Роль родителей в психотерапии с детьми и подростками

В последние годы большинство психотерапевтов, независимо от их теоретических ориентаций, приходят к заключению, что центральным звеном детской психотерапии является работа с родителями^[1]. По словам У. Миллера, развитие детской психотерапии сопровождалось осознанием роли родителей и семьи в целом в психическом функционировании ребенка^[2].

Говоря о роли родителей в психотерапии с детьми и подростками, прежде всего следует обратиться к положению, которое определяет специфику детской психотерапии по отношению к психотерапии со взрослыми: обращение к психотерапевту почти всегда исходит от родителей, а не от ребенка. Происходит это потому, что дети либо не осознают проблему, либо скрывают ее, либо преуменьшают ее тяжесть. В любом случае это означает, что у детей часто нет мотивации, нет решимости к выздоровлению. С этим утверждением, выдвинутым еще А. Фрейд в работе «Введение в технику детского психоанализа», согласно большинство детских консультантов и психотерапевтов^[3].

Кроме того, в сознании детей не существует связи между проблемой и психотерапевтом, т. е. неким посторонним человеком, который «почему-то может им помочь». Хотя, конечно, встречаются и маленькие дети, которые осознанно просят родителей привести их к психологу. Чаще всего это проблемы, связанные с отсутствием друзей, одиночеством. В качестве примера добровольного желания ребенка обратиться к психотерапевту может служить девочка Габриэла, работа с которой описана Д. Винникоттом в книге «Пигля»^[4]. Когда Пигле становилось хуже, она просила родителей отвести ее к «доктору Винникотту». Но это все-таки исключение, а практика такова, что родители, обеспокоенные поведением или какими-то реакциями ребенка, просто приводят его к психотерапевту, не объясняя ему причины. В лучшем случае они могут сказать ребенку, что ведут его «к доктору». Но даже если подросток добровольно и осознанно обращается к психотерапевту, то для работы с ним необходимо разрешение родителей.

Таким образом, между психотерапевтом и ребенком всегда стоит посредник — родитель или замещающее родителя лицо. Но что же это означает, как это влияет на психотерапевтический процесс, кто в этом случае является клиентом — ребенок или родитель? Для того чтобы разобраться в этом, полезно обратиться к разведению категорий «клиент» и «пациент», которое предлагает Ф. Е. Василюк, анализируя структуру психотерапевтической ситуации^[5]. В отличие от принятого соотнесения понятия «клиент» с консультированием, а понятия «пациент» — с психотерапией, Василюк выделяет другие аспекты этих категорий. Так, «клиентом» человек является в системе контрактных отношений с консультантом, а «пациентом», т. е. «терпящим, претерпевающим страдание», он предстает по отношению к своей проблеме. Таким образом, в рамках структуры психотерапевтической ситуации оба этих термина «отражают разные аспекты бытия человека в психотерапии»^[6].

Если же спроецировать эту логику на психотерапию с детьми, то окажется, что «клиентом» в психотерапии выступает родитель, поскольку в контрактных отношениях с психотерапевтом находится именно он (контракт заключается с родителем). «Пациентом» же по отношению к своей проблеме, «претерпевающим» является именно ребенок. Это разделение двух аспектов во многом определяет специфику психотерапии с детьми. Таким образом, если в психотерапии взрослых эти два аспекта соединены в одном человеке (а разделены они имплицитно, во внутреннем плане), то в детской психотерапии эти аспекты вынесены вовне, экстериоризованы, разделены между двумя людьми — родителем и ребенком.

В процессе психотерапевтической работы ребенок интериоризирует клиентскую позицию, поскольку контракт заключается и с ребенком (получается его согласие, пусть и не компетентное, устанавливаются определенные правила, определяется цель и т. д.), т. е. в ребенке также выделяются и соединяются эти два аспекта. Но и родитель по отношению к проблеме ребенка, в свою очередь, становится «пациентом»: он выполняет предписания психотерапевта, в нем самом также происходят какие-то личностные изменения.

Таким образом, и в ребенке, и в родителе выделяются и соединяются две ипостаси (клиент и пациент), которые вначале были разведены. Это означает, что в психотерапии с ребенком, в психотерапевтической ситуации всегда присутствуют три элемента (позиции): ребенок — психотерапевт — родитель. Родитель (более точно — родительская фигура) присутствует в пространстве терапии в структуре психотерапевтической ситуации, даже если он и не присутствует в ней физически. Здесь следз’ет внести уточнение: обращение, как правило, исходит от родителей, но запрос может исходить не обязательно от них, т. е. заказчиком может быть кто-то иной — например, администрация образовательного учреждения (школы или детского сада), психоневролог, детский психиатр, социальная служба, органы опеки. К структуре психотерапевтической ситуации в этом случае добавляется еще одна, четвертая, позиция, находящаяся вне терапевтической ситуации, но так или иначе с ней связанная, — заказчик. Таким образом, психотерапия с детьми отличается от психотерапии со взрослыми более сложной структурой психотерапевтической ситуации. Следовательно, и система отношений внутри этой ситуации становится более сложной.

