Учение о непротивлении

В прямой связи с учением об опрощении находится учение Л. Толстого о непротивлении злу силой. Его суть кратко резюмирована им в следующих положениях: «Первое: перестать самому делать прямое насилие, а также готовиться к нему. Второе: не принимать участия в каком бы то ни было насилии, делаемым другими людьми, а также в приготовлении к насилию. Третье: не одобрять никакое насилие»^[1]. Учение о непротивлении злу силой основано на ряде философских предпосылок, принимаемых Л. Толстым.

Во-первых, никакого такого ужасного зла нет, а есть только безвредные для чужого духа заблуждения и ошибки, слабости и т. п.; вовторых, если зло все же обнаруживается в других людях, то надо от него отвернуться и не обращать на него внимания, тогда его все равно что и нет; в-третьих, человеку, любящему людей, вопрос о сопротивлении злу силой и в голову не придет, ибо любить — значит жалеть человека, убеждать его в том, что следует любить людей, а в остальном не мешать ему, поэтому любовь исключает даже возможность мысли о физическом сопротивлении; в-четвертых, проблема о сопротивлении злу силой — пустая, потому что нравственный человек заботится о собственном самоусовершенствовании, другим же он предоставляет свободу в их личном самоопределении; наконец, в-пятых, если уж бороться со злом, то следует прибегнуть к ненасильственным методам, которые всегда найдутся и будут более эффективными.

Учением о непротивлении Л. Толстой, в частности, подкрепляет свое отрицательное отношение к государству: «Теперь уже нет тех особенных насильников, от которых государство могло защищать нас»^[2]. Напротив, само государство является главным источником насилия.

Тщательный разбор толстовской теории «непротивления» дан в работе И. А. Ильина «О сопротивлении злу силою». Проблема, рассматриваемая Толстым и Ильиным исключительно сложна. Главным для ее решения является вопрос о том, насколько вообще оправдано применение силы с нравственных позиций. И. Ильин в этой связи ставит, в частности, следующие вопросы, касающиеся того, что он называет «заставлением» (от слова «заставить», т. е. принудить): «Если одухотворенная любовь имеет способность преображать зло, то значит ли это, что в общем великом процессе сопротивления злу заставление совершенно немощно, бесцельно, вредно и гибельно? Можно ли заключать от необходимости добровольного совершенствования — к необходимости предоставления злодеям добровольно и беспрепятственно злодействовать? Если я обязан творить нравственное очищение внутри себя, то означает ли это, что злодей имеет право изживать свое зло во внешних проявлениях? Если «человек» и «зло в нем» не одно и то же, то разве нельзя воздействовать на «человека» так, чтобы это воздействие благодетельно передалось именно «злу», в нем живущему? Одним заставлением невозможно победить зло; выводимо ли из этого полное отвержение заставления?.. И разве дело творческого пре;

ображения души возможно только при внешней нестесненности злодея?"^[3]

Следует отметить также, что действительно, как правильно заметил Л. Толстой, от государства может исходить насилие, порой неоправданное (например, как это было в нашей стране в годы сталинских репрессий). Однако не менее трагично положение, когда государственная власть теряет контроль над ситуацией или вообще разрушена. В этом случае человек остается беззащитным перед разгулом преступности, мародерством, грабежом, анархией. К сожалению, подобных ситуаций полностью не удается избежать даже в наши дни, в конце XX века.

Толстовское учение дало импульс для развития идеологии и практики ненасилия в XX в., в частности движений, во главе которых стояли М. Ганди в Индии и М. Л. Кинг в США. Оно способствовало возникновению этики ненасилия^[4].

Л. Толстой скептически относился к тому, что он называл «суеверием устроительства». Под «суеверием устроительства» он понимал безосновательную надежду на то, что изменение внешнего мира, беспрерывное переустройство общества, создание все новых и новых материальных ценностей способны сами по себе радикально улучшить жизнь людей. Улучшение жизни возможно, по Л. Толстому, лишь при условии нравственного обновления человека. В этом смысле идеи писателя оказались созвучными идеям многих мыслителей XX в., выраженным, например, в разработках специалистов Римского клуба, которые настаивают на необходимости радикального изменения сознания современного человека в свете обострения экологической и иных глобальных проблем: «До тех пор пока наше технократическое общество не станет одновременно и человеческим, в нем будет продолжаться триумфальное шествие насилия и мы, по-прежнему не понимая, откуда оно идет, будем бороться с частными его проявлениями, так и не затронув его причин»^[5]. В конечном счете все глобальные и частные проблемы — экономические, политические, национальные, экологические — производны от нравственного состояния общества. В этом мнении едины Л. Н. Толстой и ученые Римского клуба.

По словам американского специалиста по русской культуре Дж. Кеннана, человечество не было бы тем, что оно есть, не будь «исполинской фигуры» Л. Толстого.

• [1] Толстой Л. Н. Поли. собр. соч.: В 90 т. Т. 38. С. 93.
• [2] Толстой Л. Н. Царство Божие внутри нас. С. 66.
• [3] Ильин И. А. О сопротивлении злу силою//Ильин И. А. Путь к очевидности. М., 1993. С. 17.
• [4] См., в частности: Опыт ненасилия в XX столетии: Социально-этическиеочерки/Под ред. Р. Г. Апресяна. М., 1996.
• [5] Пенней А. Человеческие качества. М., 1985. С. 227.