Экономика знаний как основа инновационной экономики

Концептуальные основы формирования теории экономики знаний

При всем многообразии публикаций по проблеме экономики, основанной на знаниях, их объединяет междисциплинарный подход^[1]. Это объясняется тем, что знания выступают объектом исследования различных теорий, относящихся как к сфере экономики, так и к сфере социологии, социальной философии и других направлений научной мысли. Феноменом экономики знаний занимались как философы и социологи, так и экономисты, разработки которых сформировали основы нового направления экономических исследований в науке^[2].

Традиционно большое внимание роли знаний в жизни человека и в развитии общества уделяли такие философы, как Платон, Аристотель, Р. Декарт, Ф. Бэкон, И. Кант, Ф. Гегель. В XX в. вопросы гносеологии категории «знание» начали обсуждаться в рамках феноменологии, аналитической философии и других направлений современной философской науки.

Представители экономической науки трактовали знание, в первую очередь, в связи с процессом воспроизводства. Так, К. Маркс рассматривал категорию «знание» в связи с воспроизводством основного капитала. Он писал по этому поводу: «Развитие основного капитала является показателем того, до какой степени всеобщее общественное знание [Wissen, knowledge] превращается в непосредственную производительную силу, и отсюда — показателем того, до какой степени условия самого общественного жизненного процесса подчинены контролю всеобщего интеллекта и преобразованы в соответствии с ним»^[3]. В этом случае он придавал большое значение «всеобщему общественному знанию» как непосредственной производительной силе общества.

А. Маршалл высказывал аналогичную мысль: «Значительную часть капитала составляют знания и организация. Знания — это наш самый мощный двигатель производства»^[4]. Позже Й. Шумпетер, Ф. Хайек и Г. Саймон^[5] также рассматривали знание в качестве необходимого условия и движущей силы экономического развития. По словам Д. Тиса, в современном мире «экономическое процветание основывается на знаниях и их полезном применении^[6]». С. Кузнец также подчеркивал, что «возрастание багажа полезных знаний и расширение сфер их применения составляют суть современного экономического роста^[7]».

Наряду с этим, несмотря на то, что роль знаний как фактора производства была значительной на протяжении всей истории, глобальные общественные изменения, наметившиеся и начавшие происходить в XX в., поставили много вопросов, связанных с происходящим формированием экономики знаний, при этом основные из них до сих пор остаются без ответа. Так, дебатируется вопрос, является ли она переходом от аграрной и затем индустриальной экономики к новой эре общественного развития либо это — всего лишь следующий этап развития индустриального общества, на котором накопление богатства связано с материальными активами, а нематериальные активы повышают конкурентоспособность^[8].

По мнению ряда ученых, общая линия эволюции мировой экономики может быть охарактеризована следующим образом: «Сначала была экономика, основанная на физическом труде и сельском хозяйстве. Ее сменила индустриальная экономика, базирующаяся на использовании природных ресурсов. На смену последней постепенно приходит экономика, базирующаяся на знаниях^[9]».

Несмотря на отсутствие в науке единства по вопросу определения сущности и основных черт современного этапа экономики, очевидно, что, говоря об экономике XXI в., экономике знаний, мы подразумеваем экономику, основанную на инновациях, материализованных в виде новых, высокоэффективных, наукоемких технологий, товаров и услуг, причем инновациях, затрагивающих не только производственную сферу, но и образование, культуру, здравоохранение. Экономика знаний, в нашем представлении, не оперирует лишь знаниями и не замещает ими реальное производство. Она представляет собой качественно новую систему их использования и внедрения в практическую жизнь. Причем переход к этой системе только намечен, но является реальной альтернативой и узко индустриальной, и сырьевой экономики.

Для того чтобы определить сущность понятия «экономика знаний», выделим из всего многообразия существующих теоретических концепций те, которые, по нашему мнению, внесли наибольший вклад в формирование теории экономики, основанной на знаниях.