Важно обратить внимание на то, что, во-первых, психотерапевт заключает два контракта — с ребенком и с родителями, т. е. формирует двойные терапевтические отношения, а во-вторых, роль родителей не исчерпывается тем, что они приводят ребенка на психотерапию, выполняют предписания психотерапевта и верят в успех психотерапии — они являются обязательным элементом психотерапии.

Сам факт того, что обращение к психотерапевту исходит от родителей, создает трудности в отношении соблюдения этических принципов психотерапии. Это касается и принципа согласия на основе полной информированности, и принципа сохранения конфиденциальности. Как мы уже говорили выше, часто родители просто приводят ребенка к психотерапевту, даже не информируя его о целях этого визита.

Контракт заключается с родителями, поскольку ребенок не компетентен принимать решения. Поскольку контракт заключается с родителями и родители несут ответственность за ребенка, они имеют право знать о том, что происходит на психотерапии. Но сама возможность информирования родителей о том, что происходит на терапевтической сессии, ставит конфиденциальность под угрозу, может разрушать доверие ребенка к психотерапевту и, следовательно, к самому процессу психотерапии. Терапевт вынужден искать компромисс между правами родителей и этическими принципами своей профессиональной деятельности. Таким образом, мы видим, что родительская фигура оказывается неоднозначной. С одной стороны, родитель является необходимым условием психотерапии с ребенком, а с другой — он потенциально несет в себе некоторый риск для психотерапевтического процесса (см. параграф 1.5).

Известно, что психотерапевт в ходе терапии встречается с таким феноменом, как сопротивление клиента/пациента. Сопротивление может проявляться в разной степени и формах у разных пациентов, интерпретация

сопротивления зависит от подхода, в рамках которого осуществляется психотерапия. Сопротивление может быть обусловлено внешними причинами или внутренними конфликтами, проявляться с разной силой, возникать на разных этапах психотерапевтического процесса. Проработка сопротивления является важным условием эффективности любого психотерапевтического процесса. Но в случае психотерапии с детьми и подростками психотерапевт встречается с сопротивлением не только ребенка, но и родителей^[7].

Прежде всего, сопротивление проявляется на этапе принятия родителями решения обратиться по поводу проблем ребенка к психологу. Причины сопротивления родителями, как правило, не осознаются. Возможными причинами сопротивления родителей могут быть следующие:

• • приход родителей к психотерапевту является признанием того, что с их ребенком что-то не так. Это порождает у родителей чувство вины и является болезненным ударом по нарциссической составляющей их личности — прежде всего потому, что любые родители, осознанно или неосознанно, считают ребенка своим продолжением и, следовательно, «несовершенство» ребенка, наличие у него каких-то проблем является свидетельством и их несовершенства, наличия у них «дефекта»;
• • приход к психотерапевту, обращение за помощью является в глазах родителей признанием своей некомпетентности, родительской несостоятельности;
• • вытесненное, неосознаваемое желание того, чтобы проблема ребенка не разрешалась, также может являться причиной сопротивления психотерапии с ребенком. Это происходит в случаях, если симптом ребенка поддерживает статус-кво в дисфункциональной семье, является стабилизатором семейной системы;
• • нежелание выносить информацию о проблемах ребенка за пределы семьи, страх говорить об интимных сторонах детско-родительских и супружеских конфликтов, страх раскрытия тайны;
• • отрицательное отношение к обращению за психологической помощью родственников, социального окружения. В нашем обществе, к сожалению, еще очень сильны закрепленные в массовом сознании стереотипы в отношении к психологической помощи. В частности, по данным социологических исследований, у россиян существует уверенность в том, что обращение к психологам лучше скрывать от окружающих^[8]. Поэтому родителям, которые приняли решение обратиться по поводу проблем ребенка за психологической помощью, приходится преодолевать не только свои сомнения и страхи, но и сопротивление членов семьи, особенно прародителей.

Но и в дальнейшем, уже в процессе терапии с ребенком, сопротивление родителей не исчезает. Следовательно, работа с сопротивлением родителей — важная составляющая психотерапии с ребенком и подростком. Всегда важно поддерживать и одобрять решение родителей привести ребенка к психотерапевту. Важно представить их обращение за помощью не как слабость, а как силу, подчеркнуть, что решение обратиться к психотерапевту говорит о них как о хороших родителях, понимающих и любящих своего ребенка. Преодоление сопротивления родителей необходимо как минимум для того, чтобы они водили ребенка на терапию^[9].

