Основные понятия теории доказывания

Понятийный аппарат теории доказывания сравнительно невелик. К числу основных понятий этой теории следует отнести само понятие доказывания (т. е. его сущность), а также понятия средств доказывания, источников доказательств исамих доказательств, предмета и пределов доказывания, субъектов доказывания, стадий этого процесса и некоторые другие. Содержание и трактовка этих понятий в отечественной процессуальной и криминалистической науках более или менее устоялись, разночтения, как правило, не носят принципиального характера. В настоящей работе мы используем, в основном, общепринятые определения указанных понятий, внося при необходимости определенные авторские коррективы и требуемые комментарии.

Сущность и цель доказывания

Искусство судопроизводства есть не что иное, как искусство пользоваться доказательствами.

Иеремия Бентам

Традиционно принято считать, что доказывание представляет собой процесс установления истины в судопроизводстве, ее познания и обоснования представлений о ее содержании^[1].

Сущность этого процесса заключается в собирании, исследовании, оценке и использовании доказательств; а в деятельностном аспекте он представляет собой единство познавательного и удостоверительного моментов^[2]. Хотя в литературе нет единого определения понятия доказывания, можно сказать, что сущность его характеризуется, в принципе, одинаково, как и цель доказывания — установление истины по делу.

Так, М. С. Строгович считал, что «доказывание — это установление при помощи доказательств всех фактов, обстоятельств, имеющих значение для разрешения уголовного дела… Иными словами, доказывание — это пользование доказательствами для выяснения обстоятельств уголовного дела»^[3]. М. М. Гродзинский определял доказывание как «деятельность следственно-судебных и прокурорских органов по собиранию, закреплению и оценке доказательств»^[4]. А. И. Трусов называет доказывание процессом установления фактов^[5]. По мнению И. Б. Михайловской, доказывание «представляет собой осуществляемую в соответствии с требованиями процессуального закона деятельность органов расследования, прокуратуры и суда по собиранию, исследованию и оценке фактических данных об обстоятельствах, подлежащих установлению по уголовному делу»^[6].

Сходную позицию занимают и авторы современных учебников. Так, Е. А. Доля определяет процесс доказывания как «осуществляемую в предусмотренном законом порядке деятельность органов расследования, прокурора и суда (но не адвоката?! — А. Б.) по собиранию, проверке и оценке доказательств с целью установления истины по уголовным делам, представляющую собой частный случай применения теории познания»^[7]. Р. X. Якупов определяет уголовно-процессуальное доказывание как форму опосредованного познания явлений объективной реальности, целью которого является достижение объективной истины^[8].

Итак, доказывание — это деятельность, познавательная и удостоверительная, компетентных государственных органов, среди которых традиционно называют и суд, но также традиционно все еще не упоминают адвоката. Далее мы предполагаем специально остановиться на характеристике субъектов доказывания, здесь же отметим, что осуществляемая в стране правовая реформа, в частности значительные изменения уголовно-процессуального законодательства, уже привела к существенной корректировке этих традиционных представлений.

Рассматривая доказывание как процесс установления истины, т. е. процесс познания, следует исходить из положения о всеобщности процесса познания, из того, что нет и не может быть специфически судебного познания истины. Субъект доказывания, устанавливая при помощи доказательств обстоятельства дела, точно так же, как и в любых других областях человеческой деятельности, переходит от чувственного восприятия отдельных фактов, признаков, свойств тех или иных объектов, играющих роль доказательств, к логическому осмыслению воспринятого, к рациональному мышлению.

Но, будучи разновидностью всеобщего процесса познания, выражая все его существенные черты, доказывание имеет и свои особенности, коренящиеся в условиях протекания этого процесса.

В уголовном процессе предмет судебного исследования^[9] составляют такие события, поступки людей, в отношении которых существует предположение, что они общественно опасны, преступны.- Весьма важно также отличие и в задачах или целях исследования. Перед следователем, прокурором, судьей стоит задача вполне конкретная, узкопрактическая — принятие решения по конкретному делу, а само это решение представляет собой определенный, заранее обусловленный законом вид государственной деятельности — судопроизводство.

Обладают спецификой и условия осуществления доказывания. Это:

• • ограниченность сроков исследования, определяемых законом;
• • необходимость для субъекта доказывания принять в любом случае решение;
• • использование в качестве средств исследования лишь тех, которые прямо предусмотрены законом либо не противоречат закону;
• • наличие обязательных средств исследования, использование которых прямо предписывается законом в ряде специально оговоренных случаев;
• • проведение исследования только определенными, специально уполномоченными на то законом субъектами.

