Введение. 
Макропруденциальное регулирование банковской системы как фактор финансовой стабильности

Канули в лету времена политики дерегулирования в финансовом секторе и приоритеты количественных показателей в системе банковского регулирования и надзора. Доминирование данного подхода на протяжении почти 30 лет, вплоть до мирового финансового кризиса 2007—2009 гг., перестало отвечать требованиям устойчивости и безопасности финансовой сферы и экономики в целом, с одной стороны, и снизило восприимчивость банковских секторов к экзогенным рискам и вызовам процессов финансовой глобализации и регионализации, с другой стороны. Пошатнувшиеся устои финансовой либерализации наряду с глубиной и масштабом последствий Великой рецессии вынудили правительства ведущих стран мира^[1] переосмыслить и основательно поменять представление о роли финансового сектора в формировании состояния и динамики макроэкономической среды. Кризис также вынудил их кардинально пересмотреть ряд фундаментальных принципов регулирования финансово-банковской сферы и внести существенные изменения как в части структуры и элементов регулятивной политики и регулятивно-надзорного цикла, так и в ее институциональную платформу.

Понимание особенностей, значения и последствий взаимосвязанности и взаимозависимости системно значимых кредитных институтов для остальных участников банковского сектора и других сегментов финансового рынка и национальной экономики в целом, а также с ключевыми параметрами и динамикой макро-уровня стало основой ряда регулятивных озарений, послуживших отправной точкой становления посткризисной регулятивной парадигмы. Приоритеты банковского регулирования сместились от преимущественно краткосрочных стандартов пруденциального банковского надзора¹ количественного характера, объектом которых являлись отдельные кредитные институты, к комбинации количественных и качественных стандартов и правил регулирования, направленных на стрессоустойчивость^[2][3] и минимизацию рискогенности по банковскому сектору в целом в обозримом (обычно среднесрочном, трехлетием) временном горизонте.

Рационализм нового международного регулятивного порядка заключается в его гибкости: регулятивная трансформация порождает новые направления реформы и способствует ее своевременной корректировке/калибровке. Кажущаяся незавершенность преобразований на деле объективно является поиском новых методов, рычагов и инструментов посткризисного восстановления. При этом драматизм реформы состоит в отсутствии достоверных, надежных и апробированных инструментов новой регулятивной эпохи, пригодных для всесторонней (не говоря уже о количественной) оценки системных рисков и определения путей достижения финансовой стабильности^[4]. Частота и глубина финансовых кризисов, случившихся начиная с конца 1970;х гг., свидетельствуют о недостаточной гибкости банковского регулирования и существенных провалах международной регулятивной политики, что стало следствием критериальной узости и даже «камерности» регулирования^[5], а также о дефиците регулятивных инструментов, которые обеспечивали бы устойчивость финансовой системы в условиях внешних шоков и кризисных потрясений. Более того, в докризисную эру объектом регулирования являлись лишь индивидуальные (отдельные) банки, в то время как концептуальная основа регулирования банковского сектора в целом отсутствовала [9, 10, 11]. В основе такого подхода лежала уверенность регуляторов в «сохранности» всей банковской системы, которая всецело зависела от операционного «комфорта» и состоятельности отдельных банков. Их ошибка состояла в недооценке рисков системного характера, которые можно было бы идентифицировать лишь на уровне банковского сектора (т. е. если бы объектом регулирования являлся бы банковский сектор в целом).