Большинство ученых^[10] сходятся во мнении, согласно которому к концу XX в. стало очевидным, что индустриальное общество уходит в прошлое, на смену ему идет принципиально новое, которое стали часто называть постиндустриальным. Но приставка «пост-» ничего не говорила о его содержании, поэтому ученые спорили о главном отличии нового общества от завершающей свой цикл индустриальной цивилизации. Американский футуролог Элвин Тоффлер назвал грядущий переворот Третьей волной в отличие от Первой, породившей 10 тысячелетий назад аграрную цивилизацию, и Второй, ставшей источником становления индустриального общества. По этому поводу Э. Тоффлер писал: «Начало этой новой цивилизации — единственный и обладающий наибольшей взрывчатой силой факт времени, в котором мы живем. Это — центральное событие, ключ к пониманию времени, следующего за настоящим… Человечество ждут резкие перемены. Оно стоит перед глубочайшим социальным переворотом и творческой реорганизацией всего времени… Третья волна пронесется через историю и завершится в течение нескольких десятилетий»^[11]. Он попытался определить и характерные черты возникающей цивилизации: «Третья волна несет с собой присущий ей новый строй жизни, основанный на разнообразных возобновляемых источниках энергии; на методах производства, делающих ненужными большинство фабричных сборочных конвейеров; на новых ненуклеарных семьях; на новой структуре, которую можно было бы назвать „электронным коттеджем“; на радикально измененных школах и объединениях будущего. Возникающая цивилизация пишет для нас новые правила поведения и ведет нас за пределы стандартизации, синхронизации и централизации… Она могла бы (при некоторой разумной помощи с нашей стороны) превратиться в первую — за весь известный нам период истории — истинно человеческую цивилизацию»^[12]. Со времени публикации этой книги прошло около четверти века, многие предсказанные Э. Тоффлером черты новой цивилизации прорисовываются более четко, однако время ее окончательного становления отодвигается, по всей видимости, за более длительный горизонт.

Теория постиндустриального общества (экономики) связана также с именем Даниела Белла. В предисловии к своей монографии «Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования» Д. Белл основное внимание уделил технологическому аспекту становления постиндустриального общества: «Если мы хотим понять, что такое современное общество и каким образом оно превратилось за последние 200 лет из индустриального в постиндустриальное, мы должны разобраться в эволюции техники, и прежде всего в том, как машинная технология уступила место интеллектуальной… Сегодня кривая технического прогресса круто пошла вверх, и это говорит о том, что мы переживаем третью по счету всемирную технологическую революцию… Более двухсот лет назад была изобретена паровая машина, что ознаменовало собой первую технологическую революцию… Вторая технологическая революция, свершившаяся около ста лет назад, характеризуется достижениями в двух областях: электричества и химии… Сегодня развертывается третья технологическая революция»^[13].

Д. Белл выделяет также следующие новации, лежащие в основе третьей технологической революции:

• 1) замена механических, электрических и электромеханических систем на электронные;
• 2) миниатюризация элементов, открытие транзисторов, что сравнимо с открытием энергии пара;
• 3) преобразование информации в цифровую форму;
• 4) программное обеспечение, дающее возможность пользователю компьютера быстро решать разные задачи;
• 5) фотоника — ключевая технология транспортировки в сверхчистом стекле или оптическом волокне больших объемов цифровых данных посредством лазера.

Д. Белл полагает, что постиндустриальное общество — это новый принцип социально-технологической организации и новый образ жизни, вытесняющий индустриальную систему, общество, основанное на услугах, и прежде всего услугах образования, здравоохранения, анализа и планирования, программирования и т. п. Вместе с тем это и начало вступления в информационную эру: «Новая информационная эра базируется не на механической технике, а на «интеллектуальной технологии», что позволяет нам говорить о новом принципе общественной организации и социальных перемен. Это также ставит во главу угла теоретическое знание в качестве источника обновления и изменяет природу технического прогресса. Равным образом это делает значимой и идею глобализации, которая меняет условия прогресса: «Глобальная экономика в корне отличается от международной. Это единая система хозяйства, объединение рынков капитала, валют и товаров… Границы между странами практически исчезли. Капитал направляется туда, где (при наличии политической стабильности) есть наибольшая отдача от инвестиций или добавленной стоимости»^[14].

Кроме того, Д. Белл вводит понятие «технологическая лестница», на ступенях которой расположены разные страны.

Относя к высшим ступеням этой лестницы США и Японию, Д. Белл оптимистически смотрит на возможность для России присоединиться к ним: «Россия сегодня располагает… огромным числом образованных инженеров и техников. Если бы она достигла внутренней стабильности и избежала разорительных этнических конфликтов и гражданских войн, она была бы готова вступить в постиндустриальный век раньше, чем любая другая страна»^[15]. Необходимо, однако, отметить, что для такого прорыва необходимы не только стабильность, но и наличие стратегии инновационного прорыва и многое другое.

Вслед за Д. Беллом Д. Рисмен, Г. Кан, В. Иноземцев и другие теоретики постиндустриального общества связывают кардинальные социальные перемены в нем, меняющие мировоззрение и ценности людей, социальные структуры, с определяющей ролью информационно-коммуникационной техники, возрастанием скорости и эффективности обработки информации.