Первые два условия могут характеризовать не только судебное исследование, но и другие области деятельности; что же касается трех последних, то они представляют отличительную особенность именно судебного исследования.

Условия, в которых протекает процесс доказывания, осложняются тем, что предмет доказывания единичен по своему существу, неповторим. Типизация, обобщение как приемы исследования в связи с этим также становятся специфическими. Наконец, как правильно одним из первых отметил А. М. Ларин, «ни в одной области познания, кроме доказывания по уголовным делам, исследователю не противостоит субъект, кровно заинтересованный в неудаче исследования, порою еще неизвестный и не брезгующий никакими средствами»^[10].

Поскольку доказывание представляет собой разновидность всеобщего процесса познания и также содержит элементы чувственного, эмпирического познания, возникают вопросы: что составляет содержание чувственного познания при доказывании, каковы границы непосредственного восприятия следователем расследуемого им события и его элементов? Эти вопросы в теории доказывания носят спорный характер.

Особенностью установления истины по уголовному делу следует считать также и то, что познаваемые обстоятельства и факты к моменту производства по делу являются в основном событиями прошлого. Поэтому доказывание служит их восстановлению в сознании познающих людей и находит затем закрепление в соответствующих документах. Ряд авторов делают из этого вывод, что, поскольку предмет познания при доказывании — преступление, событие прошлого, значит, субъект доказывания лишен возможности воспринимать его непосредственно^[11].

Сходную позицию занимал в свое время и В. Я. Лившиц, рассматривая вопрос о том, что доступно для непосредственного восприятия судьи. Он писал: «…само событие преступления, доказываемый фактический состав недоступны непосредственному восприятию решающего дело судьи. Поэтому обычно указывают, что судья должен лично воспринять и исследовать судебные доказательства. Но и это положение нуждается в уточнении. Если понимать под доказательствами доказательственные факты, то следует иметь в виду, что они, как и событие преступления, для судьи в момент судебного разбирательства всегда уже лежат в прошлом. Поэтому они также обычно не могут быть непосредственно восприняты судьей»^[12]. Но уже следующая фраза его работы, в сущности, опровергает сказанное: «Мы уже знаем, какие элементы судебного доказательства доступны непосредственному судейскому восприятию: это средства доказывания и источники доказательств»^[13]. По смыслу закона таковыми могут быть любые фактические данные, в том числе и являющиеся элементами события преступления, и в то же время воспринимаемые непосредственно.

Несостоятельность взглядов о невозможности непосредственного чувственного восприятия обстоятельств, имеющих значение для установления истины по делу, отмечали еще В. Я. Дорохов и В. С. Николаев. Они полагали, что некоторые факты, связанные с преступлением, доступны непосредственному восприятию следователя. К числу таких фактов относятся некоторые последствия преступления, отдельные продукты преступной деятельности (например, фальшивые денежные знаки), некоторые предметы преступного посягательства (похищенные вещи и пр.), место совершения преступления и др.‘ С. В. Курылев, рассматривая этот вопрос применительно к стадии судебного разбирательства, сделал следующие выводы.

«1. Положение о невозможности для суда познавать непосредственно существенные для дела факты ошибочно, так как противоречит действительности.

• 2. Положение о недопустимости непосредственного познания судом существенных для дела фактов неправильно. Оно исключает из числа судебных доказательств ряд фактов, которые могут быть использованы в качестве средств установления истины, произвольно ограничивая принцип непосредственности, толкает практику на путь отказа от преимуществ непосредственного познания, когда таковое возможно.
• 3. При судебном разбирательстве возможны и допустимы две формы познания фактов: познание опосредствованное (при помощи доказательств) и познание непосредственное (при помощи чувственного восприятия этих фактов).
• 4. Непосредственное познание применимо в отношении фактов, не требующих для их познания специальных знаний и доступных для непосредственного чувственного восприятия. Такими фактами является большинство фактов-состояний, ими могут быть действия и события"^[14][15].

Бесспорно, что событие преступления к моменту его расследования находится уже в прошлом, а факты, его составляющие, не могут быть объектом непосредственного восприятия следователя и суда. Однако событие преступления не исчерпывает собой предмет доказывания, так что из невозможности его непосредственного восприятия при собирании, исследовании, оценке и использовании доказательств еще нельзя делать вывод о невозможности непосредственного восприятия предмета судебного исследования вообще. Ряд фактов, входящих (помимо события преступления) в состав предмета доказывания, доступен для непосредственного восприятия их следователем и судом. К ним могут относиться: последствия преступления; признаки совершения преступления данным лиЦом; орудия и средства совершения преступления; обстоятельства, способствовавшие совершению преступления; обстоятельства, относящиеся к личности субъекта преступления, и др.