Как мы уже отмечали выше, почти все современные психотерапевты, работающие с детьми и подростками, считают залогом успешности психотерапии рабочий союз с родителями, а также проработку детско-родительских отношений.

Прежде всего, уже па первом этапе, па первой встрече важно установить контакт с родителями, отношения доверия и уважения. Отсутствие веры в терапевта, естественно, подрывает и их доверие к психотерапии. Свои неуверенность и сомнения родители, сознательно или бессознательно, транслируют ребенку, что, несомненно, губительно для психотерапии.

Как же можно оценить качества родителей как «родителей клиента»? Какими чертами должны обладать родители, которые могут являться союзниками терапевта, и что может означать союз с родителями? Это, прежде всего, вера родителей в то, что психотерапия поможет ребенку. Это их готовность работать в союзе с терапевтом — выполнять его предписания, сообщать терапевту о том, что происходит между сессиями. При работе с ребенком вклад родителей в психотерапию столь же важен, как и взаимный вклад в психотерапию психотерапевта и ребенка (пациента). Вклад родителей — это их решимость работать над перестройкой семейных отношений и отношений с ребенком. Обеспечение прихода ребенка на терапию — это также вклад родителей. Казалось бы, это элементарное правило, однако не все родители, декларирующие согласие на психотерапию, готовы выполнять свои обязательства. Кроме того, это согласие, в случае необходимости, участвовать в совместных сессиях с ребенком. Играть с ребенком и учиться играть, если это необходимо. Быть готовыми работать над своими проблемами, в случае супружеских или своих личных проблем обращаться к другому психотерапевту.

Конечно, родители бывают разные, но важно помнить, что большинство родителей любят своего ребенка, часто они просто не умеют адекватно выражать это. Заметим, что в последние десятилетия сменилось отношение психотерапевтов к родителям и к работе с ними. Так, если в 1950;е гг. психотерапевты часто занимали обвинительную позицию по отношению к родителям, считая, что во многом именно их отношение к ребенку порождает у него проблемы (отсюда такие понятия, как «шизофреногенная мать» или «выключенный отец»), то сегодня большинство психотерапевтов относится к родителям как к союзникам, исходя из того, что родители желают своему ребенку добра. И это желание должно способствовать установлению терапевтического альянса.

Известно, что с пациентом (ребенком) могут устанавливаться разные типы терапевтических отношений. Это зависит от личностных особенностей ребенка, его темперамента, отношений, принятых в семье, истории его жизни. Также и родители, в первую очередь матери, поскольку приводят ребенка на психотерапию, как правило, именно они, склонны к установлению того или иного типа отношений с психотерапевтом. Они могут идеализировать психотерапевта, или пытаться манипулировать им, или относиться потребительски, стараясь переложить на него всю ответственность, как бы говоря: «Вот, я вам его привела, а теперь делайте с ним чтонибудь». Примером манипулятивных тенденций может служить ситуация, когда каждый раз перед сессией мать предъявляет новую проблему ребенка и просит обязательно обсудить ее на сессии, тем самым вмешиваясь в процесс, нарушая план терапии. Бывает также, что родители дают неполную информацию о том, что происходит с ребенком в семье. К примеру, мать много говорит о проблемах ребенка со сверстниками в школе, но умалчивает о семейных проблемах и конфликтах, о своих трудностях в отношениях с ребенком, часто скрывает, что в семье к ребенку применяют физические наказания. Терапевт обнаруживает тип отношения родителей (родителя) к себе не только в результате осознания и размышлений, но и на уровне чувств — по характеру своих контрпереносных реакций в ходе общения с родителями.

Конечно, психотерапевту не следует идеализировать родителей и возлагать слишком большие надежды на их помощь. Например, В. Грин, психоаналитически ориентированный психотерапевт, считает, что представление о том, что работа психотерапевта с родителями должна в результате привести их к пониманию своего ребенка и адекватному взаимодействию с ним, является лишь терапевтическим идеалом^[10]. У психотерапевта, по ее мнению, при работе с родителями должна быть гораздо более адекватная позиция — вовлечь родителей в процесс познания своего ребенка, постепенно предоставляя ему возможность действовать самостоятельно. Э. Хорн полагает, что одна из задач психотерапевта в рамках партнерских взаимооотношений с родителями состоит в том, чтобы стимулировать их к более тесному взаимодействию с окружением ребенка — детским садом, школой, друзьями^[11]. Чаще всего работа с родителями направлена на то, чтобы они осознали, что терапия необходима ребенку и ее нужно продолжать.

Если в процессе психотерапии с ребенком выявляются проблемы родителей, мешающие развитию ребенка, и возникает необходимость работы с ними, то нужно направить родителей к психотерапевтам, работающим со взрослыми. При этом необходимо контактировать с родителями по проблемам, касающимся ребенка. Работа психотерапевта одновременно с проблемами ребенка и с проблемами родителей нарушает процесс переноса. Кроме того, у родителей может возникнуть зависть к терапевту (к воображаемым идеальным отношениям между терапевтом и ребенком), что будет препятствовать продвижению в психотерапии с ребенком^[12].