Последователи теории информационной экономики (М. Портер, Р. Солоу, М. Кастельс^[16]) разрабатывали проблему формирования глобальной и сетевой экономики в условиях, когда технический прогресс становится естественным результатом системного накопления знания и информации. В результате речь идет, в первую очередь, о производстве и потреблении благ в глобальных масштабах, основанных на сетевых формах организации взаимодействий субъектов посредством Интернета, электронных рынков и т. п. Такое общество Д. Тапскотт^[17]

называл электронно-цифровым, выделяя такие его характеристики, как ориентация на знания, интеграцию всех сфер деятельности в форме сетей и кластеров, инновационный характер и глобальные масштабы.

Теория глобальной сетевой экономики («новой экономики») в принципе повторяет основные характеристики нового общества, обоснованные теоретиками информационной экономики. Прежде всего это означает, что под определяющим фактором общественного производства понимаются информационные технологии, использование которых подразумевает новые способы транспортировки, обработки и переработки знаний, а также высокую скорость ее передачи бизнесу (Б. Гейтс, Г. Минс, Д. Шнайдер и др.^[18]). В этой связи возрастает доля в ВВП неосязаемых затрат, в том числе на поиск информации, обмен ею с партнерами, мониторинг действий конкурентов. Кроме того, появятся и будут быстро развиваться новые технологии управления различными организационными структурами на основе использования информационных ресурсов и интеллектуальных активов («менеджмент знаний»).

Что касается последователей концепции глобальной сетевой экономики, то они, в отличие от основателей теории информационной экономики, начинают разрабатывать проблему культуры и этики бизнеса в экономической системе, по своей сути глобальной и сетевой, необходимости формирования условий, нацеленных на органическую интеграцию каждого субъекта в ее структуру. По их мнению, глобализация связей и зависимостей предопределяет необходимость формирования условий для прозрачности бизнеса, необходимости выполнения им как основных, так и второстепенных функций, развитие аутсорсинга, а также расширение социальной миссии бизнеса в условиях его глобальной сетевой структуры. В докладе Европейской Комиссии глобальная сетевая экономика определяется как «среда, в которой любая компания или индивид, находящиеся в любой точке экономической системы, могут контактировать легко и с минимальными затратами с любой другой компанией или индивидом по поводу совместной работы, для торговли, для обмена идеями и ноу-хау^[19]».

Собственно теория экономики знаний отличается от вышеупомянутых теорий сильным гуманистическим ноосферным аспектом, который привнесен такими исследователями, как В. Вернадский, А. Печчеи, П. Сорокин, Э. Тоффлер и др.^[20]

Креативно-гуманистический, интеллектуальный аспект экономики знаний разрабатывают такие ученые, как Т. Сакайя, Д. Форэ, Ю. Яковец и другие^[21]. Речь идет о ключевой роли человеческого капитала, который при определенных институциональных условиях должен превратиться в важнейший фактор развития экономической системы, основанной на знаниях (Г. Беккер, Ф. Махлуп, Л. Мизес, П. Дракер и др.^[22]).

Формирование теории человеческого капитала в том виде, в каком мы ее рассматриваем в настоящее время, произошло лишь в конце 1950;х — начале 1960;х гг. XX в. Ее автором стал американский ученый Т. Шульц (Нобелевский лауреат 1979 г.). В 1960 г. увидела свет его работа «Формирование капитала образования», а в 1961 г. — «Инвестиции в человеческий капитал». Основное свое развитие теория получила в работах другого американского ученого, Г. Беккера (Нобелевский лауреат 1992 г.), прославившегося в истории экономической науки широким внедрением концепции «экономического империализма». Она подразумевала распространение методологии экономики (рациональное поведение индивида, максимизирующего свой доход) на другие социальные науки. Из работ Г. Беккера в интересующем нас направлении следует отметить «Инвестиции в человеческий капитал» (1962) и «Человеческий капитал: теоретический и эмпирический анализ» (1964)^[23].

У истоков формирования теории человеческого капитала, помимо Т. Шульца и Г. Беккера, стояли Б. Вейсброд (Вашингтонский университет), Дж. Минцер (Колумбийский университет), Л. Туроу (Массачусетский технологический институт), У. Боуэн, М. Вишер, Дж. Вейзи (Кембридж и Оксфорд). Позднее свой вклад в развитие этой теории внесли: М. Блауг, И. Бен-Порэт, Э. Денисон, Ф. Махлуп, Г. Псахаропулос.

Среди российских ученых, разрабатывающих данную проблематику, следует отметить А. И. Добрынина, С. А. Дятлова, Р. И. Капелюшникова, М. М. Критского, С. А. Курганского, Т. Г. Леонову^[24].