Все эти факты относятся к категории доказательств, и признание возможности их непосредственного чувственного познания имеет принципиальное значение как подтверждение всеобщности процесса познания. Чувственное познание пронизывает все фазы собирания, исследования и оценки доказательств. В одних случаях (например, при собирании доказательств) оно играет большую роль, в других (например, при оценке доказательств) — меньшую, однако оно носит всеобщий характер. Такой же всеохватывающий по отношению к процессу доказывания характер носит и логическое мышление, его приемы и законы. В гносеологическом плане доказывание — двуединый, чувственный и рациональный, процесс познания^[16].

Как уже указывалось, целью доказывания является установление истины по делу. Эта истина в литературе порой именуется материальной или объективной истиной^[17]. По смыслу авторских рассуждений, объективная истина оценивается как истина абсолютная из категорий «вечных», «неизменных» (а проще — «плоских») истин. Идеологизированные постулаты советской процессуальной науки начисто изгнали из нее всякие сомнения в достоверном характере этой объективной истины, представления о возможности использования в процессе вероятного знания, вплоть до признания самой объективной истины истиной относительно вероятной.

Классик отечественной уголовно-процессуальной науки Л. Е. Владимиров писал: «Уголовно-судебная достоверность есть такое стечение вероятностей, вытекающих из представленных на суде доказательств, которое способно привести судью к „внутреннему убеждению“ в том, что прошлое событие, составляющее предмет исследования, имело место в действительности». Он называет такую достоверность «фактической достоверностью», отличающейся от достоверности, «основывающейся на аксиоме математической», и далее, разъясняя смысл своей позиции, он замечал: «Называя уголовно-судебную достоверность только высокой степенью вероятности, мы, конечно, считаем достоверностью только такое положение, когда противоположное реально даже немыслимо (выделено мной. — Л. /к)»^[18]. Но достоверность и предполагает исключение всякого противоположного, т. е. фактически в данном случае речь идет не о вероятности самой высокой степени, а о достоверности.

Об уголовно-судебной достоверности писал и М. В. Духовской^[19]. И. Я. Фойницкий, вводя термин «практическая достоверность», писал: «…научная достоверность имеет своим содержанием раскрытие законов природы, практическая достоверность — установление отдельных явлений или групп явлений… Истина практическая, как конкретная, частная, может быть познаваема при менее сложных приемах и условиях, чем истина научная… Конкретные события познаются со всею точностью и реальностью»^[20].

Сказанное позволяет сделать вывод, что ведущие дореволюционные процессуалисты, оперируя термином «вероятность», фактически считали возможным установление в процессе доказывания истины, которую позже стали именовать «материальной» или «объективной».

В отечественной литературе проблеме истины в судопроизводстве посвящено значительное число работ. Не останавливаясь на их анализе, высказываемые в них точки зрения можно свести к трем:

• 1) истина в процессе носит абсолютный характер;
• 2) истина носит относительный характер;
• 3) истина является одновременно и абсолютной, и относительной.

Наконец, некоторые авторы полагают, что истина в судопроизводстве не может считаться ни абсолютной, ни относительной, поскольку эти философские категории не могут быть использованы для ее характеристики.

С нашей точки зрения, истина в уголовном судопроизводстве может считаться абсолютной, если исходить из задач доказывания, когда требуется установить не бесконечное многообразие сторон, свойств, признаков и т. п. фактов, явлений, а лишь то, что диктует закон, когда познание этих фактов, явлений ограничивается лишь тем, что и как требует предмет доказывания. Объективная (по принятой терминологии) истина — это истина из категории «плоских», значение и содержание которых не изменяется в зависимости от цели и условий познания («событие действительно имело место», «преступление совершено с прямым умыслом» и т. п.). Но можно ли сказать, что результаты процесса доказывания все и всегда носят достоверный характер?

Представляется, что утвердительный ответ на этот вопрос не соответствует действительности.

Во-первых, всякое косвенное доказательство, в сущности, само по себе связано с предметом доказывания лишь вероятностными связями. А. А. Хмыров справедливо отмечает, что «оценка относимости промежуточных фактов является одним из центральных моментов доказывания уликами. Она означает установление объективной связи промежуточного факта с предметом доказывания и может быть осуществлена только в системе промежуточных фактов, так как связь каждого такого факта с предметом доказывания может только предполагаться (выделено мной. — А. ?.)"'. И далее: «Каждый из промежуточных фактов связан с событием преступления неоднозначно и, значит, допускает вероятный вывод на этот счет… Достижение достоверности в доказывании уликами связано с накоплением таких косвенных доказательств и в таком количестве, что они^[21]

могут служить достаточным основанием для достоверных выводов по делу"^[22].