Вопросы финансовой стабильности всегда находились в центре внимания международных регуляторов, однако инструменты ее достижения были в значительной степени ограничены узкими рамками микро-уровня. Мировой финансовый кризис вывел понимание финансовой устойчивости на принципиально новый уровень, однако со множеством неизвестных и зачастую независимых переменных. Вместе с тем, без формирования механизма финансовой стабильности эффективность регулятивных усилий, даже при отлаженной конструкции микропруденциального банковского надзора, может быть сведена к минимуму. В этих условиях концепция международной реформы банковского регулирования получила дополнительный импульс в виде нового регулятивного сегмента, который доселе существовал лишь в форме теоретической концепции и находил исключительно частное применение в аналитических подразделениях ряда транснациональных банков. Расширение концептуальной платформы регулирования стало следствием расширительного понимания взаимовлияния банковской деятельности и состояния и динамики национальной экономики, с одной стороны, и глобальных финансовых рынков, с другой. Новая регулятивная концепция стала итогом интеграции (хотя и не вполне завершенной) ключевых показателеи макрои микро-уровнеи, соединения разнородных элементов различных уровней экономического пространства и, соответственно, аналитических платформ для реализации концепции. Речь идет о макропруденциальном регулировании^[6], функциональность которого заключается в создании уникальной системы обороны (а точнее — самообороны) банковского сектора от системных рисков с целью минимизации рискогенности банковского сектора в целом и достижения на этой основе финансовой стабильности и устойчивого экономического роста. Это, в свою очередь, должно снизить нестабильность и волатильность финансовых рынков, с одной стороны, и уменьшить уязвимость (а значит, укрепить стрессоустойчивость) кредитных институтов от такой нестабильности, с другой стороны.

Сразу после мирового финансового кризиса 2007—2009 гг. интерес к макропруденциальному регулированию (здесь и далее — МПР) и востребованность его инструментария резко возросли. Анализ интернет-запросов по теме «макропруденциальное регулирование» в поисковой системе Google является ярким тому подтверждением: если за период с января 2004 г. по декабрь 2007 г. количество запросов составило 441 тыс. (или в среднем около 9 тыс. запросов в месяц), то с января 2008 г. по июль 2017 г. количество запросов возросло до 5,2 млн (или в среднем около 45 тыс. запросов в месяц).

Дискуссии на тему масштабов и особенностей применения, применимости и реализуемости МПР и границах его эффективности по обеспечению финансовой стабильности продолжаются. Важность императива МПР, его целей и задач заключается в фактическом отсутствии экономических инструментов, которые придавали бы устойчивый смысловой оттенок мероприятиям в рамках процессов достижения финансовой стабильности, увязывая количественные аспекты функционирования банковского сектора и ключевые показатели состояния и динамики макро-среды в условиях неопределенности состояния и динамики развития мировой экономики¹ и волатильности мировых финансовых рынков^[7][8]. Тем не менее, вопросы эффективности такой увязки все еще остаются открытыми по причине отсутствия количественных параметров МПР, которые позволяли бы банковским регуляторам иметь четкое представление о правильности и эффективности как применяемых механизмов минимизации системных рисков, так и снижения процикличности банковской деятельности^[9] [14]. Иными словами, сложность реализации макропруденциальной политики и ее интеграции с другими сегментами международного банковского регулирования заключается в отсутствии стандартов МПР (в противовес микропруденциальному регулированию, основанному, в частности, на стандартах банковского надзора).

Макропруденциализм современного банковского регулирования заключается в постоянном и последовательном формировании приоритетов, лежащих в основе взаимосвязи ключевых показателей эффективности банковского сектора и параметров макро-уровня в рамках дальнейшего совершенствования посткризисной регулятивной парадигмы и ее адаптации к потребностям посткризисного восстановления. Макропруденциальный фундамент нового регулятивного порядка и, не исключено, дальнейшее развитие методологии и расширение инструментария макропруденциальной политики должны стать обновленным фасадом на здании Базеля III, подобно тому как Базель III на заре международной реформы регулирования стал принципиально новым видением системы регулятивных отношений в посткризисный период, сформированным через призму согласованных на международном уровне принципов эффективного банковского надзора и общности цели по достижению финансовой стабильности.