Если говорить о теоретических основах концепции человеческого капитала, то она вносит свой вклад в формирование теории экономики знаний, которая рассматривает механизм реализации знаний посредством развития человеческого капитала. Одно из его типичных определений дает Р. Капелюшников: «Человеческий капитал… состоит из приобретенных знаний, навыков, мотиваций и энергии, которыми наделены человеческие существа и которые могут использоваться в течение определенного периода времени в целях производства товаров и услуг»^[25]. Однако в этом определении не учитываются многие важные аспекты человеческого капитала, которые необходимо выделить в связи с развитием теории экономики знаний:

• 1) речь идет лишь о накопленном, а не о расширяющемся в динамике запасе знаний, навыков, способностей;
• 2) указанные знания и т. п. в экономике знаний используются человеком целесообразно и способствуют росту производительности его труда;
• 3) применяя к предыдущему пункту неоклассическую теорию труда, мы приходим к выводу, что результатом указанного использования становится рост заработков работника;
• 4) следуя и в дальнейшем целевому и рациональному поведению, увеличение доходов стимулирует человека осуществлять (увеличивать) инвестиции в человеческий капитал.

Таким образом, человеческий капитал также увеличивается во времени, и его накопление — неотъемлемое условие развития экономики знаний.

Используя разработки теоретиков человеческого (интеллектуального) капитала, последователи теории экономики знаний рассматривали информационные технологии только как инфраструктуру нового типа общества. По их мнению, она призвана обеспечивать техническую базу для становления ноосферы для человека, всестороннего развития человеческого (интеллектуального) капитала, а не предопределять вектор развития экономики, основанной на знаниях (Д. Нейсбит, В. Вернадский).

В теорию экономики, основанной на знаниях, были включены разработки, посвященные не только положительным, но негативным последствиям формирования новой технологической базы процесса воспроизводства материальных и нематериальных благ и услуг: росту неопределенности в связи с избыточностью информации^[26] и необходимости рационального управления знаниями на микрои макроуровне («менеджмент знаний»). В этих условиях экономика знаний должна быть нацелена на формирование необходимых институтов, ориентированных на адаптацию общества к новым условиям жизнедеятельности людей, бизнеса, разнообразным формам активности.

Однако вместе с тем до сего момента нет единства мнений по поводу содержания и определения самого понятия «экономика знаний» или «экономика, основанная на знаниях» (knowledge-based economy). Российские ученые принимают активное участие в формировании теории экономики знаний, развивая ряд ее положений.

Так, ряд ученых считают, что «экономика знаний», которая изначально трактовалась как постиндустриальное общество, «получила широкое распространение в конце 90-х гг. прошлого века и связана в значительной степени со становлением новых приоритетов в политике и экономике стран Европейского союза и Северной Америки»^[27].

Ю. Хохлов и С. Шапошник полагают, что «концепция экономики, основанной на знании, примыкает к исходной теории „информационного общества“ и по многим положениям близка ей. Она исходит из того, что деятельность по производству, распространению и использованию знания играет в современной экономике как никогда важную роль, определяя ее существенные черты и темпы развития. Истоки этой концепции можно найти в отдельных работах 1960;х гг., активная ее разработка началась в 1990;х, в заголовках аналитических документов Организации экономического сотрудничества и развития (далее — ОЭСР) этот концепт появляется в середине 1990;х, в качестве политической цели развития Европейского Союза экономика, основанная на знании, объявлена в 2000 г.»^[28].

Г. Ю. Дубянская связывает экономику знаний с сущностными характеристиками нового общества: «…новая экономика — это экономика развития, основанная на знаниях, на развитии человеческих ресурсов, на инвестициях в человеческий фактор. Целеобразующей сущностью такой экономики является реализация принципа развития — человека и человеческих сообществ… Новое качество этой модели экономики обусловлено тем, что ее целевая функция состоит в максимизации развития человеческого потенциала знаний и образования, лежащих в основе достижения чисто экономических целей»^[29].

Некоторые исследователи сужают поле исследования теории экономики знаний. Ф. Махлуп, например, сравнивая между собою предметы исследования теорий информационной экономики и экономики знаний, утверждает, что последняя (теория экономики знания), имеет более «узкое поле исследования»^[30], нежели теория информационной экономики. Если первая рассматривает такие аспекты, как научные исследования, образование, связь знаний и информации с экономическим ростом, а также обучения и знаний, то теория информационной экономики наряду с этими аспектами занимается проблемами теории вероятности, неопределенности, ограниченности знаний, риска, взаимодействия факторов ожиданий и цен, а также принятия решений^[31].

Мы видим, что до сих пор не сформировалось единства мнений по вопросу позиционирования теории экономики знаний относительно концепций постиндустриального и информационного общества, а также новой экономики^[32].

По нашему мнению, в основе кардинального расхождения во мнениях ученых, разрабатывающие вопросы формирования экономики нового типа, лежит разная трактовка таких фундаментальных ее категорий, как «знания» и «информация».