С точки зрения формальной логики в этих рассуждениях допущена ошибка: сумма вероятностей не образует достоверности. Это понимает и автор: «Поскольку суждение об объективной связи всех улик с событием преступления рассматривается как вероятное, его достоверность доказывается путем опровержения противоположного ему допущения о случайном совпадении этих улик… Поскольку подобное опровержение сводится к доказыванию невероятности случайного совпадения совокупности улик, а методами теории вероятностей это доказывается лишь статистически, т. е. приближенно, строгая математическая достоверность и здесь не достигается. Теоретически мыслим какой-то (пусть единственный на миллионы!) шанс случайного совпадения улик… Однако практическая невероятность случайного совпадения большого числа разнообразных по характеру улик… делает это знание практически достоверным» ^{[23]. Итак, практическая невероятность и влечет практическую достоверность. А это означает, что последняя есть не что иное, как высокая степень вероятности, о чем и писал Л. Е. Владимиров. К этому можно добавить, что в процессе расследования и судебного разбирательства никто не занимается доказыванием невероятности случайного совпадения совокупности улик. Вывод о такой невероятности как бы презюмируется, исходя из так называемого здравого смысла и житейского опыта.}

Во-вторых, используемый в доказывании категорический, т. е. достоверный, вывод судебного эксперта при внимательном рассмотрении весьма нередко представляет собой упомянутую практическую достоверность, порой завуалированную, но несомненную. Хорошо известно, например, что теоретически определена вероятность совпадения у двух людей папиллярного узора. Но эта вероятность весьма мала, и практически ею пренебрегают, считая категорически положительный вывод эксперта достоверным. Практическая достоверность фигурирует и в ряде других случаев экспертных исследований, в том числе тогда, когда экспертная задача решается с использованием численных вероятностных моделей.

Резюмируя сказанное, можно сделать вывод, что обоснованием внутреннего убеждения субъекта доказывания о достижении объективной истины по делу служат суждения, имеющие характер как абсолютных истин, так и истин, практически достоверных. Именно последние в конечном счете определяют характер истины по делу.

Отметим, что разделение процессуальных функций субъектов процесса не препятствует, а, напротив, способствует установлению истины^[24]. Однако в последнее время наметилась тенденция к отрицанию возможности (и необходимости) постижения объективной истины, замене ее истиной формальной, процессуальной (судебной). Это мотивируется тем, что «достижение объективной истины по каждому уголовному делу невозможно. И в целом ряде случаев суд все же бывает вынужден довольствоваться истиной формальной (процессуальной, юридической)»^[25]. Идеальным результатом производства по уголовному делу при этом признаётся совпадение объективной и процессуальной истин^[26], а’в качестве критерия соответствия формальной истины истине материальной принимается внутреннее убеждение — уверенность судьи по поводу предмета конкретного уголовно-правового спора^[27]. Такая формальная истина, понимаемая как соответствие процесса требованиям процессуального права, рассматривается некоторыми авторами в качестве единственно приемлемой в уголовном процессе^[28]. Так, по мнению А. А. Мохова, «судебная истина — это единственно возможный вывод, который получает суд в условиях дискретности доказательственной информации»^[29].

Согласиться с такой позицией решительно невозможно. Судья при этом из вершителя правосудия, активного участника судопроизводства превращается в простого регистратора достижений обвинения и защиты^[30]. Объективная справедливость и обоснованность приговора также оказываются под сомнением. По меткому замечанию А. М. Ларина, «единственное, чему может служить отрицание принципа объективной истины, — это оправдание следственных и судебных ошибок»^[31]. Эта мысль разделяется и другими авторами^[32].