• [1] Включая страны «Группы 20» — международного форума правительстви руководителей центральных банков девятнадцати ведущих стран мираи Евросоюза, представленного Европейской комиссией и Европейским центральным банком.
• [2] Для простоты изложения и лучшего понимания рассматриваемых вопросов далее по тексту настоящего исследования термин «пруденциальный банковский надзор» представлен также терминами «микропруденциальное регулирование», «микропруденциальный (банковский) надзор» и «традиционноебанковское регулирование», что, по сути, означает одно и то же.
• [3] Под стрессоустойчивостью кредитных институтов обычно понимаетсяспособность банков к осуществлению функций финансового посредничества (включая получение прибыли и обеспечение сбалансированной деятельности) вне зависимости от внешних шоков и продолжительной экономическойнестабильности (значительное ухудшение ключевых параметров макроэкономической среды, усиление безработицы, негативная динамика финансовыхрынков и др.).
• [4] Среди экспертов в области банковского регулирования и денежно-кредитной политики отсутствует однозначное определение термина «финансовая стабильность» и понимание факторов, его определяющих. Одни склонныувязывать финансовую стабильность с относительной устойчивостью финансовой системы в целом в обозримом временном горизонте, вне зависимостиот внешних шоков и шоков, формирующихся в недрах финансовой системы[1, 2, 3, 4], другие считают финансовую стабильность скорее категориейс обратной причинно-следственной связью, характеризующей границы подверженности финансовой системы внешним шокам и вызовам[5, 6, 7, 8].
• [5] На протяжении многих лет целью политики банковского регулированияявлялась состоятельность кредитных институтов как субъектов банковскогосектора; при этом фактически игнорировалась роль банковской системыв целом в формировании динамики ее развития и роста, равно как и ее рольв эскалации рисков и кризисных явлений.
• [6] Выбор термина «макропруденциальное регулирование» в рамках егоупотребления в практике международного банковского регулированияне очень удачен с точки зрения соответствия целям, задачам и функцияммакропруденциального сегмента регулирования. Хотя исторические корниданного термина известны (речь о них пойдет в разделе 1 монографии), средиисточников современной экономической литературы автору не удалось найтикакого-либо внятного объяснения происхождению его названия. Использование приставки «макро-» обосновано с точки зрения вовлечения в банковскоерегулирование ряда показателей макроэкономического уровня (включаяВВП, уровень инфляции, безработицы, количество домохозяйств, являющихся (потенциальными) заемщиками по ипотечным кредитам и др.). Остальнаячасть слова, хотя и не является непосредственным отражением функции пруденциального банковского надзора, означает, как представляется, косвенноеотношение к традиционному банковскому надзору в качестве дополнительного регулятивного инструмента, используемого для большей эффективностирегулирования финансово-банковской сферы и, соответственно, более точной оценки системных рисков в целях обеспечения продолжительной стрес-соустойчивости финансово-кредитных институтов и банковского секторав целом, в том числе от вызовов процессов финансовой глобализации, а такжефинансовой стабильности.
• [7] Обусловлено очевидной и в то же время нарастающей тенденцией торможения роста мирового ВВП, в основном за счет снижения инвестиционногоспроса, нерешенных вопросов в сфере либерализации мировой торговли, роста мер протекционистского характера и наметившейся (но пока слабовыраженной) тенденции свертывания глобальных цепочек стоимости [12]. Агрегированная статистическая информация по данному вопросу приведенав Приложении А.
• [8] Согласно информации международного рейтингового агентства FitchRatings, по состоянию на август 2017 г. доля банков, кредитные рейтингикоторых находились в негативной зоне, составляла 13% от всех банков, рейтинги которым присваивает указанное агентство (всего рейтинги былипонижены 72 банкам), тогда как доля банков с позитивным рейтингом составила лишь 5% (всего рейтинги были повышены 21 банку); при этом уровеньволатильности изменения рейтингов стал самым высоким за шестимесячныйпериод пересмотра в последние годы [13].
• [9] Процикличность в банковском секторе представляет собой положительную корреляцию между изменением объема кредитных активов банковскогосектора и динамикой ключевых параметров макро-среды, что объясняетсяустойчивой мотивацией банков к увеличению кредитования в периоды оживления и подъема в экономике, и наоборот. Здесь задача МПР заключаетсяв применении инструментов, обеспечивающих контрцикличность банковской деятельности, включая контрциклический буфер капитала; при этомих нормативные значения должны обеспечивать бесперебойное удовлетворение спроса на кредит со стороны экономических акторов даже в условияхнеблагоприятной динамики макро-среды и внешних вызовов.