Так, Ф. Махлуп в своей работе «Производство и распространение знаний в США» пишет: «Информировать — значит передавать знания, знание может являться результатом информации. Информация… производится с целью вложить знания в ум другого… Любая информация в обычном значении этого слова есть знание, хотя не всякое знание можно назвать информацией»^[33].

Исследователи Д. Форэ и П. А. Дэвид пишут: «Знание — в любой его области — дает возможность его обладателям производить соответствующие интеллектуальные или физические действия. Следовательно, что бы мы ни подразумевали, используя термин „знание“, на самом деле это имеет отношение к познавательной способности. Информация же имеет форму структурированных и форматированных данных, которые остаются пассивными и инертными, пока не используются людьми, обладающими знанием, необходимым для их интерпретации и обработки^[34]».

Мысль о том, что знание является более широким понятием, чем информация, и рождается из нее под воздействием интеллектуального труда или обращения к прошлому опыту, звучит в трудах В. Г. Афанасьева, Дж. Мичи и Р. Джонстона, Ф. Дрецке, А. Л. Гапоненко и др. Так, А. Л. Гапоненко полагает, что «знание — это комбинация опыта, ценностей, контекстной информации, экспертных оценок, которая дает возможность оценивать и инкорпорировать новый опыт и информацию»^[35].

По его мнению, как информация возникает из данных путем контекстуализации, категоризации, подсчета, коррекции и сжатия, так и знания возникают из информации посредством сравнения, оценки, определения области ее применения, установления связей между разными ее видами. Эту точку зрения поддерживает и Г. Б. Клейнер: «…под знаниями следует понимать концентрированную и общественно апробированную информацию. Знания — это орудие и средство управления»^[36].

Противоположная точка зрения в изложении А. И. Каптерева звучит следующим образом: «Знанием является не только системное знание, но и любая разрозненная, обособленная информация»^[37]. Еще более определенно выразились по этому поводу японские ученые И. Нонака и X. Такеучи: «Информация — это поток сообщений, и хотя знание создается из этого потока, оно находится в зависимости от мнений и убеждений его владельца. Понимание этого положения приведет к пониманию того, что знание в высшей степени связано с человеческой деятельностью»^[38].

Т. Е. Степанова обобщает существующие мнения: «…информацию чаще всего трактуют как данные, которые организованы и переданы определенным образом», или же «движение, связанное с передачей знания». Знание же понимается «и как продукт использования информации, и как инструмент для ее интерпретации», но в любом случае оно «более глубоко связано с человеком и с человеческим обществом, в большей степени зависит от интеллектуальных и чувственных способностей человека»^[39]. Т. Г. Зимаскова связывает знания с экономическим ресурсом: «По нашему мнению, основное различие между информацией и знанием заключается в приоритетах: в знании на первом месте осознающий информацию человек, а в информации — объект, несущий информацию, которая потенциально может быть воспринята (и понята) человеком… При записи знания на материальный носитель оно превращается в информацию об этом знании, при этом неявная часть теряется»^[40].

Если находиться в рамках концепции личностного знания философской концепции М. Полани, то информацию можно определить как формализованное знание, предполагая при этом наличие и неформализованной его части. Именно последняя определяет индивидуальные особенности того или иного «знания», неотделимого от его носителя^[41].

Категории «знания» и «информация», на наш взгляд, являются системообразующими в теориях, претендующих на лидерство в развитии новой экономической парадигмы. Именно их трактовка позволяет позиционировать различные концептуальные подходы относительно объекта и субъекта экономики знаний, цели и механизмов ее формирования и перспектив развития.

Разница в трактовке понятий «знание» и «информация» определяет кардинальные различия «технократических» и «гуманистических» теорий экономики, основанной на знаниях. А в их основе лежит разная трактовка степени отчуждаемости информации от человека как генератора знаний, на основе которых она формулируется и кодифицируется. В. В. Прокин вполне справедливо пишет по этому поводу, что «новая экономика», например, «как правило, трактуется и изучается преимущественно в узком диапазоне технологических (Интернет, информационно-компьютерные, высокие, точные, гибкие, мобильные технологии и коммуникации) и технико-экономических аспектов»^[42]. Это обстоятельство предопределяет и круг исследуемых вопросов, и направления исследования в рамках каждой из теорий. Так, в рамках теории глобальной сетевой экономики в основном изучаются новые методы ведения бизнеса в электронно-цифровой среде и изменения в экономической сфере, связанные с появлением современных технологий (например, деятельность компаний, занятых разработкой программного обеспечения, виртуальных услуг, высокотехнического оборудования, а также исследованиями в области космоса или генной инженерии). Что же касается вопросов, связанных с ролью образования и науки, с новым качеством экономического роста в долгосрочной перспективе, то они являются ядром нового общества в теории экономики знаний, а в других теориях, например, глобальной сетевой экономики, рассматриваются лишь вскользь.

