Вопросы транспарентности макропруденциального регулирования

В докризисную эру вопросы транспарентности (прозрачности) микропруденциального банковского регулирования и надзора являлись преимущественно прерогативой регуляторов национальных юрисдикций. Раскрытие информации осуществлялось с учетом особенностей национальных директив, институциональной структуры регулирования и национальной культуры ведения бизнеса по допустимой публичности данных, связанных с интересами экономической политики государства, чему в определенной степени способствовала регулятивная замкнутость на национальном уровне и отсутствие полноценного международного центра по координации информационного обмена в рамках банковского регулирования и надзора. Однако мировой финансовый кризис показал несостоятельность «национальной приватизации» информации и статистических данных, включая сферу банковского регулирования [79], а также прямую зависимость между прозрачностью политики и деятельности центральных/национальных/резервных банков и финансовой стабильностью [80]^г; при этом институциональная принадлежность какого-либо из регулятивных сегментов не имеет особого значения [82].

Уроки кризиса и усилий по посткризисному восстановлению показали, что макропруденциальная политика как наименее изученный сегмент банковского регулирования, а потому наиболее хрупкое звено регулятивной реформы должно находиться в зоне единого информационного поля, доступного не только для экспертов и потенциальных инвесторов, но и для всех заинтересованных сторон. Кроме того, широкая публика должна иметь четкое представление о сущности МПР, его целях и задачах. Вместе с тем, центральное звено МПР — минимизация системных рисков и систематизация факторов, лежащих в основе финансовой стабильности — нуждаются в системности информационного обмена между международными и национальными регуляторами (вертикальный обмен) и между регуляторами национальных юрисдикций (горизонтальный обмен).

Прозрачность МПР и его результирующего вектора являются объективным и неизбежным фактором посткризисного регулятивного порядка, важного для понимания не столько потенци-^[1]

альных источников кризисогенности, сколько возможных масштабов изменений конъюнктуры макро-среды и финансовых рынков и их влияния на динамику микро-уровня. Вполне вероятно, что относительная закрытость/недоступность информации о МПР каким-то образом связана с конфликтом интересов между осуществлением политики таргетирования инфляции и контроля за ценовой стабильностью, являющимися основной функцией центрального банка, и его функцией по обеспечению финансовой стабильности [83]. Также вероятно, что низкий уровень макропруденциальной транспарентности обусловлен непродолжительной практикой применения МПР в сфере банковского регулирования и является своего рода защитой от возможного вала неконструктивной критики со стороны как аналитиков в сфере макроэкономики, так и экспертов в области банковского регулирования. Однако предполагаемые последствия непрозрачности МПР могут превзойти его преимущества как главного инструмента, дополняющего единое регулятивное пространство. Иными словами, положительный эффект МПР может затеряться в дебрях недоверия к результатам действий в рамках макропруденциальной политики, что неизбежно ослабит международные усилия по строительству нового регулятивного порядка и обеспечению финансовой стабильности в условиях финансовой глобализации.

Наиболее уязвимым аспектом раскрытия информации в сфере макропруденциальной политики и, соответственно, доверия к МПР является организация и проведение стресстестирования кредитных институтов в условиях относительно равновесных, пред-кризисных и кризисных характеристик макро-среды, а также интерпретирование его результатов^[2]. Несмотря на кажущуюся очевидность обеспечения доступности макропруденциальной информации для широкого круга.

заинтересованных лиц, двоякое мнение экспертов на сей счет выступает тормозом «транспарентизации» результатов проверки банков на стрессоустойчивость.

Впервые результаты стресс-тестирования национальных и глобальных системообразующих банков были опубликованы в США в марте 2013 г. [84] и продолжали публиковаться в 2014 г. [85], 2015 г. [86], 2016 г. [87] и 2017 г. [88], а начиная с 2014 г. публикуются также и регуляторами Великобритании [89, 90] и ЕС [91, 92]. Раскрытие информации является неотъемлемой частью процесса «транспарентизации» банковской деятельности, банковского сектора и банковского дела и способствует не только росту доверия инвесторов и других участников финансовых рынков, но также и укреплению рыночной дисциплины¹. Вместе с тем, независимые объединения и ассоциации финансового сектора придерживаются противоположной точки зрения, мотивируя это угрозой неожиданной (по большей части негативной) реакции финансовых рынков и непредсказуемых последствий для банков, результаты стресс-тестирования которых не оправдали ожиданий экспертов и рынка.

Пределы раскрытия информации в рамках макропруденциальной политики являются одним из факторов ослабления давления рынка на банковский сектор и, таким образом, повышения его устойчивости. Сравнивая эти две полярные точки зрения, представляется, что оптимальный вариант раскрытия информации кроется в некоем уровне ее транспарентности, который должен наглядно продемонстрировать увязку результатов стресс-тестирования с разрешением угрозы системных рисков и решением проблемы «белых пятен» в финансовой сфере^[3][4]. Одним из убедительных факторов, выступающих в поддержку раскрытия информации по МПР, является устойчивый переход динамики рыночной капитализации американских банков в положительную зону, начиная с 2013 г., совпадая, таким образом, со временем начала публикации результатов стресс-тестирования в разрезе каждой банковской/финансовой холдинговой компании, прошедшей данную процедуру.