При работе с родителями психотерапевт должен оценить, в какой мере возможно привлечь родителей (родителя) к участию в психотерапии, выбрать свой стиль работы с ними. Родители, безусловно, различаются по способности заботиться о ребенке и поддерживать его во время проведения психотерапии. Здесь важно учитывать не только отношения родителей как супругов, но и то, на какой стадии развития родительских функций находится каждый из них.

В. Грин, вслед за Д. Стерном, рассматривает «родительство» как динамическое состояние открытости к изменениям и актуализации способностей. Родительство формируется постепенно, по мере развития ребенка, благодаря родительской рефлексивной функции. Под рефлексивной функцией понимается способность к постоянному обновлению и уточнению представлений родителей о психической жизни своего ребенка^[13]. Развитие родительской позиции проявляется и в том, что они все лучше начинают осознавать и свои качества как родителя, и изменения в себе, и свою способность понимать ребенка. Как правило, если психотерапия проходит успешно и процесс доводится до завершения, можно видеть, что и в родителях, чаще в матери, происходят изменения. Они очень хорошо отражаются в материнском сочинении «Я и мой ребенок», которое можно предложить матери на начальном этапе психотерапии и на этапе завершения. Если работа шла успешно, то в таком сочинении можно видеть, насколько точнее мать стала представлять себе своего ребенка, насколько лучше она рефлексирует свои родительские качества.

При работе с родителями важно помнить, что, по словам М. Цветаевой, «родители не исчерпываются их родительством». Эту же мысль мы находим и у В. Грин, которая подчеркивает, что в личности взрослого человека можно выделить родительский аспект и остальные проявления личности. К примеру, человек может состояться как родитель, но не добиться успеха в работе или в межличностных отношениях, а может быть и наоборот. Это разные аспекты, и они могут не совпадать, но психотерапевт должен учитывать и эти «неродительские» стороны родителей, т. е. родитель должен предстать перед ним во всей полноте своего человеческого существования.

Как известно, «у несчастной матери не может быть счастливого ребенка». Нельзя свести личность матери (или отца) только к материнскому (отцовскому) аспекту, в противном случае у ребенка не останется пространства, чтобы жить и дышать. «Родительство — это новая ступень в жизни взрослого человека, не все родители достигают этой ступени. Важно само желание стать хорошим родителем»^[6].

• [1] См.: Грин В. Терапевтическая работа по созданию у родителей нового образа ребенка. Работа с родителями. Психоаналитическая терапия с детьми и подростками. М.: Когито-Центр, 2006. С. 43—62. См. также: Четик М. Техники детской терапии. СПб.: Питер, 2009;Дети в семейной психотерапии / под ред. Дж. Дж. Зильбах. М.: Изд-во Института психотерапии, 2004.
• [2] См.: Миллер У. Семейная игровая психотерапия: история, теория, сходство с другимипсихотерапевтическими подходами // Игровая семейная психотерапия / под ред. Ч. Шефераи Л. Кэри. СПб.: Питер, 2001. С. 26—49.
• [3] См.: Бремс К. Полное руководство по детской психотерапии. См. также: Психотерапиядетей и подростков / под ред. X. Ремшмидта.
• [4] См.: Винникотт Д. В. Пигля. М.: Класс, 1999.
• [5] Василюк Ф. Е. Модель хронотопа психотерапии // Московский психотерапевтическийжурнал. 2009. № 4. С. 33.
• [6] Там же.
• [7] См.: Бремс К. Полное руководство по детской психотерапии. См. также: Четик М. Техники детской психотерапии. Психодинамические стратегии; Грин В. Терапевтическая работапо созданию у родителей нового образа ребенка.
• [8] См.: Мытилъ А. В., Дудченко О. Н., Иноземцева В. Е. Кому и зачем нужна профессиональная психологическая помощь? М.: ООО «Деловые и юридические услуги „ЛексПрак-сис“», 2013.
• [9] Грин В. Терапевтическая работа по созданию у родителей нового образа ребенка.С. 43−62.
• [10] Грин В. Терапевтическая работа по созданию у родителей нового образа ребенка.С. 43−62.
• [11] Хорн Э. В интересах ребенка: размышления о работе с родителями в процессе детскойтерапии // Работа с родителями. Психоаналитическая терапия с детьми и подростками. М.:Когито-Центр. С. 63—79.
• [12] См.: Хорн Э. В интересах ребенка: размышления о работе с родителями в процессе детской терапии.
• [13] Грин В. Терапевтическая работа по созданию у родителей нового образа ребенка. С. 45.
• [14] Там же.