Радикализация и социальная идентичность

Изучение социальной идентичности (или коллективной идентичности, как предпочитают говорить многие социологи и политологи) открыло окно для понимания того, как психологические процессы взаимодействуют с социальными и политическими процессами, определяя социальное поведение индивида и коллективные действия. Многие социологи считают, что социальная идентичность является важнейшим феноменом в изучении терроризма¹. Фактически механизмы и опыт коллективной идентификации играют центральную роль в возникновении, активности и эволюции любого типа политического или религиозного движения или организации, в том числе экстремизма и терроризма. Более того, это представляется особенно ясным в случае суицидального терроризма, независимо от того, сосредоточим ли мы внимание на значениях, которые террористы-смертники придают своим действиям, или поддержке, которую террористические атаки могут получить в некоторых обществах.

Исследования радикализации указывают на то, что участие в суицидальном терроризме часто начинается с потребности индивида найти или реструктурировать значимую для себя идентичность^[1][2]. Членство в поддерживающих социальных группах может уменьшить неопределенность и повысить самооценку личности, таким образом вылечить некоторые травмы, вызванные трудным личным опытом. В частности, террористические организации предлагают идеологию с сильной моральной составляющей, глубоким смыслом и оптимистичным вйдением будущего.

Совсем не случайно, что террористические организации смертников склонны описывать себя как защитников своих национальных, этнических или религиозных групп: смерть добровольцев они считают жертвой ради своей общины, а террористическая пропаганда пытается содействовать распространению этой идеи среди других членов. Так националистические и религиозные мотивы, чувства и аргументы связываются с суицидальным терроризмом. Национализм — это главный корень современного суицидального терроризма. Предиктором суицидальных террористических кампаний является сочетание двух факторов: насильственного организованного сопротивления («восстания») и религиозной разницы между иностранным оккупантом и местной общиной. Эти факторы имеют решающее значение, поскольку действия террористов-смертников требуют значительной поддержки со стороны общин, а иностранная оккупация и религиозные различия способствуют идентификации местного сообщества с местной террористической организацией. Мученичество (смерть ради своего сообщества) является социальной конструкцией, и именно эталонное сообщество террориста определяет, отвечает ли самопожертвование требованиям для получения особого статуса мученика. Однако в последние годы глобальный джихадизм стал основным источником вдохновения для террористов-смертников во всем мире. События показали, что суицидальный терроризм также может быть методом религиозных, но ненационалистических террористических организаций. Более того, наблюдающийся с 2003 г. суицидальный терроризм в Ираке показывает, что национализм не является главной движущей силой суицидального терроризма, поскольку больше всего терактов совершается не самоубийцами-иракцами, но иностранными религиозными фанатиками из Джихад-Салафи, причем не против иностранных сил, а иракских сил безопасности и местного населения.

В целом экстремистские цели, связанные с рамками коллективной идентичности, столь же националистическими или этническими, как и религиозными, могут привести к самоубийству. В этой связи стоит помнить, что большей частью террористические атаки является результатом процесса радикализации некоторых ранее существовавших политических или религиозных движений. Таким образом существует важная параллель между тем, как возникают и получают эскалацию обычные социальные движения и террористические. Как показывают исследования, ни одно политическое или религиозное движение не появлялось и не сохранялось без постоянной психологической активации чувства общей идентичности среди его членов и сторонников. Это гораздо важнее в случае движений, целью которых является защита якобы находящихся под угрозой ценностей и интересов определенной национальной, этнической или религиозной общины, представленной радикальными организациями, подкрепленными этнонационалистической, или религиозной, идеологией. Индивиды, составляющие их, определяют себя как члены гораздо более широкого сообщества, которое они считают угнетенным или униженным, чьи коллективные интересы и ценности воспринимаются как находящиеся под угрозой. Идеология террористов обычно отвечает этим представлениям об угрозах социальной идентичности и поддерживает их чувство идентификации с сообществом. Стремление террористической организации идентифицировать себя с определенным референтным сообществом делает более привлекательной возможность присоединения к этой организации в глазах новичков. Здесь необходимо упомянуть пять психосоциальных эффектов.

Деперсонализация. Террористы склонны воспринимать себя как взаимозаменяемых членов своей собственной группы или организации. В результате они могут отдать предпочтение интересам и целям организации в ущерб своим личным потребностям и целям, что является необходимым условием для участия в терактах смертников.

Социальная сплоченность. Идентификация с другими террористами способствует позитивным отношениям между ними, усиливая сплоченность и внутригрупповое сотрудничество, что облегчает подготовку и выполнение самоубийственных терактов.

Эффект группового влияния. Чем интенсивнее становится идентификация террориста со своей группой, тем большее влияние она на него оказывает. Эффекты группового влияния, вызванные групповой идентификацией: соблюдение порядка руководителями групп, влияние большинства (принимается мнение большинства), нормативное влияние (согласие с нормативной структурой группы и нормами, которые регулируют членство в ней).

Манихейское мировоззрение и предвзятое отношение к внешним группам. Идентификация со своей группой и референтным сообществом мотивирует террористов на развитие негативных стереотипов и предрассудков в отношении людей из других сообществ. Мир разделен между «нами» и «ими». Ответственность и вина за проблемы и несправедливость, которые испытывает «эталонное» сообщество террористов, могут быть приписаны другой общине, играющей роль козла отпущения. Эта позиция, как правило, усиливает агонистическое мировоззрение и негативные эмоции (унижение, обиду, ненависть), которые обычно вдохновляют террористов.

Культура мученичества. Смерть террориста, рассматриваемая в качестве альтруистического и священного действия ради своего сообщества, вероятно, является самым важным ускорителем радикализации, мобилизации и поляризации, стимулирующих суицидальный терроризм. Для этого требуется отбор и использование текстов, традиций, мифов, символов и ритуалов, извлеченных из культуры или религии, которую самоубийцы разделяют со своим окружением сторонников, независимо от того, является ли оно местным сообществом или транснациональным, связанным через интернет. Этот выбор аргументов и символов позволяет генерировать смысловое содержание мученической смерти. Культура мученичества добавляет значительную религиозную привлекательность для террористов-смертников посредством связывания «теракта с мученичеством», с небесным вознаграждением как искуплением предыдущих грехов или достижением рая.

Создав свою культуру мученичества, террористическая организация пытается ее распространить, используя множество средств: проповедь, пропаганду, дискурсы харизматических лидеров, индоктринацию и т. д. Наконец, принятая культура мученичества означает отмену обычных этических норм, которые обычно удерживают людей от совершения или поддержки убийства и самоубийства.

• [1] Taylor, D. М., Louis, W. Terrorism and the quest for identity / F. M. Moghaddam, A. J. Marsella (eds.) // Understanding terrorism. Psychological roots, consequiences andinterventions. Washington: American Psychological Association, 2003.
• [2] Mursheda, S. M., Pavan, S. Identity and Islamic Radicalization in Western Europe //Civil Wars. 2011. Vol. 13 (3). P. 259—279.