которого исходят творческие излучения в мир. Всечеловеческое сознание приемлет эти излучения. Сознание отдельного человека тяготеет к отъединению от всечеловеческого сознания. Но одновременно оно заключает в себе элементы всечеловеческого сознания, поэтому способно воспринимать воздействия Абсолюта, т. е. импульсы к единству. Ниже лежит дочеловеческая природа, лишенная универсального сознания, подобного всечеловеческому, поэтому испытывающая воздействия Абсолюта на досознательном, бессознательном или околосознательном уровне. Заметим, что сознание в подлинном смысле, по П. Чаадаеву, есть всечеловеческое, а не сознание отдельного человека, взятого в своей изолированности. Такое понимание сближает концепцию П. Чаадаева с кантовским трансцендентализмом, поскольку всечеловеческое сознание помещается им «между» индивидуально-эмпирическим и божественным. С другой стороны, дочеловеческий мир, лишенный сознания всечеловеческого (т.е. подлинного), не лишен элементов мирового сознания. В противном случае он вообще бы выпал из сферы божественного провидения, ибо оказался неспособным воспринимать божественные энергии, остался погруженным в безысходный хаос. Из метафизической онтологии П. Чаадаева вытекает ряд интересных следствий, в частности, для понимания пространства и времени.

Время и пространство суть характеристики не божественные и не тварные. Это сфера всечеловеческого сознания. Время и пространство — условия существования любых предметов в их отдельности, в изолированности от всемирного существа. Именно поэтому ни время, ни пространство нельзя отнести к сфере божественного. Божественное есть сфера единства, а следовательно, вечности. Однако время и пространство не могут быть и характеристиками, относящимися к сфере тварного, ибо Бог не мог создать условия для отьединенности частей созданного им мира, т. е. по собственному желанию разрушить божественное единство. «Бог времени не создал», — пишет П. Чаадаев. Остается единственный метафизически возможный вариант: время и пространство суть характеристики, принадлежащие всечеловеческому сознанию. Именно всечеловеческому, но не индивидуальному как таковому. Они ни в коем случае не могут быть всего лишь психологической иллюзией. Они входят в сущность человеческого, как оно существует после грехопадения. Следовательно, время и пространство выступают универсальными характеристиками человеческого рода (наряду с другими его характеристиками). Они прочно связаны с бытием человека и с его срединным положением между миром божественным и тем миром, который, полностью лишившись божественной благодати, погрузился бы в хаос. Иначе говоря, если мысленно (гипотетически) допустить исчезновение человеческого рода, следовало бы допустить исчезновение пространства и времени. При этом возможны два варианта: либо мир впадет в хаос, либо — полностью гармонизируется и застынет в божественном совершенстве, т. е. в вечности. Последнее будет означать полное божественное преображение мира. Будучи носителем времени и пространства, человечество тем самым оказывается гарантом сохранения Космоса в его нынешней организованности и несет ответственность за то, какой из исходов может осуществляться в будущем.