• [1] С самого начала определяя свою позицию по этому важному вопросу, нам хотелось бы решительно поддержать точку зрения Л. Д. Кокорева и Д. П. Котова, утверждавших, что «целью доказывания является установление истины, возможность и необходимость достижениякоторой по каждому уголовному делу — не только правовое, но инравственное требование к должностным лицам, осуществляющим судопроизводство», и считавших стремление познать истину и не отклоняться от нее профессиональным и моральным долгом следователя, прокурора, судьи (Кокорев Л. Д., Котов Д. П. Этика уголовного процесса. Воронеж, 1993. С. 65).
• [2] Ратинов А. Р. Вопросы познания в судебном доказывании // Сов. государство и право. 1964. № 8. С. 107.
• [3] Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. М., 1968.Т. 1. С. 295.
• [4] Государственный обвинитель в советском суде / Под ред. В. А. Болдырева. М., 1954. С. 12.
• [5] Трусов А. И. Основы теории судебных доказательств (краткийочерк). М., 1960. С. 8.
• [6] Уголовно-процессуальные основы деятельности органов внутренних дел / Под ред. Б. Т. Безлепкина. М., 1988. С. 54.
• [7] Доля Е. А. Доказательства и доказывание // Уголовный процесс /Под ред. В. П. Божьева. М., 2004. С. 149.
• [8] См.: Якупов Р. X. Указ. соч. С. 200—202.
• [9] Под судебным исследованием здесь и далее мы будем пониматьвсю деятельность органов дознания, следствия, суда, экспертных учреждений по установлению истины по делу. Этот условный термин обозначает комплекс действий всех правомочных субъектов, объединенных единой целью.
• [10] Ларин А. М. Работа следователя с доказательствами. М., 1966.С. 45−46.
• [11] См.: Строгович М. С. Материальная истина и судебные доказательства. М., 1955. С. 228; Гродзинский М. М. Улики в советском уголовном процессе // Ученые труды ВИЮН. Вып. VII. М., 1945. С. 3.
• [12] Лившиц В. Я. Принцип непосредственности в советском уголовном процессе. М.; Л., 1949. С. 55.
• [13] Там же. С. 55—56.
• [14] См.: Дорохов В. Я., Николаев В. С. Обоснованность приговора. М., 1959. С. 37.
• [15] Курылев С. В. Указ. соч. С. 23.
• [16] Е. А. Доля справедливо подразделяет чувственное познание в уголовно-процессуальном доказывании на непосредственное (например, при производстве осмотра) и опосредствованное (например, при производстве допроса или истребовании документов), причем подчеркивает, что чувственное познание может иметь место нс только при собирании доказательств, но и при их проверке (и оценке. — А. Б.), когда качество уже полученных доказательств устанавливается путемсобирания новых доказательств, связанных с проверяемыми через отображаемые факты СДоля Е. А. Указ. соч. С. 150—151).
• [17] Как отмечает В. А. Лазарева, «установление истины в принципеневозможно рассматривать как обязанность какого-либо участникауголовного судопроизводства. Истина — тот результат, который достигается в итоге состязательного судебного разбирательства с равнымивозможностями по отстаиванию своих позиций всеми его участникамипри абсолютной беспристрастности суда» (Лазарева В. А. Судебнаявласть и ее реализация в уголовном, процессе. Самара, 1999. С. 120).
• [18] Владимиров J1. Е. Указ. соч. С. 1—2.
• [19] См.: Духовской М. В. Русский уголовный процесс. М., 1910.С. 200.
• [20] Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1910.Т. 2. С. 174.
• [21] Хмыров А. А. Косвенные доказательства. С. 136.
• [22] 2 Хмыров А. А. Косвенные доказательства. С. 147.
• [23] Там же. С. 148, 149.
• [24] См.: Уголовно-процессуальное право Российской Федерации /Отв. ред. П. А. Лупинская. М., 2000. С. 162.
• [25] Макаркин А. И. Состязательность на предварительном следствии: Дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2001. Гл. 1. § 4.
• [26] См.: Балакшин В. Истина в уголовном процессе // Российскаяюстиция. 1998. N° 2. С. 19.
• [27] См.: Паршин А. И. Судебная оценка материалов предварительногорасследования: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Волгоград, 2000.С. 8−14.
• [28] См.: Никитаев В. В. Проблемные ситуации уголовного процессаи юридическое мышление // Состязательное правосудие: Тр. на-уч.-практ. лаб. М., 1996. С. 16—19.'
• [29] Мохов А. А. Проблемы истины в условиях состязательности // Современное право. 2002. № 12. С. 32—35.
• [30] Аналогия с футбольным арбитром, просто фиксирующим забитые сторонами голы и по окончании матча объявляющим победителя, явно напрашивается; впрочем, мы не претендуем на авторство этойметафоры, ибо она приводилась уже не раз.
• [31] Ларин А. О принципах уголовного процесса и гарантиях правличности в проекте УПК // Российская юстиция. 1997. № 9. С. 9.
• [32] См.: Макаркин А. И. Указ, соч.; Акимчев А. А. Проблема истины всуде присяжных в российском уголовном процессе: Авторсф. дис. …канд. юрид. наук. Саратов, 2000. С. 2; Петрова О. В. Объективная истина и гарантии ее установления в уголовном процессе: Автореф. дис. …канд. юрид. наук. М., 2000. С. 8—10.