Итак, на основе анализа перечисленных концепций представляется возможным применить к ним следующую классификацию^[43]:

• 1) «информационно-технократические теории» (информационное общество, глобальная сетевая экономика, информационная экономика);
• 2) «гуманистически-ноосферные теории» (ноосферная экономика, «экономика развития, основанная на знаниях», «экономика знаний»).

Схематически содержание каждой из этих концепций в отношении интересующих нас понятий — экономики и роли знания в ее развитии — можно представить в виде табл. 4.1.

Новейшие концепции социально-экономического развития (вторая половина XX — начало XXI вв.)1

Необходимо подчеркнуть, что рассматриваемые концепции не отрицают друг друга. С нашей точки зрения, теоретики приходят во многом к тождественным выводам относительно основных характеристик формирующейся экономической системы, основанной на знаниях (повышение роли знаний как фактора экономического развития и доли сферы услуг в ВВП, влияние новых технологий и информационных сетей на традиционные экономические отношения и появление особых форм взаимодействия субъектов в глобальном сетевом экономическом пространстве).

Проведенный анализ концепций современной экономики показывает, что согласно мнению большинства ученых на постиндустриальной стадии развития общества в воспроизводственной системе происходят качественные изменения, связанные с замещением производства товаров производством услуг. Этот переход основан на превращении теоретического знания (науки) в основополагающий фактор ускоренного производства и тиражирования технологических инноваций. Это является одновременно результатом и следствием многократного увеличения числа людей-носителей знания, что кардинально меняет характер труда.

Таким образом, экономика знаний в широком смысле выступает как:

• — постиндустриальная экономика — поскольку в ней имеет место увеличение доли сферы услуг, замещающих по своей значимости сферу производства;
• — информационная экономика — поскольку информация, знания, наука начинают играть в ней решающую роль;
• — инновационная экономика, поскольку инновационной можно считать такую экономику, в которой знания позволяют генерировать непрерывный поток нововведений, отвечающий динамично меняющимся потребностям, а часто и формирующий эти потребности^[44];
• — сетевая экономика — так как в экономике знаний взаимодействие между носителями знания опосредуется широкими сетевыми связями в глобальном масштабе (появление сети Интернет как новой инфраструктуры экономики).

По нашему мнению, в общем виде соотношение рассмотренных выше теорий можно представить в рис. 4.1.

Таким образом, новая парадигма экономической теории, призванная исследовать закономерности формирования и развития экономики, основанной на знаниях, должна интегрировать в себя концептуальные разработки всех теоретических направлений их исследования. Если теоретики постиндустриального общества, информационной и глобальной сетевой экономики разрабатывают проблемы формирования базиса системы «новой экономики», то теория экономики знаний делает упор на социальный, институциональный аспект ее формирования.

Рис. 4.1. Формирование экономической парадигмы постиндустриального общества.

Это обусловливается, в первую очередь, тем фактом, что знания, в отличие от данных и информации, выражают более общие, глубокие и существенные сведения относительно структур, процессов, явлений. Б. 3. Мильнер подчеркивает, что «знания означают глубокое понимание предмета и способность использовать имеющиеся данные, чтобы оценить новую информацию^[45]». Кроме того, для отнесения сведений к знаниям должна быть проведена экспертиза таких сведений, они должны быть признаны в качестве знаний в рамках соответствующего (признанного) института, в качестве которого может выступать специально уполномоченная на это группа людей, публикация в соответствующем издании и другие институционально зафиксированные формы. Другими словами, знания в качестве общественного феномена возникают только при наличии развитой институциональной среды, и, как считают В. Л. Макаров и Г. Б. Клейнер, «во всех случаях знания неотделимы от институтов: первые возникают только на основе последних»^[46]. В связи с этим особый интерес представляет рассмотрение экономики знаний с точки зрения институциональной теории.