Однако транспарентность МПР может спровоцировать панику среди вкладчиков банка, результаты стресс-теста которого сравнительно хуже, чем у остальных членов банковского сообщества. Проблема здесь заключается в дефиците понимания подходов к моделированию процедуры стресстестирования и его методологической базы. Хотя сценарии стресс-тестирования ясны с точки зрения целей и задач, пределы наполнения их количественными и качественными параметрами не столь очевидны и требуют дополнительной концептуализации. С одной стороны, методология стресстестирования убеждает пользователей информации в объективности процедуры, но может при этом непреднамеренно исказить результаты ввиду того, что в модели стресс-тестирования не учтены, к примеру, определенные параметры макро-среды или финансовой сферы. С другой стороны, многопараметричность моделей может значительно усложнить процедуру стресс-тестирования, привести к росту банковских издержек, а методология при этом может остаться неубедительной ввиду сложности ее понимания для участников рынка.

Транспарентность МПР может стать причиной обратного эффекта: банки со слабыми результатами стресс-тестирования могут передавать регулятору не всю информацию, провоцируя информационную асимметрию в банковском секторе и, таким образом, дискредитируя стресс-тестирование как инструмент МПР и формат макропруденциальной политики. Ограниченность сценариев стресс-тестирования (обычно от базового до жесткого) и широкий лаг между ними в части симулируемых показателей являются источником различных манипуляций банков со слабыми характеристиками стрессоустойчивости, которые в итоге могут мимикрировать под устойчивость, не меняя при этом рисковую составляющую своей операционной модели.

Похоже, что очередная задача «транспарентизации» макропруденциальной политики банковских регуляторов заключается в поиске факторов, которые оптимизировали бы последствия информации (а точнее — снизили бы объем нежелательных последствий), опубликованной по результатам стресстестирования, для финансовых рынков и их профессиональных участников. Часть информации (например, по ожидаемому объему проблемных кредитов или по уровню достаточности капитала) могла бы быть представлена в агрегированном виде (см. также [93]) в разрезе определенных групп банков, а не индивидуальных банков. Данный подход мог бы снизить аппетиты рыночных спекулянтов по извлечению дополнительных выгод, связанных с неустойчивостью отдельного банка. Кроме того, данный подход, который, как представляется, минимизирует объем негативных последствий для отдельного банка и финансового рынка в целом, одновременно минимизирует также и риски несоответствия требованиям микропруденциального банковского регулирования.

• [1] Вместе с тем, роль центрального/национального/резервного банкаможет быть скомпрометирована его же функцией кредитора последнейинстанции в периоды нестабильности и кризисов при предоставлении финансовой помощи для урегулирования несостоятельности кредитных институтов [81]. Как представляется, с ростом объема помощи (т. е. суммы вливаний в капитал банков в расчете как на совокупные активы, так и на объемкапитала до вливаний) будет нарастать конфликт интересов между денежно-кредитной политикой центральных банков и их политикой банковскогорегулирования ввиду нерыночных источников фондирования и ликвидности и, соответственно, частичной или полной утратой банками способностик стрессоустойчивости за счет внутренних, а не внешних источников.
• [2] 2 Уязвимость инструмента стресс-тестирования заключается в объективности и взвешенности интерпретации (трактовки) результатов процедуры, которые основаны преимущественно на количественных показателях различных сценариев макроэкономической среды, но в которых, тем не менее, не может быть полностью исключен экспертный субъективизм. На сегодняшний день стресс-тестирование является, пожалуй, единственным инструментом МПР качественного характера, который к тому же не интегрированв Базель III (в отличие от остальных признанных инструментов МПР, имеющих количественные характеристики — консервационного и контрциклического буферов капитала, являющихся составной частью Базеля III, а такжерезервов на возможные потери по ссудам, являющегося одним из инструментов денежно-кредитной политики центрального банка).
• [3] Доступность информации для рыночных игроков способствует их болеесерьезной подготовленности к возможным внешним шокам и кризиснымпотрясениям. Так, неудовлетворительные результаты стресс-тестированияотдельного банка будут служить сигналом участникам рынка уменьшитьс ним объем операций, связанных с повышенным риском. С другой стороны, угроза потерять долю рынка и контрагентов будет являться для данного банкасильным мотиватором укрепить свою капитальную базу для повышениястрессоустойчивости и, соответственно, восстановлению доверия рынка.
• [4] Например, угрозы снижения устойчивости банковского сектораот рисков теневого банковского сектора, принимая во внимание степеньвзаимосвязанности между ними; угрозы эффекта «домино» вследствие нестабильности ряда ключевых параметров макро-уровня и повышенной волатильности рыночной среды.