• [1] См., например, работы Я. Корнай, А. Гранберга, Н. Н. Моисеева, Д. С. Чернавскогои др.: Корнай Я. Путь к свободной экономике: десять лет спустя (переосмысливая пройденное) // Вопросы экономики, 2000. № 12; ГранбергА. Г. Экономическое пространствоРоссии: вечные проблемы и трансформационные процессы, поиск стратегий / Материалы V Межд. Кондратьевской конф. «Закономерности и перспективы трансформацииобщества». М.: МФК, 2004. Т. 1; Моисеев Н. Н. Человек и ноосфера. М.: Молодая гвардия, 1990; Чернавский Д. С. Синергетика и информация: Динамическая теория информации. М.: УРСС, 2004.
• [2] См.: Махлуп Ф. Производство и распространение знаний в США. М.: Прогресс, 1966; Machlup F. The economics of information and human capital // Series: Knowledge, its creation, distribution and economic significance. Princeton. N. J.: Princeton Univ. Press, 1984. Vol. 3.
• [3] Маркс К. Экономические рукописи 1857—1859 гг. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М. :Государственное издательство политической литературы, 1969. Т. 46, ч. II. С. 215
• [4] Маршалл А. Принципы политической экономии. М.: Директмедиа Паблишинг, 2008.
• [5] См.: Шумпетер Й. А. Капитализм, социализм и демократия: пер. с англ. / под ред.В. С. Автономова. М.: Экономика, 1995; Хайек Ф. фон. Индивидуализм и экономическийпорядок. М.: Изограф; Начала-Фонд, 2000; Саймон Г. А. Теория принятия решений в экономической теории и науке о поведении / Теория фирмы / пер. с англ. И. В Попович ;под ред. В. М. Гальперина. СПб.: Экономическая школа, 1995.
• [6] Теесе D. J. The market for know-how and the efficient international transfer oftechnology. // Annuals of the American Association of Political and Social Sciences, 1981(November). P. 31.
• [7] Kuznets S. Modern Economic Growth: Rate, Structure and Spread. New Heaven, 1966.P. 437.
• [8] Science, Technology and Industry Scoreboard 2001 — Towards a knowledge-basedeconomy. OECD, 2001. P. 7.
• [9] Макаров В., Козырев А., Микерин Г. Интеллектуальная собственность: правовыеи экономические аспекты формирования // Российский экономический журнал. 2003.№ 5—6. С. 17.
• [10] См., например: Нейсбит Д. Мегатренды: пер. с англ. М. Б. Левина. М.: ACT: Ермак, 2003; Степанова Т. Е. Закономерности экономики, основанной на знаниях. — Самара: Изд-во Самар, гос. экон. акад., 2005.
• [11] Тоффлер Э. Третья волна. М.: Academia, 1999. С. 31—33.
• [12] Тоффлер Э. Третья волна. М.: Academia, 1999. С. 33—34.
• [13] Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М.: Academia, 1999. С. 131.
• [14] Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М.: Academia, 1999. С. XXVII—CXXVIII.
• [15] Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М.: Academia, 1999. С. XXXI.
• [16] Портер М. Международная конкуренция. М.: Международные отношения, 1993;Solow R. We’d Better Watch Out / R. Solow // New York Review of Books. 1987. July 12;Кастельс M. Могущество самобытности. Новая постиндустриальная волна на Западе: Антология / под ред. В. Л. Иноземцева. М.: Academia, 1990.
• [17] Тапскотт Д. Электронно-цифровое общество: Плюсы и минусы эпохи сетевогоинтеллекта: пер. с англ, под ред. С. Писарева. Киев: ITN Пресс; М.: Рефл-бук, 1999.
• [18] Гейтс Б. Бизнес со скоростью мысли. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001; Минс Г., Шнайдер Д. Метакапитализм и революция в электронном бизнесе. Какими будут компании в XXI веке. М.: Альпина Паблишер, 2001.
• [19] Status Report on European Telework: Telework 1997, European Commission Report, 1997. P. 18.
• [20] Вернадский В. И. Несколько слов о ноосфере / Биосфера и ноосфера. М.: Айрис-пресс, 2004; Печчеи А. Человеческие качества. М., 1984; Сорокин П. Главные тенденциинашего времени. М.: Наука, 1997; Тоффлер Э. Третья волна. М.: Academia, 1999.
• [21] Сакайя Т. Стоимость, создаваемая знаниями, или История будущего// Новая индустриальная волна на Западе: Антология / под ред. В. Л. Иноземцева. М.: Academia, 1999.С. 337—371; Foray D. Economic de la connaissance, La Decouverte, Paris, 2000. Цит. no: L'economie contemporaine en 10 legons, Sous la direction d’lvan Samson, Sirey, 2004; ЯковецЮ. В. Глобализация и взаимодействие цивилизаций. М.: Экономика, 2003.
• [22] Machlup F. The branches of learning // Series: Knowledge, its creation, distribution andeconomic significance. Princeton. N. J.: Princeton Univ. Press, 1982, Vol. 2; Machlup F. Theeconomics of information and human capital // Series: Knowledge, its creation, distributionand economic significance. Princeton. N. J.: Princeton Univ. Press, 1984, Vol. 3; Мизес Л. Человеческая деятельность: Трактат по экономической теории: пер. с. англ. М.: Экономика, 2000; Дракер П. Посткапиталистическое общество. Новая пост-индустриальная волнана Западе: Антология / под ред. В. Л. Иноземцева. М.: Academia, 1990.
• [23] Беккер Г. С. Человеческое поведение: экономический подход. Избранные трудыпо экономической теории: пер. с англ. / науч. ред. Р. И. Капелюшников. М.: ГУ-ВШЭ, 2003.
• [24] Добрынин А. И., Дятлов С. А., Курганский С. А. Человеческий капитал: (Методологические аспекты анализа): учебно-метод. пособие. СПб., 1999; Добрынин А. И. и др. Человеческий капитал в транзитивной экономике: Формирование, оценка, эффективность использования. СПб.: Наука, 1999; Капелюшников Р. И. и др. Человеческийкапитал России: проблемы реабилитации // Общество и экономика, 1997. № 7; Критский М. М. Человеческий капитал. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1991.
• [25] Капелюшников Р. И. Экономический подход Гэри Беккера к человеческому поведению // США: экономика, политика, идеология, 1993. № 11.
• [26] См.: Бек У. Общество риска: На пути к другому модерну: пер. с нем. М.: Прогресс-Традиция, 2000.
• [27] Быданова Е. Н. Экономика знаний в России // riac.volsu. ru /konf/ bydanoval.doc.
• [28] Хохлов Ю. Е., Шапошник С. Б. Экономика, основанная на знании: социально-экономические тенденции и политические цели // http: //emag.iis.ru/arc/infosoc/emag.nsf/0/48188a53de82dc06c3256d57004084a8?0pen.
• [29] Дубянская Г. Ю. Экономика развития, основанная на знаниях: идейно-концептуальные основы. М.: МАКС Пресс, 2005. С. 58
• [30] Foray D. Economie de la connaissance, La Decouverte, Paris, 2000. Цит. no: L’economiecontemporaine en 10 lecons, Sous la direction d’lvan Samson. Sirey, 2004. P. 609.
• [31] Вопросы экономической роли информации и неопределенности разрабатывалисьво второй половине XX века такими учеными, как Д. Акерлоф, Д. Стиглиц и М. Спенс, и значение данных тем для науки было отмечено Нобелевской премией по экономике, полученной этими исследователями в 2001 г.
• [32] Прокин В. В. Новая экономика в контексте социально-экономического развитияРоссии: метасистемный подход / Новая экономика и российские реалии: межвуз. сб.науч. тр. / под общ. ред. Ю. К. Перского. Пермь: Перм. гос. ун-т, 2005. С. 5.
• [33] Махлуп Ф. Производство и распространение знаний в США. М.: Прогресс, 1966.С. 44.
• [34] Дэвид П. А., Форэ Д. Экономические основы общества знания // Экономическийвестник Ростовского государственного университета, 2003. Т. 1. № 1. С. 29—55.
• [35] Экономика, основанная на знаниях / под ред. А. Л. Гапоненко. М.: РАГС, 2006.С. 52—53.
• [36] Клейнер Г. Б. Материалы доклада на Втором заседании Высшего совета Национального комитета «Интеллектуальные ресурсы России» от 21.01.2005 в МЭСИ // http://www.mesi.ru/press-centre/news/?nid=341;http://www.sde.ru/news/2005;01−21/2005;01−21.php.
• [37] Каптерев А. И. Менеджмент знаний: от теории и технологиям: науч.-метод, пособие. М.: Либерея-Бибинформ, 2005. С. 92.
• [38] Нонака И., Такеучи X. Компания — создатель знания: Зарождение и развитие инноваций в японских фирмах: пер. с англ. М.: Олимп-Бизнес, 2003. С. 83.
• [39] Степанова Т. Е. Закономерности экономики, основанной на знаниях. Самара: Изд-во Самар, гос. экон. акад., 2005. С. 35—36.
• [40] Социально-экономическое развитие общества: Система образования и экономиказнания: сб. ст. междунар. науч.-практ. конф. / под ред. В. В. Маркина, В. С. Григорьева. Пенза: Приволж. дом знаний, 2004. С. 85.
• [41] См.: Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии / подред. В. А. Лекторского, В. И. Аршинова. М.: Прогресс, 1985.
• [42] Новая экономика и российские реалии: Межвуз. сб. науч. тр. / под общ. ред.Ю. К. Перского. Пермь: Перм. гос. ун-т, 2005. С. 5.
• [43] Классификация составлена автором на основе работ: Нейсбит Д. Мегатренды: пер. с англ. М.: ACT: Ермак, 2003, Степанова Т. Е. Закономерности экономики, основаннойна знаниях. Самара: Изд-во Самар, гос. экон. акад., 2005.
• [44] Элнович И. И. Инновационные технологические преобразования в постиндустриальную эру // http://www.scientific.ru/ dforum/altern/1 121 243 798.
• [45] Мильнер Б. 3. и др. Управление знаниями в корпорациях. М.: Дело, 2006. С. 144.
• [46] Макаров В. Л., Клейнер Г. Б. Микроэкономика знаний. М.: Экономика, 2007.